5 (1/1)

***Москва. Десять лет назад.***Город заливал дождь. Он вставал серой непроницаемой стеной над проспектами и площадями, размывал желтые блики фонарей в лужах, мягко смыкался вокруг шуршащих шин автомобилей. Казалось, что посреди лета на Москву опускается беспросветная, туманная и холодная осенняя ночь. Редкие прохожие прятали головы под зонтики и капюшоны и старались поскорее шмыгнуть в подъезды безликих домов или, на худой конец, в метро. У девушки, которая брела по лужам, не разбирая дороги и опустив голову, не было даже зонтика. Хвостики-метелочки на кончиках золотистых косичек, забранных обыкновенными аптечными резинками, колотили ее по спине, прилипая к ней время от времени, словно мокрые листья. Окончательно промокнув, она вышла к небольшому кафе около сквера и, немного поколебавшись, вошла внутрь. На плече девушки болтался потемневший от воды джинсовый рюкзак, в руках она держала шоколадно-коричневую дорожную сумку. Найдя взглядом зеркало на стене, девушка поежилась. Светлые летние джинсы, которые она так берегла, теперь покрывали брызги и кляксы, вязаный пуловер растянулся и стал тяжелым – хоть выжимай.Со вздохом пересчитав наличность в кошельке и отложив необходимую сумму на билет до родного города, она заказала чашку кофе, с грустью подумав, что не может себе позволить прибавить к ней даже бутерброд. А ведь она весь день ничего не ела. Утром слишком волновалась, отправляясь на факультет, а потом и вовсе было не до этого. Теперь от голода и от слез, которых вылилось немало, живот скручивали спазмы. Впрочем, решила она, это не самая большая ее проблема. Сейчас она согреется, переждет здесь этот дождь – не может же он длиться вечно! – А потом доберется до вокзала и уютно устроиться на плацкартной полке, а утром будет завтракать уже дома... Только вот домой ей совсем не хотелось.Девушка вспоминала, каким солнечным был сегодня день, когда она, в самом радужном настроении, вбегала на крыльцо корпуса университета. У самых дверей ее окликнула Светлана:- Привет! Ты списки смотреть?Сама она уже торопилась назад.Люба топливо кивнула и уточнила с волнением:- Вывесили?- Ага! – Светлана машинальным движением поправила прическу. Поминутно прихорашиваться было ее страстью. Хотя девушка она и впрямь была симпатичная, даже красивая. Так, во всяком случае, казалось Любе. Свою собственную внешность она считала блеклой, не привлекающей внимания. Здорово, что у Светы такие шикарные, густые волосы, красивого темно-каштанового оттенка, такие бархатные, темно-синие, как летняя ночь, глаза в обрамлении пушистых ресниц, такой идеальный маникюр и платье как раз по хрупкой, изящной фигурке. Она напоминала Любе дорогую фарфоровую статуэтку. Конечно, во многом эта красота зависела и от красивого обрамления – нарядов из лучших столичных бутиков, дорогих украшений, элитной косметики, походов в салоны красоты. Но Люба не завидовала подруге. Что с того, что отец Светланы – известный всей стране банкир, и поэтому после экзаменов ее ждет во дворе почтительный и отутюженный шофер со сверкающей иномаркой? Люба и пешком дойдет по обсаженной кустами сирени дорожке до самых дверей общежития – чего тут идти то? И ей было бы абсолютно неважно, где работает ее папа и сколько у него денег, если бы только он сейчас был здесь. Или ждал бы ее с нетерпением дома, как ждут родителей других абитуриентов, штурмующих этим летом факультет журналистики МГУ.Со Светланой она познакомилась на первом же экзамене – просто их парты оказались рядом. И сразу же увидела, по синим кругам под глазами, что эта девушка, как и она, не спала в предыдущую ночь. Когда объявили темы сочинений, действительно, довольно непростые, у нее вытянулось лицо. Через полтора часа, закончив черновик собственного сочинения, Люба случайно оглянулась, и увидела, что у соседки бледное до синевы лицо и всего лишь пара корявых строчек. Ей стало до боли жаль эту девушку, видимо, просто переволновавшуюся и от этого растерявшую все свои мысли. Люба невольно вспомнила, как они поступали с Сашей Савельевым на контрольных.Сашка всегда говорил, что без помощи Кипренской он пропал бы. Сразу после звонка она ухитрялась узнать его вариант, решала ему раньше, чем себе, и метко перекидывала скомканный листочек с ответами на соседнюю парту. За все годы учителя ни разу не поймали друзей, и, несмотря на то, что обстановка была совсем другая, Люба решила повторить демарш. НЕ задумываясь о том, когда же она успеет написать еще одно сочинение, она решительно смяла собственную работу в тугой комок. Некоторое время пришлось подождать, пока проверяющий посмотрит в другую сторону. Как только это случилось, Люба метнула снаряд стремительно и беззвучно. Ей нельзя было промахнуться, она это знала – ее тут же вывыли бы из аудитории. Но комок бумаги приземлился точно на колени Светы, и та его моментально схватила и спрятала.Все кончилось как нельзя лучше. Света благополучно переписала Любино сочинение, а Люба, начиная заново, внезапно заметила, сколько в нем было мелких ошибок и неточностей. Со второго раза все получилось гораздо осмысленней и лучше. Она успела все проверить и переписать без помарок, и была весьма удивлена, когда через день выяснилось, что Светина оценка за сочинение на порядок выше, чем у нее. В тот день Светлана дождалась ее у выхода из аудитории, чтобы броситься на шею с горячими объятьями. Она по-детски восторженно благодарила Любу, называла ее своей спасительницей и предлагала дружить ?всегда-всегда?. Люба, конечно же, не имела ничего против. С этой минуты в безликом потоке поступающих у нее появился человек, видя которого, она радовалась. Они занимали друг другу очередь в буфете, садились рядом на консультации, зависали перед экзаменами в университетском читальном зале, лихорадочно перелистывая один учебник на двоих, а после экзаменов часами болтали и смеялись в коридоре, что очень разряжало нервозную обстановку. Так продолжалось все две недели вступительных экзаменов, и Любе уже казалось, что худенькую и большеглазую болтушку Свету Смирнову она знает всю свою жизнь.Светка была самолюбива, ровно до такой степени, чтобы не обращать внимания ни на кого, кроме себя, и добродушна, там, где делать добро не стоило ей никаких усилий. Веселая и открытая, она щебетала, как птичка, и Люба скоро узнала буквально все и про ее отца – президента одного из крупнейших в России частных банков Сергея Смирнова, единственным отпрыском которого Светка являлась и оттого, по ее словам, он ее обожал. И про маму – гламурную светскую львицу, с которой у Светки никогда не было взаимопонимания. И даже про первую ее любовь. Шепотом, слегка краснея, Света призналась подруге, что уже больше года влюблена в друга своего отца.- Правда, он пока что меня всерьез не воспринимает. – Сокрушенно вздохнула она. – Привык считать меня ребенком, что поделаешь? Ну, ничего, я своего добьюсь. Мой будет – вот посмотришь. Все равно ни с кем другим не буду, пусть хоть убивают!- Да кому нужно тебя убивать? – Расхохоталась Люба. – Только... если он друг твоего отца, то сколько же ему лет?- Столько же, примерно. Но какая разница? Люба, с нашими ровесниками ловить нечего, неужели, ты еще не поняла? А он – настоящий мужчина! – В голосе Светланы звучала гордость. – Красивый, образованный! Знаешь, на скольки языках он свободно говорит?- На скольки? – Заинтересовалась Люба. Выучить все в мире языки, или, по крайней мере, их значительную часть, было ее давней детской мечтой. Ей часто представлялось, что она разъезжает по разным странам мира, и жители самых разных государств принимают ее за свою, так как она говорит на их языке не хуже, чем они. И, куда бы она не поехала, у нее сразу появляется множество друзей.- На двенадцати, наверное! А взгляд у него какой! Люба, если б ты только видела! Он как посмотрит – меня даже дрожь пробирает! Все с ним считаются, все его уважают. Просто Король, причем с большой буквы. Я обязательно тебя с ним познакомлю, и ты сама увидишь!Люба посмеивалась, кивала, но познакомиться с неведомым Светкиным героем так и не получилось – слишком уж она была занята экзаменами...К вступительным экзаменам в университет Люба Кипренская начала готовиться за два года до окончания школы, напрочь исключив на это время из своей жизни кино, танцы, мальчиков и тому подобные развлечения. Она проштудировала гору литературы, написала уйму черновых статей, но все равно волновалась. Даже отец, которого она долго уговаривала отредактировать ее писанину, сдержанно ее похвалил. Люба видела, как он радуется тому, что его звездочку, как он ее до сих называл, ожидает золотая медаль. Только вот показать ему эту награду девушка не успела... Тем самым летом, когда за выпускницей Любой закрылась школьная дверь, Петра Кипренского не стало.- Какая нелепость! – Сокрушалась полуседая классная руководительница (теперь уже, бывшая), когда Люба пришла к ней перед своим отъездом в столицу. – Разбиться на машине по дороге на выпускной бал единственной дочери! - Дождь шел сильный, Маргарита Геннадьевна. – Вздохнула Люба, сидя напротив нее. – Вот папа с управлением и не справился...- Да, я слышала... Так ты все-таки собираешься поступать в этом году? - А в каком же? – Искренне удивилась Люба. – Как и все мои одноклассники.- Никто из твоих одноклассников не похоронил недавно единственного близкого человека!- Учительница заметила в глазах девушки слезы, и смягчила голос. – Прости, девочка. Ты, конечно, очень сильная, я это уважаю. Но ты должна понимать, что организм не железный. Ты же неделю пролежала в больнице. Вон, как похудела.- Меня там продержали врачи. Потому, что я на похоронах упала в обморок. Но, честное слово, сейчас я чувствую себя хорошо! И я обязательно должна поступить на этот факультет!- Почему именно туда? – Маргарита Геннадьевна потрогала лежащие на столе очки в тонкой оправе. – Люба, твое желание стать журналистом прекрасно. Но пойми, Вуз, в который ты собралась – блатной. А журналистика – блатной факультет. Ты извини за жаргон, но я говорю прямо. Туда принимают только своих. Ну, или за взятку. - Откуда вы можете это знать? Вы же там никогда не были!- Какой там конкурс, ты узнавала?- Восемь человек на место. Правда, первым экзаменом сочинение. И после него, я думаю, многие отсеются.- И тем не менее... Есть другие учебные заведения, где образование не хуже! Зачем тебе непременно Москва? Не хочу напоминать лишний раз, но ты теперь одна. И ни на кого не может полагаться. Тебе надо устраивать свою жизнь. Так, что наверняка. Зачем лишний риск? Поезжай в Ярославль, в Орел. В Казань, в конце концов.- Мой папа учился в МГУ! – Твердо сказала Люба. – И я буду поступать только туда!- Твой отец был очень талантливым человеком.- А я, вы хотите сказать, бездарность?- Что ты, конечно, нет. Бездарности не бывают золотыми медалистами. Твои сочинения с начальных классов учителя вслух читали, как образец. А статьи в школьную газету с твоей подписью всегда прошибали до слез! Помнишь, никто не хотел верить, что все это ты пишешь сама, что отец тебе не помогает. В твоих способностях, детка, я не сомневаюсь. Но, к сожалению, чтобы пробиться в современном мире, одних способностей может оказаться недостаточно. Твой отец жил и учился совсем в другое время. И даже в другой стране.- Понимаю, Маргарита Геннадьевна. Советский Союз не вернуть. Но я не верю, чтобы нашей новой стране не нужны были грамотные специалисты. Не стоит отговаривать меня. Я буду учиться в МГУ, и только в МГУ. Мне это нужно, понимаете?- Упрямая девочка. Кому и что ты хочешь доказать? Отцу? Но ведь его уже нет. Да, думаю, он и не сомневался бы в тебе.Люба блеснула глазами.- Сомневался бы! - Что?- Маргарита Геннадьевна, я понимаю, что вы желаете мне добра. И я скажу вам то, что никому еще не говорила. После возвращения из больницы я решила разобрать оставшиеся после папы вещи и наткнулась на несколько старых тетрадей. Его дневники. Я многое узнала из них о нем, и о маме. И о себе тоже.- Что же он мог там написать? – Заволновалась учительница. – Знаешь, Любочка, может быть, не стоит предавать такого значения... Твой отец... Он был сложный человек, и не всегда открыто выражал свои чувства. Но я точно знаю, что он тебя очень любил.- Я тоже все время думала, что дело в его характере. В детстве мама меня ласкала, обнимала с утра, целовала на ночь... А папа поздно приходил с работы и очень редко заглядывал в мою комнату. Я думала, что так и надо. Что так все девочки в мире живут. Теперь я знаю – он просто не считал меня дочерью.- Что?!- Нет, он ко мне хорошо относился. После маминой смерти жалел меня, старался заботиться. Хотя, как я теперь понимаю, ему это было тяжело психологически. Он... он был уверен, что мама ему изменила и мой отец – совсем другой человек.- Боже мой!- Не волнуйтесь, Маргарита Геннадьевна. Конечно, я расстроилась, когда об этом узнала, но с другой стороны многое для меня стало понятней. Я поняла, что должна доказать, что имею право называться его дочерью, что достойна этого. Я уверена, я точно знаю, что мама очень его любила. Только его одного она и любила в жизни. Все это - глупости. Думать, что с ней рядом мог быть кто-то еще. Папа выдумал это, непонятно почему, и сам же от этого страдал. Думал, что я на него не похожа. Но я докажу, что у меня его характер, и его стержень. Поняли теперь, зачем мне нужен именно этот университет?- Бедная девочка! – Маргарита Геннадьевна покачала головой. – Твое несчастье в том, что ты слишком требовательна к себе. И, пожалуй, наивна. Ты уверена, что все люди вокруг тебя – хорошие.- Вы же не хотите сказать, что мои родители....- Речь не о них. Но если ты будешь мерить окружающих такой меркой, боюсь, тебя ждет много разочарований в жизни от этого.Люба пожала плечами, и встала с места.- Извините, мне пора. У меня поезд вечером, а я еще хочу заехать на кладбище. Все объяснить отцу. Ну, и маме, конечно.- Бедная девочка! – Повторила пожилая учительница, следя в окно, как Люба выходит на улицу.- Такой талантливый, светлый, добрый ребенок! Действительно, маленькая ясная звездочка! Что с ней будет?Маргарита Геннадьевна достаточно прожила на свете, чтобы знать – к звезде, стремясь ее погасить, всегда тянутся тучи...И вот, наконец, день оглашения списков принятых на факультет счастливчиков пришел! Люба на всю жизнь запомнила, как она, с замиранием сердца, поднималась по белым мраморным ступеням.- Ты волнуешься, что ли? – Удивилась Светлана. – Брось! Если уж меня взяли, то тебя тем более. Ты ведь гораздо больше меня знаешь. И сочинения лучше пишешь! – С улыбкой вспомнила она.- А ты... не видела моей фамилии? – Решилась спросить Люба, заранее догадываясь, что ответит Светлана.- Нет, я только свою букву посмотрела! Знаешь, что-то тоже чуть мандражировала, хотя папа и сказал мне, что все будет в порядке. Люба! Знаешь, что я придумала? Я сейчас подожду тебя здесь, и мы вместе поедем отмечать наше поступление! Да-да, и не спорь! Я знаю один прекрасный ресторан. Ты же в Москве за все это время ничего не видела, головы от книг не поднимала! Так нельзя! И знаешь, что еще? Если нас с тобой зачислят в разные группы, я попрошу папу, и он все устроит. У него здесь много знакомых. Я хочу, чтобы мы вместе сидели на занятиях, и вообще всегда были рядом! Ты ведь не против?- Да нет! – Рассмеялась Люба. – Я только ?за?!- Светлана Сергеевна! – Окликнул водитель в отглаженном галстуке. – Ехать пора!- Сейчас, Денис! Только подождем мою подругу!- Да не можем мы ждать! – Возразил он. – Сергей Никитич два раза звонили уже!- Папа! – С досадой выдохнула Света. – Как все-таки иногда надоедает этот постоянный контроль!- Ну, он же тоже волнуется, и ждет новостей. – Мягко сказала Люба. – Пойми его, и поезжай домой. Мы погуляем с тобой в другой раз.- Ладно, что же делать! – Разочарованно вздохнула Света – Я тебе вечером в общежитие позвоню.Люба кивнула и помахала на прощание рукой. Ей и в голову не могла прийти, что вечером ее в общежитии уже не будет.Все было как в страшном сне. У нее звенело в ушах от нереальности происходящего. Но факт – ни в одном списке не было ее фамилии. Еще не веря, что все кончено, Люба отправилась в деканат, где равнодушно-вежливая секретарша объяснила расстроенной девушке, что до проходного балла ей чуть-чуть не хватило, а МГУ, к сожалению, не резиновый. Можно, впрочем, попробовать подготовительные курсы. Они недорогие... сравнительно... и повышают шансы поступить на следующий год. Люба молча выслушала и вышла. Она знала, что это не ее вариант.Выходит, участливая Маргарита Геннадьевна была права? Ведь Света объективно была подготовлена хуже, чем она. Почему же она зачислена? Почему она своими глазами видела в списке принятых фамилию парня, про которого говорили, что он – сын какой-то известной актрисы? Люба хорошо помнила, как перед экзаменом по литературе он приставал ко всем в коридоре с вопросом, какие произведения написал Лермонтов! Неужели, чтобы поступить на факультет журналистике действительно необходимо иметь богатых и знаменитых родителей? Неужели, это самое главное? Нет, не может быть. Скорее всего, она просто переоценила собственные способности! Будь у нее и вправду талант – разве ее смогли бы не принять?Любе казалось, что в этот день ее жизнь закончилась. В этой жизни больше не было цели, не было завтрашнего дня. И, к тому же, в ней не было ни одного человека, у которого она могла бы спросить, что ей теперь делать. Никого, кому она была бы нужна!Люба не помнила, как прибежала в общежитие, как стремительно, как попало, запихнула в сумку свои вещи и умчалась неведомо куда, даже не взглянув при этом не небо, не заметив, что погода портится.В глазах девушки стояли слезы, сердце тоскливо сжималось. Она думала о том, как вернется домой, в пустую, осиротевшую квартиру, как будет искать работу... Уборщицей или продавщицей в магазине... И проходящие мимо нее люди будут на нее смотреть и перешептываться, вспоминая ее отца – главного редактора самой влиятельной в области газеты. Она вдруг словно увидела перед собой лицо Петра Николаевича Кипренского, презрительно-уничтожающие глаза за холодными стеклами очков, услышала в ушах его суровый осуждающий голос.?Ты не справилась!? - Холодно констатировал он и с суждением покачал головой.?Папа, прости меня!? - Умоляюще шептала она сквозь слезы. – ?Ты был прав, когда не хотел считать меня дочерью. Я не стою тебя! И вашей с мамой любви...?.Добравшись до кофе в крохотном, плохо убранном зале, она пальцами обоих рук обняла быстро остывающую чашку, в надежде согреться хоть немного. По углам забегаловки плавал едкий табачный дым. Где-то около двери, купаясь в синих клубах, что-то бурно обсуждала за столиком компания мужчин неславянской внешности. Углубленная в собственные невеселые мысли, Люба не обратила на них внимания. Зато ее за этим столиком заметили сразу. Невысокий курчавый брюнет, неторопливо стряхивая пепел сигареты на заплеванный пол, несколько раз многозначительно косился на девушку, так, что это заметили даже его друзья. Они смеялись, вставляли иронические замечания на своем гортанном языке, очевидно, подбадривая приятеля. Наконец от поднялся и, пригладив широкой пятерней мимоходом растрепавшиеся волос, подошел к ее столику. - Привет, красавица! Отдыхаем?Люба подняла голову и вновь опустила ее, скользнув по нему невидящим взглядом. - Что так скромно-то? – Он презрительно указал на стоявшую перед ней чашку. - В такую погоду этим не согреешься! – Он обернулся к барной стойке и призывно щелкнул пальцами.- Эй, там! Два коньяка сюда, живее! И чтобы нормальный был, не бадяжный. Знаете, с кем дело имеете!- Спасибо, я не пью! – Сухо ответила Люба, которой больше всего хотелось, что неизвестный ушел и оставил ее одну. Но у него, видимо, были совсем другие намерения.- Да ладно тебе! – Он без лишних церемоний присел рядом. – На халяву все пьют! Что я, не вижу, что ли – трясешься, как мокрая курица!Люба невольно вздрогнула, подумав, как нелепо она выглядит со стороны.- Да уж! – С сочувствием поддакнул непрошеный собеседник. – В таком виде тяжело клиентов цеплять.- В каком смысле? – Машинально переспросила она, не очень вдумываясь в разговор. Сидящего рядом с ней здесь, видно, и вправду знали, потому, что официант принес коньячные рюмки почти бегом.- Повезло тебе сегодня! – Улыбнулся парень, отпивая глоток. – Молоденькие блондинки с внешностью Красных Шапочек как раз в моем вкусе! Пей быстрее, и пошли. Там, за углом, у меня машина...- Вы... вы ошибаетесь! – Она внезапно опомнилась и жутко перепугалась. – Я не...- Ну, да, конечно! – Насмешливо протянул он, прижимаясь вплотную. – Все вы не такие! Но я парень простой, хоть и денежный. Со мной ты можешь не играть.Пытаясь обнять отстраняющуюся девушку, он дохнул ей в лицо перегаром и Люба со страхом подумала, что эта рюмка коньяка у него сегодня явно не первая. Она вжалась в спинку стула, стараясь вывернуться из-под потных рук.- Извините, мне пора идти!- Да я тебя надолго не задержу! – Ухмыльнулся парень. – Да не дергайся ты, не обижу. Договоримся, сколько скажешь, даже торговаться не буду! Для такой красотки нечего не жалко.- Прекратите! – Она дернулась изо всех сил, все-таки освободилась, и, подхватив сумки, бросилась к выходу. Но сидящие за столиком кавказцы тут же стали у нее на пути.- Помочь, Гиви? – С кривой ухмылкой обратился один из них в курчавому парню за спиной девушки.- Да спасибо, пацаны. Отдыхайте! Думаю, мы сами договоримся. Правда, красавица?Он подошел не торопясь, вразвалку. Как охотник, уверенный, что подстреленная дичь уже никуда не денется. Больно сжал руку.- Слышь, ты? Хорош ломаться, говорю! Кого строишь из себя? Невинную студентку? Так студентки сюда не заходят!Последние слова как будто вонзились кинжалами в открытую рану. Они в чем-то правы, эти люди. Она не студентка, не школьница... Она теперь никто! И. выходит, с ней можно делать все, что угодно?!- Отпустите меня!Люба протестующе рванулась, но быстро поняла, что ее бесплодные попытки пробраться к двери их только забавляют. Она внутренне сосредоточилась и заставила себя изменить тон.- Ну, ладно, пусти, чего ты вцепился? Больно, наверное!Это подействовало. Он убрал руку. Люба обошла его, задев плечом. Вернулась к столику и стремительно, залпом, опрокинула в себя содержимое рюмки. Кавказцы у входа одобрительно загудели, зацокали языками.- Вот, давно бы так! – Обрадовался Гиви. – Может, еще заказать?- Не стоит. – Она усилием воли растянула прыгающие губы в улыбку. – Ну, что? Где там твоя машина?Он ухмыльнулся.- Пошли! Как тебя зовут-то?- А какая разница? – Беспечно спросила она, направляясь за ним к двери. - И то верно! Давай, помогу! – Он деловито взял из рук девушки дорожную сумку. – Ты чего с таким багажом? Из дома, что ли, выгнали?- Типа того... – Рассеянно ответила Люба и собеседник, очевидно, понял ее как-то по-своему.- Ясно. Ну, ничего, решим эту проблему. На улице не останешься. Говорю же, повезло тебе сегодня!Он говорил что-то еще, долго и воодушевленно, но она уже лишь делала вид, что слушает. Кивала, благосклонно улыбалась, а мозг в это время напряженно работал, отыскивая возможности побега. Дождь все еще стоял стеной, в двух шагах ничего не было видно, но сейчас это показалось ей хорошим знаком.На парковочной площадке замерли редкие автомобили.- Эй, Гиви! – Окликнул Любиного спутника один из водителей. – Ты разве не на работе?- Да у него там какие-то терки важные, сказал, что часа два гулять могу! – Ответил тот.- И, я смотрю, ты времени даром не теряешь? – Одобрительно хмыкнул сидящий в машине, и добавил блинную раскатистую фразу на незнакомом девушке языке.Гиви ответил целой очередью таких же фраз. Очевидно, он любил поговорить, и это оказалось решающим обстоятельством. Повернувшись лицом к собеседнику, Гиви невольно замедлил шаг и убрал руку с плеча девушки. Она незаметно сделала шаг в сторону. Потом еще один, и еще. И, \рванувшись почти бесшумно, растворилась в пелене дождя.Вслед неслись крики, на разных языках, но, как подозревала Люба, одинаково нецензурные. Догнать в такой обстановке нырнувшую в первый попавшийся проходной двор девушку было невозможно – никто даже пытаться не стал. Однако дух она перевела лишь тогда, когда оказалась, по крайней мере, в километре от злосчастного кафе. Вздохнула с облегчением – выбралась! – и тут же вспомнила, что сумка с ее вещами осталась у Гиви. Хорошо еще, что документы и деньги оказались на месте – в рюкзаке на плече...Она прошла еще несколько раскисших от дождя переулков прежде, чем поняла, что заблудилась. На пути не встречалось ни одной автобусной остановки, ни одного входа в метро. И ни одного прохожего, у которого можно было бы спросить, как к ним выйти. Даже фонари в этой части города почему-то горели через один. Она шла, глотая размытые дождевыми каплями слезы, и понятия не имела, куда придет. Вдоль промокших аллей и длинных рядов однотипных многоэтажек, желтые окна которых тускло моргали сквозь вечерний туман. Вдоль шоссе, по которому деловито спешили, рассекая грязь, равнодушные автомобили. В этом переполненном людьми мире она как никогда остро ощущала свое одиночество. Переходя улицу, девушка так глубоко задумалась, что не заметила вылетевшего из-за угла темного ?Джипа?, величиной со средний микроавтобус. Водитель большой машины не сумел сманеврировать, да и сложно было сделать это на узком перекрестке, посреди скользкой дороги.Визг тормозов ударил по ушам и мокрый асфальт как будто бросился навстречу. Почти не почувствовав удара, она только поняла, что падает лицом вниз и самый последний момент успела отвернуться, подставляя руку. Удар пришелся на висок, она из последних сил приподнялась на руках, игнорируя ноющий локоть и ощутила на лице горячие сбегающие капли. Жгучая боль, распространяющаяся толчками, заставила зажать царапину рукой. Вдобавок, то ли от удара, то ли от выпитого натощак спиртного, неумолимо закружилась тяжелая голова.- Ты что, придурок?! Тебе жить надоело? – Сердито прокричал до странности знакомый голос, и яркий свет ручного фонаря ослепил девушку. Она видела лишь силуэт подошедшего водителя и мучительно вспоминала: где она могла его видеть?- О! Вот это встреча! – Голос уже звучал спокойно, даже весело. Кто-то невидимый за полосой света неторопливо разглядывал Любу, а она, чувствуя, что не может быстро встать, пыталась ползком отстраниться от режущего глаза луча. Чувствуя, что сидит в луже и джинсы прилипли к телу, девушка с грустью подумала, что они испорчены безвозвратно. Но уже в следующее мгновение ей стало не до переживаний по поводу одежды.Подошедший присел на корточки, не спеша повернул луч фонаря, давая возможность себя увидеть, и Люба с ужасом узнала курчавого парня из кафе. Смуглое лицо лучилось такой искренней улыбкой, словно он был мальчиком, только что получившим новогодний подарок. Медленно, словно любуясь, он оглядел девушку, которая лихорадочно пыталась отползти назад, и ухмыльнулся, по-звериному обнажая краешек челюсти под верхней губой.- Что, Красная Шапочка, далеко убежала, а?В глазах потемнело, звуки смешались в один, пронзительно звенящий фон. Проваливаясь словно в темную яму, она услышала глухо, как сквозь ватное одеяло, произнесенные кем-то слова:- Гиви! Я не понял, мы приедем сегодня, или нет?! Что у тебя такое там?Кто задал этот вопрос, и что ответил Гиви, Люба уже не узнала. Она потеряла сознание.