IV. (1/1)

На интуицию Даниил почти никогда не полагался, считая ее источником необоснованных предположений, но, черт, он чувствовал, что что-то было не так. В доме, полном гостей, он слышал не только вздохи, не только шорохи, скрипы дверей?— он, казалось, слышал шаги. Такие же, как свои. Даже слишком похожие, если вдуматься…Часть ночи Данковский уже второй раз проводил, усевшись на верхних ступенях какой-нибудь из лестниц. По какой-то причине именно ими гости не интересовались. Даниил вспомнил несколько философских теорий о лестницах как переходах в физическом и метафизическом смысле, вычитанных в одной из книг, но потом эти идеи отмел. Должно быть тут что-то другое… Хоть и настолько же неясное. Зато такой наблюдательный пост дал возможность взглянуть на гостей еще немного ближе и учиться к ним привыкать.Когда в углу появился и странно быстро пропал некто с коробкой на голове, Даниил расслышал шаги намного отчетливее. По плитке на верхнем этаже уверенно кто-то шел, как живой, и шел точно к убежищу Данковского. Успев лишь взять свечку с верхней ступеньки, Даниил подвинулся к левому краю лестницы и там, так и не поднявшись, замер. Мимо него, торопливо чеканя шаги, прошел он сам.Свою одежду, прическу, походку, даже свечку на единственном в доме подсвечнике Даниил узнал. Вгляделся в лицо своего отражения, которое сосредоточенно работало с проводами?— тут же подумал мельком, что со стороны выглядит еще хуже, чем в обычном зеркале. Мысли о том, откуда взялся двойник, уже не возникало, ее заменил вопрос об опасности очередного гостя. Впрочем, они все опасны, так или иначе?— и все они возвращают назад, куда до боли не хотелось.Отражение огляделось: с бледного лица едва не дико смотрели черные глаза. Почудилось на секунду, что белков не было совсем…Пробуждения своего Данковский вновь не запомнил, оно будто ускользнуло сквозь пальцы. Ощущение оказалось даже не метафорическим, Даниил действительно что-то выронил на грани со сном?— снова страницы, судя по шелесту. Дневник он так и не нашел, но каждый раз в кровати находил записи, виденные то в грезах, то наяву. Рассматривал их под лампой, раскладывал по стопкам в зависимости от тем и автора, пускай условного. Сейчас этим заниматься не хотелось. Даниил устал, рука, поврежденная в лесу, еще побаливала, глаза закрывались неконтролируемо. Только молчавшие часы заставляли подняться… и ждавший за дверью человек.У Даниила было более чем достаточно времени подумать и сопоставить факты. Как окончательный вывод он принял мысль, что Бука был обычным человеком. Настоящим и таким же живым. Почему-то скрывающим имя. Пришедшим не из глубины леса, как гости, а откуда-то еще. Может, с окраин? Дед рассказывал, что в одну сторону лес тянется на многие километры, а с противоположной можно дойти до самого края. Конечно, туда никто из них так и не отправился. Но Бука ведь где-то жил, как-то нашел сюда дорогу.…И опять нагромождалось слишком много мыслей и слишком мало фактов.Часы затаились в дальней комнатке подвала. Новый оборот стрелок закончился, часовая замерла где-то у двух ночи, и Данковский подумал, что до рассвета уже не так долго, часа четыре или пять. Но появление в доме нового гостя подсказывало: так просто эти невидимки уйти не дадут.Перед уходом в лес Даниил проверил небольшой домашний схрон медицинских принадлежностей и лекарств. Из таблеток осталось одно обезболивающее, из остального?— йод и маленький моток неотбеленной марли вместо бинтов. Этот последний Даниил и забрал, засунув в карман. Бука ведь не откажет в помощи еще раз? Стоило бы антисептик найти, но он, если и был, давно в доме кончился, а из леса Данковский после приезда больше не выходил. От подобной мысли стало не по себе еще больше.Сначала он думал, что заболел. Но по здравом размышлении вывел, что это не так. Он нормален. А то, что случалось, называется в науке компенсацией. Ему бы уехать на время и отдохнуть… Но теперь и выходить из дома было опасно: что-то действительно происходило снаружи. Там, казалось, нет ничего хорошего. Только ужас, хаос и мрак. И все это?— сам лес?— продолжало лезть внутрь. Один лишь Бука к дому не приближался, никогда не пытался зайти, ни разу не появился среди гостей или в виде молчаливой фигуры в темноте комнат.Даниил выбрался из подвала и дождался скрипа главной двери. В лесу, хоть он где-то в душе и ждал однажды встречи с гостями среди деревьев, было в разы спокойнее.Луна куда-то скрылась, и чистое небо без нее, как темное покрывало, густо усеяли мелкие звезды, мерцавшие в смутно угадываемом ритме. Ни в небе, ни на земле, ни между корней или веток Даниил не видел ничего необычного, пока не встречал Буку. Чем обосновать такую закономерность, Данковский не знал, но бороться и не пытался: вдвоем смотреть на странные загадки все равно было интереснее.Звал Бука издалека, хотя вой звучал не так долго, как всегда. Привычный его голос будто прогонял все тени, бродившие из-за фокусов воображения в высоких кустах и у рядов деревьев, иногда странно ровных для леса. Даниил перестал опасаться тронуть растения или сломать ветки, даже ощущал подобие уверенности все в таком же громадном лесу, когда знал, что его ждут и, если придется, найдут. От свечки, раньше по привычке не оставляемой где-нибудь, еле светившей, теперь исходило призрачное тепло. Даже если это вновь надумывание… Даниилу нравилось.Из черных зарослей Бука вышел навстречу, и на его лице Даниил уловил мимолетную улыбку, слабую, но такую… сердечную.—?Здравствуй,?— Данковский улыбнулся и сам.На звуке шагов прямо перед собой слух наконец фиксировался охотнее, чем на скрипе ветвей и шорохах где-то позади.Бука протянул руку, и Даниил вложил в чужую ладонь свою, перевязанную, ведь в здоровой держал свечу. По коже скользнули чуть шершавые подушечки пальцев. Вопрос так и не прозвучал, его вновь пришлось угадать в светлых глазах, но это оказалось несложно.—?Почти не болит. Перевяжешь еще раз? Я принес немного марли…Кивок. Потом шаг в сторону, как обычно?— и Бука оглянулся, собрался вести за собой сквозь лес. Даниил с готовностью пошел, ступая по тонкой тропинке из невидимых следов босых ног. Впервые его руки, спрятанные в рукавах свитера, почти не мерзли, но вот тапки то и дело цепляло какими-то плетущимися колючками.Окончилась дорога у старого дерева. Раскидистого, с голыми ветками, переплетенными между собой. Земля, в которую уходили узловатые корни, была покрыта остатками потемневшей листвы, пахшей прелостью. Этот запах давно приелся, и время от времени отчаянно хотелось изменения, может, хвои или цветущих полевых трав… Ароматы эти оставались только в памяти, заботливо сохраненные с детства.Устроились на изгибах корней при дрожавшем желтом свете. Сначала Даниил хотел сам справиться с нынешней повязкой, но Бука мягко и вместе с тем настойчиво взялся сделать все. Убрал слегка пропитанную кровью ткань, осмотрел рану, потянулся зачем-то к темной кисточке на поясе. Тогда Данковский понял, что это был пучок трав, не знакомых по виду и наверняка не лесных. Листья их под пальцами Буки стали, ломаясь, источать терпкий запах, горький с легкой кислинкой, а щипало от сока не сильнее, чем от перекиси водорода. Даниил хотел спросить об этих растениях, но решил, что время еще будет.С каждым марлевым витком поперек ладони Даниил все больше убеждался, что хотя бы прикладной медицине Бука у кого-то учился. Работал выверенно, аккуратно, прикасался бережно, что слабо вязалось с его полудикой внешностью, своеобразной, но не отталкивавшей.В пламенных бликах он напомнил почему-то шамана. Особенно из-за узора знаков по телу и сосредоточенного взгляда, тяжелого даже… Даниил не сумел бы сказать, что не был хоть немного заворожен.—?Спасибо,?— поблагодарил он на самой грани с шепотом.Бука ответил долгим открытым взглядом. Ладонь Данковского, перевязанную, он все еще не выпустил из своих.С ним не было неловкости и скованности. Все было легко, естественно, даже без слов понимание оказывалось достаточным. Будто бы они правда давно знали друг друга, хотя никогда не встречались.Поднявшись, Бука указал глазами на дерево: Даниил пригляделся и понял, что между основаниями нижних ветвей темнела ложбина. Бука даже не брал разбег?— легко подпрыгнул и подтянулся, сел на краю и поманил рукой. Даниил бегло глянул на свечку. Оставаться, пускай при свете, но в одиночестве не захотел. С поддержкой теплых жилистых рук он забрался следом без особых трудностей, очутился с Букой практически нос к носу. Было тесно для двоих, но при этом и намного теплее. Внизу все еще горела свеча, и отсветы ее слегка разгоняли мрак.Еле успев прикрыть рот ладонью, Даниил зевнул. Тревога давно не давала ему отдыхать, но сейчас его затягивало в сон вопреки мелким неудобствам и такому близкому соседству. Бука понял: откинулся спиной на изгибавшийся древесный ствол и освободил место рядом. После секундной заминки Даниил все-таки доверился, подвинулся, чтобы обоим было удобнее, не сдержал довольный выдох. Оказалось уютно, дремотно, и Даниил упустил момент, когда заснул?— глубоко и без всяких сновидений.Сквозь густую дрему он чувствовал убаюкивавшее тепло, обнимавшее, словно одеялом.Когда Даниил все-таки смог приоткрыть глаза и вернуться в явь, он тут же ощутил под щекой теплую кожу. Приподнял голову, сонно моргнул, встречаясь глазами с таким же сонным Букой, на плече которого задремал. А тот, видимо, не возражал, одной рукой приобнял, не выпускал.Они впервые так долго были близко?— и впервые настолько близко. Ноги переплетены, как корни, грудь почти к груди, так, что можно уловить чужое дыхание. И полумрак не скрывал блеска в глазах напротив, внимательных и… преданных? Обещавших, что не бросят. И Даниил верил, не хотел убегать. Совсем застыл, когда почувствовал несмелое, мягкое прикосновение губ к своим.Даниил терялся, когда чего-то не умел?— и он боялся пошевельнуться, кажется, почти не дышал, только прислушиваясь к абсолютно незнакомым ощущениям. Он не знал, что делать, не знал, мог ли ответить, как… Но поцелуй и так вдруг прервался. Бука вновь смотрел с ожиданием, словно просил ответить на вопрос, и просил теперь так горячо, совсем по-юношески, как будто растеряв всю умудренность. Долгое замешательство Даниила он, очевидно, истолковал по-своему: отстранился слегка и, шумно сглотнув, отвел потускневший взгляд.—?Би зэмэтэйб*,?— пробормотал он тихо, словно извиняясь.Не сводя с него глаз, Даниил пытался собрать рассыпанные мысли. Он раньше не думал, что… они могли бы… Но под звук собственного торопливого, сбившегося пульса он почувствовал, что хотел бы. Все еще ничего не знал, но интуитивно потянулся к разрисованному знаками плечу. Выпутал пальцы из длинного рукава, притронулся осторожно, привлекая к себе внимание. Понял по ответному взгляду, еще полному затаенной надежды, что не успел сделать непоправимо неприятно, и почти без робости придвинулся, легонько поцеловал в щеку, в уголок губ. Разрешая себя обнять, замирая в заботливых руках, Даниил посмотрел в глаза своего безымянного знакомца.Сердце в груди екнуло от мысли, что это не сон. Что поцелуи, у обоих такие неумелые, но искренние, согревали и связывали. Что предельная близость не пугала, а казалась приятной.Даниил не помнил, чтобы на него когда-нибудь так смотрели. Так, словно на свете нет ничего нужнее и дороже.Дыхание Буки щекотало шею, проникая под шарф, касалось щеки, до слуха Даниила доносилось повторяемое шепотом собственное имя. Он не хотел больше ни о чем думать, но вдруг уловил светлое пятно над головой?— слишком светлое, совсем не похожее на ночное небо. Он вздрогнул, и это заставило их с Букой переглянуться, а затем вместе поднять глаза вверх.Над ними навис купол из камня, похожего на старый песчаник, покрытый трещинами и проломами. Пару дней назад на таком же были начертаны цифры и формулы, которые теперь превратились в знаки разных алфавитов. Некоторые буквы объединялись в слова и предложения, Даниил успел прочесть, что ?соединяется все-таки не все?, заметил ?это довольно просто? и неожиданно разглядел алый символ, который уже знал. Он опустил глаза и прикоснулся к нарисованному на груди Буки знаку, вроде широкой, небрежно начертанной шестерки.—?Даниил…Его голос показался почти ласковым, а ладонь его легла поверх руки Данковского с той же бережностью, что во время перевязки. Подушечками пальцев Даниил чувствовал, как размеренно билось в глубине, за кожей и ребрами, горячее сердце.Бука улыбнулся и спокойно произнес:—?Артемий.Ответив на улыбку своей, Даниил мысленно повторил узнанное имя и на миг ощутил, что подступил на шаг ближе к реальности. Точно так было, когда часы отмеряли новый круг в доме?— будто бы все становилось правильным.Уходить не хотелось, но время нужно было двигать вперед, и мог это только Данковский. Под долгие, неумолкавшие песни сверчков с дерева первым спустился Артемий. Даниил без опаски спрыгнул ему в руки, зная, что он упасть не даст.Идти по лесу пришлось довольно долго, и впервые Даниилу не было так холодно, как всегда. Тепло словно шло изнутри, оно разгоняло все выдуманные мороки, и позабылись на время и ветхие воспоминания, и запущенный дом, и пугавшие гости, пропадавшие для глаз в свете ламп. Часто Даниил ловил на себе взгляды своего молчаливого Буки, такие же юношески-светлые, полные нескрываемой радости. У самого тоже трепетала душа, как будто у мальчишки… Глупо, должно быть, но при этом так естественно.Когда над неровной поверхностью леса показались очертания крыши дома и труб на чердаке, Артемий не ушел. Провожал до самого крыльца, остановился у двери, и Даниил заметил на чужом лице мимолетную грусть. Он отставил свечу на ступеньку и, почти не задумываясь, чувствуя, что можно, мягко обнял Артемия. Даже про себя называть его по имени было непривычно, хотя Даниил и продолжал упрямо?— хотел связать в мозгу и понемногу объединить Буку из самого первого дня в бесконечном лесу и Артемия, который ныне прижал к груди и носом зарылся в волосы Данковского.Даниил давно забыл, как по-настоящему ощущаются довольство и счастье, и потому все путался в определении своего эмоционального состояния.—?Доброй ночи…Слова донеслись как издалека, похожие больше на чужие. На лбу отпечатался короткий поцелуй.—?Амар нойрсогты*,?— ответил Артемий, скорее всего, отзеркалив фразу на своем языке.И он снова смотрел так, что у Даниила одновременно перехватывало дыхание и теплели щеки.Без тяжелых ладоней на плечах мгновенно стало холодно. Порог манил еще меньше, чем обычно, и хотелось остаться здесь, сейчас, не возвращаться в душный дом… Но так было бы неправильно. Даниил чувствовал, что рассвет должен наступить, и его желания, даже разделенные на двоих с Артемием, не могли быть важнее. Природа-машина должна работать, как ей положено.Перед ключевым шагом в желтый свет прихожей Даниил оглянулся. Различил он лишь темный силуэт Буки, так подходивший всему ирреальному лесу, и почти сразу потерял способность видеть?— на долгие мгновения, переполненные нервозностью. Потом все пошло по привычному сценарию: пробуждение, недолгий взгляд на свечу, первые шаги к ближайшей двери. После?— бесконечность, сплетенная из проводов, ламп, шорохов, гостей и их голосов.Хотя этой ночью весь дом напомнил осиное гнездо, которое намеренно разворошили палкой. Гости бесновались на всех этажах, какие-то не умолкали, то и дело скрипя о том, что Даниил их создал сам. Он же старался делать все, лишь бы не слышать и не слушать. Грохот в глубинах комнат и постоянные стуки в стекла и двери наваливались без остановки, вместе с разноголосыми словами это превращалось в какофонию, способную с ума свести.Даниил сидел на лестнице, обняв колени, и упорно игнорировал мельтешившие в комнате силуэты. Он ждал, когда за солнцем и светом придет ясность. Спрятанные в теле нервы только не звенели, и Даниил был готов клясться, что ощущал их, спутавшиеся в узел и натянутые до предела.Предчувствиям Данковский раньше не верил, но в окружении роившихся гостей они стали лучшими советчиками, чем мысли. И предчувствия играли на струнах нервов, прыгали упруго, напоминая капли дождя.—?Я заберу тебя…—?Оно готово вернуться к тебе…Голоса и слова пробирались в голову, будто бы минуя уши. Даниил закрыл глаза и сосредоточился на себе, на шумном дыхании: вдох?— выдох, и так дальше, дальше… Хоть бы свет заставил их всех уйти, а не только исчезнуть.В неуловимый момент Даниилу показалось, что воздух стал теплее. Так бывает, если выйти из сырого подвала на солнце и вдохнуть полной грудью. Секунда, другая, третья?— нервы больше не дребезжали от коротких ударов. Шипение и глухие голоса пропали за неожиданной птичьей трелью, но стоило распахнуть глаза, как все пропало. Вновь знакомые стены, тихо гудящая печка, клетчатое одеяло, старая записка с одной из игр…Даниил сел, наткнувшись вдруг ладонью на сухой кленовый лист. Окраска его была такой, что, казалось, на желтую акварель уронили несколько плавно расплывшихся капель ярко-алой?— в далеком детстве Даниил умел так рисовать. Он тряхнул головой, чтобы отогнать навязчивые воспоминания, давно потерявшие ценность, и прошел к окну, за которым все еще голосили сверчки.Над лесом вдруг разнесся долгий хриплый рык. Расцвеченный лист выпал из руки и, выписав петлю, скрылся под кроватью. В желудке опять, как в первые встречи с гостями, разлилось что-то ледяное и тяжелое, как ртуть.За деревьями, низко склонив костистую голову, похожую на животный череп, стояло громадное нечто, вышедшее прямиком из кошмаров Даниила. Под длиннопалыми лапами ломались ветки, а дыхание монстра свирепым ветром гнуло деревья.—?Доволен?.. —?послышался за спиной сиплый шепот.На деле там никого не было.Даниил отступил к рабочему столу спиной, слабо соображая, и на автомате записал на листочке сточенным карандашом: ?Надо проснуться по-настоящему. Тогда все кончится?.