V. (1/1)

У Даниила время от времени еще подрагивали руки, когда он рылся в шкафу и выуживал из комода какие-то вещи в уложенный рядом рюкзак, хотя скрипы по дому он уже не слышал, даже если они были. Чудовище за окнами, временами издававшее низкий рык?— уже чересчур, такого быть не могло в исследованном вдоль и поперек лесу. Но оно сидело там, а то и шло, потому что темнота позволяла. Не было рассвета, который бы все расставил по местам и убрал бы все ненормальное, неестественное.Где-то в глубине Данковский уже чувствовал, что спасение лежит только в рассвете. Бежать некуда. Но прекратить собирать хоть какие-то вещи он не мог. Так он ощущал, что делал хоть что-то.Вдруг в голове ярко вспыхнула мысль: где-то там, в чаще, бродит его Бука, который может столкнуться с этим существом, нависшим над лесом. Тут же Даниил отложил сборы, по привычке застыл, прислушавшись: часы не шли. Тогда он подхватил свечу и, влекомый уже не логикой, отправился в поход по комнатам, еще и впервые совсем позабыл о дневнике. Но все-таки прямо возле часов нашлась записка знакомым, почти Данииловым почерком.?Это дурная дрема. Ты умираешь. А в лесу хотят, чтобы ты жил?.В лесу… В лесу?— Артемий. Теплый и живой.И как бы равнодушно Данковский не относился раньше к смерти, он не хотел умирать?— не сейчас.К входной двери Даниил почти сбежал с чердака, намеренно не глядя в окно, где впервые заметил угрозу. Он знал: если о чем-то не думать, есть вероятность, что это ?что-то? исчезнет, словно его никогда не было. Не видишь, не думаешь, не обнаруживаешь в природе?— вот и все.У прямоугольника-провала, глядевшего в лес, Даниил тоже не замедлился. Лишь на секунду прикрыл глаза, когда перешагивал порог.Показалось, что небо стало чуть светлее, хотя осенью стоило бы ожидать обратного. До рассвета еще часа три, а характерное марево уже немного разбавляло мрак между деревьями. Но на свечку Даниил все еще полагался охотнее, чем на природные подачки, и с непонятным облегчением цеплялся за привычный желтый свет. Дорожки и тропинки, пролегавшие по влажной от туманов земле, вели вперед исправно, Даниил вслушивался в лесную скудную музыку, надеясь уловить желанное приглашение.Наверное, он поэтому не сразу принял, что замечал какие-то странные вещи, мелькавшие на краю поля зрения. В доме так появлялись молчаливые, вздыхавшие с удручающей тяжестью гости…Именно в этот момент с содроганием Даниил увидел впереди силуэт с коробом на голове, так часто приходивший в темные комнаты.Нет, быть того не может. Не здесь. Не в безопасном и чистом лесу.Даниил отступил на несколько шагов назад и свернул с тропы, чувствуя холодок вдоль спины. Теперь при малейшем подозрении он сворачивал в другую сторону и даже начинал дорогу обратно, лишь бы не столкнуться с тем, что игнорировал. В висках стучало, но не раскатисто, а мелко, будто молоточком понемногу вбивали гвозди. Горло сжимало, слегка вспотели ладони. Все как в самые первые ночи наедине с гостями, только с примесью досады: за что, почему сейчас и даже здесь?Слишком быстро Данковский ощутил усталость, полноценную, прижавшую к дереву в попытке отдышаться. Лихорадочно трепыхалась в черепе мысль: нужно быстрее найти Артемия, удостовериться, что с ним все хорошо, что он не пропал.Кустарники, на которых и так дрожали пятна огненного света, затряслись более явно перед тем, как из-за них неожиданно показался Бука.Оба не сказали ни слова. Артемий просто бросился к Даниилу, быстро и беспокойно осмотрел, словно убеждаясь, что тот в порядке, на мгновение сжал в объятиях. Самому Даниилу стало немного легче, однако он подсознательно искал за чужой спиной фигуры гостей.—?Ты тоже их видишь, да? Я не понимаю, что они здесь делают, их не должно быть, пока время стоит на месте…Даниил не понимал, зачем говорил, но не мог замолчать. Разрушение привычных закономерностей выбило из колеи, видимо, даже слишком сильно, ведь Артемий смотрел с непонятной тревогой, уже совсем не абстрактной.—?Я ведь все просчитал, их не может здесь быть… И того существа над деревьями тоже не должно быть?— его ты видел?Ответом вновь было молчание, но с ним же и мягкое, чуть торопливое касание на щеках. Через него Даниил чувствовал волнение Артемия, которое смешивалось с его собственным, и понимал, что все прошлые разумные выводы и теории разваливались на глазах. Отвратительная беспомощность уже принялась цепляться лесными колючками…Артемий глянул по сторонам и напряженно прислушался. Потом жестом попросил у Данковского свечу, а затем взял его за руку, прямо поверх крупной вязки свитера, и кивнул на заросли, из которых пришел раньше. Даниил пошел следом без вопросов, доверившись, и сам продолжал притом искать вокруг угрозу, молча ждущую под деревьями.Следовало уже диагностировать у себя паранойю… если бы гости не были настолько реальными и не стояли бы в отдалении, прямо как в темных пыльных углах.По лесу они шли не прямыми путями, прокладывали новые тропы, забредали в более густой туман и выныривали из него на возвышенности. Несколько раз слышался вдалеке рык зверя с черепом вместо морды, и Даниил вспоминал, как его лапы легко ломали верхушки деревьев. К счастью, когда от нервов и прохладного тумана стали ощутимо мерзнуть ноги и лицо, под ногами будто бы появилась извилистая дорожка. Артемий от нее уже не отклонялся, а Даниил шел следом, хотя не помнил такой тропинки. Мимо, казалось, проплывали в дымке силуэты, самые разные вперемешку, постепенно сливавшиеся с природой.Выбивался из лесной картины лишь выступивший черным угловатым пятном дом, из приоткрытой двери которого лился насыщенный рыжеватый свет.Подсвечник тихо стукнул о ступеньку. Даниил инстинктивно вздрогнул, тут же поднял глаза на Артемия: он тоже был беспокоен.—?Я думал, что вижу гостей только внутри дома, что это лес забирался внутрь… —?Даниил принялся кое-как растирать плечи. —?Но, может, весь лесной ужас поселился у меня в доме? И я выпустил его наружу?Кажется, Бука не очень понимал, но пытался. Все еще ничего не говоря, он подошел совсем близко и обнял Даниила, согревая. Тот сложил ладони поверх центра чужой груди, впитывал исходившее от Артемия тепло и вместе с тем не прекращал перебирать в голове предпосылки, закономерности, результаты… Он хотел понять. Да, голова начинала болеть сильнее, но можно было и перетерпеть.—?Даже в этом хаосе можно найти логику. Раз мы оба их видим, они должны быть более реальными, чем я предполагал. Надо понаблюдать за ними в доме и понять, в чем смысл… Ты же видел огромного черного зверя? Там, в чаще?Артемий кивнул и коротким взмахом руки указал направление?— то самое, которое просматривалось из окон с восточной стороны.—?Значит, и в этом должен быть смысл. Мне нужно подумать…—?Тиимэ зоригтой*,?— произнес Артемий с приятной, но не совсем понятной теплотой, похожей на одобрение или похвалу. В глазах его все равно еще крылось волнение.—?Я должен понять, чтобы дотянуть до рассвета. Осталось уже не долго, но… Это все?— не просто так. Если гости не хотят меня отпускать, тогда сам найду способ вырваться и не умереть.Артемий обнял крепче, несколько раз тепло поцеловал в лоб, то касаясь кожи, то явно задевая губами челку Даниила. От невысказанной, но подаренной поддержки сердце забилось быстрее?— хотя бы сейчас не от страха. Данковский, до странности уставший, неловко клюнул носом в чуть колючую щеку Артемия и тут же услышал тихий смешок. Обидно совсем не было.—?Артемий…Оба замерли, глядя друг другу в глаза.—?В лесу теперь опасно. И может стать хуже, я уверен. Ты не думал о том, чтобы… больше не приходить?Бука вмиг стал серьезен и отрицательно мотнул головой. Одновременно он, словно в подтверждение, накрыл рукой раненую ладонь Даниила, скрытую в рукаве свитера. Очевидно, отговорить его или переубедить не вышло бы, даже если бы такая цель стояла, но ее и не было. Наоборот, в разы спокойнее было от мысли, что и в таком лесу они могут друг друга найти, знать, что одиночество не так же бесконечно, как чаща.О ране Артемий тоже не забыл: размотал старую повязку, уже без следов крови, обработал, как и вчера, соком принесенных с собой трав. Порез был не слишком глубоким, хоть и с рваным краем, заживал быстро и совсем перестал болеть. На время перевязки Даниилу показалось, что кроме них двоих больше никого нет в целом лесу, прямо как раньше.От сероватой мягкой ткани, которую использовал Бука, тоже пахло солнцем.Даниила вновь тянуло в сон со страшной силой. Однако стресс и осознанная необходимость во всем разобраться не дали сдаться.—?Мне нужно идти,?— уверенно сказал Даниил, не сделав при этом ни шага в сторону.Артемий понимающе кивнул, погладил по лицу практически невесомо, попутно отводя со лба Данковского темные пряди. Даниил принял незамысловатую ласку, но ответить не смог: в голове еще не совсем укладывалось, насколько близки они теперь, насколько далеко можно зайти и стоило ли.—?Будь осторожен,?— попросил он вместо лишних действий.Взгляды, которыми они обменялись на прощание, лучше всяческих слов говорили о понимании. Об осознании беды, нависшей над лесом, и о принятии постоянной угрозы, поджидавшей за деревьями.…В первую же условную ?ночь? после Даниил ощутил, насколько сильно изменилась домашняя обстановка. Он впервые почувствовал себя целью, объектом охоты, который специально выматывали заранее, загоняли, а потом принимались нападать. В глубине разраставшегося дома кто-то постоянно плакал, бреши возникали то в глубоких подвалах, то на отдаленных чердаках. Гостей становилось все больше, и ближе к рассвету Даниил из-за усталости едва не наступил на одного из них, самого мелкого, похожего на комок листвы с ногами.Голоса в голове не умолкали. Вскрывать старые замки стало несколько труднее, потому что руку Даниил старался держать в покое. И, что самое плохое, Данковский нервничал подчас даже сильнее, чем в самые первые ?ночи?. Он снова начал бояться гостей, неизвестных звуков и фигур. Настолько, что почти осязаемо чувствовал, как постоянно дергало нервы.В лесу, пока он не находил Артемия, было еще хуже. Таяла свеча, и Даниил мог бы сказать, что точно так же таяла его выдержка. Бодрость, приобретенная отнюдь не от отдыха, а от болезненной необходимости быть готовым убегать каждую секунду, таяла тоже. Артемий заметил это сразу и настойчиво заставлял Даниила хотя бы дремать. В руках у теплого Буки всегда оказывалось намного уютнее, чем в собственной кровати. И каждый раз, стоило Даниилу устроиться и закрыть глаза, он слышал одно и то же, тихое: ?Аятайгаар нойрсо*?.Потом этот шепот отзывался в сознании, даже когда вокруг бродили гости со скрипучими голосами.Даниил начинал постепенно признаваться себе, пускай еще не открыто и не вслух, что бился напрасно. Гости оставались такими же неправильными и нереальными. От них разило холодом, разными запахами, мокрыми и неживыми. Столкновение с ожидавшим в дверях неподвижным силуэтом ничего не прояснило: на Даниила лишь налетел ветерок, похожий на вздох, и не более. Тогда Данковский понял ясно, что попался в ловушку собственного ума, когда-то взвинченного играми с невидимками. И он сам запер себя в этом доме.В тесноте давивших комнат Даниил чаще и чаще ловил себя на мысли, что сходил с ума. Он смотрел на часы и думал, что время убивало и убивает его, пока он спит, а в какой-то из реальностей, условными днями или ночами, он наблюдал за этим. Из памяти постоянно выбирались на свет воспоминания о кончине деда, следом за ними?— мысли о дневнике, безвозвратно потерянном и поныне терзаемом.Убедился Даниил в реальной угрозе безумия, когда, учуяв запах осенних листьев в пыли, вдруг подумал вслух:—?Кто-то только что прошел по моей могиле.Не меньше продолжали тревожить и записки, то и дело возникавшие в освещенных комнатах. В них, написанных все тем же почерком, часто упоминались гости и прятки, необходимость очистить дом, какие-то давние мысли, бесцельные вопросы и обрывки фраз…В ступор ввела Даниила запись, которую он нашел на четвертый ?день? после встречи с черным зверем.?То, что в доме кажется страшным, перестанет пугать, если ты выйдешь в лес. Прикоснись к ним без страха. Открой глаза. Не бойся видеть. Не бойся смотреть. Это не смерть, а просто новое время. Смерти нет?.Даниил не поверил?— и проверять категорически не хотел.Когда он на сей раз вышел в лес, он даже радовался: стрелки на циферблате в доме показывали, что до рассвета осталось не больше часа. С восходом солнца все непременно должно было измениться к лучшему, и в это Данковский за время цикличных пряток поверил так же, как в возможность избегать гостей, просто не думая о них. Таким, переполненным усталым облегчением, он и нашел Артемия, который теперь молчал, пока они не находили друг друга в чаще?— лес потерял единственный волчий голос.Артемий в последние ?дня? два опять больше напоминал Буку, разве что с явными следами тревоги на лице. Он молчал, но смотрел пронзительно, словно понимал как-то неизмеримо много, и подолгу не отводил глаз. Даниил не мог понять, в чем дело, а вымотанность тела и ума пресекала саму возможность понимания: он засыпал быстрее, чем формулировал осмысленные и долгие цепочки мыслей и слов.Ныне, когда до рассвета?— рукой подать, Даниил был воодушевлен и успешно сражался с усталостью. Он не стал надолго откладывать и заговорил, пока пробирались бок о бок к дому:—?Я уверен, что скоро все закончится. На часах вот-вот наступит рассвет, и тогда все гости исчезнут.Артемий коротко глянул через плечо, но в его глазах мелькнула отнюдь не радость, скорее… уже знакомая тревога, только принявшая на момент более яркую форму. Насторожившись, Даниил умолк и решил выждать.На крыльце дома, раньше производившего впечатление огромного, одинокая свеча впервые смотрелась сиротливо. Черный зверь не подходил близко, все еще рыскал где-то за деревьями, хотя его присутствие ощущалось?— как будто внимательный взгляд, не отлипавший ни на миг.Даниил до последнего надеялся, что ошибся, что избегание конкретных мыслей поможет… Однако Артемий, мягко взявший его руки в свои, тут же оставивший на костяшках и пальцах несколько коротких поцелуев, хрупкую надежду окончательно разбил.—?Ты… уходишь?Артемий все смотрел и смотрел, словно пытался запомнить, запечатлеть. Он снова о чем-то просил, и снова молча. К его лицу Даниил притронулся, не заметив дрожь в ладонях.—?Это из-за гостей? Или я что-то…Отрицательно мотнув головой, Бука склонился ниже, скользнул губами по скуле Даниила. Тот без оглядки на рассудок ответил, целуя, куда сумел дотянуться. Он до боли не хотел оставаться один, и это желание подталкивало ближе к единственной живой душе, к источнику тепла и покоя. Он ведь… просто не мог запереть в собственной тюрьме еще и человека, напомнившего, как ощущается счастье.—?Ты вернешься? —?практически неслышно спросил Даниил.После нескольких порывистых кивков Артемий двумя пальцами мягко приподнял подбородок Даниила, не давая отвести взгляд.—?Би шамай олохоб,?— отчетливо проговорил он. —?Найдуулнаб*.Данковский не понимал слов, но верил Артемию. Верил его светлым глазам, глубокому голосу, верил губам, увлекшим в легкий, почти целомудренный поцелуй. Настолько безоговорочно поверил, что без страха и тоски смотрел в спину уходившему Буке, который в лесной тьме сразу исчез, оставив на память один лишь звук хлопнувших крыльев.Когда Даниил взялся за дверную ручку, он уже точно знал, что его ожидал последний рубеж. Выстоять против всех своих кошмаров, цепляясь за обрывки нервов?— и уйти с рассветом свободным. Хватит с него старого дома и затхлых ужасов семейной памяти…Он бродил по этажам в темноте, иногда скрывая свечу от сквозняков, а при свете замечал в привычных комнатах жуткие детали. То ему мерещились тени, то, казалось, на ковре темнели пятна побуревшей крови. Искажались очертания знакомых предметов, менялись картины и чертежи, тут и там валялись кучи осенних листьев.Гости наводнили обжитый дом от подвалов до крыши. По стенам, исцарапанным давным-давно, бродило существо, любившее оставлять глиняные следы, складывая их в длинные тропы. Мимо Даниила деловито прошло его же отражение и, тихо бормоча, отправилось осваивать южные комнаты. На одном из чердаков в темном углу рыдал и всхлипывал плед, не спрятавший босые ступни. Где-то скрипело ненавистное ржавое колесико протеза, звенели цепи, хрустели неестественно суставы головоногого монстра.Даниил в конце концов вновь забрался на лестницу, не найдя безопасного приюта. Он отставил свечку, создавшую вокруг зыбкий желтый ореол, обнял себя за плечи и некоторое время сидел так. Распахнутыми глазами следил за гостями, то и дело сновавшими по комнатам, отсчитывал секунды и минуты, ставшие непомерно долгими.В голове мутилось, разные голоса временами смешивались в неразборчивый поток звуков, сердце стучало торопливо и громко. Не выдержав, Даниил зажмурился. Мысли тянулись не к дому и не к опасностям, а к Артемию. Почему он ушел? Он ведь не из гостей, рассвет не должен был причинить ему вред… Как они увидятся снова, когда и где? Сумеют ли увидеться вообще?Даниил многое отдал бы, чтобы наверняка знать, что не потерял Артемия навсегда. Даже, наверное, согласился бы ради встреч с ним стать вечным затворником опостылевшего дома.Часы все тикали и тикали, казалось, бесконечно. У нижней ступени уже поджидал головоногий, словно знавший, что законному жильцу некуда деваться. От непрерывного плача череп трещал по швам… Тем пронзительнее и удивительнее вдруг зазвучала птичья песня, переливами и коленами напомнившая зяблика.Улыбка замерла на губах, не сойдя и при пробуждении Даниила в замершем во времени доме. Данковский проворно покинул кровать, миновал все записи и стопки листов, вовсе не взглянув на них, и поспешил обыскать комнаты. Около часов, буквально звавших разрешить им последний оборот, ноги будто сами замедлилили шаг. Старый циферблат и составной металлический корпус, кое-где ржавый, темные бесхитростные стрелки и декоративный сосуд с песком?— от всего веяло чем-то совсем родным. И, несмотря на параноидальные мысли об убийце-времени, Даниилу было приятно в последний раз перевести часы лично.Как только стрелки прошли положенный круг, Даниил очнулся не в лучах рассвета, а в кромешной темноте. Он не понимал, где находился, но слышал, что его звали по имени. Упорно, с просящей интонацией. И, если бы это звали предки,?— что отец, что еще не так позабытый дед?— Данковский бы ни за что не откликнулся. Но он узнал голос и произношение, при котором две ?и? в его имени мелодично звучали, как одна, перетекая друг в друга…Он хотел позвать Артемия в ответ, но вместо этого в очередной раз проснулся.Открывать глаза и шевелиться теперь было трудно. Одеяло давило на плечи слишком сильно, одежда почему-то липла к телу, и Даниилу казалось, что он лежал в сыром коконе. Спальня принадлежала ему, вся обстановка была такой же, как и раньше, во вневременном доме, разве что в печке-буржуйке не гудел огонь. Через окно проникал слабый свет, совсем не приносивший тепло. В целом Даниил ощущал неправильную слабость. Когда-то в детстве он испытывал похожее, пролежав почти неделю в кровати из-за тяжелой простуды.Едва он приподнялся на локте и проморгался, как в главную дверь тяжело постучали?— так, будто делали это не первый раз и пытались пробиться в дом. Звук был предельно похож на тот, что слышался временами во сне.Явился кто-то из гостей?.. Но рассвет уже пришел, а в лесу некого ждать.Когда Даниил на одеревеневших ногах добрел до прихожей и стал искать в карманах ключ, он услышал, как в тишине за дверью его опять тихо позвали по имени. Сердце, по ощущениям, перевернулось внутри. От волнения ключ только со второго раза оказался в скважине, а скрежетание засова совсем пролетело мимо ушей.На пороге, слегка золоченном солнечным светом, стоял Артемий?— точно такой, каким он был во мраке чащи. Даниил ждал не дольше секунды перед тем, как шагнуть навстречу, в чуть теплое утро, и крепко обнять своего настоящего Буку. От прикосновений его широких ладоней и горячего дыхания в макушку Даниил терял последние силы в самом лучшем из смыслов. Артемий шептал что-то неразборчивое с облегчением, которое волной затопило обоих, а Даниил доверчиво жался к его груди.В голове метались беспорядочно вопросы, которые Данковский не стал задавать: ему было достаточно рассвета, шелеста листвы, бурых знаков на чужой коже, светлых сероватых глаз… Артемий, пришедший с теплым утром ранней осени, полностью отличался от оставленного за спиной прошлого в холодном доме.—?Я хочу уйти с тобой…Уловив в ответ улыбку, Даниил понял, что зря сомневался и допускал, будто Артемий этого не захочет.Отправиться совсем налегке нельзя было, но рюкзак Даниил собрал очень быстро. Он помнил, как собирался еще во сне, и интуитивно находил все нужные вещи. Он старался закончить побыстрее, ведь в доме стояли затхлость и сырость, да и Артемий даже не переступил порог, ждал снаружи. Тем лучше?— не возникало никаких причин и предлогов задерживаться в комнатах.Месту, где вырос, Даниил был благодарен. В детстве и юности он любил тесные комнатки, старые научные приборы, находил успокоение в наследстве деда и отца. Но времена изменились, изменился и сам Данковский, последний в своем роде, и более семейный дом ему не подходил. Стены сдавливали и ограничивали разум, воспоминания, заброшенные по углам, вперемешку с рутиной составили всю искусственную жизнь. Этого Даниил не хотел и не мог вынести, особенно теперь, когда чуть не сошел с ума во время долгой ночи пряток.Больше он прятаться не собирался.К Артемию, под лучи продолжавшего подниматься солнца, Даниил вышел без опаски. Обхватил его руку, широкую и теплую, и отправился с ним вперед, прочь от заколоченного досками, перекошенного прошлого.Дорога сквозь лес, далеко не такой мрачный и мертвый, как виделось во тьме ночей, была долгой. Под ботинками шуршали листья, все падавшие и падавшие, на некоторых деревьях и на земле пятнами раскинулись темно-зеленые мхи. Никаких тропинок, ни следа зверей, только на темных от влажности стволах выделялись свежие зарубки, по которым ориентировался Артемий. По пути они даже пришли к кустам лесной ежевики?— не тем, что были тогда во сне, и пускай. Запах и терпкий вкус чернильно-фиолетовых ягод наяву казались еще лучше, и ради такого не страшно было и испачкать в соке пальцы.Постепенно лес начал редеть. Почва становилась суше, истончались деревья, желтела трава, из жесткой превращаясь в ломкую. Даниил понимал, что они приближались к лесной окраине, и чувствовал, как неуклонно становилась увереннее поступь Артемия.Границы они достигли как-то резко: в какой-то момент Данковский просто понял, что через несколько шагов позади останутся все деревья и низкие, распластанные ближе к земле кустарники. А дальше, как далеко ни посмотри, лежала сплошная степь?— широкая, вся из пологих холмов, уже тронутых дыханием осени. И над головой желтело в небе солнце, уже давно миновавшее точку зенита.Даниил замешкался, когда предстояло выйти на бесконечный простор: это было как… шагнуть в совсем другой мир. Артемий не стал торопить. Вместо этого он прошел вперед, осмотрелся, что-то выискивая. И выглядел он в осенней степи, пропахшей пылью, солнцем и пряностью трав, как дома.Вдруг вдалеке, там, куда смотрел Артемий, Даниил различил совсем не природные вещи. Тонкий хвост дыма, поднимавшийся вверх, пестрые или даже рябые пятна, похожие на юрты из научных книг. Еще дальше, за ними, на теле степи рыжело нечто, как-то странно мелькавшее?— Даниил не без напряжения разглядел, что это, должно быть, брело большое стадо.Они с Артемием, не сговариваясь, посмотрели друг на друга, миг в миг. Даниил едва заметно повел плечами и так и не сошел с места. Неуверенность вернулась, когда он меньше всего ее ожидал, и пригвоздила тяжестью.—?Ши айнаш г?ш*? —?спросил Артемий негромко, как только вернулся к Данковскому.Даниил не мог объяснить, почему застыл. Там, в холмах, он видел совсем незнакомый мир, в котором не знал ничего. Даже понять не сумел бы ничего, ведь совершенно не знал языка. Он знал одного Артемия, с тоской смотревшего на стойбище. Хранившего от ужасов в темноте, согревавшего в черном болотистом лесу. Подарившего себя и свои чувства без следа корысти.—?Эринэб*… —?вдруг добавил Артемий еще тише. В его глазах вновь теплилась молчаливая просьба, та самая нужда, знакомая с первой встречи?— и лишь сейчас Даниил понял ее суть.А еще он осознал, что необходимость эта, так и не облеченная в слова, стала для них общей.—?Я ушел с тобой?— и пойду с тобой дальше. Туда, куда поведешь.Артемий благодарил за доверие безмолвно: лаской и нежностью, которые отдавал в касаниях и взглядах, закрепляя узлами-поцелуями. Даниил, не сдерживая внутренний трепет, льнул к рукам степняка, в которые передал свою судьбу безвозвратно. Он и ключ от дома Данковских выбросил по пути в чащобе, не услышав приевшийся звон.Даниил наконец желал взяться за истинное дело миролога?— изучать открытый Артемием, живой, настоящий мир.