4.2. Неверный (1/1)

Хранителям сны не снятся. Если мы видим что-то во сне, это всегда считается дурным знаком. И хотя я сплю в логове врага, рядом с черной тварью, которая продолжает держать мою руку и поглаживать ноги, мне все равно ничего не снится. За окном все еще слышится шум дождя, заглушаемый периодическими раскатами грома, далекими и холодными. Но мне тепло.Только на груди тяжело. Разлепив глаза, я тут же встречаюсь с двумя огромными желтыми глазами, что наблюдают за мной с интересом и явной симпатией. — Я не смог его согнать, — раздается голос демона, звучащий как-то по-доброму, — слишком уж ты ему понравился. Черный, как смоль, кот дергает хвостом и фырчит, продолжая рассматривать мое лицо. Я приподнимаю руку и глажу мягкую шерстку между ушами, отчего кот утробно начинает урчать, тут же устраиваясь у меня на груди. Его урчание вибрацией прокатывается по моей груди, успокаивая.— Откуда здесь кошка? — интересуюсь я, а пушистый комок вздергивает голову, уставившись на меня с возмущением.— Кот, — поправляет меня демон, — не обижай его, именно он высушил твою одежду. — Высушил?.. — я непонимающе смотрю на кота и ахаю в изумлении.Едва заметно я могу различить нити темной энергии, исходящие от животного. Это что, дух?..— Чему ты удивляешься? — я перевожу взгляд на демона. Он смотрит на меня со смешинками в глазах. — Но как... — Это, как ты их называешь, чернь, которая питалась снами спящих вон в том углу, — поясняет демон, кивая на до сих пор спящего мужчину, только теперь рядом с ним спят еще два кота: один белый, как снег, а второй полосатый, так похожий на обычного дворового разбойника, что я бы не отличил. Солоноватый запах, ранее исходящий от них, исчез.— Тот, который сидит на тебе — дух огня, — продолжает он, и кот гордо мяукает, — белый — дух воздуха, а полосатый — земли. Когда они набираются достаточно сил, то могут принять материальную форму, подходящую миру. Обычно это небольшие животные: коты, птицы, мыши, иногда собаки. Они увязываются за людьми, чтобы продолжать пить эмоции, которые те тратят на свои сны, а взамен своеобразно служат им. Коты приносят дохлых животных, например, шипением предупреждают об опасности, царапают подозрительных людей... в основном они безобидные и довольно честные. Даже в церкви их любят. Я не могу поверить в сказанное, но кот, устроившись на мне, не тревожит ни Имя, ни меня самого. Он действительно настроен миролюбиво. — Спасибо, — говорю я, обращаясь к коту, — что согрел. Словно растроганный, кот поднимается, потягивается и, приблизившись к моему лицу, трется пушистой мордой о щеку.— Он хочет, чтобы ты дал ему имя.— Имя?— Чтобы служить тебе. Мои руки застывают на мягкой спинке. Это ли причина, по которой он не называет себя?.. — Мне и тебе нужно будет дать имя? — спрашиваю я, чуть приподнимаясь. Кот спрыгивает на пол и начинает интенсивно вылизываться, прямо как настоящий. Демон встречает мой взгляд и отвечает с уже привычной, немного насмешливой полуулыбкой:— Если бы у нас была обычная связь, то да. А так как мы специализируемся на добровольном рабстве, тебе нужно узнать мое настоящее имя. — Так назовись, — велю я, но он только шире улыбается:— Ты еще не готов. — Как ты это определяешь? — я хотел было вскочить с дивана, но он удерживает меня за ноги.— Хранитель, не горячись. Я не могу его назвать, даже если бы очень этого хотел. Пока оно не нужно тебе, я банально не смогу его произнести. Его слова немного меня успокаивают. Из книг я знаю, что средняя и высшая черни скрывают свои имена, потому что именно в них заключена их суть, что дает над ними власть. Но не знал, что у них есть правила по его использованию. Так что он не лжет мне.— Так заведено, чтобы уберечь нас от непрочных связей, — добавляет он, а затем тянет меня за руку, которую, как я запоздало осознал, еще сжимал в ладони, другой рукой подхватывает меня за подмышку и бесцеремонно усаживает к себе на колени, а я по инерции ухватываюсь за его плечи, чтобы не упасть. Кровь мгновенно приливает к лицу. Сидеть на чужих коленях странно и неудобно.— Как ты себя чувствуешь? — спрашивает он, проводя рукой по растрепанным волосам.— Нормально, — бормочу я, отмечая, что ответил честно. Пусть немного, но я отдохнул, хотя чувствую, что дома меня не ждет ничего хорошего. — Кто-то требовал от меня поцелуя, — поддразнивает он, обхватывая меня за талию.— Кто-то отказался, — бурчу я и завороженно наблюдаю за его тихим смехом. Сердце пропускает удар и приятно сжимается от вида его непринужденного веселья. Я застываю в нерешительности, стараясь разобраться в новом, незнакомом оттенке эмоций. — Забираешь слова обратно? — продолжает он, словно не замечая моего состояния, хотя мне кажется, что я для него — открытая книга, просто он слишком тактичен, чтобы задавать вопросы, на темы к которым я не готов. Как только может быть тактичным демон, решивший связать себя узами рабства во имя мирового господства.Он наблюдает за мной, в алых глазах пляшут чертенята, разнясь с его образом опасного демона, которое он произвел на меня в первую нашу встречу. Сейчас в обветшалом, холодном здании он выглядит настолько уютно, что становится не по себе. Он же не со всеми так себя ведет? Но он ведь заключал сделки с людьми? Мне интересно... как это все происходило. — Я хочу, чтобы ты поцеловал меня, — вдруг просит он. Его руки, перебравшиеся на спину, совсем немного надавливают на лопатки, не требовательно, но вопрошающе. Сперва неуверенно, я склоняюсь к нему, и он сразу подставляет свое лицо, при этом закрыв глаза, не смущая и не отталкивая своим взглядом. Я знаю, что это нужно. Необходимо. Чтобы привыкнуть друг к другу. Но я не могу. Не могу до того момента, пока мой взгляд не цепляется за его перебинтованный укус. Он так много делает, чтобы стать моим рабом, а я не могу даже поцеловать его? Какой же я слабак. Поцелуй — не проявление чувств, иногда люди целуются с кем попало, и им все равно приятно, так почему мне нет?Потому что он демон? Потому что мне страшно?Но чего я боюсь? — Ты такой нерешительный, — его губы, с готовностью приоткрытые, изгибаются в разочарованной усмешке, давление на спину пропадает. Но прежде чем он открывает глаза, я все-таки заставляю себя поцеловать его. Сам. Его удивленный вдох тут же переходит в действие. Я только припечатал его губы своими, а уже он целует меня, кажется, по-настоящему. Его руки вновь опускаются на мою спину, заставляя придвинуться немного ближе, а рот играет с моими губами. Он смакует каждый их миллиметр, прихватывает и облизывает, легко покусывает, словно ему и правда нравится. Я же, наоборот, напрягаюсь, плотнее их сжимая, усложняя ему задачу и значительно сужая спектр действий.Я не могу понять, приятно мне или нет. Не могу ослабить бдительность, несмотря на его круговые движения, которые он выводит на моих лопатках в попытке расслабить меня. Может, если бы я был человеком, мне бы понравилось. Наверное, на них он свои навыки и оттачивал. Проскочившая мысль о его опыте отталкивает еще сильнее. Словно чувствуя мое состояние, он отрывается от моих губ, признавая свое поражение, а я облегченно вдыхаю.— Ты слишком напряжен, — смеется он и обнимает меня. Так естественно, крепко и ненавязчиво, что сердце пропускает удар уже второй раз. Ощущение, что он прячет меня в этом надежном объятии, скрывает от всего мира. Мне так нравятся мои ощущения, что я обнимаю его в ответ, утыкаясь носом в шею и уже с наслаждением вдыхаю запах лаванды.— Знал бы я, что это так на тебя подействует, использовал бы вместо поцелуев, — мурлычет он мне на ухо, отчего я вздрагиваю, но ничего не успеваю ответить.— Вот тебе домашнее задание, Хранитель, — шепчет он, — думай обо мне. О моей силе, о моем теле, о том, чего можешь достичь, используя меня. Каждый день, каждый час, каждую минуту. Преврати меня в свое навязчивое желание, в идею-фикс, в жизненное стремление. Тебе не нужно любить меня. Но ты должен хотеть меня. Неважно, душевно или физически, сила твоей нужды должна быть сопоставима моей мощи. Я должен стать твоим трофеем, а не наказанием.Я слушаю его, затаив дыхание, впитывая каждое слово, произнесенное хриплым шепотом. Слабая пульсация в его груди, напоминающая биение сердца умирающего, не чета моим быстрым, четким ударам, но именно она успокаивает меня, словно передо мной и не демон вовсе.— А если, — тихо начинаю я, когда он замолкает, — у меня не получится?— У тебя уже получается.— Тогда как я узнаю, что преуспел?— Я назову тебе свое имя. Только помни, что пока твои успехи незначительные. Если ты и дальше станешь отторгать меня...— Я постараюсь, — перебиваю я, чуть плотнее прижимаясь к нему, отчего его объятия тут же становятся крепче. Так хорошо, сам себя не узнаю. А главное, все назойливые мысли исчезают, испаряются, как пролитая вода на солнцепеке. — Умница, — хвалит он, и я с удивлением понимаю, что мне приятно его одобрение. Приятно до такой степени, что хочется делать еще больше, чтобы снова заслужить его. Только вот...— А мы обязательно должны... — ангелы, как же трудно об этом говорить! — Для контракта... Ну... ты понимаешь... Его объятия слабеют. Я, проглатывая сожаление, отстраняюсь, чтобы встретиться с заинтересованным взглядом. — Что? — он лукаво улыбается, ожидая продолжения и явно не собираясь мне помогать.— Ты сам знаешь! — отвечаю я резко, опустив взгляд. Как же раздражает! Зачем меня дразнить?! Мы же здесь не в игры играем!— Переспать?.. — я вспыхиваю, а он снова смеется. Сегодня что, национальный демонический день смеха и шуток? Я обиженно отворачиваюсь, отчего он еще больше веселится:— Скажи, чем ты слушал меня, когда я дважды повторил, что не являюсь демоном похоти?..— Но ты сказал, что физическая близость необходима, чтобы как можно быстрее привыкнуть друг к другу! — вскинулся было я, но встречаю такую умиленную улыбку, что тут же осекаюсь. Почему? Почему она так на меня действует? Демоны не должны улыбаться так!.. Они вообще не должны уметь улыбаться!— И ты, конечно же, подумал о сексе, — подытоживает он, продолжая дразнить меня.— Ну а что еще?! — кажется, у меня даже уши красные.— Физическая близость — это не только половой акт, — знает, но продолжает смущать меня еще больше своими словосочетаниями, — всунуть и высунуть — это, знаешь ли, не всегда даже можно назвать близостью, и далеко не всегда приносит должное удовольствие, хотя, как вариант...— Прекрати! — я вырываюсь, и он послушно отпускает меня. Плечи его трясутся от смеха, а я стою перед ним и не знаю, куда себя деть. О ногу тут же начинает тереться черный кот.— Хорошо, только не сердись, — наконец, говорит он и сам поднимается, откидывая в сторону свою смятую накидку, и потягивается, совсем как кот. — Наше объятие сейчас — хороший тому пример. Держаться за руки, целоваться, доверять телом — вот что означает физическая близость. Быть рядом по желанию, — он накрывает мою голову рукой и взъерошивает волосы, как мальчишке, — насиловать тебя в мои планы точно не входит. После его слов я наконец-то чувствую, как один из камней, висевший на душе, падает. Ему не нужно мое тело, он действительно уважает мой выбор. Он сам сказал, что ему не нужно, чтобы я ненавидел его. Поэтому... возможно, ему можно верить. Попробовать стоит, он ведь честен со мной?..— Мы так и не обговорили условия, — вспоминаю я, нарушая повисшее на секунду молчание.— Мы тщательно их обсудим перед тем, как я назову тебе свое Имя, — отвечает он, — сегодня мы и так разобрали много недопониманий, не находишь? Я даже дал тебе домашнее задание и выяснил, какое именно физическое воздействие приносит наибольший результат, — он усмехается.В его усмешке, снисходительной, даже терпеливой, я вижу, как много уступок он уже делает, и как, должно быть, ему неприятно. Конечно, он ведь шагает к добровольному рабству, хотя демоны очень редко признают за собой хозяина. Царство хаоса вообще не такое, каким его представляют люди. Там нет верховного босса, сатаны или самого сильного дьявола, ставшего главой стаи. Они больше похожи на непокорные племена, где каждый сам за себя. Даже при Нашествиях Хранители заметили, что чернь не обладает стратегией — просто большое количество зла выбирается в мир, чтобы дальше пойти своим путем. Должно быть, жизнь в таком мире приносит свои плоды. — А что нужно конкретно тебе? — вопрос появляется сам собой, но он тут же отвечает, словно ждал, что я спрошу. — Хотя бы поцелуи. Но на твою девственность я не претендую.— Ты идиот! — выпаливаю я, но вместо того, чтобы оскорбленно уйти, делаю шаг к нему, быстро приподнимаюсь на цыпочки и чмокаю в щеку. Получается громче, чем мне бы хотелось, но его удивленный взгляд, почти тут же скрывшийся за хитрой полуулыбкой, становится для меня маленькой победой, и я гордо вздергиваю подбородок. Не ожидал? А вот получи и распишись!— Пока, Пин, — машу я коту, который подпрыгивает от удивления, получив имя, — оставайся с демоном и грей его в холодную погоду, он ведь не железный. А я принесу тебе вкусняшек.Раздосадованный кот, уже готовый бежать за мной, плюхается обратно на пол, подняв небольшой столп строительной пыли. — Демон, — зову я, останавливаясь у узкой арки, служившей выходом из комнаты. Он все еще смотрит на меня, лукаво прищурившись. Я сглатываю, перед тем как выдавить слова, которые раньше говорил, пожалуй, только одному члену моей семьи.— Спасибо, — получается еле слышно, одними губами, но его реакция говорит сама за себя.От словно застывает, останавливается во времени. Светлый взгляд рубиновых глаз становится нечитабельным, а мина самоуверенности превращается в прохладную недоверчивость, если я правильно распознаю эмоции на его смуглом лице. Но они совершенно не такие, как я ожидал. Я хотел снова увидеть его удивление, приподнятые темные брови, а теперь мне кажется, что я сделал ошибку. Я не знал, можно ли благодарить демонов и не воспринимают ли они это как оскорбление своим злым умыслам. Может, он просто не привык такое слышать? Было бы неудивительно. Кто станет ему спасибо говорить?— Хранитель, — отзывается он, наконец, приходя в себя, но взгляд остается таким же: отстраненным, закрытым. Обиделся? Что он скажет? Отругает меня? Чувство, будто я свел на нет все наши сегодняшние усилия. Но его последующие слова не оправдывают моих страхов.— Как тебя зовут? — Винсент, — отвечаю я, наконец, вспоминая, что у меня есть Имя. Корень всех бед, ради избавления от которых я и пришел сюда. Удивительно, что всю нашу беседу и даже сейчас оно молчало.— Винсент, — задумчиво повторяет он, словно пробуя его на вкус, а я вздрагиваю с непривычки. — Теперь ты знаешь, где меня искать.И он снова дает мне выбор. Я чувствую свободу каждой клеточкой тела. Хотя ему необходимо заключить со мной официальную сделку, он не торопит меня и не вынуждает. Но в его словах мне слышится вопрос, и я отвечаю на него:— Я приду сюда послезавтра. Мне нужно время подумать.— Я буду ждать...Я вылетаю из помещения быстрее, чем он успевает снова произнести мое Имя. Мне не хочется слышать его, как и не хочется прощаться самому. Улица встречает меня холодным дождем, смывая комнату с оставшимся в ней демоном, словно глупую фантазию, возвращая в реальность, от которой я так старательно убегал. Даже мое Имя очнулось, словно было зачарованным все это время после моего пробуждения. Но оно не лезет ко мне со своей вечной борьбой и перехватами власти, оно молчит, лишь давая почувствовать свое присутствие. Оно не мешает мне медленно идти в направлении остановки, чтобы добраться домой на автобусе, оно не мешает мне думать и не лезет с нравоучениями.Небо, все еще серое, достаточно быстро темнеет, улочки практически опустели, хотя редкие прохожие и снуют в разных направлениях с обязательным атрибутом в виде зонтика. Об утреннем инциденте думать совершенно не хочется, особенно о милосердной, но мне и не приходится прятаться от этого темного угла воспоминаний, потому что все, что занимает мои мысли, — рубиновые глаза, загадочная полуулыбка и крепкие руки, обвивающие мою талию. Как ему это удалось?Как он умудрился вдохнуть в меня жизнь? Почему именно он? Демон, бездушный, бессердечный, он успокоил меня так же ловко, как раз за разом утихомиривал мое Имя. Оставаясь с ним, я словно попадаю в другой мир, куда все происходящее в моем личном аду доступа не имеет. Раньше подобной силой обладали только школа и университет, и то они лишь меняли обстановку, а течение жизни оставалось таким же: размеренным и безвыходным. Но с ним все иначе. Он обращается со мной, как с равным себе, и меня не оскорбляет собственное сравнение. Мало того, что он узнает настоящего меня, о существовании которого я даже не подозревал, он принимает меня таким, каков я есть. Возможно, он терпит, где-то переступает через себя, где-то уступает, его самого не радует происходящее, и я это вижу, я не дурак. Но я точно знаю, что все поступки — его выбор, а не обязанность. Да, он использует меня, ему нужна сила моего Имени для достижения личный целей, да, он демон, чернь, которая априори не должна переступать порог человеческого мира, ну и что с того? Что плохого в том, чтобы пытаться сделать свою собственную жизнь лучше? Ведь все этого хотят. Я этого хочу. И я предаю свой род, чтобы исполнить свое эгоистичное желание. И мне не стыдно. Я никому не причиняю боли, я не свой отец, который вынуждает своего сына облегчить бремя своего Имени. Я не притворяюсь любящей матерью, чтобы Имя не наказывало меня. Я не уважаю то, что тайком осуждаю, только бы не противостоять тем, кто сильнее. Я не считаю неугодных мне недостойными! И, Ангелы, это ведь именно демон показал мне разницу, с которой я не могу спорить, у меня банально нет аргументов. Мне нечем защищать честь Хранителей, потому что у тех, кого я знаю, ее попросту нет! Так чем же мне гордиться?.. Я не сразу замечаю, что по лицу текут слезы.