Глава 22 (1/1)

Ричард не помнил, как закончился вечер и как он оказался у себя дома. Ему снились какие-то красивые сны, которых он не запоминал – только общее впечатление удовольствия и покоя. Кажется, он качался на волнах, или плыл в мягкой лодке… или это Грэм нес его на руках? Да нет, вряд ли, ведь есть машина и так быстрее. Думалось как-то очень уж медленно и совсем не беспокойно. Постепенно волны стали меньше и легче, вода успокоилась. Ричард покачивался все более плавно, погружаясь в теплую тишину.Громкий и резкий вопль напугал и заставил резко вынырнуть. За первым криком последовал другой, а потом еще и еще, сливаясь в замысловатые трели. Леди Мариан бегала по спинке кровати и ласково щебетала, то и дело поглядывая вниз, на дорогого Ричарда. Тот слегка прищурился, потому что картинка в глазах расплывалась.– Что здесь делает моя славная птичка? Разве она не должна спать в своем премиленьком домике? – едва ворочая языком, спросил он.– Она долго сидела одна, пусть побегает немного, – отозвался Грэм откуда-то со стороны. – Не думай об этом. Расскажи лучше, как ты по мне скучал.– Очень скучал, – улыбнулся Ричард, сбрасывая остатки дремы. – Считал дни и часы до твоего приезда.– Это очень хорошо.Кровать пришла в движение, прогнулась под тяжестью Грэма. Он сел на край и начал складывать полотенце, в которое был завернут после душа.– Мне бы тоже надо освежиться, – пробормотал Ричард, соображая.Мысли подчинялись крайне неохотно.– В этом нет необходимости, я люблю как ты пахнешь, – хрипловато отозвался Грэм.От его голоса Ричарду стало жарко.– Но я буду неловко чувствовать себя...– Прекрасно ты себя почувствуешь, не беспокойся. Я так соскучился, что ты забудешь собственное имя.Грэм лег рядом, и Ричарда окатило волной его запаха; кровать снова пришла в движение и жалобно скрипнула под их телами.– Господь Всемогущий...– Да брось ты, и без него прекрасно справимся.Его лицо было совсем рядом, можно было рассмотреть короткую щетину и каждую морщинку у глаз. Ричард сглотнул; в голове у него все еще кружилось и качалось.Он всегда жадно и долго целовался, но сегодняшний вечер показался Ричарду особенным. Грэм сопел и сжимал его, глухо ворча горлом, и эти животные звуки особенно сильно заводили, будоража потаенные, темные желания глубины души.

Ричард прикрыл глаза и тут же представил себя на лесной поляне. Цвели какие-то незнакомые желтые цветочки, покачивали своими пушистыми метелками травы, деревья склоняли ветви, едва не касаясь медвежьей шкуры. Медведь был большой, темный и молчаливый. Он нюхал Ричарда, сопел и фыркал, иногда касался языком или терся носом – должно быть, где запах скопился сильнее. Страха совсем не было, потому что медведь не собирался его есть. Ричард никогда раньше не подозревал в себе таких наклонностей, но ему нравилось, как струится под ладонями звериная шерсть, под которой перекатываются мощные мускулы. Ощущать, что зверь наваливается на тебя сверху, было… впечатляюще.Грэм рычал и сопел ему в ухо, целовался дорожками коротких прикосновений и вкусно чмокал при этом.

– Мне так хорошо, – прошептал Ричард, не открывая глаз. – Я хочу, чтобы так было всегда…– Твое желание для меня закон, – глухо отозвался Грэм-медведь, обдавая горячим дыханием его висок.В этот раз вышло все совсем по-другому, не как прежде, и новые переживания сводили с ума. Ричард так и не открывал глаз, боясь потерять зыбкое видение с поляной и зверем, а тот, похоже, только рад был стараться. Трава казалась совсем реальной: она шуршала, издавала запахи, когда ее давили коленями, врезалась в кожу. Смазкой послужил сок какого-то растения, он немного холодил и сдерживал стремительно нарастающее удовольствие, отодвигая взрыв. Грэм старался не отстраняться: он догадался, что Ричарду нравится плотный контакт, а потому прижимался теснее, обнимал и наваливался сверху. Ощущение веса огромного зверя и уверенные толчки внутри едва не лишали разума. Ричард глухо стонал и бездумно драл траву пальцами, даже не пытаясь ничего анализировать: мысли просто рассыпались из его головы, вышли со свистом дыхания из разгоряченного горла. Ему вторили птицы, невидимые в вершинах деревьев, и, кажется, с ними была леди Мариан. Определенно, она.Зверь внутри был тяжелым и очень горячим. Ричарду казалось, что он чувствует, как с трудом пробивает себе дорогу внутри крупная головка, в конце концов упираясь во что-то в животе. Движения внутри были уверенными, но осторожными, будто медведь проверял, что Ричард может ему позволить, хотя тот был готов на все, растеряв остатки сознания. Сейчас он хотел только одного: чтобы эта пытка была вечной. От мощного оргазма в голове Ричарда будто настала ночь. Звуки в один миг заглохли, отдалились, свет померк, и вся лесная поляна растворилась в мягкой темноте. Медведь позади него заворчал и задвигался внутри резче, догоняя. В животе стало горячо и тесно, член вздрагивал, изливаясь в него. Последним отголоском сознания Ричард подумал, что прежде он не мог чувствовать такие детали – и его растворила ночная темнота.Он, конечно, не мог видеть, как медведь ласково баюкает его, собирая следы их восторгов, и как ветви склоняются над их ложем, а лесные птицы и домашний попугай приносят салфетки и расправляют простыни. Ричард не видел светлячков, кружащихся под потолком, и деловых ежей, снующих под кроватью. Небо было видно прямо через потолок, и медведь еще какое-то время лежал, глядя в звезды и что-то негромко ворча, а потом помахал лапой Большой Медведице и натянул одеяло до самых ушей. Ричард не видел, нет – он спал, а во сне что только ни привидится. Жаль, что многие сны улетают почти бесследно.Ранним утром Ричард проснулся от страшной жажды. Во рту пересохло, как в пустыне, казалось, что голова вот-вот начнет трескаться и рассыпаться песком. Грэма рядом не было.Ричард встал, придерживая голову рукой и тихонько охая, и побрел на кухню. Там он приложился к бутылке минеральной воды, заботливо припасенной в холодильнике неким таинственным доброжелателем.

– Гораздо лучше, – пробормотал он, вылив в себя примерно половину содержимого.Постепенно включалась голова. Ричард проведал леди Мариан (она вела себя как хорошая леди: сидела в своем домике и дремала, будто это вовсе не она, а какая-то другая леди ночью носилась по спинке кровати и оглушительно верещала), собрал раскиданные с вечера вещи, проверил продукты в холодильнике.Сумка Грэма стояла в гостиной у дивана. Она была раскрыта, и в глубине не хватало каких-то вещей. В холле висела его куртка, стояли ботинки. Почему-то Ричарду было приятно смотреть на его одежду.Он сам не помнил, как вышло, что Грэм живет у него. Его жизнь очень изменилась за последние полгода, хотя он ничего для этого не делал. Это было приятно и странно, хотя больше приятно, конечно.Грэм вернулся как раз к завтраку, будто чувствовал. Он вошел в дом и чем-то шуршал и топал на входе, пока Ричард был занят беконом и яйцами.– Доброе утро! Ты так рано встал, я надеялся, что застану тебя спящим.– Наверное, я замерз без тебя, – улыбнулся Ричард. – Ты бегал?– Да, прогуливался на берегу. Что-то мне тревожно, – глухо отозвался Грэм из ванной. – Никак не могу понять, в чем дело.– Предчувствия?– Что-то вроде. Не люблю неопределенности.Грэм сел за стол, вывалил себе в тарелку половину бекона и принялся его жевать.– Яйца?– Да, два, пожалуйста.– О, так скромно? – удивился Ричард.

– Мне еще к Адаму идти, а у него – сам знаешь – из-за стола не выходят, а выкатываются. Так что я поберегу место.Они поговорили о планах на день, немного подразнили друг друга (Ричард, похоже, переборщил, потому что глаза у Грэма загорелись, а борода встопорщилась), потом собрались расходиться, чтобы встретиться снова к обеду.Ричард одевался у двери, и заметил странную вещь. Ботинки Грэма стояли на месте, все те же, одна пара. Второй не было. Выходит, утром он гулял босиком?

– Медведи не носят ботинок, – прошептал он сам себе, и испугался этой мысли.

Одно дело думать об этом как бы в шутку, пока Грэм далеко, или ловить собственные галлюцинации, и совсем другое – видеть почти своими глазами, чуть ли не хватать за руку. Или за лапу?Ричард глубоко вздохнул, выдохнул и разрешил себе больше не думать об этом. По крайней мере, пока.До обеда он успел сгонять в муниципалитет, где как раз были готовы новые бумаги по межеванию, которые так ждали местные фермеры. Очень довольный собой, Ричард собрался звонить Грэму, чтобы узнать насчет встречи, но увидел его самого, не успев достать телефон. Тот шел навстречу сквозь пустеющий рынок и махал ему рукой.– Я тебя нашел, – сказал он подходя. – Не опоздал?– В самый раз. Как ты узнал, где я?– О, это очень легко. Я всегда тебя найду, ты же знаешь. Сходим поесть здесь, или мне приготовить что-нибудь дома?– Поедим тут, чтобы не ждать мне, не трудиться тебе и никому не мыть посуду после, – сказал Ричард.– А ты хитрый, – довольно сощурился Грэм.

– Мне приходится.За едой Грэм рассказывал, как заехал к леди Мариан и пообщался с ней (птичка снова хулиганила, потому что не желала оставаться одна: украла у Грэма ключи и занесла их на шкаф)– Я думаю, она злится, потому что я собираюсь звать тебя в Шотландию. Вдруг ты не вернешься?– О, а ты собираешься? – Ричард замер, не донеся вилку до рта. – Неужели?– Что, уже и не надеялся? – усмехнулся Грэм. – Извини, я знаю, что ждать пришлось дольше, чем хотелось бы. Но мне нужно было все уладить, чтобы ты чувствовал себя спокойно там. И я, по правде говоря, все еще волнуюсь.– Но ведь ты будешь со мной, – ободряюще улыбнулся Ричард. – Значит, все хорошо.– Надеюсь, что так. Ты хочешь взять леди Мариан с собой?– О, нет-нет, что ты! Переезд – большой стресс для попугая, они могут заболеть от нервов, начать выщипывать себя и отказываться от корма. И еще расстройство пищеварения...– Я понял, достаточно! – запротестовал Грэм. – Ты уже изучил этот вопрос, и мне не нужно об этом думать. На кого ты думаешь ее оставить?– Сперва поговорю с Дином. Он мой родственник и просто хороший человек.– Ага, и надзорный, так что это, в некотором роде, его работа.– Я ему доверяю, – Ричард пожал плечами. – Оставлю ему ключ от дома и вдоволь корма и всего прочего. Надеюсь, ему не будет сложно проводить некоторое время с моей бедной птичкой. Но если Дин не сможет, то есть еще Адам и Джон, так что все устроится как-нибудь. А тебе, мой дорогой, придется еще посмотреть подношения от птиц и мелких зверушек, которых собралось уже целое ведро, не считая трупов и гниющих продуктов, которые я украдкой хоронил. Я чувствую себя тайным лесным божеством, разве что колени еще не в масле.– Ох, ну да, точно. Тебя же атаковали эти проныры, ха! – Грэм рассмеялся. – Я ожидал этого.– Пока, конечно, ничего не расскажешь?– Всему свое время, дорогой, не спеши.

– Моему терпению будет поставлен памятник, – вздохнул Ричард.– И это будет самый посещаемый животными памятник в истории, – поддержал его Грэм. – Прекрасная мысль. Если хочешь, я могу воздвигнуть его в поместье. Например, на холме над выпасом.– Не стоит, а то я еще загоржусь и потребую королевских почестей, – с невинным видом сказал Ричард.Вид взметнувшихся бровей Грэма и его секундное замешательство доставили особое удовольствие.

– Ты достоин этого. Поверь мне, – сказал он, наконец.После обеда они вдвоем развезли копии документов по ожидающим их фермерам, а вечер провели вместе: немного прогулялись по берегу на закате, а потом смотрели фильмы (или хотя бы пытались делать это) под аккомпанемент рулад от леди Мариан, лучшей оперной певицы всех времен.С утра Грэм еще затемно собрался: они со старым МакКоем собирались в Дублин и еще куда-то по своим загадочным делам. Ричард слышал, как он уходит, но не стал вставать: было слишком рано.Однако заснуть ему не удалось, потому что мысли крутились вокруг предстоящей поездки и связанных с этим забот. То и дело всплывали какие-то беспокойные моменты, мысли – одна страшнее другой – бомбардировали нервную систему.– Нет, это совершенно невозможно, – сказал Ричард, садясь в постели. – Займусь делами.Поскольку главным на повестке дня стоял вопрос о леди Мариан, он решил не откладывать его в долгий ящик, а сразу начать с Дина.– Заодно и позавтракаю у него, – радостно решил Ричард. – Можно не готовить.Настроение у него было просто отличным: каждый раз, когда думалось о поездке с Грэмом в Шотландию, что-то внутри тепло сжималось, вызывая улыбку. Ричард боялся признаться сам себе, что эту внутреннюю щекотку в груди он очень хочет назвать счастьем.Как и ожидалось, Дин не отказал. Они вместе позавтракали (Ричард все время пытался сдерживать широкую улыбку), а потом разъехались по своим делам.День прошел в беготне и заботах. Ричард понятия не имел, сколько дел он, оказывается, ведет одновременно: все их нужно было отложить, заморозить, перепоручить или срочно доделать. Он мотался между городом, фермами и домами рыбаков, забирая бумаги и письма в одних местах и доставляя в другие.Погода начала портиться еще днем: сперва плотные облака стали ниже и темнее, ветер изменил направление и усилился. Ричард заметил это не сразу и даже не сам, ему указали на это рыбаки. У них были свои способы распознавания погоды, но спустя пару часов стало понятно, что они не ошиблись: надвигалась буря.Вечером Грэм пришел поздно, и долго ворчал, перебирая свои вещи. Ричард чувствовал его нервозность и не решался подойти.– Море неспокойно, – сказал Грэм, наконец. – Что-то происходит, чего мы пока не видим.– Рыбаки говорят, идет буря, – осторожно поддержал его Ричард.– Буря? Да, похоже. Я боюсь, она ударит по тем, чьи взгляды направлены в море. Мы должны будем следить, чтобы никто не пострадал.Грэм стоял в дверях, подсвеченный сзади маленьким светильником у входной двери. Его тень казалась намного больше тела, и напоминала силуэт косматого зверя с когтями. Ричард почувствовал, как сильно забилось его сердце, и еле удержался от вопроса. Он сглотнул, медленно приводя дыхание в порядок.– Я могу помочь тебе как-то?

– Разве что своей любовью, – ласково улыбнулся Грэм, подходя.Вблизи он казался обычным, как всегда, но Ричард все равно чувствовал потаенную силу в его объятиях.– Моя любовь всегда с тобой, – негромко сказал он, обнимая Грэма в ответ.Ричард подумал, что теперь пусть приходит эта самая буря, если так ей хочется – они справятся, что бы ни случилось, потому что вдвоем такие вещи даются намного легче. Ему показалось, что портрет бабушки Маргарет на каминной полке подмигнул и улыбнулся ему украдкой, но это, скорее всего, был просто обман зрения.