Глава 5 Стать лучше себя (1/1)

Придя на следующий день в адово место, я встретила взглядом толпу в классе, которая образовалась вокруг парты Фина. Немного нахмурившмсь, я смело, но с трепетанием в сердце, подошла к толпе.— Что за скопление в созвездии Скорпиона? — риторический спросила я, от чего люди передо мной разошлись. Увидев Фина, я всё поняла, от чего застыла. Он обернулся и посмотрел на меня предвкушающим взглядом. В его левом ухе блеснула серьга в виде чёрного креста с белыми узорами. Я... я даже не знала, что сказать. Застыла, как дура, не в силах осознать. Просто... серьезно?! Этот черт реально пробил ухо?! Ради всего этого?! Да я не поверю. Какой адекватный парень на это решится? Даже если держать рамки нашей школы, он первый и единственный, кто реально это сделал. Боже, финн... Его взгляд был обычным, спокойным, но я видела себя в отражении его глаз, словно в зеркале, и он, подняв уголок рта, сказал этим взглядом: ?Я умею быть неожиданным.? — я подняла ладоши и начала медленно хлопать, плавно подходя к нему. Так же я в процессе заметила, что и на его шее виднелись черный чокер и белые цепочки, одна из которых так же была с крестом, на пальцах блестели серебряные кольца. Да и сегодня раз в сто лет пришел не в своей облегающей водолазке, а в футболке, давая увидеть всю аристократическую бледность кожи, а на внутренней части предплечий красивые сплетения голубых вен. Но теперь да, он стал выделяться ещё больше. И... черт побери, с этим стал выглядеть как рок-гитарист металл-группы. Только чёрных теней не хватает, чтобы подчеркнуть его глаза. И он смотрел на меня, в окружении всех девочек, поражённых его поступком. Но красивый же, мать твою. Чёртова мечта. — Больно было? — спросила доселе самая скромная Чехия. — Нет, — ответил финн, даже не посмотрев на неё, он смотрел на меня, только на меня. Мне это даже польстило. Для него так важна моя реакция, забавно. Он хотел, чтобы я что-нибудь сказала. И мне в голову пришла самая большая наглость, которую я только могла в этот момент позволить. Не отводя внимания от его глаз, я протянула руку вниз и коснулась его ладони. Коснулась мягкой, гладкой, удивительно теплой и приятной кожи. Кончики моих пальцев практически онемели от этого контакта, но на моём лице не дрогнула ни одна мышца. До этого я бралась только за отцовскую руку, твердую, сухую, огрубевшую, всю в мелких шрамах, и как-то на подсознательном уровне думала, что у всех такие руки. Да, финн уже держал меня за руку, когда на меня напала турчанка, но тогда я касалась внутренней её части, не менее приятной.Проведя пальцами по кольцам, которые холодили откликом благородного серебра, по костяшкам, по длинным косточкам от пальцев до запястья, по голубым сплетениям вен, я наконец прикоснулась к его запястью и охватила его пальцами. Подняла его ладошку к себе и опустила взгляд на его пальцы. Будто осматривала кольца, впору расположившиеся на большом, указательном и среднем пальцах. Девочки вокруг так же сунули свои носы и начали осматривать его ладонь. Я же посмотрела на его ногти, необычно длинные. Настала тишина, нарушаемая только порханием ресниц одноклассниц. Посмотрев на него сверху вниз, не выпуская его ладонь из своих рук, я сказала: — Take my arm, break it in half, — сказав эту фразу, я предалась смелости, так как это был риск, я могла не угадать. — Say something, do it soon, — сделав вид, будто не удивился, ответил он. — It's too quiet in this room, — улыбнувшись уголком рта, прошептала я в этой тишине.Всё же не удержавшись, я подушечкой большого пальца мягко погладила костяшку его безымянного. Если на крайность и любить, то за руки можно смело. Нехотя отпустив его ладонь, я отошла к своему месту. Что за странный диалог на другом языке произошел между нами? На его руке были длинные ногти, и только на одной, а такие обычно у тех, кто играет на гитаре. А учитывая, что он плавно переходит в образ рок-боя, именно играть на ней он умеет, или хотя бы учится. Значит знает какие-нибудь песни. А какой уважающий себя любитель поп-рока не знает K. Flay? Это был риск, я не знала, действительно ли он в курсе, поймет ли, а главное, не умолчит ли, зная это. Но он не умолчал. Мы нашли друг друга.Но блин... я теперь тоже захотела надеть такие серьги! Или хотя бы белую цепочку с крестом! Руки чесались так, потому что хотелось быть ему под стать, быть на одной волне, в одном стиле, выделяться, быть в пару этому красавцу. Нет, не в пару романтического подтекста, а в пару стилевого. И мне захотелось облачиться во всё чёрное, предать коже холод цепей, отрастить ногти на руке, чтобы с ним играть на гитаре. Сколько желаний в один миг... Он заставил меня задуматься. Всего одним поступком он толкнул меня в обрыв размышлений. Тонко всё сделал, белокурый чёрт.Звонок на урок. Учительница географии выглядела довольно поникшей, расстроенной, несмотря на то, что до этого всегда была довольно позитивным человеком при любой погоде. Но как бы меня не волновала её судьба, всё же мысли о финне каждый раз пытались заставить меня обернуться, взглянуть на него снова, получить ответный взгляд, дать теплу течь по венам и расплыться в наивной девичьей улыбке. Так, мной опять завладела розовая барышня, хватит об этом думать, не маленькая дурочка, держать себя умею.Чтобы немного отвлечься, посмотрела в окно: серость и слякоть. Удивительно, но смотря на эту погоду у меня не возникало чувство угнетённости и апатии, как было раньше. Я чувствовала... спокойствие. Дышащее дальним морем и холодным уличным ветром спокойствие, в котором дрожал каждый листик, гордо удерживающийся на ветке дерева. Раньше я очень не любила осень из-за этой погоды. Но сейчас, не сводя взгляда с хмурого пейзажа, я понимала, насколько осень разносторонняя. В один момент — она отвратительная, дряхлая, потрёпанная ведьма, а в другой — полная спокойствия аристократическая леди, которая никогда не улыбается, но внушает спокойствие и доверие. И такую осень я действительно полюбила в этот момент. Когда прозвучал звонок от последнего урока, я, не спеша собираясь, тянула время, чтобы остаться наедине со своим соперником. Судя по его неактивным действиям, он хотел остаться со мной, от чего я невольно улыбнулась краешком губ, чтобы никто не заметил. Когда же из класса удалились последние, желающие покинуть это место, шаги, я встала и вальяжно прошла по маленькому коридорчику из парт, вперед, к доске. Обернувшись, я хищно посмотрела в его глаза, на дне которых отразился огонёк зажигалки. — Нервничаешь? — с хитрицой в глазах, но ровностью в голосе, спросила я. — По поводу? — после затяжки, вопросом на вопрос ответил он. Сложно было что-то протиставить такому неординарному вопросу. Ничтожное ?не знаю? или трусливое ?я первая задала вопрос? было бы очень скучным и привело бы к разочарованию. Нужно уметь отвечать. Отвечать так, чтобы ставить собеседника в тупик. Фин это умеет, но и находить в этом тупике дыру тоже можно смело назвать талантом. На этом и основывается диалог. Наш диалог. Он будет очень странным, понятным только нам двоим, основанный на чтении мыслей, коротких, но ёмких фраз. И в моих глазах загорелся азарт. Пускай начнётся игра. Подойдя немного ближе, поглаживая кончиками пальцев прохладные поверхности парт, стоящих в ряд, я, не сводя с него взгляда, ответила: — Я, — сколько всего вложено в одно слово. Новая я. Ты ведь, дорогой Фини, на самом деле немного знаешь обо мне настоящей. И, всего одной фразой, узнал немного больше: я знаю себе цену. И моя цена сейчас — твое спокойствие. Ты ведь не знаешь, что я могу сделать в следующий момент, что могу ответить, что могу вытворить. Поэтому ручонка к сигаретке потянулась, игнорируя то, что в классе курить запрещено. — Хм, — одобрительно хмыкнув, он принял мой ответ, делая затяжку, — да уж, ты намного умнее, чем кажешься, — я не ответила, но приняла этот комментарий, потому что да, выгляжу наивной дурочкой, но осознанно приняла игру Финляндии Скандинавского, — Даже интересно стало, сколько таких чёртиков в твоём омуте сидит. — Не меньше, чем хвостов у тебя в штанах. — Уже успела проверить? — сидя на стуле, он повернулся в сторону окна, делая очередную затяжку. — Когда побуду там лично, то и лично проверю, — наш разговор уже перетёк в диалог с однозначным намёком. — Пф, ты вряд-ли когда-нибудь сядешь мне на член, — а вот это уже звучит как вызов. Я, подойдя к его спине, положила ладошки на его широкие и крепкие плечи, наклонилась и, щекотно прикоснувшись щекой к пряди его волос, прошетала на ушко: — Когда-нибудь ты сам меня туда посадишь... — и лизнула горячим кончиком языка его холодный завиток уха. Я знала, о чём говорила, знала, на что претендую, и я знаю, что этот вызов будет доведён до конца. Хоть какое-то двадцатое чувство было агрессивно против. Отстранившись от него, я отошла обратно к доске. — Решила наконец-таки выделиться? — Чтобы не было скучно. — Хочешь кому-то угодить? — намекает, чтобы узнать, кому хочу угодить — себе или ему. — Никто пока этого не заслужил, — подчеркнула то, что он не заслужил от меня ничего. Всё, что я делаю есть только потому, что я захотела. А ты, Финик, пока что только участник, который привлёк меня в эту игру слов, игру изменений, этот баттл, это шоу, негласно понятное только нам двоим, — Да и тебе, как пойму, скучно быть попугаем в стае серых голубей. — Хочешь сказать, что ты — тоже попугай?— Я — нечто больше. Попугай выделяется потому что он яркий. А я голубь, но я выделяюсь тем, что внутри меня. Тем, что в моей коробке, тем, что я не бросаюсь в след за стаей, которой бросили булку, а иду к фотографу и становлюсь частью его заработка, и получаю не кроху с булки, которую получила бы в стае, а целую булку. — Называешь себя особенной? — подытожил финн, по-хозяйски закинув свои длинные ноги на парту, что была рядом, расположившись ко мне своим профилем. — Иначе ты бы не сидел здесь, слушая меня, — да, вся эта пафосная метафора с голубем была чисто ради того, чтобы подчеркнуть его выбор. Сделав его, он сделал меня особенной. Сделав затяжку, он косо посмотрел на меня. Да, я намного сложнее, чем ты предполагал. Я на секунду улыбнулась уголком рта. Ему нечего было ответить, я это чувствовала, но хотела дать ему повод что-нибудь сказать. Этот раунд уже должен быть за мной, но моя слабая сторона всё же хотела услышать его голос снова. — Иначе... как ты объяснишь свой выбор? — игриво качнув бедром, я проследила за тем, как он сделал затяжку и выдохнул дым, запрокинув голову. Но услышав мой вопрос, он резко посмотрел на меня. Сложив ногу в колене, он неожиданно, с силой, толкнул последующим ударом парту, с помощью которой секунду назад придавал своей позе хозяйновитости. Она жалостливо проскрипела по полу, обозначая силу ног моего соперника, который даже глазом не моргнул. Одновременно лёгким движением руки потушил сигарету о нижнюю часть парты, которая смотрела в пол, он, не сводя с меня взгляда, бросил остаток сигареты назад, чётко попав в урну, и, идя ко мне напролом, будто особо не напрягаясь, с лёгкой руки отталкивал препятствующие ему парты в разные стороны. Его уверенный взгляд исподлобья быстро придушил мою смелость и спокойствие, заставив стушеваться и отступить на пару шагов назад, по-девчачьи приоткрыв рот. Он же, не сбавляя шага, быстро подошёл ко мне, попросту заставив своим напором, видным ещё издалека, отступать все дальше назад, пока моя спина не упёрлась в холодную стену. С силой ударив в стену рукой прямо рядом с моей головой, он наклонился к моему уху, зарывшись носом в смолу моих волос. Взявшись рукой полной силы за мою талию, он, с тяжелым дыханием, прошептал: — Вся жизнь — театральная постановка, но актёры вокруг — никуда не годятся...И... он сделал этот раунд... жадно лизнув моё ухо... Я застыла в оцепенении, пытаясь как можно тише глотать воздух. Дав ему этот шанс, я просто обрекла себя на поражение. Что? Да чтобы Финляндии Скандинавскому нечего было ответить? Как только в голову пришло? Если бы промолчала, то осталась бы победительницей в этом сражении. Но нет, сопливая барышня потянула за язык, хотела потешить себя ещё раз, назвав особенной. Можно быть особенным, но об этом лучше не говорить, лучше это показать. Напряжённо, но всё же коротко погладив мою талию, он сразу же отстранился и отошёл. Как ни в чем не бывало, спокойной походкой прошел через весь класс и вышел за дверь, оставив меня, еле дышащую, у стены, по которой я плавно сползла, потому что ноги почти не держали. Беспросветная дура. Нарцисизм глаза закрыл? Очевидно. Только того факта, что он остался в классе, чтобы поговорить со мной уже было достаточно, чтобы озвучить правду его интереса, правду того, что он меня выделил, что он автоматически сделал меня особенной среди остальных. Но нет, нужно всё испортить!Собравшись с силам, я поднялась с пола и, придерживаясь за стену, прикоснулась кончиками пальцев к своему уху, на котором ещё тлела капелька его тепла. Мурашки снова побежали. Не поддаваться. Нельзя давать понять, что он может вывести меня из равновесия простой тактильностью. Хотя я всё ещё дрожу, когда вспоминаю его пальцы на моей шее, на спине, талии... я помню каждый из этих моментов. И я хочу больше. Взяв, внезапно, тяжёлый портфель ослабшей рукой, я тяжёлым плавающим шагом вышла из класса. Боже... что же это произошло... я никогда не видела его таким. Он не был зол, он не был раздражён, как бы подумал другой легко обманываемый человек, он был погружён в азарт. И проиграв эту партию, уже смирился, но я решила вдруг дать ему шанс, которым он, ясное дело, воспользовался. Он хотел таким образом преподать ещё один урок, который я усвоила: не протягивай руку падшему сопернику, иначе окажешься на его месте. Хлопнув себя по розоватым щекам, я быстро пришла в себя и поспешно отправилась домой. Через неделю должен приехать отец. А помня каждое его возвращение, к нам обязательно должны были приехать родственники. Зачем? Такова традиция. Когда отец возвращался с поездки, которая длилась дольше трёх недель, необходимо было встретить отца как положено и отпраздновать удачное возвращение. Сейчас, когда я честна с собой, могу признать, что никогда этого не понимала. Он не военный, чья жизнь в каждой поездке подвержена опасности, чтобы каждый раз праздновать его возвращение в целости и сохранности. Он государственный служащий, который ведёт переговоры, подписывает документы, встречает и вводит в курс дел иностранные делегации. Его жизнь никогда не подвергалась покушениям или серьёзным неудачам, чтобы каждый раз сзывать всё огромное семейство Советов. Но как мне сейчас очевидно, он просто не хотел после тяжёлой поездки оставаться со мной, ещё одной проблемой в его жизни. А один на один меня тяжелее не замечать. Ну что ж, раз он так хочет, то пускай, меня не волнует особо это бессмысленное мероприятие, но понимая, что куча родственников опять начнёт вымещать на мне все свои способности актеров-антагонистов, я прямо в этот момент поклялась, что не посмотрю на то, что это за родственник — я знаю о них много, и я могу дать знать, что на мне лучше не самоутверждаться, потому что я буду делать это в ответ, более жестоко, более откровенно, более честно. Той Эстонии, которую они семнадцать лет знали до этого — больше нет. Она заточена. В зеркале. По ту сторону, со слезами на глазах наблюдая за происходящим. Да, потому что это всё, что она умела делать. А настоящая я — закрою всем пасти, чтобы ни одна сволочь не посмела бросить в меня кривое слово. ***Скованные холодом улицы спокойно разрешали ветру гулять по своим стенам и дорожкам. Тёмное небо было так же укрыто одеялом из тумана, оставляя без присмотра земной город. И улицы были заполнены холодной темнотой, которая бесстрашно гуляла, не опасаясь потухших фонарей. И я смотрела в эту темноту, пока пальцы подрагивали от холода. Я то заключала в себе дым, то освобождала, с каждым выдохом выпуская из себя тревогу и тяжесть. От скованности и напряжения тяжело было даже рот открыть, но стало легче. Идя по тёмной дороже парка, укрываясь двумя своими простынями, я всё продолжала курить, оставляя после себя верёвочку дыма, что тянулся к сигарете сквозь липкую темноту.Я опять шла к обрыву, мне хотелось там побывать. Снова побыть "в моменте" и собрать мысли в кучу. Холод бежал по лодыжкам, говоря, что лучше мне идти домой, но я разве послушаю? Моя кровь хочет нарушать правила, игнорировать предостережения, идти куда хочется и не обращать внимания на внешние факторы. Я была городской сумасшедшей, обо мне можно всё говорить, но мне-то какое дело?Шум моря манил и заставлял идти быстрее. Грубый морской осенний ветер гнал меня прочь, но я непоколебимо шла вперёд, оставляя за собой дорожку дыма. С досадой потушив остаток истлевшей сигареты о мусорку у лавочки, я посильнее укуталась в простыни и прошла сквозь деревья и голые кусты к обрыву. Морская сила притянула ближе, заставив стать почти у самого края. Но бурлящая от радости вернуться сюда кровь не чувствовала страха, глаза не видели ничего, кроме слабых отблесков редких фонарей в порту от бушующего моря. Прикрыв глаза и сосредоточившись на этом шуме, который заполонил слух, я невольно раскрыла руки, позволяя морскому бризу обвивать всё моё тело, от щиколоток до кончиков волос. И снова мне стало так легко и свободно... Все тяжести слетали вместе с ветром, туда, в море, за горизонт, далеко-далеко, навсегда, безвозвратно...Простояв так несколько минут, я всё же сложила свои "крылья" и укуталась по шею, чтобы не простудиться. Плавно открыв глаза, я посмотрела в сторону. Пожелтевшая трава, слабо освещаемая тусклым светом, тихо шелестящая от ветра. Вот честно скажу: хотела, чтобы Фин оказался рядом. Взглянуть на него хоть одним глазком. Хотя нет, обоими глазами, чтобы уж ничего не упустить. Но его нет, на этот раз. Стало резко так одиноко, так тоскливо, так непривычно... Но мне нужен был не лишь бы кто, даже если бы я сейчас стояла в толпе из тысячи людей — чувствовала бы дикое одиночество. Чтобы утолить это одиночество, мне нужен только финн. Стоять... С каких это пор он стал для меня таким важным? Пора выстраивать грань. Это всё не должно свестись к банальному "я его люблю, но не признаю", нет, я... я вообще без понятия, честно. Он мой соперник, это без вопросов. Соперники обычно — враги. Вот и логичный вопрос: Фин мне враг?Я дрогнула. Нет-нет, определённо нет. Никакой он мне не враг. Чтобы стать моим врагом, нужно быть таким, как Турция. Очевидно, какими качествами нужно обладать. Фин же совсем другой. Абсолютно. Хочется сделать какой-нибудь вывод по поводу его характера, но я не могу. Не с чего делать. Я его не знаю. Практически ничего. Разве что, что себя он ценит, если не любит. Любит свою кошку, раз не дал погладить. Неравнодушный, иначе не помог бы мне. Но при этом... не знаю, можно ли сказать ?циничен?? Вот так просто наблюдать, пока кто-то подвергается насилию? Вот так просто самому прижать к стене, применяя силу на абсолютно неизвестном человеке? Он либо знает очень много, на самом деле, либо просто умелый аналитик со стажем, как Шерлок Холмс, может по виду понять, что за человек перед ним, о чём он думает и что хочет сделать. В любом из этих случаев его мысли остаются для меня большой загадкой. Протянув немного дрожащую руку в сторону, я пошевелила кончиками пальцев, фильтруя воздух. Надо это исправлять. Чтобы победить, необходимо знать сильные и слабые стороны соперника. И даже если это мне поможет, я хочу узнать о нём побольше. Побольше об этой беловолосой загадке, скрытой под крышей белых ресниц. Рука дрогнула. Только сейчас поняла, насколько это важно для меня.— Что же у тебя в голове?.. — прошептала я вслух, смотря куда-то вперёд.— А ты догадайся, — раздался за мной низкий и глубокий голос сами-догадайтесь-кого.Я обернулась немного резче, чем хотела, но в глазах не показала испуг, пыталась проявить раздражение от того, что он отвлёк меня от размышлений. На самом деле внутри затрепетало. Я была невероятно счастлива его видеть. Хотелось сказать что-нибудь на подобии ?что ты здесь делаешь??, но это был бы крайне глупый вопрос, потому что мы не в моём доме, чтобы спрашивать его о причинах местоположения. — Снег и вата? — лучший способ выкрутиться из ситуации — пошутить. Удачно или нет, но выкрутимся.— Немного больше, чем ты думаешь, — он продолжал смотреть мне в глаза.— Всего немного? — За идиота ты меня явно не считаешь, — он просто читает по глазам.— Ты прав, — не хотелось развивать эту тему, чтобы не пришлось признать то, что я не всегда понимаю, о чём он думает.— И как собираешься узнавать, что у меня в голове? — всё-то он знает.— Хочешь насмешить Бога — расскажи ему свои планы.— Хм, — он улыбнулся уголком рта, что очень меня порадовало, — не хочешь меня повеселить?— Я тебе не клоун, чтобы веселить.— Но я же Бог.— А я атеист.— Во что же ты тогда веришь? — В разум. — А как же штука, которая находится здесь? — он положил ладошку себе в область груди.— Если ты о желудке, то да, с моим питанием, ему только вера поможет.— Левее.— Хах, это просто орган, который разносит кровь по телу. Всё от головы. — Но почему-то, когда что-то происходит, мы хватаемся не за голову, а за сердце.— Сердце ближе к руке.— Оправдание на уровне "мы сначала видим молнию, а потом слышим гром, потому что глаза находятся впереди ушей".— Хм, понимаю. Ладно, ты хочешь поговорить серьёзно. — Ты ведь хочешь узнать, что у меня в голове.— Именно, — нет, он меня переиграл, я просто потратила шанс, но притворилась дурочкой и сделала вид, будто не поняла этого.— Почему-то, когда что-то происходит, мы хватаемся не за голову, а за сердце, — специально повторил, возвращая диалог на начало, чтобы заново сделать этот испорченный мной дубль.— И болит сначала сердце, а потом уже голова, — я начала заново, так, как надо.— Иногда кажется, что так сделано специально...— ... чтобы когда один влюблённый обнимал другого... — продолжила я.— ... почувствовал, что он ему...— ... небезразличен.Мы, не сговариваясь, создали это рассуждение из обрывков фраз, дополняя. И получилось весьма милое предположение. Он посмотрел искоса на меня. Я сделала то же в ответ. Напряжение между нами проскользило вместе с морским ветерком. Прядь его волос качнулись в сторону, а глаза загорелись ярко-голубым оттенком лазурных кислотных озёр. Это была та самая напряжённая пауза в фильмах, где всё внимание, важность, заключаются в глазах. Несмотря на то, что от холода я абстрагировалась, мои плечи мелко дрогнули. Никто не хотел нарушать эту песню ветра, но я чувствовала, что ей не хватает слов.— Black wave coming... — ?Приближается чёрная волна...?— Will it hit?.. — ?Она ударит?..?— How did a girl like me end up in a world so mean?.. — ?Как такая девушка, как я, оказалась в таком ужасном мире?..?— Хм... — он посмотрел на меня некоторое время, а затем сказал, — Поглощает чёрная темнота? Я застыла. Дышать даже перестала. Как... как он узнал?.. Я была так обескуражена, что просто застыла, смотря на него, не дав ответа. Ну, он меня поймал. — Так случилось и тогда, в уборной, когда тебя забрал швед, — скорее утвердительно, чем вопросительно, сказал он, немного прищурившись.— Агрх... — я в момент была раздражена. Как только повелась на всего лишь предположение? Могла выставить его дураком и сказать, что не понимаю, но нет же ж, дала слабину, стала уязвимой, совсем хватку потеряла. Снова вспыхнула и начала вываливать всё, — Да, я больная на голову, это происходит давно и становится только хуже. Я не знаю что с этим делать, впадаю в панику и от волнения падаю в обморок. А потом я просыпаюсь на холодном полу, хотя мечтаю этого не делать и просто... — он не дал мне договорить, закрыв мой рот своей ладонью. Теплота его руки укрыла мои губы от ветра, а холодные кольца охлаждали зардевшуюся щеку. — Понимаю, — я подняла одну бровь, он приблизился к моему уху и прошептал в контрасте ветра, — всё от головы. Захочешь — пропадёт, не захочешь — будет затягивать. Тебе кажется, что это происходит не по твоей воле, но на самом деле стоит быть честным с собой... — и опять... опять лизнул горячим языком прохладное ухо... мурашки побежали по телу.Он отстранился и мягко убрал свою руку с моих губ. Меня посетил очень очевидный вопрос: — Зачем же ты мне помогаешь? — рассказывает, объясняет, заставляет задуматься. — Новичок в игре без указаний сразу не разберётся, — немного обидное, но правдивое сравнение. — А ты уже профи? — я скептически подняла одну бровь. — Понимаю немного больше, — отвернулся и посмотрел на море. — Интересно, сколько же раз ты рассказывал это всё другим? — не думаю, что он впервые такие сцены разыгрывает. — Насколько это важно для тебя? — он косо посмотрел на меня. — Ну не скажу, что прям... — на самом деле важно, очень важно. — Тогда и без надобности, — он вернул свой взгляд морю. Я нахмурилась. Он просто вынуждает меня сказать, что он мне небезразличен, что для меня важно, с кем он играл, а соответственно, что ревную, а это уже признак такой чуши, как влюблённость. Хоть это и выглядит так, я не уверена, что это именно это чувство. Пока что я иденцифицирую это как восхищение, но никак не влюблённость. Мне просто интересно. Или нет? Да блин! Опять запуталась! — Я хочу знать, кто ещё настолько умён, чтобы понять, что тебе скучно и ты хочешь поиграть, — хочешь беспалевно выведать информацию — сбрось причину интереса на других. Я даже улыбнулась своей находчивости. Да, я даже не солгала, просто перефразировала так, как мне это будет лучше. Фин ровно посмотрел мне в глаза. Он всё понимает, понимает даже лучше меня, но зритель ведь не читает наших мыслей, только слышит реплики. А значит, на это и нужно отвечать. И моё оправдание звучало убедительно. Но смотря ему в глаза, я хотела так же узнать: хочет ли он это говорить? — Ты первая, — полным спокойной уверенности голосом ответил он. — Хм, — я гордовито приподняла подбородок, улыбнувшись краем губ, — видимо, не теми людьми себя окружил. — Таким, как ты, в их число несложно попасть, — вот так решил попустить. — Почему же? Я ведь такая тихая и забитая дурочка, в вашем "наивысшем" круге такой серой мышке делать нечего. Разве нет? — Ты прикасалась ко мне. Станешь поводом для обсуждений. А там к тебе подойдут нужные люди и в этот момент ты станешь одной из нас. — Так просто? К тебе ведь многие прикасаются, почему же они до сих пор в углу? Он обернулся ко мне, опустил взгляд от лица до коленок и обратно, а затем секунд десять посмотрел в глаза. Ветерок потянул длинные пряди его волос в сторону парка, а когда он утих, ответил чётко и обыденно: — Раз поняла моё предложение, то и здесь не глупая, догадаешься, — а ему несложно найти повод, чтобы самому не отвечать. Я смотрела в ответ, не отводя взгляда ни на секунду, пытаясь не краснеть, смотря в глаза главному герою, актёру первого плана, Финляндии Скандинавскому, самому загадочному парню в моей жизни. Язык окаменел, веки задрожали, волосы защекотали шею. Пыталась собраться с мыслями. То, что я ему просто с ничего понравилась — глупо. Я его не спасала, ему не помогала, только неприятности приносила, которые он принимал на себя. Собравшись с мыслью, всё же ответила: — Выбора нет, — сам ведь сказал, что я была первая, кто принял его игру. Поэтому он не убирал руку, не отталкивал меня, как остальных, продолжает переглядываться со мной. — Ещё варианты? — а вот этого я не ожидала. Что ещё за причины могут позволить ему не отталкивать меня? Не может же быть тупое "я ему нравлюсь". — Я... — будто спрашивая, верное ли первое слово, неуверенно протянула. Он отрицательно покачал головой, — Ты... — не отреагировал, правильно, ведь мы не в "угадай, что нужно ответить" играем. Но в ту же секунду я вспоминала: ?Он не будет тебе помогать!? — и меня осенило! Я пустила короткий смешок. А затем рассмеялась. Мой смех, еле сдерживаемый, коротко прозвенел в этом маленьком уголке обрыва. Успокоившись, я выдохнула и с лёгкой улыбкой посмотрела на него, опустив плечи. — А ты благородством, даже подставным, как у Швеции, не блещешь... — снова улыбнулась во все зубы и прикрылась ладошкой, тихо хихикнув. Краем глаза я заметила, что он немного улыбнулся, видимо, был удовлетворён моей догадливостью, пускай я даже не озвучила, почему я могу так просто стать одной из них. Всё не так очевидно, но поясню.Других мышей, на подобии прошлой меня, он отвергал, не позволял к себе прикасаться, отходил, говорил вслух, для самых настойчивых, что к нему лучше не прикасаться без его разрешения. Все те мыши для него никто, не такие важные. А вот я — его соперник, игрок, чьего поражения он желает. И финн будет использовать любой удобный вариант, чтобы потопить меня, логично. А так как в их общество, иерархию, круг, как угодно назовите это сборище элиты, я попасть не особо горю желанием, судя по тому, что не набиваюсь к финну в невероятные подружки, отказала шведу, избила турчанку, то дорого?й Финляндия может "помочь" мне туда попасть. А раз он позволяет мне себя касаться, не убирает руки, не говорит при всех, чтобы я этого не делала, молча позволяет, даёт привелегию, то даёт и повод для обсуждения. С этого могут понять, что сам Скандинавский принц сделал меня особенной. А там, соответственно, принял в своё окружение. Позволил стать его частью, даже без моего же ведома. Этот белобрысый самый настоящий хитрец. Ему нужно было родиться рыжим, быть похожим на коварного лиса, потому что такому ходу мыслей кто угодно из сородичей позавидовал бы. Как я только понять смогла такую схему... Именно от этого и рассмеялась. Снова накатила волна смеха, что даже немного голова закружилась. — ... ой, держи меня, это уморительно... — моя тушка покосилась в его сторону. Он любезно выставил руки позволив опереться о его предплечья. Прикоснувшись к мягкой коже внутренней стороны его предплечий, почувствовав линии его вен, получив неожиданное тепло, я прям почувствовала, как по мне прокатился электрический разряд. Смех понемногу отпускал и бессилие позволило опереться виском о его грудь. Такой теплый... даже, когда вокруг гуляет прохладный ветер... Его ладошки, в которых оказались мои запястья, позволили себе мягко обхватить их, удерживая равновесие. Пощекотав его подбородок своими растрёпанными волосами на макушке, я подняла голову и стала ровнее, не избавляясь от улыбки. Посмотрела на его. На его губах так же тлел маленький краешек улыбки. Но подняв взгляд к его глазам... я больше не смогла их отвести. Его взгляд был не таким, как обычно. Что-то было ещё... какой-то ветер был в его глазах... какой-то короткий отблеск на дне голубой радужки, а затем и под ресницами. Я застыла. Улыбка плавно сошла с моего лица, уступив место почти очевидной заворожённости. И его ладошки, всего на секунду, еле ощутимо, сильнее сжали мои запястья, отдав в вены разгорячённую волну какого-то непонятного чувства. Голова будто заново хотела закружиться, но я смотрела, наблюдала, терпела, ждала... Все ощущения были в сплетении наших рук. И звёзды как сумасшедшие начали летать по небу, а ветер безжалостно срывать последние листья с кустов, и простынь уже слетела с плеч, держась только за локти, а холод будто проходил мимо наших тел, да и море начало безжалостно рваться на сушу, но даже если бы оно нас достигло, то мы бы даже не заметили. И тепло охватило тело...Фин... Как же ты прекрасен... Какие же у тебя особенные глаза... Какие же у тебя нежные руки... И такие же манящие губы... Стоп... Губы?.. Нет-нет-нет, что за глупые мысли?!Собрав все свои силы, я мягко отпустила его кисти. Снова улыбнулась и сильнее взялась за простынь. Лишая себя надёжного тепла.— Хитрый же ты лис, а вернее, белый филин.— Почему филин?— Потому что такой же странный и белый.— И красивый.— Ууу, чешешь своё самолюбие, — хитро улыбнувшись, сказала я.— А чего ж не почесать, если чешется? — Хм, действительно.Но меня не покидала мысль... и даже желание... просто его поцеловать. Вот так просто, без лишних слов, объяснений и взглядов. Удивительным был сам факт того, что даже будучи самой собой, а не сопливой барышней, меня не покидали желания прикоснуться к нему. Так он меня завораживал. Но я держусь. Подавляю эти глупости, терплю, испытываю себя. Влечение к своему сопернику должно быть самым последним предлогом для поражения, которого я не хочу допустить. Но с мыслями пришёл и ощутимый холод, который больно цапнул по голеням. Укутав плечи и шею, я развернулась в сторону парка: — Проведёшь даму? — он посмотрел на меня коротким понимающим взглядом и накинул свою простынь мне по самую макушку.— Проведу, приведение, — я не возмутилась.— Мне бы такую способность — не болеть.— Сочувствую вашим слабым человеческим телам.— А вот Ваша жалость, Бог, живущий на земле, слабым, но гордым людям, не нужна, — идя по парковой дорожке, я всё никак не хотела прерывать разговор с ним.— Такой гордостью обладаешь только ты.— Ну а ты не против изучения этих слабых человеческих тел.— А тебе так и чешется язык назвать меня бабником.— Нет, — я резко взяла его за руку и запрыгнула на невысокое ограждение, — с чего ты взял? — с хитрецой в глазах я искоса посмотрела на него вниз.— Действительно, — его рука окрепла и стала надёжной опорой, чтобы я не полетела вниз, — я ведь обычный парень, у меня свои потребности и желания.— Ах, что я слышу? Бог назвал себя "обычным парнем". Ахах, смешно, — широко улыбнувшись, я шагала по ограждению вперёд, держась за его руку.— Мой косяк.— Безусловно. Где то видано, что Бог предпочитает смертных, — выставила другую руку в сторону, чтобы удерживать равновесие.— Под стать себе Богиню не найти.— Ох, сочувствую. — Жалость смертных мне к чему, — гордовито дёрнув носом, он посмотрел на меня снизу вверх.— Ага, и их постель тоже, — улыбнувшись краешком губ, с насмешкой сказала я.Он посмотрел на меня тяжёлым взглядом, но я лишь улыбнулась в ответ, молча повторяя, что это всего лишь словесный спор, который не имеет цели оскорбить, только поразвлекаться. Он смягчился и спокойным выражением лица показал, что понимает это. Деревья вокруг стали плотнее стоять друг другу и в темноте я и не заметила, как ограждение закончилось. И я одним шагом начала падать. Конечно, там невысоко, но лодыжку могла подвернуть. Начав бесшумно падать, я лишь закрыла глаза, готовая сбить коленки. Но он, быстро сориентировавшись, подхватил меня второй рукой за талию, перевернул, и я в этот короткий момент оказалась у него на руках. Положив автоматически вторую ладошку ему на плечо, я дрогнула. Но поняв, что не упала, успокоилась и посмотрела на него. С хладнокровием смотря вперёд, он шёл в том же темпе, будто ничего такого и не сделал. Но я улыбнулась краем губ, потому что он меня спас от падения. Думаю, он этого даже не заметил, но я запоминаю каждое его прикосновение. Воспользовавшись случаем, я положила голову на его плечо, а второй сильнее обняла за шею. На его руках я была словно пёрышко. Ну да, с меня же одни кости.И я почувствовала запах цветов. Очень тонкий и красивый. Как... смесь фиалок и сирени... И в голове сразу появилась картина маленьких фиолетовых цветов, растущих из снега. И это было так красиво... как и его запах. Он меня так заворожил, что я и не заметила, как мы подошли к моему окну. Он поставил меня на землю и я снова была объята холодом. Но, сделав вид, будто ничего и не было, ловко залезла в окно. И всё же мне захотелось исполнить одно желание. Сняв с себя его простынь, я протянула её финну. Он взял её, но я не отпустила. Он посмотрел на меня спокойно, понимая, что я чего-то хочу.— Ммм... — придирчиво осматривая его, я остановила свой взгляд на его потрёпанных волосах, — ты знаешь, чего я хочу.Метнув взгляд на прядь, которая упала с его плеча, он посмотрел на меня исподлобья, всматриваясь в самую душу. А затем ответил: — Заплетёшь меня, — моя душа улетела на небо.— Прошу в гости, — я отодвинулась на край кровати и приглашающим жестом разрешила вторгнуться в свой дом.Не успела я моргнуть, как он одним ловким скачком запрыгнул в окно, оказавшись рядом со мной на кровати. Я закрыла окно, встала с кровати, оставив простыни, включила настольную лампу и открыла шкафчик. Достала гребень, который мне когда-то подарила тётка, мать Казахстана.— Хотя бы где-то пригодится, — сев позади него, я с трепетом в сердце и блеском в глазах прикоснулась кончиками пальцев к мягкому водопаду белых прядей.Он сидел спокойно, неподвижно, а я мягко расчёсывала всю эту красоту гребнем, наблюдая, как каждая прядочка выпрямлялась и становилась ровно. Недалеко от кровати было большое зеркало в пол, в котором Фин мог видеть себя, и, видимо, у меня было такое довольное лицо, что он не удержался и прокомментировал: — Будто кота гладишь.— Ну раз Луми не дал, буду тебя тогда гладить, — немного расслабившись, я плавными движениями расчёсывала его волосы. Так бережно, словно любое неосторожное движение — и я больше не смогу к ним прикоснуться.Да и расчёсывались они очень даже хорошо, не путались, не клубились, будто и не волосы совсем. Казалось, стоит их только встряхнуть и они станут все ровно, как по команде. Но я лучше буду их расчёсывать, щекоча пальцы удовольствием, намеренно растягивая этот момент.— Так странно, — отложив гребень в сторону, я распределила волосы на три части.— У тебя так горят глаза.— Ты мне только из-за этого их доверил? — мои пальцы нежно и осторожно перебрасывали прядь за прядь.— Вряд-ли ты причинишь им вред.— Ты прав. С этим бесценным серебром, даже если не моё, хочется бережно обращаться. Таких ведь ни у кого нет.— Как мило, — с абсолютным безразличием, он наблюдал за мной через зеркало.— Были бы у меня такие волосы... — на радостях и подумать забыла. Что бы я делала? Если бы у меня были такие волосы, мне бы их состриг какой-нибудь завистник, чтобы поиздеваться. Логично же. Но финн ждал продолжения, — то я бы проклинала каждый день, — зато честно.— Понимаю, — я посмотрела в зеркало с непонимающим взглядом, но Финляндия не собирался отвечать на мой немой вопрос.Поджав губы, я опустила взгляд и продолжила переплетать между собой пряди. Тут у меня что-то дрогнуло в горле и я будто вернулась в сознание. Я сижу посреди ночи на своей кровати и заплетаю волосы Финляндии Скандинавского. Руки на секунду остановились, глаза стали шире. Я моментально покраснела. Но поспешно продолжила заплетать немного дрожащими пальцами. Взяв с тумбы свою чёрную резинку, я осторожно завязала конец косы и отстранилась. Что ж это происходит... как хорошо, что дома никого нет, иначе мне было бы очень плохо... И от этой мысли я снова покраснела, потому что и сама неправильно поняла то, о чём подумала.— Спасибо, — он вытянул косу на плечо и посмотрел обратно в зеркало. — П... Пожалуйста... — он обернулся на мой неуверенный голос, подняв одну бровь, — тебе идёт, — собрав все силы в голосе, я всё же как можно спокойнее ответила на его немой вопрос.— Вижу.Он встал с кровати и взял свою простынь. Мне не хотелось его отпускать, но борясь со своими немыми желаниями, против самой себя открыла окно. Обернулась к нему обратно. Посмотрела в бездну голубых глаз и отсела в сторону, позволяя уйти. Хотя на дне своей души всё же хотела, чтобы он остался и мы до утра пили чай. Но он, прохладно провёв взглядом по моему лицу, выпрыгнул в окно. Выглянув следом, я всё же стала врагом своему же языку.— Всё-таки хорошие у тебя волосы, — он резко обернулся на меня, выражая в глазах почти гнев. Я не поняла, почему, но не показала это на своём лице. Но я решила всё же договорить, — Они послужили таким же хорошим предлогом поговорить.— Хочешь сказать, что всё дело не в волосах?— Да.— Ну это мы ещё проверим. Спи спокойно, — развернулся и ушёл в ночь.Я даже не поняла, кто кого переиграл. Как-то он слишком резко отреагировал на мой комплимент. И по его глазам я поняла, что он что-то задумал... Я и предположить не смела что, потому что как всегда не угадаю. Хорошее или плохое это будет — я не знаю. Чувство неоднозначное. То самое, которое я так ненавижу. И поэтому сейчас начала злиться. И поэтому взяла с тумбочки сигарету, потому что хочу от этого избавиться к чёртовой матери, иначе я просто ударюсь головой о стену, если это не прекратится. Потушив остаток сигареты в пепельнице, которую любезно одолжила у отца, я легла на кровать и посмотрела в потолок. Облегчённо выдохнула и успокоилась душой. Что будет, то будет. Я на это сейчас никак не повлияю. Хотя я была бы рада заплетать его волосы каждый день до конца жизни...***Придя на следующий день в самое отвратительное место по мнению восьмидесяти процентов людей, школу, мои коленки снова начали предательски дрожать. Что ж это будет такое, Господи, к чему такой нервоз? Но я, спокойно пройдя мимо пустого места моей бывшей соперницы, села на своё и достала зеркало, чтобы убедиться в сотый раз, что стрелки ровные. Я ждала, ожидала, выжидала, оглядываясь на каждый шаг, который ступал за порог, даже если знала, что это не он. В конце концов я прикрыла веки, выдохнула, расслабилась, заполнила свои мысли тёмными цветами и холодной ночью. Дрожь пропала, грудная клетка расслабилась, пальцы спокойно легли на гладкую поверхность парты, дыхание выровнялось, сердце успокоилось и не стучало в висках. Стало легче и в моей голове остался чистый лист. Но это всё мигом испарилось со всеобщим: — Ва-а-а-а-ау! Я хотела уже дёрнуться, но в последний момент сжала кулаки и спокойно обернулась, бросив на него исподлобный взгляд. И... И мой рот невольно открылся...