Глава шестая, в которой монастырь принимает гостей (1/1)

Демон исчез. Его будто никогда и не было. Артемий остался один.Сперва во всё происходящее не верилось. Послушник ждал, что вот-вот позади послышится ехидный голос, или рядом окажется фигура не в монашеском одеянии. Но шли дни. Не было демона, ни в человечьем обличии, ни в обличии кота. Иногда Артемию казалось, что он хочет уловить присутствие демона, почувствовать на себе хотя бы взгляд – это доказало бы, что произошедшее не имело серьёзных последствий. Что вообще могло заставить исчадие ада отступить? Неужели порождение тьмы можно было обидеть?А Артемий чувствовал, иррационально, глупо, что обидел. И не мог найти покоя. Жизнь его возвращалась на круги своя. Пускай он и не был этому рад. Но были обязанности, было служение, и в них Артемий пытался забыться.Первой вернулась боль. Она сковала не хуже тенёт, достала до каждой клеточки. А следом за ней пришло истощение.Артемий чувствовал холод. Почти постоянно. Пускай погода вдруг смилостивилась над человеком, и на город лились нескончаемые тёплые потоки света, греющие что стены домов, что стены обители, а холод был везде. То и дело пробегал мурашками по коже, и невольно хотелось во что-нибудь укутаться.А линия фронта была всё ближе.– Батя говорил, валить надо. А когда напился, начал дурить... сказал, что так подыхать будем, вот подойдёт солдатня, в городе осядет. И всем нам...Гриф провёл пальцем поперёк горла. А потом махнул рукой. Он снова был битый, этот Гриф... Артемий не мог перестать думать о том, что сына избивал родной отец. – Они теснят Пепла, – тихо сказал Стах. Он начал уходить в город всё чаще. Может, знал даже больше, чем Гришка. – Там ведь дезертиров полно. С обеих сторон, да, но у Блока, выходит, потерь больше. – Да там же по своим стрелять не хотят. Слышал вот, буча там была какая-то...– Вспышка недовольства? Слышал по радио. Её подавили быстро.– И ты в это веришь? – ощерился Гриф.Артемий сидел молча. Поджал под себя ноги и обхватил руками плечи. Он боялся. За Гришку, потому что его отец заливался спиртным и становился очень гневливым. За Стаха, потому что его могли начать искать в одной из его отлучек и уличить в побегах. За отца, потому что от него отвернулись все... иногда казалось, что даже Оюн, а почему – никто не говорил. Но Артемий прекрасно осознавал и свою беспомощность. А что он может? Иногда обрабатывать раны Грифу, прикрывать Рубина, пытаться быть отцу поддержкой и подставлять ему своё плечо. И это всё. Становилось всё холоднее.– Нас эвакуируют? – спросил Стах и замолчал. И правда... кто эвакуирует, кто этим будет заниматься? Власти? Столица подозрительно молчала. Или это они тут, в глубинке, не слышали её приказов? Гриф немедленно показал, что разделяет невысказанные Артемием взгляды:– Ну да, держи карман шире. Там проблем мало разве, чтоб и нас за шкирку таскать? – Гришка замолк, прислушиваясь. В обители что-то происходило. – Ну, я побежал. И он шустро нырнул в лаз. Только они его и видели.Оба послушника закрыли проход в стене и выбрались из кустов. Осторожно приблизились к жилому корпусу, прошли мимо двух негромко говорящих монахов. А потом, только они завернули за угол, Стах остановился.– Ну?Артемий стоял за его плечом.– Что "ну"?– Ты ни о чём не спрашиваешь. Где я был, что я делал. Тебе это просто неинтересно или?..А что за "или" Рубин не досказал. Он обернулся, щурил глаза, кривил рот. Хотел столкновения.– Тебя что, совсем не волнует то, что происходит? И что делается с учителем. А, может, ты мне чего-то недоговариваешь? Ну же, тебе есть, что мне сказать?Рубин правда искал ссоры. Но Артемий чувствовал себя обессиленным. Он опустил голову.– Мне нечего сказать. Тем более пока ты в таком состоянии.– Действительно, – выплюнул Стах. – Ну так я подожду.И более не говоря ни слова, он почти бегом кинулся прочь, оставив Артемия одного. И весь день, даже на трапезе, Рубин его избегал. Злился. Будто бы обижался. Только вот на что – этого послушник не мог даже предположить. За невнимание, быть может?.. Но он покрывал Стаха как мог. Или потому, что был безынициативен? Просто Артемий очень, очень сильно устал. Только одного бессилие не смогло отнять у послушника – внимания к особенного рода мелочам.Он заметил, как колыхнулась штора, пока он мыл в каменном коридоре пол. И показалось, что за ней, в тени, пряталось очертание уже знакомого зверя. И бесшумными, мягкими лапами этот зверь ступал по холодному полу, щурил привычно янтарные глаза из мрака. Казалось, что пронзительный взгляд тот непременно смотрел в самую душу, и что существо это что-то затевало. Ведь не мог же демон исчезнуть бесповоротно. Артемий обернулся и чуть было не кинулся к тому месту, чтобы проверить и убедиться. Он ведь ощущал собственной кожей, как кто-то смотрел на него. Казалось, что узкие зрачки уставились прямиком в затылок. Стало тревожно, но в тоже время было необычно – внутри от радости словно натянулась струнка, задрожала в волнении. Неужели вернулся? Ветер подул сильнее. Откинул край тяжёлой шторы, являя скрытое за ней. Поначалу юноша не мог ничего увидеть. Светлые пятная путались с тенями из-за резкого движения ткани. Он щурился и старался разглядеть в углу что-нибудь, что напоминало бы знакомую фигурку. Но… Было пусто. Всего лишь показалось. Коварная игра воображения с потаёнными желаниями сделала своё. И поселила в печальном сердце ноющее чувство. Чувство, которое как призрак на кошачьих лапах, повсюду следовало за ним. Дарило иллюзорную надежду, что демон всё же находился неподалёку. Послушник словно искал встречи с ним, пускай и совсем неосознанно. Но Ноткина нигде не было, ни сейчас, ни до этого. Он попросту не появлялся. Струна жалобно надорвалась, тонкой полосой оставляя внутри незримый, но болезненный след. Глаза будто от длительного взгляда на яркий свет защипало, в уголках образовались влажные капельки. Артемий сморгнул наваждение с ресниц. Ещё сомневаясь в подлинности увиденного… или неувиденного. Мог ли демон прятаться и не показываться специально? Или же его действительно не было там? Юноша совсем запутался. И тому причиной были не только проделки хитрого искусителя. Собственное тело с каждым новым днём ощущалось всё более болезненным. Силы не переставали покидать его. Слабость, сонливость, нежелание есть – истощали Артемия всё больше. Вот и мерещилось всякое. В коридоре было тихо, безлюдно. Только он стоял, как дурак, всё смотрел в угол, где штора свободно колыхалась от порыва ветра из окна. Если бы где-то не скрипнула дверь, приоткрывшись, послушник продолжал бы всматриваться и слушать. Его не покидали сомнения в реальности происходящего. Артемий продолжил работать, постоянно оглядываясь в надежде увидеть знакомый блеск янтарных глаз.И к своему потаённому огорчению, он так и не обнаружил следов своего преследователя. Ни пока работал, ни пока молился в храме, ни после окончания вечерней службы.А ночью всех послушников разбудили. Их поднимали одного за другим, стучали в закрытые двери комнаток, а потом и вовсе включили свет. И это было почти страшно, ни разу на его памяти ночью не включали свет.Стены обители принимали неожиданных гостей.Артемий стоял среди прочих послушников у небольших окон коридора их корпуса. Всего раз поймал на себе встревоженный взгляд Стаха, но все вокруг суетились, пихались локтями, старались выглянуть на улицу и посмотреть, что же там, внизу, делалось, и не получилось подобраться к другу. А потом каждому было дано поручение... каждому и при этом разом, заняли работой все руки. Нужно было немедленно освободить две хозяйственные комнаты для беженцев. А беженцами оказались... дети. Сироты в большинстве своём. Ночь была холодной. На улице и освещения нормального не было, в темноте Артемий, как один из самых сильных юношей, помогал с перестановкой, тягал тяжести, двигал мебель. И увидел самих детей. Разных возрастов, молчаливых, беспокойно оглядывающихся. Оюн сказал, что они пока будут жить в обители, что так распорядились власти. А ещё сказал, что к девочкам других послушников лучше не подпускать, и раз только он со Станиславом выходили в город, взаимодействовать с ними будут они. Артемий сперва этому удивился, но потом заметил, как на девочек постарше смотрят его сотоварищи по вере.Заметил и ужаснулся.И перед тем, как вновь заснуть, он молил небеса ниспослать всем послушникам благоразумия. Только ему казалось, что все его слова проваливаются в гулкую пустоту.На душе было тяжело. Стах продолжал его избегать, от Гришки не было вестей, а ведь он точно прознал о том, что поездом в их город перевезли детей, и что всех их поселили в монастыре.Артемий чувствовал себя одиноким. Одиноким и обессиленным. Он во многом помогал детям с их нуждами, занимался почти только ими, иногда даже не посещал служения. Следил за составленным расписанием, когда девушек и девочек можно было провести в душевые и проводить обратно, он приносил им еду, чтобы они не заходили в трапезную. Это казалось ему диким. Неужели монахи были настолько напуганы тем, что с девочками могли что-то сделать? От жути скручивало живот. И он почти стал стражем каждой невольной гостьи. Стаха же... Стах выпросил себе иное занятие. И дела для него нашлись, потому и поговорить у них не выходило. Хотя не то чтобы Стах действительно хотел говорить...А между тем с каждым днём становилось всё холоднее.После вечерней молитвы и переделанных за день дел не хотелось возвращаться в комнату. Он хотел спуститься в сад, побродить и немного развеяться. Надеялся... зачем только надеялся, на что надеялся?! Встретить там его? Напрасно. Дух не появлялся. И монастырь вдруг стал совсем безжизненным и пустым.Артемий брёл в темноте, всё равно глядя по сторонам. И когда увидел фигуру среди деревьев, обрадовался... только вот это был не Ноткин. Это был Исидор.Сын молча подошёл к отцу, проследил за его взглядом, но ему показалось, что он был направлен в пустоту. А потом отец повернулся и обнял его, как давно не обнимал. Утешая, поддерживая. Всё так же не говоря ни слова. И Артемий обнял его в ответ.Ему показалось... Что он видит в воздухе лазурные, оплетающие их ниточки. Они тянулись к нему, чтобы согреть, но касаясь его, приносили лишь печаль.– Почему Тычик тобой недоволен?Отец молчал. Он не хотел говорить. Только его рука гладила сыновий затылок. – Папа?– Ты всегда волен делать то, что считаешь нужным. Артемий настороженно вслушивался в его слова. Ему было уже куда теплее, будто он протянул к огню руки. Но при этом же в груди становилось тяжелее. Ещё немного – и на глаза начали бы наворачиваться слёзы. – И так должно быть всегда, – говорил Исидор. – Никто не вправе выбирать за тебя. И никто не может к чему-то принуждать тебя. Только ты сам знаешь, как следует поступить. И ты никому ничего не должен.И эти слова было удивительно слышать. Артемий не нашёлся с ответом. Стоял, прижимаясь щекой к отцовскому плечу, пока в окнах корпуса не погас свет. И так и не проронил ни слова, когда они с отцом в темноте вышли из-под тяжёлых крон с желтеющими листьями. Так и не нарушив молчания, разминулись.В груди теплел огонёк. Артемий не зажигал свечи, переоделся в темноте и лёг. Снова думалось о демоне. Он уснул, сжавшись, на самом краю кровати.И новый день начинался не со служения, а с того, что вновь нужно было помочь в трапезной и отнести еды всем девочкам. Хорошо, что одна из них, самая взрослая и спокойная, взяла над малышками опеку. Заплаканные глаза детей смотрели на него всё с тем же подозрением, но без прежнего страха. Привыкали. Чтобы их не смущать, юноша вышел из комнаты с рядами кроватей, затворив двери. Он спокойно подождал бы и на улице. Солнце слепило и жгло. Последнее, отчаянное тепло начала осени. И Артемию вскоре должно было исполниться семнадцать. А потом – ещё один год до пострига... Он щурил глаза. На изломанной плитке и камнях не было ни капли утренней влаги, всё выжгло солнце. Ещё пара таких дней – и трава пожелтела бы. Артемий проходил перед распахнутыми дверями хозяйственных комнат. Поднял взгляд, как если бы внимание его привлекла яркая вспышка. Сердце задрожало где-то у горла, и дыхание замерло само собой.На невысокой каменной оградке, в которой уже и не все камни были целы, лежал, подобрав лапы, кот. Артемий поражённо смотрел, как повиливает нервно его хвост. Выражения кошачьих глаз он не смог бы увидеть – голова с мягкими чуткими ушами смотрела в том же направлении, что и сам послушник.Артемий двинулся вперёд, не делая резких движений, будто не хотел вспугнуть. Даже боялся этого. И до конца себе не верил, присматривался... но взгляд узнавал всё, чего бы ни коснулся, и даже – ошейник, угадывающийся под медной шерстью. И сердце забилось совсем радостно.И так он шёл, совсем медленно, пока не оказался рядом. Можно было даже руку протянуть и коснуться. И он протянул – осторожно, готовый в любой момент замереть. Кот так и не повернул головы, не смотрел, даже почти не двигался, но Артемий был уверен, что ни одно действие не осталось незамеченным. Хотел позвать, да в горле перехватывало. Ладонь осторожно легла на напряжённую спину, легко провела чуть вниз. Кот не шевелился. Но главное – не убегал. Артемий снова провёл рукой, поглаживая. Будто жестом мог загладить свою вину, им же самим не названную, но ясно ощутимую. Что-то звякнуло в хозяйственной комнатке, где жили сироты. Артемий испуганно оглянулся, отдёрнул руку, но сразу же почувствовал, как её обхватили твёрдые тёплые пальцы. И его немедленно потянули вниз. Юноша и сам не понял, как оказался сидящим на горячем камне оградки рядом с демоном. Его ладонь всё так же удерживали. Крепко и тепло. А в груди бурлили, вскипали радость и облегчение.Вернулся.Они очень долго ничего не говорили. Солнце грело им спины, отброшенные на землю тени почти не шевелились: одна совершенно обычная, а другая сотканная будто из полупрозрачного дыма.– Ты дурак, – заявил демон после продолжительного молчания. – Дурак. И даже не спорь с этим. А Артемий только и мог что тяжело дышать. Взглядом окидывать всё вокруг, ни на чём подолгу не останавливаясь. Мир становился ярким. И почему-то даже более ярким, чем был до этого мига. И стало тепло, но вовсе не от солнца.– Пустоголовый, – всё ещё ворчал демон. Сердился, хмурился, но через его руку так щедро текло тепло... – И вообще почти пустой. Опять хочешь опустеть, вычерпаться. Самоубийца.– Прости, пожалуйста, – наконец сказал послушник, – я не хотел сделать больно.Дух помолчал, а потом сказал странное. – Может быть, я просто совсем забыл, каково это – быть человеком.Артемий хотел спросить, неужели демон вообще знал, как это, но из приоткрытой двери выглянул мальчишка, один из сирот. И послушник закрыл рот.Тёплые пальцы продолжали удерживать его руку. Невидимые чужому глазу.– Я бы тебя не бросил, – продолжил демон. – Я не смог бы тебя бросить. А мальчишки повалили из комнаты, присматривались к Артемию. И разговор затих сам собой. А пока от радости едва ли не дрожали пальцы, и тепло окутывало всё тело. И даже едва получалось сдерживать улыбку.Он снова был рядом, котом следовал за послушником весь день, пока тот занимался своими новыми делами. Всегда поблизости, где бы Артемий ни был. Ноткин был рядом и наблюдал за детьми. И в эти минуты его лицо становилось обеспокоенным, глаза щурились, и горько кривился рот. Когда послушник принёс стиранную одежду девочкам, уже под конец дня, дух заговорил снова, уже можно было, их никто не услышал бы.– Это неприятно. Но я не могу перестать смотреть.Артемий стоял рядом, наблюдал за мальчишками помладше, бродящими по саду. И ответил едва слышно, неосознанно придвигаясь поближе.– Это потому, что они остались одни? Что ты видишь? Их боль?Демон молчал недолго. Кусая губы и глядя в сторону, он признался:– Нет. Я себя вижу.– Это как? – Артемий посмотрел на него, потом на детей. Догадка его ошарашила, и он высказал, не надеясь, что хотя бы отчасти прав: – Так ты был человеком?Янтарные глаза немедленно обратились к его лицу.– Иногда ты бываешь поразительно догадливым. Жаль только, что лишь иногда.Артемий подобрался.– Ты... ты правда был?.. – проглотил окончание глупого вопроса и сам посмотрел на детей. – Ты знаешь каково это, быть сиротой?– Знаю.С каждым сказанным словом демон становился всё мрачнее. Но не злился и не сердился. Может, немного печалился. Сложенные на груди руки казались напряжёнными, плечи – тоже.– Ты... не хочешь рассказать?– А нечего рассказывать. Я почти ничего не помню. Этот рывок... после него сложно возвращаться к прошлому.Но у Артемия голова могла лопнуть от любопытства, от избытка вопросов.– Мне нельзя спрашивать?– Можно, – ухмыльнулся демон, глядя на него.– Отметины на твоём лице, они...– Да, остались на память о той жизни. Я оставил.– Когда ты жил? То есть... ну, относительно нашего настоящего. Что происходило, ты что-нибудь помнишь?– Войну помню. Нас добровольцами хотели взять.Пришёл черёд Артемия задумчиво хмурить брови.– Ты про эту войну? – Нет. Начало этой я застал уже таким, – и Ноткин лёгким жестом руки обвёл себя.Но была ещё одна война, раньше. Наверное, тогда это и случилось. Только что за "это"? Что за рывок? Это была смерть? Артемий сглотнул и понял, что не хочет задавать этот вопрос.– А что значит "нас"?Ноткин улыбался почти печально.– Я правда едва помню, Золотко. Нас было... около десятка?.. даже этого не помню. Просто держаться вместе было проще. Это помогало выжить.Артемий вспомнил о том, как дух примерял на себя облик подростка. Может, он и был таким? Только очень давно. Откуда-то пришла, взволновав его грудь, странная сочувствующая нежность. Она была так сильна, даже захотелось Ноткина обнять.Янтарные глаза ласково щурились.– Не надо, Золотце, не искушай меня. Мне сразу же захочется на всё плюнуть и забрать тебя с собой... а так нельзя. Вдруг ты пострадаешь. Ты ещё очень слаб.Артемий опустил голову. Ему было неловко продолжать смотреть на демона.– Всё ещё не отказался от этой идеи?– И не откажусь. И сам посмотри, тебя уже не так это злит. Ты видишь теперь, что всё вокруг – ерунда? Одна мишура и фантики. Тебе это не нужно. Всё это. Ограничение, служение и подчинение. Не нужно.Артемий молча смотрел себе под ноги и только через долгие минуты раздумий спросил:– Ты хочешь опровергнуть... – запнулся, – доказать, что моя вера безосновательна?– Отчасти, – немедленно подтвердил Ноткин. Даже не постеснялся прямо говорить.– И ты твёрдо уверен, что над человеком, над миром и над такими, как ты, – на этих словах демон поморщился, но послушник продолжал, – нет никого выше? Божества?– Именно.Артемий снова помолчал.– А откуда тогда эти силы? Этот свет?Демон молчал. Нахмурился только, глядя на сложённые на груди руки. Раздумывал, прежде чем ответить.– Ты не знаешь, откуда оно приходит, да? – уточнил Артемий осторожно. – Не можешь утверждать, что нет источника.– Ну не могу, – наконец сказал Ноткин и прицокнул языком недовольно. – Эти тайны ещё откроются передо мной, вот увидишь. Я не так давно... в общем, не так давно обрёл себя. И с силами собрался далеко не сразу.Артемий не слышал от него о других подобных существах и, тем более, об их рангах. Если таковые вообще существовали. Но кто-то был слабее, а кто-то сильнее, до этого следовало додуматься раньше. Наверное, там, откуда дух явился, действовали такие же законы природы, как и на земле. – А ты как, сильный? – спросил Артемий и получил ответ, которого не ожидал. Ноткин весь обернулся к нему, сверкая глазами.– Я? О, поверь, сильнее многих. Я не хвастаю, я говорю правду. Абсолютнейшую. Я за свой небольшой срок там обрёл авторитет, который не каждый сможет построить. А всё же это походило на хвастовство.– Ты мне не веришь? – Ноткин лишь сильнее нахмурился.– Просто подумал, почему ты так хочешь меня в этом убедить. Независимо от того, правда это или нет.– Я ведь предлагаю тебе союз, – ухмыльнулся дух. – Ты должен знать это. Разве странно заключать союзы с тем, кто силён?Ничего странного в этом не было. Для Артемия. Он качнул головой, взглянул на собственные руки, едва-едва испещрённые золотистыми сосудиками. Он уже не боялся. И даже хотел сказать, что видел подобное у отца, но только это не имело никакого отношения к их разговору.– Это странно, Ноткин.– Почему это? – дух приблизился.– А потому, – и Артемий спокойно поднял голову, посмотрел в его лицо, – что я сам слаб. Зачем сильному предлагать союз слабому?Если бы он только мог прочесть, мог понять, что сияет в этих глазах... В почти человеческих глазах.– Ты будешь сильным. Обещаю. Тепло мягко вливалось в него. Наполняло, и под его воздействием отступало беспокойство, печаль и озабоченность. Всё забывалось. Даже война. Даже обида Стаха. Демон расплылся в странной улыбке. Будто собирался нашкодить.– Я кое-что тебе покажу.И обещанного долго ждать не пришлось. Артемию снова приснился странный сон, немного похожий на те, что он видел раньше.Чудесным запахом был полон тёмный укромный уголок. Он лежал в извилистых корнях могучего дерева, его укрывали низкие ветви кустарника, только иногда проглядывало в прорезях невиданных листьев сияние. Не яркое, оно было похоже на свет звёзд, но было таким тёплым... И юноша лежал так, прислушиваясь к едва ощутимому сердцебиению. Не его это было сердце, чужое. И тот, кому оно принадлежало, был намного больше Артемия.Какое-то существо, как мышь или маленькая птичка, промелькнуло в траве. Но тишины в этом месте и так не было, сад полнился звуками, писком, жужжанием, перезвоном маленьких колокольчиков, и всего этого можно было не замечать, всё складывалось в одну таинственную мелодию. Артемий прикасался к мягким складкам наброшенной на голое тело ткани. Её немного было, обвивала только шёлковой нежностью бёдра, немного закрывала живот – потому что была переброшена через плечо – и спину, узлом держалась на боку. Но он не смущался. В раю не было места смущению. А это точно был рай, в этом не было никаких сомнений. Где ещё можно было найти такой покой, где ещё можно было увидеть такую не горделивую красоту? А красота была, и была везде: и в переплетении корней, и в том, как листья над ним, перекрывая друг друга, защищали от света. Он только одного не понимал: почему в раю была ночь? Впрочем... почему её не должно было быть? Ночь ведь, как и день, была просто состоянием.Зашелестели листья. Их отодвигали руками, расчищая путь. Артемий очень удивился и приподнялся, чтобы посмотреть, кому ещё сегодня приснился рай. И не сдержал возгласа.– Как? Ты?!Он видел, как знакомо сияют глаза, как разделяют радужку тонкие полоски зрачков.– Здравствуй, – мурлыкнул демон, и один только этот звук внушил юноше волнение и трепет. – Я наконец нашёл тебя. И тут только понял Артемий, как неудобна его одежда, как хочется ему закрыть руки, второе плечо, как беззащитно белеют в темноте его ноги. – Почему ты не выходишь? – звал демон. – Идём со мной, посмотри, как тут всё устроено.Что-то должно было подсказать юноше, что не всё так просто, что не всё так безопасно в этом сне. Но Артемий поднялся, нерешительно двинулся вслед за демоном, придерживающим ветви, чтобы они не хлестнули юношу по лицу. На Ноткине тоже была похожая одежда, и она совсем, как и следовало ожидать, его не стесняла.Они шли через заросли. Артемию спросить бы куда, но он почему-то не мог.– Смотри-ка, местечко какое, – демон разве что не урчал. Артемий стоял на мягкой густой траве, она была странной, никогда он ещё не видел, чтобы растение приобретало такой густой багряный цвет. Полянка была небольшой, но хорошо освещалась иным небом, открытым и манящим. Артемий задрал голову и поражённо охнул. На небе сияли янтарные звёзды, их соединяли линии, образующие неведомые знаки. И только теперь юноша заволновался. То, что он принял за рай, вовсе не было раем. Иначе почему здесь всё было таким странным, слишком иным.Это всё было не для обычного человека.Но он и пошевелиться не мог, а на плечи легли две тёплые ладони. И Артемий почувствовал скорее, а не увидел, длинные страшные когти. Демон плотоядно шепнул:– Попался.И Артемий лишился голоса, лишился сил и безвольно упал на спину. Его придержал воздух, трава объяла его мягкой периной. Страх забился в груди вместе с сердцем. – Ну наконец-то, – страшным голосом проговорил демон. Он навис над ним, безумием горели янтарные глаза. Ловкий горячий язык облизнул приоткрытые в страхе губы юноши. – Не бойся, не съем тебя. Если съем, мне потом ничего не останется... Не этого я хочу, ты же помнишь?И будто сожалея, тёмный дух состроил странную гримасу и снова лизнул подрагивающие губы. Демон сбросил с плеча свои одежды, только кожаный ремень всё так же плотно обхватывал его шею, и испуганный до полусмерти Артемий заметил на его теле узоры, так похожие на знаки на небе. Пронизанная янтарём рука легко, будто ей ничего и не стоило, сорвала с плеча юноши ткань, разорвала, отбросила в сторону, когти чуть не задели кожу, но так и не коснулись, не ранили.– Не напрягайся так, – говорил дух одновременно рычащим и баюкающим голосом, прижимаясь к онемевшему послушнику, – я не обижу. Не веришь? О, я совсем не хочу тебя обидеть. Я показать хочу.Но Артемий никогда ещё так не боялся. И хотя всё вокруг было сном, любое действие ощущалось сверхреальным.– Ах! Как долго пришлось ждать. Ну и крепкий же ты орешек, никак не хочешь сдаваться, да? Мог бы я раньше забираться в твои сны, давно бы раскрыл твою душу... посмотри сам.И рука искусителя коснулась волос, пальцы обхватили затылок затем, чтобы приподнять послушнику голову. Так Артемий увидел и в своём теле искры света, сгустки. Они бились внутри тела, их мягкое сияние просвечивало мышцы и кожу. И Артемий мог бы поклясться, что видит собственное сердце. Бьющееся, такое же светящееся, разрастающееся сеточкой сосудов по всей его груди. Другая когтистая лапа потянулась к этому месту. Но послушник, несмотря на парализованность, нашёл в себе силы, собрал крупицы воли и схватил демона за руку, пытаясь остановить. И дух отпрянул и посмотрел на него даже с удивлением, но всё же насмешливо и нежно проговорил:– Всё зря. Ты и сам понимаешь, Золотко, правда ведь? Ты сейчас провалился сам в себя, а раз я здесь, внешние стены крепости пали. И тут нет ни твоих молитвенных книжечек, ни ваших настоятелей, ни твоего отца... Никто не оградит тебя от меня, я этого не позволю, – он отбросил в сторону слабую руку, это сопротивление было жалким. И вместе с тем опустил голову послушника. – Расслабься. Больно не будет.Едва демон наклонился к нему, юноша крепко зажмурился и снова попытался вырваться, обрести контроль над телом, дать отпор. Но одновременно губы обожгло, и рука демона легла на грудь, туда, где золотом пульсировала кровь.Артемий дёрнулся, вскочил, тяжело дыша и закрывая ладонью рот. Он был у себя, в своей комнатушке жилого корпуса. На своей кровати с жёстким матрасом. Он смотрел по сторонам, боясь увидеть на стенах тень своего преследователя, но всё вокруг было тихим и спокойным... Дух никогда не появлялся в комнатах монахов и послушников. Во снах – вот таких! – он тоже раньше не появлялся. И что-то подсказывало Артемию, что всё, что он видел и чувствовал, – не простое сновидение. Да... не простое. И не мешало бы высказать духу своё недовольство. Но стоило выйти из комнаты, как в коридоре он встретил Стаха.Рубин был мрачен и напряжён. И подошёл к Артемию со странным вопросом.– Ты правда хочешь уехать? Почему не сказал мне сразу?– Что? Уехать? – и оставалось только смотреть в его лицо, ничего не понимая. Он ещё был во власти сна. – Куда уехать?Друг смотрел внимательно, щуря глаза, пытался что-то выискать в растерянном лице.– Так ты... не хочешь?– Чего не хочу, Стах?Рубин потупился.– Я подумал, что ты хочешь уехать отсюда. Что планируешь отъезд, не сказав ни мне, ни Грифу.Так вот почему он дулся... Рубин – идиот.– Да с чего ты вообще взял это? – Артемий рассердился, но голоса не повышал. Этого не допускали правила монастыря.– Я слышал, как об этом говорил с настоятелем наставник... и подумал, что он это делает, потому что ты попросил.Вся злость испарилась в одно мгновение.– Что? Отец?.. подожди... Стах, что он говорил? – Что ты, возможно, уедешь. И что никто не должен тебе в этом препятствовать.Он немедленно вспомнил о том, что говорил ему отец, когда они встретились в вечернем саду. – Ты подслушивал?– Случайно слышал! Так ты не едешь? Ты должен остаться здесь, с нами.– Никуда я не собираюсь.Рубин выдохнул с облегчением, но их уединение было прервано, один за другим начали просыпаться и другие обитатели монастыря.И переживания о демоне немного померкли на фоне применения с другом и дурного предчувствия, вызванного словами отца.Молитва замирала на губах. Раньше она текла что вода – легко, естественно, била ключом из души. Теперь же всё никак не получалось вернуть былую лёгкость. Артемий знал наизусть строки, но смотрел в молитвослов, на чётко отпечатанные буквы и всё равно не мог молиться. Даже просто читать молитвы не мог.Он нутром чувствовал, что скоро разразится земля, что небо потемнеет и прольётся на монастырь едкой кислотой... или случится что-то такое же ужасное. Слишком его обеспокоил Стах.Демон метался за спиной. Ходил перед закрытыми дверями детских комнат.– Хватит уже, Золотко. Ты обижаешься? Не надо, я виновен в происходящем так же, как повинен в нём ты. Это всё сочетание, понимаешь? Сочетание у нас такое выходит, от него всё в голове мутится... Ну перестань дуться, дай мне подойти к тебе.Но Артемий не чувствовал, что делает хоть что-то, чтобы держать демона подальше от себя. Он ведь даже не молился.– Ну давай я... давай я заглажу свою вину? – сказал демон, а потом ворчливо вставил: – Если это можно назвать моей виной. Это не моя вина, это ты слишком хорошенький, тут и захочешь мимо пройти – а не выйдет... – тон его снова переменился, дух говорил с печалью. – Ты даже тень свою от меня защищаешь, жестокий. А скоро она совсем от меня закроется, да? Как и ты.Артемий всё же обернулся, чтобы спросить, и увидел, как полыхнули демонические глаза.– Ты можешь говорить прямо? – юноша отложил молитвослов. – Объясни, что происходит, что ты имеешь ввиду? Про сочетания, про тени, всё это. Демон поспешно сделал вперёд два шага, но замер.– Ты сперва дай к тебе подойти. Смотри, я даже когда руку вытягиваю, не могу до тебя дотронуться...Артемий сердито нахмурился. Он уже не был так напуган вторжением в сон, но он не забыл о демоническом коварстве и чужом дыхании на своих губах.– Тогда никогда не подойдёшь. Обойдёшься как-нибудь.Он отвернулся. Не потому, чтобы продемонстрировать пренебрежение, просто понял, что не сможет долго смотреть в удивлённые и растерянные глаза, иначе непременно смягчится. Но даже отвернувшись, он чувствовал всем телом присутствие духа. Тот не уходил и долго ничего не говорил. Так долго, что Артемию захотелось сказать что-нибудь хорошее, чтобы сгладить свою же резкость.– Я должен был это предугадать, – сказал в конце концов дух, – я прельстился твоей слабостью и совсем забыл, что она – явление временное. Начал подталкивать тебя к краю, совсем не думая о том, что так ты станешь только сильнее. Одни стены падут, на их место встанут другие, выстроенные из золотящегося кирпича. И такие уже не разрушить.Артемий снова обернулся. Демон смотрел на него хмуро, но не зло. Юноша едва ли понял, о чём он говорил, но понимал, что в этих странных словах нет ни капли лжи. И захотелось приободрить, утешить... так сильно этого захотелось, что и прочие тревожные мысли отступили.– Просто я не могу тебе доверять, – сказал Артемий. – И мне от этого тяжело. Это странно, потому что ты демон, но мне хочется... наверное, мне хочется быть тебе другом.– Но я-то хочу быть тебе не другом! – воскликнул демон, затем добавил спокойнее: – Но вообще – и другом тоже.И неожиданно стало жарко, и дыхание замерло. Юноша скорее опустил голову, он испугался того, насколько приятными оказались эти слова. А демон смог сделать ещё один шаг вперёд, и снова остановился, как будто упирался в невидимую стену.– Ты очень некрасиво поступил, – поджал Артемий губы. – Ты... поверить сложно, что ты мог совершить такою подлость. – Я не хотел тебя напугать. Говорил же – показать хотел.– Угу, – сказал мрачно Артемий. – И сделать?– Что? – голос духа показался озадаченным. Он молчал, видно, размышлял, и наконец поражённо и негромко заговорил. – Золотце, не думаешь ли ты, что я... что я бы мог?.. нет. Нет, никогда бы. Даже не думай. Прости, раз это могло показаться... я не посмел бы.Артемий всё же почувствовал облегчение. Словно натянутая в его теле ниточка причиняла неудобство, но натяжение ослабло. Он прикоснулся пальцами к своим губам.– Золотко, хочешь, я докажу тебе... хочешь? – дух дождался, пока юноша посмотрит на него из-за плеча. – Давай договоримся. Я докажу, что достоин твоего доверия. Только подпусти поближе, мне уже сложно обходиться без твоего тепла, хочется отдать тебе хотя бы немного моего буйства. Ты хочешь правды? Я могу пообещать, что всегда буду честен с тобой. Что расскажу всё, что только захочешь узнать.– Ну уж нет, – Артемий занялся самым безопасным занятием из всех: он смотрел на камни под ногами, немного влажную землю и зелёную траву; но всё его внимание было обращено к словам Ноткина, к его голосу. – Я так даже проверить не смогу, обманываешь ты меня или нет. Я не настолько глуп и доверчив.– Но это значит, ты признаёшь, что хоть насколько-нибудь, но всё же и доверчив, и глуп... Ладно-ладно, я понял. Тогда ты сам придумай.Думать долго не пришлось.– Пообещай, что касаться меня не будешь.– Что, совсем? – обречённо спросил демон.Артемий немного растерялся. Просьба эта, вернее – требование, казалась невыполнимой. Это ведь сложно, да и сам Артемий тогда... Не почувствует. Не ощутит прилив сил, радостный всплеск под кожей там, где демон прикоснётся.– Нет, я о другом говорю. Ты не будешь касаться... ну, знаешь, ТАК.– "ТАК"? А, выходит, что не "ТАК" всё же коснуться смогу?Артемий нерешительно кивнул. Это казалось справедливым решением. Демон тяжело вздохнул.– И на какой срок я столь... ограничен? Пока ты сам не снимешь запрет? Хорошо. Обещаю.Он не знал, что происходит с ним, как выходит так, что вокруг него густеет воздух и защищает от всего, даже от его демона. Почему-то он и не подумал об ангелах и Боге, даже не подумал о том, что это их защита... Но невидимая преграда растворилась. Демон обошёл скамью, приблизился к послушнику и присел перед ним на колено. Ткань брюк выглядела дорогой, но она наверняка была так же иноприродна, как и сам демон, потому что к ней совсем не приставала грязь.– Давай. Затяни ремень, – и дух указал на свой ошейник.– Что? Зачем? Он ведь и так плотно сидит, – заволновался Артемий.– Я не прошу меня душить. Просто сдвинь на одно деление.Но Артемий и не пошевелился. Эта просьба казалась ему дикой.– Это не для забавы, – демон смотрел не просто в глаза ему, казалось, смотрел прямо в душу, – так ты поможешь мне сдержать слово. Чтобы я не забывался. – Тогда сделай это сам!– Весь смысл как раз в том, что это должен сделать ты. Перед тобой же клянусь. Ну, давай.И юноша дотронулся до ремешка и тёплой кожи, пальцы чуть задрожали. Пряжка холодила, пока он ослаблял ошейник и потом – когда затягивал туже. Он уже сожалел, потому что понимал, как это может быть болезненно. Но он сделал то, о чём его просили.– Так нормально? – не мог унять послушник своего волнения.– Нормально. Я не совсем человек, ты об этом помни.Поднялся ветер, зашуршали листьями над их головами старые ветви. Но только вокруг демона витал другой ветерок. Тёплый, весёлый. Он не давал замёрзнуть даже сейчас, хотя демон и казался немного расстроенным.– А расскажи мне о том, что ты говорил... что-то про сочетание и...– Нет, – обрубил дух, – я обещал рассказать в обмен на твоё прощение. Но его я получил иным способом, связав себя. Так что ничего я тебе не расскажу, – и янтарные глаза хитро прищурились. – Но мы можем заключить ещё один договор. Я расскажу что-нибудь, если ты меня приласкаешь.– Но ты ведь только что обещал!– Действительно, – наигранно невинно согласился демон, – я пообещал что сам тебя на трону. Заметь, ТАК не трону. Но мы ничего не говорили о том, что ты не будешь меня касаться. На тебя условие это не распространяется.Наконец демон вёл себя почти обычно. Это немного успокаивало. – Н-ну... тогда давай, – Артемий понимал, что поддаётся своим тайным желаниям, но дотронулся до головы демона, до его волос. И столкнувшись с горящим взглядом, юноша пояснил: – Ты ведь сейчас не уточнял, как я тебя приласкаю. А я вот так.– Хитрец, – шепнул демон и закрыл глаза.Пальцы гладили мягкие пряди, иногда касались лба, а иногда и резинки, которая собирала волосы в хвост. Артемий гладил легко и аккуратно, только иногда позволяя себе провести всей ладонью по склонённой, как бы подставленной его рукам голове. Юноша чувствовал странное. Ему было очень приятно вот так гладить эту всё клонящуюся вниз голову, приятно массировать кожу, проводить за ушами... Он смотрел и думал, можно ли назвать этого демона рыжим?.. Едва ли, вон Гришка Филин был правда рыжим, волосы у него были такими яркими и светлыми. – Вот что называется золотые ручки, – пробормотал мятежный дух и совсем опустил голову Артемию на колени. Словно задремал. Пальцы кололо озорством. Через них что-то радостное текло в Артемия и мешалось внутри с внезапной и сильнейшей нежностью.Скрипнули петли двери. Послушник чуть не подскочил на месте и обернулся.– Мы поели. Все сыты. Заберёшь посуду? – на пороге стояла кутающаяся в шаль девушка. На него не смотрела, воспалённые веки были чуть прикрыты.– Конечно, – слабо отозвался Артемий, а потом быстро перевёл взгляд вниз.На его коленях свернулся клубком урчащий кот.