Глава 4. Гарет. (1/1)

— Спасибо.Гарет вздрагивает и чуть не вылетает на противоположную полосу шоссе, в последний момент успев выпрямить руль. Глядя в зеркало заднего вида на Джона, Гарет приходит к мысли, что тот не обратил ни малейшего внимания на то, что они чуть было не попрощались с жизнями.Джон сидит на заднем сиденье, то оттягивая, то снова отпуская ремень безопасности, словно маленький ребёнок, которому скучно. Он не может ни на чём сосредоточиться: Джон либо смотрит в окно, либо ерзает на кожаном сиденье; то пытается поймать связь на телефоне, то барабанит пальцами о стекло, тихо напевая себе что-то под нос.До того, как Джон заговаривает, Гарет старается думать обо всём на свете, кроме самого главного — Джона, слова которого с силой вытряхивают его из мыслей.Гарет безуспешно пытается спрятать улыбку, — ему хочется вести себя как можно более спокойнее, хотя после всего сказанного в аэропорту это вряд ли возможно, — и спрашивает нарочито-безралично:— За что?Ах, предательские кончики губ приподнимаются, обнажая белоснежные зубы. Неожиданно у Гарета появляется желание остановить машину и закурить — сигарета всегда помогала совладать со своими мыслями, а ведь именно собранности ему как раз сейчас и не хватает, но он понимает — нельзя. Он завязал с пагубными привычками, когда решил всерьёз связать себя брачными узами. Или это всё же до свадьбы с Джеммой?.. Гарет хмурится, роясь в своих воспоминаниях.На съемочной площадке Гарет никому не рассказывает о том, что курит — ещё на первой читке сценария он понял, что среди актеров ему не найти себе компаньона, с которым можно было бы выкурить сигаретку—другую в перерывах, а примыкать к группке второстепенных работников как-то неловко — к тому же, в отличие от этого беспринципного Джона Барроумэна, которого, похоже, абсолютно в этом мире ничего не смущает, Гарет ненавидит большое скопление людей вокруг себя. Гарет гордится своими актёрскими навыками, поэтому ему каждый раз без труда удается найти причину, чтобы отделиться от ребят и тайком, выбежав на улицу, покурить. Но однажды он заходит в Интернет и наталкивается на свою фотографию с ещё не зажженной сигаретой. Гарет молится, чтобы этот снимок не попался на глаза остальным членам проекта — пускай уж лучше фанаты шепчутся об этом у него за спиной, лишь бы на съемках об этом не толковали. Однако слухи расходятся быстро, и всем уже прекрасно известно о том, куда на самом деле ускользает Гарет Дэвид-Ллойд, когда у него начинают трястись руки. Правда, Гарет вскоре убеждается, что кроме подшучивания и легких толчков в бок никакой другой реакции нет, и уже перестает думать об этом, как, однажды, в конце очередного рабочего дня, уже собираясь уезжать домой, видит откуда ни возьмись взявшегося Джона, который, схватив его за лацканы осеннего пальто, затаскивает в какой-то переулок, где кроме них, никого больше не оказывается. Гарет удивленно смотрит на него, не понимая, в чем дело, недоумевая от того, что Джон, — самый миролюбивый человек во всей Вселенной, — только что применил по отношению к нему грубую силу, задержал, уволок. Гарет смущенно улыбается, краснея. Сердце отбивает громкую дробь по сравнению с которой соло на электронной гитаре просто ничто, и Гарет думает о том, что, наверное, дело в той сцене, которую они снимали сегодня — страстный поцелуй в губы. Они отсняли не один дубль прежде, чем собрали всю волю в кулак и сыграли так, как надо. Конечно, слёз и смеха им всем хватило на всю дальнейшую жизнь. У Гарета в голове мелькает фантастическая мысль о том, что, возможно, они здесь для того, чтобы продолжить начатое — Боже мой, ну и чёрт с тем фактом, что он, вообще-то, предпочитает девушек и что у них с Сарой вроде бы всё только начинается, — когда Гарет рядом с Барроумэном, он почему-то не может удержаться, и от этого на душе каждый раз становится не то стыдно, не то безмерно хорошо. Гарет мечтательно прикрывает глаза и тянется навстречу к Джону, ожидая страстного поцелуя, на который он, несомненно, ответит, — а как иначе, если он всегда и везде норовит забраться каждой девушке под юбку и в штаны каждому мужчине на съемочной площадке, как с поводом, так и без?.. Тем не менее губы Гарета наталкиваются на пустоту, и он непонимающе открывает глаза, видя перед собой хмурого Джона, не оценившего, — и это-то Барроумэн?!, — его физического и душевного порыва. Тот стоит с протянутой рукой весь такой из себя серьёзный, что Гарету не на шутку становится не по себе.— Что?.. — Наконец, спрашивает он, окончательно растерявшись. Сейчас он чувствует себя ребенком, которого застукали родители за разукрашивавшем обоев, и это так странно — Гарет и не думал, что подобное ему придется пережить рядом с Джоном.— Дай мне пачку сигарет и зажигалку, — приказывает Джон, и Гарет слышит в его голосе властные нотки капитана Джека Харкнесса, а потому, не отдавая себе в этом отчет, вытаскивает из кармана всё необходимое и протягивает Джону, опять же — словно подросток, которого охранник поймал на краже в супермаркете.Джон бесцеремонно всё это отбирает и, открыв пачку, высыпает из неё себе на ладонь оставшиеся сигареты, — их меньше половины, - Гарет как раз собирался купить новую упаковку по пути домой, — а затем, сунув в рот одну, чирикает зажигалкой и подносит огонек к фильтру. Кончик сигареты загорается ярко-оранжевым цветом, и Джон на глазах ошарашенного Гарета делает затяжку, вдыхая дым. Тотчас же он сгибается пополам, заходясь в приступе кашля, но когда Гарет собирается похлопать его по спине, делает несколько шагов назад, а потом выпрямляется, расправляет плечи и, несмотря на слезы, льющиеся по щекам, делает очередную затяжку, более глубокую, чем первая. Джон больше не кашляет, хотя прозрачные капли продолжают течь по лицу. Он делает ещё одну затяжку, и ещё одну, выпуская дым в небо, затянутое облаками, и всё это время Гарет стоит, словно громом пораженный. Джон отбрасывает окурок сигареты и, не дав Гарету опомниться, зажигает другую и в несколько затяжек скуривает и её, раздавив её тлеющий кончик подошвой. И тут до Гарету доходит, что Джон не собирается останавливаться, пока не выкурит всё, и в подтверждении его догадки он делает уже первую затяжку третьей сигареты, и в нос Гарета ударяет новая волна табака, пробудившую страшное желание закурить, но по злобному взгляду Джона ясно, что сигарету он Гарету не даст. Гарету хочется всё это прекратить сию же секунду, и он пытается выхватить из ладони Джона оставшиеся сигареты, но тот и не думает поддаваться — наоборот, как-то даже грубо отталкивает Гарета от себя, сдерживая одной сжатой рукой с помявшимися сигаретами, и Гарет недоумевает, откуда в Джоне столько силы, агрессии. Он чувствует себя растеряно, унижено и потому не может сопротивляться. Вот Джон выкуривает уже половину сигареты, и внезапно его лицо становится белее молока. У него начинают дрожать руки, не выкуренные сигареты падают в грязную лужу, а сам он весь как-то косится в сторону, и Гарету удаётся в последний момент подхватить Джона за секунду до столкновения его джинс с мутной жижей. Перед глазами у Джона всё плывет, и в объятьях Гарета он не сопротивляется — лишь слегка поворачивает голову и в ту же секунду сплёвывает прозрачную субстанцию, а следом за ней его начинает трясти и тошнить, и он выблёвывает ланч вместе все с той же прозрачной желеобразной смесью.— Господи, Джон... — Только и может что ошарашенно произнести Гарет, взваливая его на себя и закидывая его руку себе на шею. Они неровной походкой выходят из закоулка, вокруг ни души. Ноги у Джона подкашиваются, но Гарету тем не менее удаётся довести его до своей машины, в которую он и усаживает на заднее сиденье Джона. Джон откидывается на мягкое ткань, тяжело дыша и бездумно глядя в крышу салона. Гарет откупоривают бутылку холодной водой и заставляет Джона запить несколько таблеток, попутно вытирая влажными салфетками его рот, при этом не переставая повторять:— Чёрт, чёрт, чёрт, дьявол тебя побери, Джон! — Он тихо ругает его на чём свет стоит и замолкает только тогда, когда ошарашенно замечает ухмылку на самодовольном лице Барроумэна — тому уже гораздо лучше.— Что смешного?! — не выдерживает Гарет. Всего на мгновение, на одно короткое мгновение ему хочется врезать Джону по морде. Насладиться тем, как будет исчезать эта уверенность с весельем. Заставить его ощутить как и моральную, так и физическую боль из-за пережитых Гаретом волнений. Чтобы тот думал прежде, чем что-то делать и говорить. Однако Гарет лишь посильнее сжимает кулаки и грустно вздыхает.Джон ещё раз вытирает губы салфеткой и, сделав большой глоток из бутылки, хриплым голосом наконец-то соизволяет ответить:— Пусть это послужит тебе уроком. Это только цветочки из того, что делают сигареты с человеком. Это тебе не детская забава.И всё. Больше он не произносит ни слова, предоставив себя дальнейшей заботе Гарету, который отвозит Джона в его загородный дом в Салли. До входной двери Джон добирается самостоятельно, но Гарет уезжает прежде, чем партнер Барроумэна открывает ему дверь. Гарет так и не узнал, что в тот вечер Джон и Скотт крупно поругались из-за того, что от Барроумэна несло табаком, но на следующий день Джон вёл себя так, будто бы ничего не произошло, хотя Гарета и продолжало потряхивать от этого сумасшедшего поступка Джона. После этого у Гарета отпадает всякое жаление когда бы то ни было притрагиваться к сигаретам, и когда Джемма спрашивает, есть ли у него вредные привычки, тот честно признается, что курит и обещает бросить, а потом, оставшись уже наедине с самим собой, понимает — он уже завязал. Но только причина тому не в Джемме. В Джоне. И с этого момента Гарет часто ловит себя на мысли, что порой, необъяснимым для него самого образом, большинство решений, принимаемых им, он делает с мыслями о Джоне, под его воздействием, даже если это касается вещей, к которым Барроумэн не имеет ни малейшего отношения.— За то, что решил попрощаться, — отвечает Джон, и Гарет с удивлением понимает, что не прошло и секунды, как он задал свой вопрос. — Эта конвенция нас вымотала, и мы оба с тобой... разминулись. Не успели даже толком поговорить. Неправильно как-то получилось, — нарочито-отстраненным тоном протягивает Джон, уставившись в боковое стекло.Гарет громко вздыхает — его раздражает привычка Барроумэна скрывать свои настоящие эмоции, произнеся до боли банальные фразы, и пусть это бывает очень и очень редко, — в конце концов, поговорить-то он любит, — Гарет знает его достаточно хорошо, чтобы понимать, когда он так себя ведет. Наверное, было бы полнейшим безумием из-за этого сейчас свернуть с дороги, остановить машину и, обернувшись, спросить, какого хера с ним происходит и почему он как вчера, так и сегодня ведет себя словно сам не свой. Боже, Гарета бесит, когда Джон строит из себя того, кем не является. В уме Гарет считает до десяти, очищая свой разум от всего негативного и, наконец, говорит:— Я не хотел, чтобы ты тратился на такси.Джон отрывает свой взгляд от пшеничного поля и смотрит на него крайне удивленно, а потом заходится в приступе смеха, схватившись за живот и раскаиваясь из стороны в сторону. Гарет от удивления открывает рот, краем глаза наблюдая за тем, как дёргается Барроумэн на заднем сиденье.— Джон, пожалуйста, прекрати!.. — Умоляет Гарет, понимая, что его нервы и без замашек Джона натянуты, как струна.Джон махает рукой и, в последний раз громко хохотнув, успокаивается:— Ох... Не переживай, у меня достаточно денег на то, чтобы купить весь центр Кардиффа.Гарет лишь качает головой, и они продолжают путь в полном молчании. Тем не менее что-то поменялось после той фразы Джона — тишина в салоне больше ни одному из них не кажется угнетающей, им обоим становится как-то спокойнее, уютнее, хотя ни один из них так и не признается другому в самом сокровенном, не делится правдивой причиной, почему они сейчас направляются в центр Уэльса, а не отдельно друг от друга убивают время в одиночестве до возвращения в семью. Джон с молчаливого соглашения Гарета роется в бардачке и принимается перебирать диски, пока не находит ту, что оставил как-то после очередной встречи на коне уже после съемок Торчвуда — вообще-то, он собирался её забрать, но забыл — у него тогда машина сломалась, и Гарет любезно предложил подвезти его до отеля, а Джон на радостях перенес большую часть своих вещей в салон, а потом был слишком занят разговором с механиком, чтобы вспомнить о диске. Счастливая улыбка озаряет Джона, когда он находит диск целым и невредимым, а Гарет лишь пожимает плечами, хотя, не замечая сам, краснеет. Джон включает музыку, и весь остаток пути они слушают старые каверы Барроумэна, и тот, конечно же, подпевает, а Гарет только и может думать о том, как чудно, что в этом мире столько вещей, которые быстро надоедают, но только не песни в исполнении Джона, и неважно, послушал ли ты их десять или сотню раз. Поразительно — слушать одну и ту же песню не один год подряд и всё равно находить в ней нечто новое, а после прослушивания поражаться её красочному звучанию и смысловой нагрузки.Они въезжают в Кардифф уже ночью, оба усталые от пережитого дня, голодные, но почему-то довольные молчаливой компанией друг друга. Джон заговаривает вновь только тогда, когда Гарет спрашивает, какая ему нужна улица, и уже через десять минут Гарет останавливается перед невзрачным крылечком, который тускло освещает одинокий фонарь. Автомобильный мотор затихает, а Гарет, сжав двумя руками руль, оборачивается к Джону, сжавшего, в свою очередь, в нерешительности ручку дверцы.Гарету хочется сказать, что они приехали, что приятно было с ним увидеться, что они обязательно, конечно же, встретятся вновь и, если получится, даже в этом году, или просто помахать рукой на прощание и поехать дальше... Да только вот Гарету никуда не хочется ехать, более того — ему кажется, что и некуда, что впервые в своей жизни он там, где ему и нужно быть, рядом с тем, с кем и нужно быть. Гарет просто не хочет верить в то, что всё — это конец и что сейчас Джон выйдет из машины, поднимется по ступенькам и исчезнет из его жизни вновь на неопределенное время или, — об этом невыносимо даже думать, — навсегда. Ему не хочется его отпускать, и на душе у него такое плохое предчувствие, как будто бы если Джон сейчас покинет салон, начнется Армагедон, и мир перестанет существовать. И Гарет понимает, что так оно и случится, только пострадает не всё человечество, а он один. Его страшит мысль о том, что если Джон сейчас исчезнет, у Гарета появится сумасшедшее ощущение того, будто бы он умер, а это уже говорит о том, что с рассудком у Гарета не всё в порядке. Но разве это имеет значение, когда всем своим существом понимаешь, что рядом с тобой тот, кому ты готов доверить самую сокровенную тайну; тот, ради кого ты готов примчаться хоть на край света, чтобы помочь; тот, без кого ну просто невозможно чувствовать, что живёшь; тот, без кого ты не более, чем тень в загробном царстве?..Гарет смотрит на Джона с щенячьей нежностью, безмерной тоской по предстоящему расставанию, и только уже от одной мысли о том, что Джон сейчас уйдёт, становится противно, дурно, скверно — само осознание того, что это должно произойти разбивает сердце Гарета на тысячу мелких осколков, невыносимо больно пронзающих его душу. Гарет было уже открывает рот, как вдруг понимает — то, что он испытывает в это мгновение невозможно выразить ничем — ни словами, ни взглядом, и из горло лишь вырывается хрип, и где-то на отголоске сознания он осознает, что выглядит сейчас хуже отчаявшегося бездомного наркомана. Он проглатывает слюну и внезапно невидимая сила из него вышибает весь дух — во взгляде Джона, в таких прекрасно голубых, цвета морской волны, глазах, Гарет видит отражение собственных переживаний и неожиданно понимает — Джон чувствует то же самое.Они быстро обмениваются взглядами и точно так же быстро отводят их — обоим неловко от того, что каждый из них заглянул в душу другого. Но этот взгляд дал им гораздо больше, чем все те слова, произнесенные в машине за два часа пути, и, наконец, когда, кажется, что надеяться больше не на что, Джон, к удивлению Гарета, спокойно, нет, на веселе, спрашивает:— Может, зайдёшь на чашечку кофе?По спине Гарета пробегают мурашки. Ему хочется кричать от радости, ликовать. Голова немного кружится от возбуждения, от того, что Джон заговорил, а не ушел так, словно Гарет и не помог ему, — привычка, которую почему-то присосалась к Джону Барроумэну в последние несколько лет, так, словно бы он ничего не должен миру, а только мир должен ему, — но Гарет, пусть и с величайшим трудом, находит в себе силы побороть нерешительность и, наконец, тихо, шепотом отвечает:— Конечно.И Гарету, всего на долю секунды, кажется, что освещение у подъезда стало ярче.