Часть 4 (1/1)

1989 год.Если бы Гарета Дэвида-Ллойда в глубокой старости спросили, каким было его самое яркое детское воспоминание, он бы, не задумываясь, ответил — октябрьский пятничный вечер 1989 года. Чуть больше полугода назад ему исполнилось восемь лет. Новый учебный год в начальной школе не задался с самого начала — он тяжело заболел и провёл практически два месяца в больнице. Сказать по правде, Гарету даже нравилась эта в стократ усиленная забота и внимание к нему со стороны его родителей, одноклассников, а также медицинского персонала... Это было забавно, когда днем к нему в палату входили более тридцати человек и расспрашивали о самочувствии.Однако он чертовски страдал оттого, что свободу его действий ограничели — то порой три дня приходилось соблюдать постельный режим, то нельзя было носиться по коридорам, сбивая с ног врачей и посетителей, то не разрешали его родителям забрать его домой на выходные, то на улице погода была отвратительная, из-за чего его даже на часок не пускали подышать свежим воздухом. К тому же, он скучал по своей комнате, где всё было привычно и знакомо, по своим друзьям, с которыми он мог болтать обо всём на свете и играть в футбол, тосковал по вечерам перед телевизором с отцом и ворчанием матери, когда он в очередной раз хулиганил. Поэтому когда лечащий доктор сказал, что его наконец-то выписывают, мальчик был на седьмом небе от счастья, а на радостях отец купил билеты в Лондонский театр, где в это время ставили какой-то мюзикл с многообещающим названием. Возможно, для прочих восьмилетних мальчишках такой подарок показался бы чересчур странным, но только не для Гарета Дэвида-Ллойда, который с тех самых пор, как научился ходить, обожал организовывать домашний театр, исполняя в нём придуманные или, как ему тогда казалось, хорошо знакомые ему роли известных всем персонажей. Он был убежден в том, что у него талант, потому что его неизменные зрители — мама и папа — всегда аплодировали в конце представления и крепко-крепко обнимали, кружа по комнате. К тому же, прочие родственники отмечали, что он сообразителен не по годам... Однако до той осени Гарет никогда не был в театре, а театральные детские постановки в его школе ему были противны из-за необходимости точь-в-точь зазубривать слова и механически выполнять всё, что от тебя требовали. Гарет желал одного — увидеть профессиональных актёров в действии на настоящих театральных подмостках, и вот, наконец, его мечта осуществилась... ***Гарет сидел в первых рядах и как завороженный смотрел на сцену, не отрывая широко распахнутых глаз. Он наблюдал за происходящим со слегка приоткрытым от удивления ртом, и каждая строчка песни производила на душу мальчика неизгладимое впечатление. Он был ещё слишком мал для того, чтобы понимать сюжет мюзикла, но всё происходящее не могло не восхищать его: и постоянно перемещающийся разноцветный свет прожекторов, и искусно выполненные огромные разнообразные декорации, и то стихающие, то вновь набирающие силу звуковые эффекты, из-за которых Гарет то и дело подпрыгивал на месте... Но всё это не шло ни в какое сравнение с актёрской игрой — люди на сцене были то необыкновенно оживлены, радуя публику своими очаровательными улыбками, то подавлено реагировали на удары судьбы, причём передавали это так реалистично, что мальчуган несколько раз за представление даже всплакнул, а его отец, наблюдая за ним, каждый раз добродушно усмехался и трепал по спине. Актёры были элегантно одеты, но даже без тщательно подобранного гардероба они были прекрасны. Мальчик знал, что красивы они не только снаружи, но и внутри, потому что все те, кто играл в этом мюзикле, обладали притягательной силой, которая заколдовывала находившихся в зале людей и, особенно, Гарета. Именно в тот вечер мальчик усвоил несколько актёрских приёмов, которыми он воспользуется в будущем, уже будучи в средней и старшей школах, и тем самым покорит как учителей, так и учеников. Когда представление закончилось, зал взорвался оглушительными аплодисментами. Глаза Гарета повлажнели от восхищения, а сам мальчик хлопал, свистал вместе со всеми и одпрыгивал на месте. Несмотря на то что этот мюзикл был для Гарета первым, мальчик знал — лучше, чем этого, в театрах больше не поставят, и оказался прав — сколько бы раз он не посещал уже в более сознательном возрасте театр, всё, что он там видел, не могло сравниться с тем, что он увидел в тот вечер. Когда зрители направились к выходу, отец мальчика сжал ему плечо, чтобы тот не торопился. — Лучше подождать, пока людей станет меньше, — пояснил он. Гарет понимающе кивнул. Наконец, когда проход освободился, отец и сын направились к выходу, но, дойдя до середины, мальчик остановился. — В чём дело? — Обеспокоенно спросил отец. — Я забыл свой пиджак!И точно — во время представления ему стало жарко, и он снял чёрный пиджачок, чтобы было легче дышать. — Я сейчас вернусь! Мужчине, видимо, тоже было нестерпимо тяжело переносить эту духоту, а потому он выпустил потную ладошку сына. — Я подожду тебя у гардероба.. Ты помнишь, где мы оставляли свои вещи? — Да! Отец внимательно посмотрел на него. — Точно? — Точно—точно! — Закивал мальчик, радуясь тому, что ему доверяют. — Хорошо, тогда возьми пиджак и сразу же возвращайся ко мне, — отец слегка подтолкнул сына к креслам, а затем скрылся в коридоре. Теперь, оставшись один в пустом огромном зале, мальчик не спешил выполнять поручение отца и, сжав в маленьким ручонках чёрных пиджачок, он, высоко задрав голову, внимательно принялся всё осматривать. У него слегка закружилась голова от расписанных золотом потолков, высоких колон с причудливыми завитушками на конце, от богато украшенных выступающих из стены балконов. Роскошь поразила мальчика, и он даже весь внутренне сжался, чувствуя себя очень маленьким по сравнению со столь величественным залом. Сердце мальчика ушло в пятки, когда он, украдкой поглядывая на ступеньки, ведущие на сцену, решился подняться по ним. Он шёл медленно, осторожно, то и дело прислушиваясь к малейшему шороху — а вдруг кто-нибудь в следующую секунду появится, поймает его врасплох и отрагает? Гарету хотелось этого меньше всего на свете, но искушение было сильнее предрассудков... И вот, оказавшись на сцене, один, среди ещё неубранных декораций, сердце у Гарета бешено заколотилось в груди. Это было столь волнительное, столь прекрасное чувство, для описания которого просто не существовало нужных слов. Встав на середину, мальчик перестал ощущать волнение, наоборот — уверенность наполнила его душу, он вдруг понял, что сейчас, именно в этот конкретный момент, способен на что угодно и что смотреть со сцены на пустые ряды кресел всё равно что смотреть на безопасном расстоянии на сгорающую планету и думать — я смог спастись. Мальчик задрожал от столь животрепещущий мысли... Как же ему хотелось закричать во всю мощь своих небольших лёгких: "Я жив!", и он, вероятно бы, так и сделал, если бы взгляд его голубых глаз не задержался на незаметной со стороны зрителей лестницы, ведущей в неизвестное направление. Гарет, будучи от природы любопытным, решил подняться по ней, разом забыв о том, что сказал ему отец. Разве он мог удержаться?.. Это всё равно что привести свору ребятишек в средневековый замок и оставить их стоять снаружи, ограничив экскурсию фразой: "Стойте и не двигайтесь". Стоять и не двигаться? Ни за что на свете! И мальчуган быстро взбежал по лестнице, даже не запыхавшись. Он оказался в длинном широком коридоре, по обе стороны которого тянулись ряд дверей, за которыми, как догадывался мальчик, находился отдельный волшебный мирок. Шикарные хрустальные люстры освещали желтовато-приятым ярким светом помещение, а потому Гарет смог, как и в предыдущий раз, рассмотреть каждую деталь. Мальчик, словно под гипнозом, шаркал ногами, передвигаясь по коридору, в котором то и дело появлялись незнакомые люди, спешащие куда-то по своим делам, а потому совершенно не обращающие внимание на ребёнка, прижимающего пиджак к груди, словно плюшевого мишку. Гарет вовремя отскакивал в сторону, чтобы не врезаться в очередного взрослого человека, хотя и совершенно не отдавал себе в этом отчёта. Из какой-то двери повеяло запахом курицы гриль, и у Гарета защекотало в носу и забурчало в желудке — мальчик уже и не помнил, когда ел в последний раз. Из другой пахло косметичкой, из третьей — красками. Здесь была своя отдельная Вселенная, но Гарет не чувствовал себя пришельцем, наоборот, ему казалось, что он всю свою жизнь провёл здесь. Хотелось остановить кого-нибудь и, дёрнув за рукав, попросить рассказать ему о том, как организовывают мюзикл, но мальчик стеснялся, да и он всё ещё боялся, что кто-то схватит его за шкирку и выкинет. ?Нет уж, — подумал он, — лучше и дальше оставаться невидимкой?.Дойдя до конца коридора, Гарет с удивлением обнаружил, что помещение тянется дальше как по правую, так и по левую сторону. Доверившись своему внутреннему голосу, Гарет свернул налево. Вскоре он уже перестал понимать, куда направляется — всё манило его к себе, притягивало, звало, просило прикоснуться, прислушаться, пока мальчик не осознал, что потерялся. Вокруг всё было вроде бы то же самое, а вроде бы совсем другое — разные цифры на дверях, разные обои на стенах, освещение было более тусклым... Гарет запаниковал, совершенно не зная куда ему идти. Хотелось рвануть с места, мчаться со всех ног неизвестно куда, но вместо этого мальчик прирос к месту и не мог пошевелиться — им завладел панический страх. Тотчас же в мысли ворвалась вина, твердившая о том, что ему не следовало заходить так далеко и что хуже его затеи ничего на свете быть не может, что он плохой ребёнок, раз ослушался своего отца и наперекор всему забрёл непонятно куда... что ж, теперь ему придётся за это расплачиваться. Непрошённый горький комок подступил к горлу Гарету, и он, не в силах противиться удушающим слёзам, начал громко плакать, не заметив, что обронил на пол свой любимый пиджак. ***Одна из дверей открылась, и в коридор вышел молодой человек, одетый в белую рубашку и в белые брюки и, отыскав виновника шума в лице маленького плачущего мальчика, направился прямо к нему. Кроме них больше никого не было, что, несомненно, озадачило юношу — видимо, остальные актёры уже разошлись по своим домам. Присев возле плачущего ребенка, парень заботливо положил руки ему на вздымающие из-за очередного приступа рыдания плечи и обеспокоенно спросил: — Хэй, малыш, что случилось? Гарет, почувствовав прикосновение чужих рук, разом затих. Он удивленно поднял заплаканные глаза на парня. Его лицо показалось мальчику знакомым. Юноша внимательно смотрел на Гарета, и в его взгляде читалась забота. Гарет обомлел от неожиданности.— Почему ты плачешь? — Спросил парень, слегка сжав его плечо. От него не веяло опасностью, наоборот, весь его вид внушал доверие и говорил о том, что перед Гаретом добрый, искренний человек. Детское сердце с легкостью распознают хороший ли перед ним человек или нет, и сердце Гарета подсказывало, что этот юноша — гораздо лучше всех, с кем он когда-либо общался. — Я... — Тихо начал мальчик, чувствуя, как тяжело ему удаётся подобрать слова после изрядно пролитой порции слёз. — Я потерялся... Я не знаю, где мой папа... Я должен вернуться к папе! — Воскликнул мальчик и сжал воротник юноши от волнения. Он уже был готов расплакаться вновь, когда молодой человек встал и взял его за руку. Его рука была тёплой, нежной и в то же время крепкой, словно он был готов защитить мальчика от любой напасти. — Не переживай, — успокаивающим голосом произнёс тот, — мы найдём твоего отца. Ты знаешь, где он? — Спросил как ни в чём не бывало юноша. — Около гардероба... Я... — Мальчик покраснел от смущения, увидев лежащий на полу черный пиджак. Быстро подняв его, мальчик прижал его к груди, словно драгоценность. — Я забрёл не туда и потерялся... — Дрожащим голосом произнёс он и зажмурился, ожидая, что сейчас его громко отчитают. Но так как парень молчал, Гарет осторожно открыл глаза. Незнакомец с интересом рассматривал его пиджак.— Это твой? Мальчик кивнул.— Можно? Гарет, даже не задумываясь, передал ему вещицу. Юноша, наверное, около полминуты разглядывал его, прежде чем вернуть обратно Гарету. — Мне нравится, стильно, особенно для такого молодого человека, как ты, — парень улыбнулся уголками губ и, вновь взяв мальчугана за руку, решительно направился туда, откуда пришёл Гарет. Очень скоро Гарет перестал чувствовать себя скованным и им овладела непринужденность, граничащая счастьем, и он начал прискакивать с пятки на носок, сжимая ладонь незнакомца. Тот, наблюдая за ним, рассмеялся, и от этого смеха у Гарета потеплело внутри. Ему уже казалось, будто бы он знает этого человека всю свою жизнь, хотя мама строго-настрого говорила о том, что ни в коем случае нельзя доверять незнакомым людям, как бы они ни выглядели и что бы они тебе ни предлагаю. Но рядом с юношей Гарет чувствовал себя в сохранности. — Как тебя зовут? — Весело спросил парень. — Газ, — ответил мальчик, что-то насвистывая себе под нос. — А тебя? Тот, не задумываясь ни на секунду, ответил: — Джон. — Какое-то слишком заурядное имя для такого человека, как ты, — мальчуган недовольно сморщил нос.— Зато только одно твоё имя вызывает интерес. Мальчик покраснел.— Ну... вообще-то... — Что? — Джон слегка потрепал волосы мальчугана. Тот посмотрел на него честным взглядом. — Меня зовут Гарет, но я предпочитаю Газ. Круто звучит! — Круто звучит, — кивнул парень, и они продолжили путь. — Спасибо, — неожиданно, ни с того ни с сего заявил Гарет Джону. — За что? — Джон, вопросительно приподнял бровь и посмотрел на мальчика сверху вниз. — За то, что не накричал на меня... — А должен был? — Эм... вообще, взрослые всегда так поступают, когда дети оказываются там, где не надо и делают то, чего не следовало... — А я не считаю себя взрослым, — безмятежно ответил Джон, — хочешь, дам тебе один совет? Гарет с любопытством так и уставился на него. — Какой? — Прошептал он. — Никогда не взрослей, чтобы ни случилось, — также шепотом ответил он, — потому что если ты повзрослеешь, то перестанешь быть собой, а это страшно — смотреть в зеркало и не видеть себя, понимаешь? Мальчик со знанием дела кивнул. — Вот и здорово, — усмехнулся Джон. — К тому же, с кем не бывает, окажись я на твоём месте, я бы тоже не смог удержаться. Вообще, когда я попал сюда впервые, администрации пришлось отложить репетицию, потому что меня долго не могли найти — я восторженно носился по всему театру и тыкал пальцем во все подряд, не веря собственному счастью... — В глазах Джона заплясали смешинки. Гарет слушал его внимательно, не перебивая, и когда Джон договорил, был готов уже задать мучащий его вопрос, но не успел — они вышли в знакомый мальчику просторный холл на первом этаже и подошли к гардеробу. Количество курток на вешалках значительно поубавилось. Возле гардероба, чуть ли не ломая пальцы от волнения, ходил туда—сюда мужчина. Он был взволнован и расстроен донельзя. Заслышав шаги, человек поднял голову, думая, что это вернулись охранники, которых он поднял на уши, когда сказал, что его сына в главном зале нет. Чего он только не напридумывал в отсутствии мальчика. Да что угодно могло произойти! Гарет мог найти чёрный выход и уйти в неизвестном направлении, его мог подманить какой-нибудь педофил, — мало ли — или мальчик мог насмерть разбиться, упав с балкона! Но стоило мужчине увидеть своего сына целым и невредимым, как ярость бесследно испарилась. Губы мальчика при виде отца дрогнули, и он, с неохотой, но всё же отпустил руку Джона и, подбежав к отцу, обнял его, разразившись очередным приступом слёз.— Папа! Папа! Прости меня, пожалуйста! Папа! — Плакал мальчик от облегчения. — О Господи, Гарет... Как же ты меня напугал, Боже мой, чтобы сказала мама, если бы видела нас сейчас... Никогда, никогда, прошу, так больше не делай, ладно?.. — Трепетно прижимая сына к своей груди, с любовью произносел эти слова его отец. — Обещаю, папочка, обещаю! — Ну-ну, — отец облегченно погладил сына по голове, успокоившись. — Главное, что всё обошлось, и ты нашёлся. Казалось, только сейчас он заметил молодого человека, всё это время наблюдающего за ними. — Эй, парень, — окликнул мужчина его, — это ты нашёл моего сына? Юноша с почтением кивнул, а мальчик, вытирая красные глаза руками, повернулся к молодому человеку. — Это Джон, папа, он спас меня! — Счастливо проговорил мальчик и, подойдя к нему, потянул на себя за рукав. Джон послушно подошёл. — Что ж, — с благодарностью произнёс отец Гарета, — я должен поблагодарить вас от всего сердца, молодой человек, за то, что вы вернули моего сына. Джон скромно пожал плечами. — Пустяки, он — хороший малый. Мужчина кивнул и протянул руку Джону. Тот с радостью ответил на рукопожатие. Какое-то время они смотрели друг на друга, пока отец Гарета не спросил: — Ваше лицо кажется мне знакомым. Мы с вами раньше не встречались? — Я исполняю главную роль в этом мюзикле, Билли Крокера, просто сейчас я без макияжа, поэтому Вы могли меня не узнать, сэр, — не зазнаваясь, пояснил он. Мужчина кивнул.— Вы очень талантливый юноша, позвольте узнать, сколько вам лет? — 22, сэр. — Вы далеко пойдёте. — Спасибо, сэр. Вам понравилось представление? — Поинтересовался Джон. Отец Гарета хотел было уже ответить, но мальчик влез между ними и, дёргая Джона за штанину, посмотрел на него с восхищением. Юноша одарил его ослепительной улыбкой. — В чём дело, Газ? — Газ? — Переспросил отец мальчика. В ответ на это Гарет промолчал и смущенно начал теребить подол рубашки. — Он сам так себя называет, верно, Газ? — Обратился к нему Джон.— Гарет, о чём он говорит? Почему ты сказал ему, что тебя зовут Газ?— Просто... — Мальчик сделал вид, что что-то ковыряет ногой в полу. — Давай, скажи это, — слегка надавил на мальчика Джон. Мальчик вобрал в свои легкие как можно больше воздуха и произнес, радуясь тому, что его кто-то поддержал: — Это мой звёздный псевдоним! Гарет подумал, что отец вспыхнет, но вместо этого он лишь добродушно рассмеялся. — Неплохо, неплохо, ладно, скажи молодому человеку до свидания и пойдём домой. — Мы можем попрощаться с ним наедине, сэр? — Спросил Джон, видя, как мальчик колеблется, не зная, чего он хочет больше — уйти или остаться. — Конечно, только не отходите далеко, ладно? — Да, сэр. Джон, аккуратно взяв мальчика за плечи, отвёл его на некоторое расстояние от гардероба. Остановившись рядом со скамейками, Джон вновь присел, чтобы видеть глаза мальчика. Гарет на этот раз почему-то отвел взгляд в сторону. — Ты что-то хотел сказать, Газ. Давай, не молчи. Гарет, набравшись смелости, посмотрел на Джона. В глазах его в очередной раз стояли слёзы. — Мне очень-очень и очень понравилось представление! Я всё-всё-всё видел и слышал! Это было здорово! Это было круто! Потрясающе! Джон вновь одарил Гарета благодарной улыбкой. — Спасибо. — И, немного помолчав, спросил, — что ты делал на сцене, Газ? — Как... — Я ведь знаю, что из зала попасть наверх можно только если подняться на сцену. Так что ты делал на сцене, когда все ушли? — Спросил ещё раз Джон. — Я... представил, что я — это ты, что я пою и танцую для всех зрителей в зале... — шепотом признался мальчик. — Значит, хочешь быть актёром, верно? Гарет кивнул. — Это хорошо. Знаешь, Газ, я думаю, у тебя всё получится. — Правда-правда-правда? — Да! Я уже и сейчас вижу тебя в каком-нибудь Бродвейском шоу, — Джон провёл ладонью по воздуху, представляя себе эту картину. — Зрители смотрят на тебя и только на тебя. Ты вырастишь красивым юношей и будешь пользоваться популярностью. Поверь, я знаю, о чём говорю. Главное, не забывай о том, что я тебе сказал, ладно? Следуй за своей мечтой, всё у тебя получится. Я уверен, что через пару лет твоё имя будет знать каждый. Я верю в тебя, — Джон легонько ткнул кулачком в грудь Гарета. Гарет в ответ на это набросился на Джона и крепко-крепко обнял его за шею.Джон, смеясь, похлопал его по спине: — Хорошо-хорошо, всё-всё, а то ты меня сейчас задушишь. — Джон, пусть и с большей неохотой, но медленно отстранил мальчика от себя. — Беги к своему отцу. — И, — крикнул Джон на прощание, смотря вслед убегающему мальчику, — приятно было с тобой познакомиться! Классный пиджак! Гарет, обернулся и, улыбаясь, показал ему большой палец. ***2006-2007 года— Джон, — представил продюсер Барроумэна мужчине, — это — Гарет Дэвид-Ллойд, он будет играть Янто Джонса. — Приятно познакомиться с вами, мистер Барроумэн, — честно признался Гарет, — много о вас наслышан. Тот, пожимая руку мужчине, усмехнулся.— Зови меня просто Джон. Гарет не понимал, как он умудрился в двадцать пять лет безумно влюбиться в мужчину, который был старше его на четырнадцать лет. До знакомства с Джоном он искренне верил в то, что натурал — подглядывал за девушками ещё в старшей школе, а в колледже имел даже несколько интрижек, правда, всё они заканчивались ни чем, потому что ему было стыдно пользоваться случаем, когда девушка была настолько пьяна, что даже имя твоё произносила-то с трудом. И сейчас он, спустя почти год после начала съёмок с Торчвудом, улыбается как дурак каждый раз, когда Джон заговаривает с ним или бесстыдно флиртует, и это несмотря на то что у него есть парень, с которым он заключил гражданское партнёрство! Но Джон действительно вскружил ему голову, и Гарет просто не мог противиться его чарам. К тому же, у Гарета почему-то было ощущение, что они знали друг друга когда-то давно, но он не понимал, то ли это так разбушевались его гормоны и воображение, то ли он и вправду где-то его видел. Может, по телевизору? Он ведь играл в каких-то дешевых сериалах в девяностых. Нет... это было что-то совсем другое. От Джона так и веяло надежностью, хотелось обнять этого дурацкого шотландца, потому что только рядом с ним Гарету было легко и непринужденно. Он чувствовал себя в безопасности рядом с ним, и когда он целовал Джона в финале первого сезона, на него нахлынуло безграничное счастье. А теперь вот он страстно прижимается к Барроумэну в подсобке, требуя от него гораздо большего, желая его всем своим телом, нутром, сущностью, потому что поцелуев и объятий ему просто недостаточно... И чёрт, ведь Барроумэн даже не оттолкнул его, не отстранился, не сказал ему, что он вообще-то принадлежит другому, этот грёбанный Барроумэн, подхватив инициативу, уже расстегивал ему ширинку брюк, одновременно возясь с пуговицами на рубашке. И когда блаженство от произошедшего, мало-помалому начало проходить, и они, обнимая и прижимаясь лбами друг к другу, в темноте Гарет наконец-то вспомнил о том, почему Джон Барроумэн показался ему знакомым на читке сценария. — О Господи, это был ты... — Взволнованно произнёс Гарет. От открытия у него даже перехватило дыхание. — Мм? — Сонно пробормотал Джон, целуя Гарета в шею. — Это был ты! Тем молодым человеком, который нашёл меня, восьмилетнего мальчика, в том Лондонском театре! Это был ты, Джон! У Джона сон как рукой сняло. Он приподнялся и, нащупав лицо Гарета, обхватил его ладонями. — Что? Что ты сказал? — Ты был тем, кто сказал мне, что мне надо следовать за своей мечтой и становиться актёром! Джон! — Радостно воскликнул Гарет. — Ого, — озадаченно проговорил Джон, — сейчас я что-то такое припоминаю... Это было почти двадцать лет назад... Да... слушай, помню маленького заплаканного мальчугана, который забрёл не туда после представления... Так... Это был ты? — Да... Джон, в тот день ты спас мне жизнь! — Ради Бога, Газ, успокойся, — всё ещё не веря, произнёс Джон, — неожиданно... Гарет страстно поцеловал Джона. Барроумэн, ответив на поцелуй, кончиком языка провёл по нижней губе Гарета.— Ты знаешь, что это всё это значит, Джон?— Нет... — "Хотя я и не большой романтик/ Я знаю, что ты ответишь, / Когда я предложу руку и сердце / Всё сойдёт", — пропел Гарет. Джон засмеялся. — Anything Goes, Anything Goes, — подхватил он.