Часть 2 (1/1)

Раскидистый дуб в ста ярдах от околицы деревни Уикем— Робин, у Гизборна мозги совсем набекрень сделались — Скарлет, устроившись на толстом суку, как курица на жердочке, не сводил глаз с синих плащей, что сновали туда-сюда по деревне, перетряхивая все, как старый мешок. — Если ты про то, что сейчас там происходит, Уилл, то давай не будем путать причину и следствие? — Локсли устроился в развилке с бОльшим комфортом, закинув ноги на один из стволов. Столь вальяжная поза обуславливалась тем, что Робин собрался наблюдать долго, а из деревни их заметить не могли совсем.— Ты что? Его защищаешь? — Уилл встрепенулся и посмотрел на своего вожака. Тот снисходительно изогнул бровь и фыркнул:— Ох, Скарлет, я пытаюсь смотреть на ситуацию… сверху, так ее, во-первых, лучше видно целиком. А во-вторых, не мешают частности. Вот ставлю свой Альбион, что это был исключительно приказ шерифа. И в ?Кабаньей голове? тоже.— С чего ты это взял?— Ну… я просто знаю.— А, опять твои хэрновы штучки? — вздохнул Уилл.— Можно и так сказать, — задумчиво ответил Робин и продолжил свои наблюдения. Но в самом деле, не объяснять же Уиллу Скарлету, как различаются Гизборн, действующий просто по приказу, и Гизборн, действующий, к тому же, и сам? Вот сейчас там в Уикеме находился тот, у которого просто приказ. Помощник шерифа сидит за столом, перед ним стоит корзинка с яблоками, он их оттуда таскает и мрачно наблюдает, как его люди вытряхивают из домов жителей и их пожитки. Вроде все обычно, ничего особенного — солдаты в поисках луков, стрел, браконьерской добычи и прочего, за что можно содрать с Уикема немалый штраф или найти иной способ расправы. А их командир за всем этим наблюдает, промежду делом уплетая яблоки.А Робин смотрит за ним и поневоле кривится, потому как знает этот сорт ранних яблок — редкостная кислятина, больше одного не съешь, челюсть сводит. Но Гизборн уже умудрился сожрать их полкорзинки, вместе с кожурой, косточками и хвостиком, при этом даже не поморщился, да вообще как не заметил. Вот один из знаков, что заставил Робина насторожиться. Да, Гизборн здесь на службе и выполняет приказ, но его самого здесь нет, как и два дня назад в ?Кабаньей голове?. Робин это чувствует. Объяснить это толком не может даже себе, но абсолютно в этом уверен.А тогда на Литу Гизборн тоже вот сидел за этим столом, точно так же чего-то грыз, но при этом он, что называется, был. И Робин это отчетливо ощущал.— Не будет тебе благословения, Гай…— Я убью тебя, Локсли!— А ведь оно бы тебе не помешало…И тут выражение лица Гизборна поменялось в единый миг и губы скривились в ядовитой усмешке:— Можешь им подавиться! Пусть в этом блядстве аббат разбирается!— Гизборн, а зачем тебе был нужен этот балаган под священным деревом? — Робин тогда чуть не подавился от смеха, глядя на такое ?искоренение ереси?.— Что, не понимаешь? Ты можешь сколько угодно сигать через костер с голой задницей, нацепив рога, мне плевать. Это дело церкви. А вот то, что ты, прикрываясь своим язычеством, устраиваешь грабежи и убийства — это уже преступление, как и браконьерство, на которое ты тоже великий мастер. Причем все это преступления сплошь тяжкие уголовные и попадают в мое ведение. — Во-первых, Гизборн, я не браконьер, а охотник в своих владениях. И в своих владениях я делаю, что хочу, так что это не грабеж, а взимание налогов. Во-вторых, не может жизнь человека стоить жизни оленя. Нельзя ставить людей ниже животных. Это несправедливо!— Справедливо. От оленей, Локсли, пользы значительно больше, чем от людей, не знал? Странно, ведь король того же мнения, а вы с ним такие друзья были. Ну такие друзья!Напоминание про короля Ричарда определенно было лишним, и Робин не сдержался:— Я тебя убью.— Но только не сегодня — у тебя пост, — нагло ухмыльнулся ему в лицо Гизборн.— Он кончится.— Вот когда кончится, тогда и приходи, вместе со всей своей компанией. Женушку не забудь. Буду ждать с нетерпением, даже солому прикажу сменить в яме. В твою честь.— Нет, уж лучше ты к нам.— А чего так Ноттингема избегаете? Голос Маленького Джона донесся до них:— Робин, что ты там копаешься? Пошли быстрее!— Беги-беги, а то все веселье пропустишь, без тебя начнут. — мрачно произнес Гизборн и отвернулся, давая понять, что разговор закончен. Вот высокомерная норманнская скотина! Как будто не он здесь пленник!— Потом поговорим. — Ответил ему Робин и добавил: — И поговорим серьезно.— Что, опять топить будешь? Или вешать? На другое у тебя фантазии нет?Отвечать за эту колкость почему-то не хотелось. Ладно, не сейчас, время еще будет после и может быть… Хотя ожидать чего-то другого от Гизборна — напрасный труд. А может, все-таки?.. Надо поговорить с отцом. Все равно так дальше продолжаться не может. Уходя, Робин краем уха услышал, как усатый наемник насмешливо бросил:— И чего ты этим добился? Фраза, которую произнес Гизборн в ответ, была странной:— Берт, не отвлекайся от главного.Только позже Робин понял, что она означала.При этом воспоминании Робин поморщился, хотя все тогда закончилось относительно неплохо, могло быть и значительно хуже, но почему не отпускает чувство, что все могло бы совсем по-другому? Если бы Гизборн не смог развязать веревки? Если бы после праздника… Ну вот если бы что? Однако в тот раз Гизборн хотя бы был… живым и теплым. Иначе это ощущение было не описать. И это был последний раз, когда Робин видел его таким. В замке Беллема это снова была пустая и холодная оболочка, он будто окаменел, как и сейчас в Уикеме, как и два дня назад в ?Кабаньей голове?.Тогда они спаслись, исчезнув за очагом в кухне еще до того, как туда ворвались солдаты, но, уходя последним, Робин все-таки успел заметить это состояние Гизборна. А если бы тот был в другом? Сбежал бы Робин так же сразу или не смог бы отказать себе в удовольствии затеять драку? Несмотря на опасность, и нешуточную? И боялся ответить ?да? себе на этот вопрос. А все потому, что очень соскучился по состоянию ?живого? Гизборна.Строго говоря, эту его особенность Робин начал замечать уже давно и поначалу не мог понять, что происходит, когда один раз тот вот так взял и ?окаменел? у него на глазах. Робин тогда чуть не рехнулся: только что дрался с ним живым, а вот стоит перед ним холодная статуя, от которой не добиться ничего. А потом научился распознавать, и с этого момента наблюдать за Гизборном стало для Робина и излюбленным развлечением, и предметом особого интереса.В ?живом? состоянии с ним можно было обменяться язвительными колкостями, спорить и попробовать даже пошутить, и он отвечал. В своей манере, разумеется, но это было! Их поединки скорее напоминали своеобразную игру, странную, загадочную и несерьезную. И между ними как будто проскальзывала какая-то искра. Особенно это было видно по выражению лица Назира. После увиденного тот долго приходил в себя и никак не мог отстать от Робина с вопросами, что это сейчас было и что это случилось вдруг с Гизборном и с самим Робином? Робин лишь улыбался и разводил руками, и Назиру приходилось довольствоваться одним объяснением — он же все-таки сын Хэрна... Жаль только, нельзя было предсказать, каким будет Гай в очередной раз, и от чего все зависело, Робин не понимал. Это огорчало, потому что выяснить хотелось. Поэтому и неизменно радовался, если выпадал случай, все надеялся: вот-вот поймет и разгадает эту загадку. Но последнее время случай что-то выпадать не торопился, сегодня вот тоже. Гизборн сейчас там в Уикеме сидит, а Робин тут на дереве и пытается сообразить, с чего это уже которую неделю творится что-то странное. Что происходит? Какая муха укусила шерифа, и он вытворяет черт знает что? Такие приступы с де Рено частенько случались на почве приезда короля, но неизменно проходили с отъездом оного. Однако их величества давно уже было не видно и не слышно, а вот выходки шерифа приобретали все более угрожающий размах. Де Рено и раньше-то не отличался человеколюбием и прочими добродетелями, но то, что творилось последнее время, уже не влезало ни в какие ворота. — Нет, Уилл, это не у Гизборна мозги совсем набекрень сделались, а у шерифа. И мне очень хотелось бы знать, почему.— Так давай поймаем Гизборна да и спросим?— Давай! — воодушевился Робин и тут же как-то скис. — Хотя, нет, Уилл, потому что мы можем провозиться, так ничего не добившись. Надо как-то по-другому вызнать.— Как только?— Не знаю, Скарлет, только мне это все очень не нравится. — А уж как мне!Робин и предположить не мог, что более-менее вразумительный ответ на этот свой вопрос он получит в лагере. От Тука.***В следующий свой приход в таверну Гай и не предполагал, какой ему там преподнесут сюрприз. А ведь все шло как всегда, кроме того что он пришел позже обычного и уже успел вымотаться за утро, как гончая на кабаньей охоте. Покончив с делами и едой, Гай просто сидел в облюбованном уголке, прихлебывал эль и размышлял. События последних двух недель совершенно не укладывались в голове и новый приказ шерифа тоже. Де Рено накануне разругался с братом непонятно почему, а потом ему во что бы то ни стало потребовалась еще одна облава на разбойников, но уже в Шервуде. Тащиться туда Гаю не хотелось вовсе, и дело было не только в том, что облава сия не принесет ничего кроме людских потерь, тут причины были личного характера — Локсли. Два дня назад в Уикеме разбойник был где-то недалеко, да и в ?Кабаньей голове? наверняка тоже — на что угодно можно спорить. Но показываться не стал, видимо, чего-то выжидая, и чему Гай был несказанно рад. Однако эти прятки и выжидания означали только одно — Локсли что-то задумал. И вот пока они его ловят в лесу, хорошо если обойдется без потерь, этот стервец придумает что-нибудь в другом месте… Реакцию шерифа потом предугадать несложно. Но и это еще не все. Рано или поздно с Локсли придется столкнуться, а выдерживать эти встречи становится все труднее. Поэтому разумнее всего было бы решить эту проблему совсем, и самый разумный способ — уехать. Ведь ничего же тут не держит, разве что кроме визитов в ?Ягненка?, а все из-за общества госпожи Беатрисы и возможности приятной беседы за кружкой эля или кубком вина.Но сегодня, увы, поговорить не получится, ему уже давно пора идти в замок, проследить за приготовлениями к завтрашней поездке шерифа в Ньюарк. Если он вернется поздно, шериф опять орать будет…Вот никогда его конные базары не интересовали, и нате вам! Понадобилась ему маленькая кобыла для верховых прогулок. Причем выбирать надумал самолично. Он выберет! Он такое выберет, что потом не знаешь, как это сбыть с рук, хоть с доплатой. И чем его Гермелин не устраивает? Всем хороша, особливо характером и плавным шагом. Надоела, что ли? Так она же не баба, а лошадь, как она надоесть может? Тут либо устраивает на ней ездить, либо нет. Кстати, надо в ближайшее время, что называется, кровь из носа, добраться до лорда Мейли, за подписью, Гай и так уже сделал за него всю работу, но подделывать подпись и печать официального коронера — нет уж, спасибо, это не к нему. Опять начинается старая песня, потому что лорд Мейли свою должность терпеть не может и все время пытается от нее отбрыкиваться, скидывая свои обязанности на оставшихся трех коронеров, хотя и не имеет права. Те, соответственно, в восторге не были, и это мягко говоря, вот и приходилось выкручиваться:— Сэр Уильям, у нас… ну в общем... — Кто-то нашел сокровища и не захотел поделиться? Или вдруг, избави Господь, случилось крушение какой-нибудь баржи на Тренте?— Все гораздо прозаичнее: голый труп есть, а ничего опознавательного на нем нет…— Ничего в этом мире не меняется! Неужели мне обязательно ехать? Я старый и больной человек, у меня с утра голова раскалывается и кружится… и нога!— Я все понимаю, сэр Уильям, вам совсем не хочется тащиться непонятно куда ради трупа не пойми кого, тем более вам за это не платят…— Какое тонкое наблюдение! Да, все-таки в моем возрасте и с моим здоровьем такие выезды — это не баран чихнул, хотя для вас это, конечно, пустой звук, вы молоды и полны энергии, для вас все нипочем, а вот я…— Но я могу привезти вам бумагу на подпись…— Тогда уж и нацарапайте там сами.— Если бы у меня получалось подделывать подписи, как вы думаете, я бы был помощником шерифа?— Думаю, нет, ладно, привозите эти ваши протоколы…— Тем более, что у вас и архив… опять же.— Глаза б мои его не видели!И вот так всегда. Гай его, в общем-то, понимал — за столько лет, сколько сэр Уильям тут коронер, можно утратить интерес к чему хочешь, да большинство людей столько и не живут. Непонятно только, почему не выберут другого, раз здоровье не позволяет обязанности выполнять? Может, никто не хочет взваливать на себя эту должность? Очень похоже на правду. Но вот как впихнуть облаву в Шервуде между судом, поездкой шерифа, и, не дай бог, еще что-нибудь на голову свалится? А может, пока не торопиться, там, глядишь, шериф про нее забудет?Однако пора собираться. Гай встал и осмотрелся, не забыл ли чего. Выйти решил через общий зал, так и ближе будет. В зале почти никого не было, кроме хозяйки и ее гостя. Гай сначала толком не понял, с кем это разговаривает госпожа Беатриса за стойкой, но вот на голове у этого типа был такой же берет, в котором последнее время форсил шериф, и даже перышко топорщилось точно так же. И плащ был как-то подозрительно похож на новомодное одеяние начальства.Пока Гай таращился на перышко, владелец сего берета вдруг повернулся в профиль... Гай не помнил, как буквально нырнул за перегородку. Госпожа Беатриса сидела в компании шерифа ноттингемского, Роберта де Рено, и до Гая доносились обрывки их разговора.— Мне показалось, что…— Это мой хороший знакомый из клиентов попрощался…— Да? У вас много… знакомых. Особенно молодых…— Конечно, это же таверна! И у нас есть постоянные клиенты. Вот и вы, кстати, тоже. — Да, я...— Только вы последнее время к нам редко заходите.— Дела, знаете ли… Работа, обязанности… Даже о душе подумать некогда, вот и в церковь съездить нечасто получаетсяИ тут до Гая дошло, как шериф тут оказался — по этой дороге можно проехать от замка до церкви Святой Марии, где, начиная с весны, вдруг полюбил молиться де Рено. Видимо, замковая часовня и тощий капеллан перестали его устраивать. И теперь, кажется, понятно, почему. По дороге можно заглянуть в ?Золотого ягненка? промочить горло и поболтать с прекрасной хозяйкой.— Какой вы ответственный человек!— Да, и что самое обидное, никто не ценит, а ведь все приходится делать самому! Ну ведь никому ничего доверить нельзя! Кругом одни идиоты!— Ну так уж и одни? Так уж и кругом?— Я своих подчиненных имею в виду и саксов. Вы тут ни при чем.— Спасибо. — Не за что. Шериф допил свою кружку и сказал, глядя в нее:— Совершенно отвратительное пойло у вас тут, — и покосившись на букет роз в кувшине на стойке, добавил: — И мерзкие розы! И это платье вам совершенно не идет.— Еще эль будете? — Мягко и почти нежно спросила его госпожа Беатриса.— Буду!Хозяйка наливала эль и бросила короткий взгляд в сторону Гая, чтобы тот не вздумал что-то сделать. А хотелось очень, однако желание дамы — закон, и Гай решил не вмешиваться, тем более что выгода может оказаться гораздо меньше того, что он потеряет. Шериф тем временем выпил и эту кружку, вытер свои завитые усы и начал прощаться. Госпожа Беатриса проводила его до дверей, сняла засов и, выпустив гостя, снова заперла дверь. До открытия вечером было еще немного времени.— Сэр Гай, мне нужно с вами поговорить, — громко сказала она. — Я весь к услугам дамы — ответил он, выйдя из своего укрытия.— Тогда пойдемте в другую комнату, я только возьму кувшин и кубки. Это долгий разговор.Когда в глазах госпожи Беатрисы блеснули слезы, Гаю стало очень не по себе. Все-таки дамы в расстроенных чувствах его немного пугали. — А почему я?— А больше некому! Не с братьями же обсуждать? — заговорила она дрожащим голосом, стиснув в руках кубок.— Ну… тоже верно.— А вы как раз лицо причастное и хорошо знаете его шерифство.— Ой, это сильно преувеличено! — и на всякий случай добавил: — Особенно последнее.— Неважно! Важно, что я так больше не могу! Гай понимал, что ему надо что-то сказать и желательно по существу, но совершенно не представлял, что. Поэтому он уткнулся в свою кружку и попытался придать лицу сочувственное выражение.— Да перестаньте вы гримасничать и скажите лучше, что мне теперь с шерифом делать!— Я не знаю, а что вы раньше хотели с ним сделать?— Много чего. А сейчас мне больше всего хочется стукнуть его чем-нибудь тяжелым по голове! Сил моих больше нет!— Ну… если что, могу подержать.— Вы что, с ума сошли?— Так вы же…— Ладно, оставим это, просто выслушайте меня, может вам что-нибудь в голову придет?— Вот это точно нет, его шерифство говорит, что у меня нет мозгов, и я не умею…— Его шерифство говорит? А вы его и слушаете? Нашли кого слушать! Да если бы я слушала, что говорит ваш шериф, то повесилась бы уже раз сто! Он такую дичь порет, что, если бы не знала, какой он на самом деле умный и интеллигентный человек, подумала бы, что он полный, совершенный дурак!— Ну… э… не исключено!— Да? Вот сегодня то же самое было и уже который раз, я со счету сбилась.— Что?— Вот это самое: вопиющая, несусветная, махровая дичь! А что, по-вашему, я должна думать, когда он приходит, смотрит на меня влюбленными глазами, при этом говорит мне гадости, отзывается просто отвратительно о моей семье и уходит? Я ему и так, и эдак намекала, чтобы он прекратил этот балаган, но он меня не слушает! На прошлой неделе он принес мне подарок — серебряный наборный пояс. Но при этом обставил это все так, как будто хочет сделать подарок своей матушке на день ангела, а от меня требуется совет как женщины со вкусом, чтобы я выбрала, который из них кажется мне более изящным и красивым. Когда я указала на один из тех поясов, что мне понравился, то именно его он и ?забыл?. Я попросила одного из моих братьев догнать и вернуть ?подарок?. Или вот на Пасху спрашивал меня, как я отношусь к тому, что сейчас носят.— И после этого он купил беретку. — И сбрил бороду.— Сбрил. И розы.— Какие розы? Эти?— Ага. Пятьдесят корней провансальских роз.— Ох, боже мой! Что, в самом деле провансальских?— Угу. А я-то думал, где я их уже видел?— Но скоро розы отцветут, и все это закончится.— Ага, закончатся они! Виноград начнется. — Что?— Я говорю, он вам виноград начнет присылать, как раз созревать начал. Виноград, не шериф. Он-то, похоже, давно созрел. Шериф, не виноград. И даже охрану приставил, чтобы аббат его не сожрал. Виноград, в смысле.— Спасибо, что предупредили.— Не за что, мне не хочется вас расстраивать, но кобыла, сдается мне, будет тоже вам.— Какая кобыла?— Та, которую он собирается для вас покупать в Ньюарке.— Боже мой, что я с ней делать буду?— Ездить.— Как? Я же не умею!— Что, совсем?— Я вам не благородная леди!— А это тут при чем? Я вас научить могу.— Что, в самом деле?— Тут ничего сложного-то нет.— Это вам, сэр Гай, легко говорить — вы в седле родились, а я…— А вы научитесь.— Боже милосердный! Розы, виноград, лошадь и этот балаган всякий раз, как приходит. Я все понимаю, и мужчины по молодости лет и недалекому уму так себя ведут, но он-то уже не мальчик, и я не девочка. Мне что, пятнадцать лет?— Ну… не совсем.— Совсем нет! Я взрослая женщина со своим взглядом на жизнь, любовь и определенными потребностями души и сердца, которые я не хочу менять на пустую шелуху слов, цветочки и кошачьи концерты под лютню в его исполнении.— Кифару…— Что — кифару?— Я вчера поймал за шкирку того хмыря, что к сундуку прилагался, и спросил, как может лютня так безбожно дребезжать, и он мне сказал, что это не лютня, а кифара…— Какой сундук? Какой хмырь? — В котором она прибыла, в сундуке, то есть. А хмырь ее сопровождал. — Я с ним с ума сойду. И с вами тоже.— Про него понимаю, а со мной-то почему? Но если вы хотите от него избавиться, то предупреждаю сразу — шансов у вас мало.— Не хочу я от него избавляться, только объясните мне, почему у меня мало шансов?— Потому что он вас сам выбрал и начал капиталовложения — сами видели. Если все так, как я думаю…— То что?— То он на вас жениться надумает.— Как надумает, так и передумает.— Ну, я бы на вашем месте не был так уверен.— Это еще почему?— Вот почему: мне из всего этого ничего не было поручено. А капиталы потрачены немалые. И время. Сами посудите — он вокруг вас тут с весны ходит, как кот вокруг сметаны... — Ну это уж совсем не показатель.— А я так не думаю. Из всего этого можно сделать только один вывод: он намерен добиться вас, и для этого в случае надобности он даже женится.— Не может такого быть! И поясните, наконец, при чём здесь вы?— Тут вот какое дело — я у него вроде как талисмана, когда ему надо что-то провалить, он это мне поручает и говорит, что это очень важно. Но это все по работе, когда ему все равно. А вот когда ему кровь из носа нужен положительный результат, особливо в чем-то для него лично важном, то меня к этому делу и близко не подпускает. Я это понял после того, как шериф решил жениться на леди Милдред. Он не жениться хотел, он денег хотел. Вот поэтому мне поручили невесту, а не деньги. А сказали, что поручили. Вы улавливаете?— Нет, но я помню эту историю.— Бьюсь об заклад, что знаете официальную версию, я вам как-нибудь всамделишную расскажу, обхохочетесь.— Обязательно, но это не имеет отношение к моему делу.— Еще как имеет! Вот помяните мое слово, что он к вам с виноградом свататься придет.— Ни за что! Я уже была замужем и больше туда не хочу!— Так поэтому вы всем отказываете?— Не только, я хочу поддержки и опоры, стабильности и благополучия с уверенностью в будущем, любви и счастья, наконец!— Так, а…— А эти на такое не способны! Они хотят получить деньги моего мужа и меня, благодарную, заодно. И я их не люблю! Я его люблю! Но замуж за него не хочу.— Ничего не понимаю! Женщина, если любит, то должна хотеть замуж.— И вы туда же?— Ну… а вас чего не устраивает? Ну попался вам в первый раз муж так себе, так ведь во второй раз может больше повезти. — Вы неисправимый оптимист, сэр Гай. Знаете, после моего первого замужества имею полное право вообще ненавидеть всех мужчин поголовно, в том числе и моих собственных братьев.— А… почему?— Как-нибудь потом расскажу. По сути, у меня есть только один выход — запереться в монастыре, хотя эта мысль мне не очень нравится.— И нечего там делать.— Вы тоже так считаете?— Уверен. Скажите ему. Я про шерифа.— Что сказать?— Ну… что вас так не устраивает, вам по-другому лучше. Я вот спрашиваю. — Да?— Ну… кхм… надо же узнать, как даме больше нравится. Время и силы экономит.— Не ожидала от вас такого.— Чего не ожидали-то? — То, что вы спрашиваете. Обычно мужчины… берут, не интересуясь даже согласием.— И зря. Мне такой способ любви опротивел еще с Нормандии. А если бы вы сказали ему, ну, шерифу… что вам эти… ну… не надо… так можно было бы и сразу к делу, то есть он мог бы вас утешить.— Ах, оставьте! Во-первых, я не нуждаюсь в утешителях подобного рода, а во-вторых, если ли бы и нуждалась, то давно выбрала бы себе… Тут полно молодых и красивых мужчин, которые проделали бы это с большим успехом, чем он. Вот вы, например.— Кхм! — поперхнулся Гай. — Большая честь.— Которая вам совершенно не нужна, кстати. Вы даже за мной ухаживать не пытались, хотя все тут начинают именно с этого. Вы здесь в поисках совсем другого — вы здесь ради потребностей души, а не тела. — А… э… то есть вы красивая женщина. Очень. Как вы догадались?— Это просто. Я внимательно за вами наблюдаю все это время, что мы знакомы, и вы ни разу не позвали к себе ни одну из служанок. Даже намека не сделали, вы приходите сюда в поисках тихого местечка для подумать над бумагами и возможности спокойно подремать в углу после. Кроме того, вы приходите сюда ради наших с вами бесед про вашу службу и просто так. Если бы вам требовалось только удовлетворить похоть, то вы бы вели себя здесь совсем по-другому. — Наверное, вы правы.— Да, я права, а вот вы нет! — В чем? — В том, что пытаетесь себя обмануть, принимая потребности души и сердца за потребности тела и удовлетворяя только их, отодвигая в сторону остальное, стараясь не обращать внимание. Но оно никуда не девается, не исчезает и не проходит. Оно, не получая удовлетворения, разъедает вас изнутри. Вот так и получилось, что вы слывете первым любовником Ноттингема, мучаясь при этом от несчастной любви к совсем другой персоне. Да, ваше сердце давно и прочно занято, вот только предмет вашей любви ее не замечает или не ценит, а может быть, не хочет показывать свой интерес к вам или страдает от обиды, что вы нанесли, возможно, сами того не зная. Мне это неведомо. — А я… не знаю, что сказать. Вы догадались также, кто? — спросил Гай, изо всех сил стараясь остаться невозмутимым.— Мне не надо говорить ничего, скажите это предмету вашей любви. Нет, я не знаю, кто, но… ваши отношения в последнее время, видимо, окончательно испортились, и вам становится совсем плохо. Я это вижу, и это меня печалит. Может быть, пора поговорить начистоту?— Это… не надо, в общем. Так лучше будет. В самом деле лучше.— Понятно. Еще вина?— Да, спасибо, а ведь меня тут считают не только первым любовником Ноттингема, но еще и безбожным пьяницей. — И снова напрасно. Я держу трактир, и я была замужем десять лет. Сэр Гай, я знаю, что такое настоящий пьяница. И вы на него не похожи. Так что я спокойно могу налить вам еще вина без опасений, что вы сопьетесь.— Налейте, оно у вас прекрасное.Госпожа Беатриса встала и, взяв кувшин, пошла на кухню принести еще вина, а Гай мрачно смотрел, как за окном на берегу канала топчется пара нищих калек. Один из них, хромой и кривой, был поводырем для другого — совсем слепого. Мимо них вразвалочку, как утка, прошел толстый монах-бенедиктинец, брякая кружкой для пожертвований.