II. (1/1)
Даниил постарался остаться спокойным, уверенно взял лампу и встал с постели. Раньше в такой ситуации, безусловно, он не был, но понимал, что надо просто вести себя, как обычно. Привычка поможет пережить все. Да и голова не болела уже давно, как рукой сняло. Никуда не хотелось бежать, внутри дома царила необходимая безопасность, только все существо протестовало против замершего времени. Неправильно, что рассвет так неопределимо далеко?— но часы ведь опять не дадутся в руки и не позволят себя починить… Поломка в доме, все-таки, беспокоила тоже, и Даниил направился на чердак, где нашел часы в прошлом сне?— или яви?Когда комната наполнилась светом лампы, Данковского поприветствовал неприятный сюрприз. Бычья голова все так же смотрела со стенки. А вот часов на месте не оказалось.Даниил недовольно нахмурился: он терпеть не мог, когда его порядок, который со стороны выглядел беспорядком, нарушали. Он всегда точно знал, где и что должно лежать, чтобы он нашел при необходимости, а теперь придется искать куда-то девшиеся часы. Ну не ушли же они своим ходом, в конце концов?—?Просто депрессия,?— пробормотал под нос Даниил, пока спускался по лестнице. —?Или может быть, я даже болен…Где-то постучали в окно. Данковский вздрогнул, но упорно проигнорировал. Хотелось света и жизни, а жизнь приходит только с ходом времени?— нужно найти в доме часы. Где же, где же… Возникла мысль о подвале, куда уже давно не ступала ничья нога: там была лаборатория, переделанная из ванной, и даже, может быть, другие комнаты, о которых Даниил не помнил. Не помнил, потому что не проверял, обязанность свою забросил. Да и себя забросил, став похожим на обесцвеченную и обезвоженную копию, еще более бледную, чем раньше.Первый шаг с лестницы отразился эхом от сырых стен, в ванну, судя по звуку, капнуло с труб. Когда лампочка зажглась, Даниил недовольно осмотрел длинный стол со склянками: все давно испорчено, а ведь где-то тут оставался эксперимент с чистящими ткань средствами?— чтобы машинное масло отмывать и смолу. Но нынче, даже если бутыль эту найти, ее содержимым можно будет разве что отравиться или разъесть любую органическую и неорганическую материю. И пахло от стола смесью керосина, масла, воска и чего-то уксусного.В соседней комнате уже призывно горел свет.С порога Даниил впился взглядом в часы, вспоминая, сколько же времени было на них прошлой ночью. Стрелки остались ровно в том положении, в какое их привел Данковский, он даже вспомнил приметное пятнышко на циферблате, размытое наполовину.Часы поддались ровно на столько же: на какой-то час, а после механизм заморозился, обняв время мертвой хваткой.—?Хорошо,?— все равно сказал Даниил. —?Утро все ближе и ближе.В этом доме, где с прошлого раза не поменялись комнаты, где все стояло на своих местах, ему было иррационально спокойно, не хотелось никуда бежать?— только привести время к такому нужному рассвету. Так будет правильно. Но для этого придется пережить очерченный стрелками час…Протяжно заскрипела входная дверь, впустив в дом бесконечные арии сверчков.Конечно, вздохнул Даниил. Куда же еще?Поднимаясь на главный этаж, Данковский чуть не запнулся о собственную ногу из-за громких ударов снаружи. Откуда-то из живота поднялась волна панического раздражения, перелившегося в слова:—?Кто все время стучится в окно? Вокруг дома поляна. Деревья на ней не растут!Там уже давно мало что растет. В лесу все умирает. И, впервые произнеся эту фразу в голове, Даниил понял, что о смерти думать не хочет.Главная дверь вновь открывала путь во мрак, пахнущий прелостью и гнилью дерева. До сих пор было не ясно, в чем дело,?— сомнамбулизм, осознанные сновидения, галлюцинации? —?но закономерность смутно прослеживалась: все сходилось на рассвете.—?Там просто лес. Темный, дремучий, гибнущий лес. Уж я-то знаю,?— убежденно прошептал Даниил?— и сделал шаг на улицу.Очнулся он снова среди деревьев, с полустаявшей свечкой, в одиночестве, уверенный в своей правоте. Единственную погрешность из прошлого сна, живую, с разукрашенным телом и странной речью, Данковский решил отбросить. Шел по жесткой траве, уверенно превращавшейся в осоку, среди искореженных природой веток и стволов, ежась от ночной прохлады. За шерстяные носки, кажется, зацепилась колючка.Напряжение, направленное на высматривание дома, концентрировалось по капле, и все оно высвободилось резко, хлестнув по нервной системе с фантомным щелчком плети о воздух, когда тишину леса нарушил долгий волчий вой. Первые секунды Даниил пережил в чистом, настоящем трепете от страха. К концу звериной песни мозг услужливо подсказал, что волков в лесу нет уже лет пятнадцать, а слух уловил в последних нотах что-то очень знакомое… Вой был человеческим голосом.Примерно определившись с направлением, Даниил пошел на звук, поверив своей догадке. Он пока не знал, как, но уже почти убедился, кто. И черно-бурый лес с его изгибами и крючьями стал не таким уж давящим, как минуты назад.Искомый силуэт нашелся не скоро: в этот раз таинственный незнакомец забрался на поваленное дерево и сидел там, поджидая, не подумал поздороваться и даже не улыбнулся. Однако угрозы от своего Буки Даниил не ощущал.—?Как ты… это сделал? —?спросил Данковский напрямик и поднял свечу повыше, чтобы разглядеть чужое лицо.Бука, насколько было заметно и ясно, хотя бы по большей части Даниила понимал, правда, на вопрос он сначала ответил лишь усмешкой. Но вот под прямым любопытным взглядом, который Даниил даже не собирался прятать, его знакомый незнакомец не долго бездействовал. Не слезая с потемневшего дерева, он сложил ладони лодочкой, закрыв ими рот, сделал глубокий вдох, который Данковский буквально видел по движению груди и брюшных мышц?— и завыл по-волчьи в полный голос. Звук не был банальным ?ау?, растянутым ради лишних секунд, вой начался с глухой ноты, поднявшейся выше, а после в нужном месте будто переломанной, почти по-настоящему. Не видя и не зная источника, можно было услышать только живого волка.Даниил не знал, что сказать, а Бука, очевидно, ничего не ждал, зато не сдержал улыбку, длившуюся даже несколько мгновений, прежде чем спрыгнул на землю. Почему-то в голове Даниил называл его Букой, никак иначе. Причем справедливо рассудил, что, раз сон принадлежит ему, то и Бука, как плод его воображения, тоже его, в большей или меньшей степени. Вызывал вопросы его язык, несомненно, но это дело второе, Даниил много всякого изучал в течение жизни, какие-то вещи могли просто спрятаться в глубине памяти.Они некоторое время переглядывались, рассматривали друг друга вблизи, в неровном пламени свечки. Данковский окончательно убедился, что Бука был настолько видимым и реальным, насколько мог бы быть сон. И глаза у него мудрые, почти не подходящие его возрасту.От одолевавшей прохлады Даниил поежился?— Бука мигом нахмурился. Все так же не сказав ни слова, он обогнул Даниила сбоку и отошел в сторону, к просвету между деревьями, оглянувшись на последнем шаге. Снова звал пойти следом, как животное.Опять оставаться одному в одиночестве и холоде не хотелось. С ним будет лучше, даже если он покажет что-то невозможное, как прошлой ночью.На сей раз Бука почти не петлял по узким тропкам, хотя осматривался намного чаще. Наверное, вспоминал дорогу. Только к чему ее здесь вообще возможно запомнить, когда лес в этом сне казался бесконечным и беспредельно однообразным? Задавать вопросы, однако, Даниил больше не пытался, не зная, хочет ли знать ответы. И без них ведь жил…Чуть в отдалении его ждал, придерживая слишком низко склоненную ветвь, Бука. Не позвавший, молчавший, как та странная вещь из дома, которая привиделась в темноте… Но сейчас Данковский не боялся. Во сне могло быть все, и все это ничего не значило бы. Тут вроде бы и не страшно поддаться своему Буке, пропустившему вперед, к густым зарослям. При свете Даниил понял, что оказались они прямо перед высокими кустами лесной ежевики, обвешанными крупными ягодами, блестяще-черными во мраке.Первая же мысль оставить ориентир или зарубку на ближайшем дереве быстро заглохла, не оформившись?— сон ведь. Подсвечник остался в сторонке, Даниил же сел прямо у куста, а в полушаге, у другого, устроился Бука. Стоило тронуть ветку, как ежевика сорвалась в ладонь. В последний раз ежевику в лесу Даниил собирал с дедом, много лет назад, они тогда набрали небольшое лукошко для дома. Вкус ударил по воспоминаниям наотмашь, но до приятной боли: дед в шутку сетовал, что одному внуку доставались сладкие ягоды, а ему в руки шли одни кислые. Так, на самом деле, и получалось. И даже Бука, судя по лицу, стал жертвой ежевичной шутки.За кусочек детства, затерявшийся в пыльных глубинах дома, захотелось отблагодарить.Даниил выбрал три ягоды потемнее, те, что привлекли его взгляд, и протянул их на раскрытой ладони своему незнакомцу. Тот сначала как будто не поверил, даже переспросил взглядом, но Даниил руку упрямо не убирал. Тогда Бука вдруг склонил к ладони голову. Почувствовал Данковский лишь горячее дыхание, согревшее кожу, а все ягоды исчезли, собранные за какую-то секунду.Пока Даниил справлялся с удивлением, он заметил, что Бука тщетно пытался спрятать усмешку. Та же игольчатая, безвредная обида, которая прошлой ночью подарила незнакомцу имя, снова напала, и Даниил демонстративно занялся ежевикой. Только добравшись до ягод, он понял, насколько в действительности скучал по яркому вкусу с неизменной спрятанной кислинкой.Отвлек шорох за спиной. Оказалось, что Бука улегся на земле рядом и смотрел на Даниила. Глядел как-то мягко, словно давно знал как хорошего друга. Затем он поднял глаза к небу, сложил ладони на животе. Любопытство взяло верх над разумом, и так не очень сопротивлявшимся, и в небо стали смотреть уже вдвоем.Там почему-то был день. Белые облака, среди которых проплыла крупная рыба с не очень рыбьей головой и открытым глазом вместо всего остального тела, разве что с плавниками. А потом большую часть безмятежного неба закрыла сеть лестниц, причудливо сочетавших все углы и плоскости так, что вход становился выходом, и первая ступенька казалась последним выступом, и каждое крыльцо направлено было как минимум в два разных направления, а от бликов в оконных стеклах чуть зарябило в глазах.Бука не выглядел удивленным или смущенным. Данковский же до сих пор ничего не понимал.—?Странный, немыслимый мир показался мне там… —?вырвалось по привычке само. —?Как я мог все это допустить?..Приподнявшийся на локтях Бука вновь смотрел так, будто в чем-то очень нуждался, и один Даниил мог ему помочь. Да вот Даниил и себе помочь не мог, запертый при мнимой видимости свободы в своем же сне. В бескрайнем лесу, где есть лишь свеча и нестрашный Бука.Обратной дороги Данковский не помнил, с тревогой думал о том, что придется плутать еще неизвестно сколько со смутной надеждой найти покинутый дом. Но Бука его не бросил, как в конце прошлой встречи. Они вдвоем ушли от ежевичных зарослей, потом выбрались из совсем уж глухой чащи. Почти сразу после невдалеке, совсем не в той стороне, о которой Даниил думал, нарисовались черные контуры этажей и крыши.—?Спасибо тебе.Бука практически незаметно улыбнулся, на мгновения ему перестало подходить придуманное имя?— но только на мгновения. Даниил чувствовал, что произойдет, и старался подольше смотреть в чужие глаза с таинственным, острым блеском. Не удержался, моргнул… Громко захлопали крылья, карканье вороны раздалось над головой, с собой забрав человеческий силуэт. Даниил, вздохнув, сосредоточил все внимание на доме и торопливо, чтоб не задерживаться в холодном пустом лесу, добрался до порога.Теперь, когда пришла пора вставать снова, Данковский медлил. Он не хотел тревоги, не хотел волнения, не хотел замирать от каждого шороха и допускать мысль, что нечто находится в комнатах. Он прикрыл глаза от света потолочной лампы рукавом, покосился в сторону свечи на тумбочке. Поддавшись странному порыву, Даниил выпутал ладони из свитера и обнаружил на пальцах мелкие пятнышки от ежевичного сока.Где-то его теория о сне и яви, кажется, дала глубокую трещину.В ребра что-то скреблось изнутри, но Даниил пытался игнорировать раздражитель. Он еще надеялся, что происходящее?— лишь беда его рассудка, потрепанного долгими ночами дурных снов и нервных потрясений. Вместе со свечой он покинул спальню и принялся за починку света в соседней комнате.—?Если дом содержать в порядке, кошмары пройдут. Это доказано современной наукой,?— припомнил Данковский, едва при свете зажженной лампочки разглядел громоздкое радио почти с него ростом.На другом этаже, вроде бы сверху, загрохотала под ударами то ли дверь, то ли стена.Очень хотелось посмотреть на часы, чтобы хоть на миг представить, что мучения будут недолгими. Должно быть, мысли чуть более материальны, чем Даниилу казалось, потому что в очередной комнате два настенных светильника выхватили из пространства, прежде всего, знакомые и привычные стрелки на безциферном циферблате. Время шло вперед, а от прикосновения Даниила вдруг побежало еще быстрее, в несколько секунд проскочив несколько часов. От этого стало спокойнее.Во время возвращения обратно откуда-то опять послышался вздох. Сам Даниил задержал дыхание и не стал оборачиваться, побыстрее проскочив спальню.Новая комнатенка со старым трюмо обладала еще и лестницей на верхний этаж. К превеликой радости Данковского рядом с трюмо он неожиданно нашел еще одни часы, стрелки которых быстро прошли по его просьбе еще пару ускоренных оборотов. Тревожило только то, что после часы пропали, как и предыдущие?— могут ли они появиться потом еще раз или испаряются безвозвратно? Это так замыливается взгляд, что они то находятся, то исчезают? Или сон настолько истерзал мозг, что Даниил совсем потерял границы?—?Я тут, где ты??— раздалось непонятно откуда. Голос тот же, что прошлой ночью, скрежетнувший по нервам.На негнувшихся ногах Даниил поторопился подняться на другой этаж.Освещая теперь комнату на время, он старался поскорее выключить свет. При свете он видел вещи, которые никто не должен видеть, а в темноте оставался отличный шанс списать все на собственную мнительность.В глубине этажа почудился тонкий скрип, вроде заржавленного колесика, причем неумолкавший, и у Даниила, открывавшего застрявший замок крупной английской булавкой, легонько задрожали руки. Дверь поддалась, булавка привычно устроилась на рукаве, и тогда лишь Данковский поднял глаза. По коже разлился мороз, потому что через комнату от себя Даниил рассмотрел человекоподобное что-то, шагавшее к нему, припадая на одну механическую ногу?— и у этого чего-то не было головы.Данковский попятился. Свободной рукой случайно нащупал лестницу и, проглотив несуществующий камень в глотке, взбежал на чердак. Сердце стучало так, что даже скрипящая походка чудища его не перебивала.У схода с лестницы Даниил замер, вглядываясь в хромавшее внизу по комнате нечто. На существе было грязное подобие смирительной рубашки, воротник плотно стягивало ремнем, шея и вовсе отсутствовала вместе с головой. Логика подсказывала холодно, что женский въедливый голос принадлежал именно этому ходячему кошмару.Ни теплый свитер, ни шерстяные носки не спасали: Даниила знобило.Появилась мысль сбежать. Пробраться ко входной двери и сбежать в лес, где нет вздохов, грохота стекол, скрипов половиц. Надо только взять себя в руки и спуститься… Дождавшись, пока безголовое нечто пройдет в обратную сторону, Даниил практически слетел с лестницы и кинулся на другую, ведшую еще ниже.Ему показалось, что в одной из комнат проломило стену, а из пролома ровно и прямо смотрел огромный карий глаз. Ради собственного психического здоровья Данковский намеренно прошел мимо, не смея вглядываться. Он шагал прямиком к далекой главной двери, не включая свет, и свеча в приподнятой руке тряслась чуть заметнее, чем всегда.—?Разве так встречают гостей?..От глухой фразы, произнесенной уже мужчиной, в желудке похолодело. Даниил на ходу дернул провод в предбаннике и уже при свете потянул дверную ручку. Та не поддалась?— закрыто. Чертыхнувшись, Даниил пошарил по карманам, не найдя ключа, попытался справиться с замком с помощью булавки, но не преуспел.Из этого дома нет выхода. Крепость стала клеткой.Даниил прижался к двери спиной и сполз на пол. Нужно придумать, как убежать, любой ценой… Подняв голову, Данковский обмер: вдалеке, минуя дверные проемы, шатко раскачиваясь, по воздуху плыло нечто, обмотанное цепями и до боли напоминавшее эталонного призрака. Метаться смысла не осталось. Комната была совершенно пустой, спрятаться невозможно.Даниил чувствовал, что встреча с таким гостем принесет только зло, но даже не двинулся. Смотрел, как неотвратимо приближалось бесшумное полупрозрачное существо, неловко взмахивавшее длинными руками, соображал лихорадочно, как дать отпор, если придется.Вдруг призрак, замерший в соседней комнате, отшатнулся в обратную сторону, а пол перед ним начал окрашиваться теплым желтоватым сиянием. Рассвет пришел, стал затапливать внутренности дома, вымывая все лишнее, затаившееся в углах…Этого Даниил уже не видел. В виски и затылок ударила такая невыносимая боль, что взгляд застлало черным, Данковского пошатнуло и почти швырнуло в глубокий обморок.