Глава 3 Бег по небу (1/1)

Я долго думала над этим. Опять-таки неделю не ходила в школу. Ходила по дому в полной прострации, изредка заглядывая в газетные новости. Астрал был неотъемлимой частью моего дня. Сидя на кровати, я невольно скрестила кисти и подняла вверх. Прикрыла веки. Будь это Фин... привяжи он меня со своих неизвестных побуждений с конкретной целью... Я всё представляла, пыталась думать о том, воспротивилась бы я его напору и желанию? Закусив губу и опустив руки, я поняла, что полная идиотка. Надо мыслить, учитывая понятия своей тёмной стороны. И тут я поняла, что разорвалась на двое. Мне стало ясно, что я бы не сопротивлялась. Но... посмотрев в зеркало напротив кровати, я увидела себя другую, которая грозно смотрела на меня, скрестив руки на груди.— Он меня не заслужил, сопливица. Будь он хоть миллиардером или британским принцем подле престола, я бы не далась ему. Он ничего не сделал, чтобы заслужить это, тупая и слепая дура. Отдалась бы обычному красивому парню? Почему я делю именно с тобой своё тело? Меня бомбит как никогда. Я здесь значит борюсь за твою честь, а она хочет не сопротивляться брату Швеции. Отдалась бы за бесцень. Позор просто. Как так думать только можно... — разминая руки кулаками, оно встало с кровати и ушло.Да, такая я есть, мне наивно хочется верить в его верность. Но чёрт побери... Всё мне подсказывает не делать таких выводов, но я делаю, просто так, без повода. Этот человек особо ничего не сделал, но я уже мысленно ему девичью честь продала... Господи, почему вторая я так невероятно права...***Забежав от всех ужасов на кухню, я упала в мамины объятья. Тихо плача, я чувствовала мягкие поглаживания по голове и тихий шёпот. Ужасы уходили, давая расслабиться. — Они меня преследуют... преследуют постоянно... — тихо шептала я из раза в раз, ожидая маминого совета или успокаивающих слов, но и её непонятный шёпот утих, — мам... как мне спастись?.. — на мою щеку легла слизкая и неприятная на ощупь плавающая рука. Я метнула свой взгляд на её лицо, но это уже не был туман сна, это была чёрная жижа... Я отпрянула, она же встала и пошла за мной, превращаясь в один из кошмаров. Понимая, что мне некуда бежать, я взялась за голову, осев на пол. Ужасы теснили со всех сторон, и даже родной человек оказался одним из них. Безысходность.Проснулась я без криков и холодного пота, скорее с очень неприятным ощущением. Этот сон мне особенно не понравился. Раньше этот образ не превращался во что-то плохое, но именно сегодня, через два дня после покушения на моё тело, ужасные вещи стали мне видеться намного чаще. Я просто уже не знала, что с этим делать. У меня явные не лады с коробкой, но я по-прежнему надеюсь, что это пройдёт с возрастом. Однажды, когда мне было три года, отец сказал, что мамы больше нет с нами. Я не плакала, потому что совсем её не помнила. Даже каких-либо прикосновений, материнских объятий, мимолётных слов, секундных обрывков в памяти. Будто матери у меня вовсе и не было. Отец никогда не поднимал эту тему, никогда не показывал её фотографии, никому не разрешал за семейным столом упоминать о ней. Никогда не рассказывал, что с ней случилось, только ворчал постоянно, что я вся в свою мать. Я и не могла точно понять, в каком смысле он это говорит, но зная, что я для него не особо любимый ребёнок, можно легко догадаться, что и моя мать для него была человеком, о котором он не хочет говорить. Запреты на упоминание её личности мне вообще было сложно нарушить. Я и имени её точного не знаю, только мать Казахстана постоянно называла её ?ведьма?. Смешно мне не было, потому что такое обращение переносится и на меня.И всё-таки, я — деталь, которая не подходит к его набору ?Лего?, потому что порода у меня явно не отцовская. Возможно, как я думаю, из-за этого он меня и не особо любит. Может вы подумаете, что от отца должно быть хоть что-то, то все вопросы отпадут, услышав его описание в моём возрасте: рыжий, кудрявый, кареглазый, веснушчатый нос морковкой, высокий ростом, со стадом друзей и взбалмошным характером. Что ж, от него мне достался нос. А, ну ещё и рост. На этом сходства заканчиваются. И если честно, мне от этого очень обидно. Шанс моего рождения был один к десяти в степени два миллиона шестьсот восьмидесят пять тысяч, и это оказалась такая неудачная комбинация. Возможно, будь я больше похожа на отца, или была бы мальчиком, как думаю, он любил бы меня больше. Нередко говорят, что отцы дочерей любят меньше, чем сыновей. Я — наглядный тому пример. Даже не знаю, кого в этом винить. Возможно, себя, возможно отца, или лучше мать? Для меня большой тайной осталось её исчезновение. По началу я думала, что она нас бросила, раз отец так строг, когда её упоминают, но потом, понимая холод и скрытность его чувств, пришла к выводу, что она просто покинула этот мир. Отец тогда просто не хотел бы вспоминать об этом горе. Но тогда почему упрекает её характером? Ничего не понятно, но раз за четырнадцать лет о ней ничего не слышно, то для меня она умерла в мои беспамятные три года, навсегда оставив нас с отцом одних. Хотя меня не раз посещали сны о матери. Обычно она просто сидела в кресле гостиной и смотрела на очаг, не поворачивать ко мне лицом. Её лица моё воображение сложить не могло, так как всё равно бы не угадала. Был и такой сон, когда я, невероятно крошечных размеров, ходила по полу кухни и видела длинные женские ноги, которые игриво ходили вдоль столешниц. Не раз я убегала во сне от дикой своры собак, прячась в своём доме, где в приёме кухни уже стоял женский силуэт, готовый заключить меня в свои тёплые объятия.Она всегда была дома во снах. Возможно, потому что само понятие "мама" у меня ассоциировалась по умолчанию с чем-то домашним, уютными, тёплым, нежным, что может защитить и уберечь, как родной дом. Порой меня грузила несправедливость. Почему-то именно у меня неполная семья, почему-то именно мне не досталось самого важного учителя в жизни. Именно я не могла познать материнской ласки, в отличии от отцовского лая. Не знаю, как бы сложилась моя жизнь, будь рядом мама. Возможно, она была бы моим лучшим другом, а возможно — главным врагом. Но я всегда думала о хорошем, пыталась составить тот самый часто описываемый образ светлой женщины, которой никогда не было в моей жизни. Так и жила, изредка вспоминая о том, чего бы не было, если бы у меня была мама, что могло бы во мне измениться, чему научилась, что поняла и приняла? Но так получилось, не всё в жизни должно быть медом. Но я всё равно рада хотя бы тому, что не помню о ней практически ничего. Почему? Помни я её лицо, прикосновения, голос, то было бы больнее смириться с этой утратой. А так для меня этой части жизни просто не было, значит и жалеть не о чем. Но и думать об этом всегда было время. Сев в кровати, я посмотрела искоса в зеркало. Встав в полный рост, я снова посмотрела на себя. Невольно вспомнила об отце. Как он там? Скучает ли по мне? Или может ему всё равно? Но понимая, что вернётся он нескоро — в конце октября — решила всё-таки не терять этого преимущества и привести дом в порядок, как настоящая хозяюшка. ***Под конец дня все комнаты блестели, кроме отцовской. В детстве, чтобы я лишний раз не любопытствовала, он пугал меня тем, что там ?большой и зубастый дракон, который всегда голодный?, а учитывая, что часто он уходил туда со своим ужином, до лет десяти я верила в эту сказку. Но, конечно, жестокая реальность и уроки естествознания вкрай поставили меня дурой. Но всё же не думаю, что там есть что-то такое, почему туда нельзя заходить, тем более, если комната явно будет полна вредоносной пыли. А я что, позволю дорогому отцу дышать этой заразой? Ну уж нет, я не настолько цинична. Конечно, комната закрыта, но отец не глупый, чтобы таскать на службе ключ от неё. Быстро найдя ключ в одном из карманов старой шинели, я без колебаний открыла комнату, которая встретила меня глубоким мраком. Н-да уж, не зря в детстве мне и без его рассказов не хотелось сюда заходить. Нащупав выключатель, я первым делом заметила давнее отсутствие женской руки. Открыв для воздуха окно, я прошла к величественному большому столу. В детстве, когда мне не спалось, отец брал меня сюда, садил к себе на колени и продолжал работать, пока я осторожно оглядывалась в поисках дракона. Невольно села на его стул, как заворожённая. Видный человек, мой отец, очень. Без него не примут ни одного важного решения в масштабах государства. Возможно, работа для него место приятнее, чем дом, где находится его ?ошибка молодости?. Сложив руки в его манере, моментально выпрямив спину, я почувствовала себя президентом этой комнаты. Так интересно почувствовать небольшую, но всё-таки власть, даже если у меня никогда не было задатков лидера. Подравняв бумаги ровно по линии окончания стола, положение дорогой позолоченой ручки, которую ему подарил глава государства, ручки и наклон лампы, я всё пыталась понять, о чём думает мой отец, сидя здесь каждый день, выходя только по утрам на кухню, чтобы выпить супер-крепкого кофе. Может о том, как не хочет выходить, чтобы не пересекаться со мной? Напоминая о теме его нелюбви ко мне, могу так же сказать, что ему на меня не всегда хотелось даже смотреть. Но тем не менее, воспитывалась я не "на отвали", и ценить всё, что он зарабатывал, научилась. Не было никогда такого, чтобы мне просто так дали пачку денег и "уходи, только не мешай". Но и то, что он жалел что-то для меня, сказать нельзя. Скорее пытался сильно меня не разбаловать. Но, видимо, переборщил со строгостью, потому что никогда не слышала от него слов по типу ?люблю тебя?, ?у тебя всё получится, не бойся?, ?я помогу, если нужно?, ?единственная моя, хорошая?, нет, такого не было, были хмурые антонимы ?не позорь меня?, ?страх — это слабость, сделай как велено?, ?делай всё сама, меня не будет рядом постоянно?, ?почему у всех дети как дети, а у меня такая бездарность?!?. К иному отношению и привыкнуть не смогу. Нравоучения отца так же были достаточно типичны. По мере взросления он всё чаще говорил, как опасны парни в наше время и что к ним вообще лучше не приближаться, научат чему плохому или изнасилуют. Что ж, я только иронично улыбнусь и похлопаю, он оказался прав. До сих пор дрожь берёт от воспоминаний со Швецией. Но затем мурашки от воспоминаний с Финляндией... Такие смешанные чувства, оба опасные, один словно волк, нападает, а второй, словно белый филинн, наблюдает, изучает. Не могу знать до конца его намерений, но всё-таки он мне помог, хоть и был парнем. Скорее, это просто запугивание в том плане, чтобы даже не предпринимала попыток. Дружба с мальчиками может привести ко многим последствиям. Пацанкой стану, пропадать до утра, пить-курить и так далее. И ясное дело отец этого опасался, но в то же время, спустя несколько лет, жалуется, что я с ними не общаюсь, хотя не я себе внушила, что они все плохие. Хотя никто не пройдя этап простого знакомства и дружбы, замуж меня брать не будет. Видимо, отец понял эту ошибку, но уже поздно что-то исправлять. Или всё-таки нет?Тем не менее, расскажу ли я ему о том, что случилось? И о своих приступах темноты? Конечно нет, я и так не лучшая дочь для него, а здесь ещё проблемы похлеще. Он просто сбагрит меня в психушку и на этом наши пути окончательно разойдутся. Хотя даже интересно, навещал бы он меня, правда поедь я крышей? Сомневаюсь. Хотя признаюсь, вытирая тогда пыль на полках с документами, я думала, что у всех отцы такие, но вспоминая затем рассказы одноклассников о том, как они с папой ходили в лес по грибы или ходили вместе по городу, всё-таки понимала, что мой не такой как все. Интересно даже то, что он никогда не разрешал мне называть себя по-семейному — папа. ?Отец?, по его мнению, звучит более дисциплинированно, что снова доказывает, что гордость превыше семейного тепла. Не имею права жаловаться, он всегда учил быть настороженной к слишком доброму отношению. Приди я домой однажды, а он позвал бы меня пить чай с тортиком, я была бы крайне напряжена.Мои плечи то и дело вздрагивали от чихов из-за пыли. Я часто отходила к окну, чтобы вдохнуть свежего воздуха. Так и в это раз, чихнув, как котёнок, отошла к окну и вяло посмотрела на пейзаж вязкой осени.Много листьев уже смешались друг с другом в дождевых лужах, порой, даже не успев толком пожелтеть. В небе сквозь хмурые облака выглядывали белые просветы, совсем не улучшая положения. Ветер дул, покачивая одинокую качель во дворе, за которую несколько лет назад чуть-ли не дрались соседские дети, пока я наблюдала за ними из окна. Всматриваясь вдаль, где неспокойно бушевало море, я всё пыталась поймать его запах. Этот особенный запах морской воды, которая неподвластна никому. В которой таится опасность и предупреждение, но всё равно, оно манит своей романтикой. Опустив немного взгляд, я заметила на дорожке, которая вела в парк, белую фигуру. Сфокусировав на ней своё внимание, я поняла... что это женщина в белом платье. Она будто шагнула из фотографии конца девятнадцатого века. Бахрома белой шали на плечах неизвестной раскачивалась под силой ветра, как и голубая лента в её шляпе. Она повернула голову, проведя взглядом по домам рядом с моим, а затем заметила меня. Она была похожа на фантом из прошлого. Под рёбрами пробежало странное чувство явно чего-то постороннего. Под её взглядом мне стало очень неуютно, будто я стала свидетелем того, чего не должна была. Быстро закрыв окно и опустив жалюзи, я зажмурилась и мотнула головой, чтобы немного избавиться от этого чувства. Но из чистого любопытства, через семь секунд я всё же осторожно опустила одну из линий жалюзи, чтобы посмотреть на дорожку. Там уже никого не было. Что это была за чертовщина? Так никто сейчас не ходит. Я увидела призрака? Ну уж нет, в паранольмальщину я не верю, но хуже предположения о сверхъестественном была мысль о том, что это всё моё воображение. К чему тогда оно это разыграло? Очень странно и страшно. Хотя взгляд женщины был таким знакомым, необычным и живым...Продолжив уборку комнаты, я решила заглянуть в большой шкаф. В детстве, из-за его размеров, моё воображение и прятало там большого дракона. Смело подойдя к большому, деревянному, резному советскому шкафу, я, осторожно, чтобы старые ручки не оторвались, приоткрыла дверцу. Ничего не вывалилось, на этом уже спасибо. Но открыв его полностью, я увидела большое зеркало на одной из дверц. Оно было треснуто как-то... странно. Прямо по центру, разделяя моё отображение на две части. Левая часть была побита трещинами ?паутинкой?, ржавчина выедала метал крючков, которые крепили к дверце это зеркало, внизу оно уже темнело, покрываясь ?зеркальными эрозиями?. Правая часть так же начинала покрываться своеобразными болячками, но не была так грязна и побита, как левая.Отображение было таким же странным. Левая часть была будто... будто и не я совсем. Сквозь трещины был виден тяжёлый взгляд, более тёмное отображение цветов. Правая же была обычная я. Будто совместили фотографии одного человека с разными эмоциями. Так странно было видеть сразу две себя. Справа — это я, адекватная, спокойная Эстония, а слева — неадекватная часть меня, которая проявилась уже два раза на людях, которая разговаривает со мной через зеркало. Снова убедилась, что не хочу быть такой, совсем.— Я не буду такой, как ты, — сжав пальцы в кулаки, я грозно посмотрела на тёмную сторону отражения.— Ты уже есть такая, — ответило оно.— Неправда, я не такая ужасная, как ты.— Когда же ты поймёшь? Я не другой человек, я не другая личность, я не кто-то посторонний, с кого ты "не будешь брать пример". Я — это ты. Ты разговариваешь с собой. — Да, но это моя плохая часть.— Я так не считаю.— Хочешь сказать, что ты — адекват?— Да, я твоя адекватная часть, которая видит реальность под правильным углом. А тобой сейчас владеет тупая часть, которая не понимает, что делает хуже своим поведением.— Тогда почему я не мыслю так, как ты? Почему адекватность не берёт надо мной верх? А?— Потому что ты меня подавляешь. — Да, но это потому, что ты можешь принести мне кучу проблем своим поведением. Если я буду грубо отвечать отцу — он меня в детдом сдаст, если буду бить одноклассников — в тюрьму посадят. А ты это можешь. Я вижу по твоим диким глазам. Ты не будешь такой, как надо. Ты будешь неси негатив и делать другим больно.—Да? Тогда почему все другие делают тебе больно? Почему над ними берёт верх "неадекватная" часть сознания, как я? Почему они себя защищают? — отражение приложило ладонь к зеркалу, дёрнув рукой по трещинам. На ладони моментально выступила кровь от порезов. Я почувствовала, что мне уже становится плохо, так как крови я очень боялась, — Почему же не позволяют делать себе больно, как это даёшь другим ты? Швед хотел сделать тебе больно, довести до самоубийства. Он мстил. И не проявись я, ты бы уже сдохла от снотворного. Понимаешь? — Я тебе, конечно, благодарна, но если я буду за себя стоять, тогда я буду окончательным изгоем. С "такой" мной никто из общества дел иметь не захочет, — тяжело было смотреть на окровавленную ладонь в порезах, кровь из которых текла вдоль трещин вниз. — Да ты что? Почему тогда Швед популярен? Почему его все любят?— Потому что он красивый.— А ты, значит, уродина?— А ты хочешь поспорить?— Да я самая охуенная не то что в классе, во всей этой школе! — оно положило вторую руку на трещины, так же делая глубокие царапины. — Ты ещё и материшься... ни стыда ни совести у тебя нет... — Запоминай: это я, настоящая, — его руки кровоточили, черная кровь затекала в трещины, делая зеркало ещё страшнее, — ты такая. И другая роль тебя топит. Так будь же добра стать тем, кем есть на самом деле... — оно тихо шептало, приложив губы к трещинам, пытаясь и их поцарапать.— Н... нет... — тихо ответила я. Глаза отображения налились чёрной кровью, руки сжались, все черты исказила дикая злость. — Хорошо... посмотрим, как ты в следующий раз справишься без меня...Отойдя от своего зеркала, вторая я повернулась и прошла в светлую часть, отобразившись... позади меня. Я дрогнула и обернулась на вторую дверцу шкафа, но там никого не было. Обернувшись назад, опять посмотрев в зеркало, я увидела, что тёмная половина меня не отображается. Проведя в тишине несколько секунд, я хотела себя одёрнуть от этого приступа, но темную часть зеркала резко выбило. Закрыв лицо руками, я отпрянула от шкафа. Звук падающего на пол стекла меня почти оглушил. И я застыла, не в силах пошевелиться. Осторожно разведя пальцы у глаз, я посмотрела на грязные осколки зеркала, которые лежали на полу. Осторожно подойдя к ним, я старалась не смотреть в своё отражение, только оценить ущерб. Правая часть зеркала осталась целой. Паранольмальщина. Осторожно убрав все осколки до последнего кусочка, борясь со страхом порезаться, я всё старалась глубоко дышать, потому что из головы не уходил ужасный образ второй меня, с окровавленными руками и искажённым взглядом, а затем проходит позади меня, будто всё это время стояла там. А затем это падение тёмной части зеркала... Может ли подобному быть логическое оправдание?Спустя время, я всё-таки подошла обратно к шкафу. Зеркало было наполовину разбито, почти идеально ровно по линии. За частью, где стекло было выбито, я увидела старую приклеенную фотографию. Осторожно оторвав её со скотчем, я взглянула на наполовину выцвевшую фотографию. Там был отец, ещё молодой, он держал на руках младенца, на его плече и руке, придерживающей ребёнка, были женские руки. Женщина находилась позади отца, будучи в домашней одежде, как и он. Но... уголок, где должна быть её голова, был оторван. Перевернув фотографию другой стороной, я заметила подпись: ?06.03.1991 — третья фотография Эстонии. Ей ровно 10 дней.? — о мой бог...Отец... он улыбался на этой фотографии! Улыбался, держа меня на руках, будучи окутанным объятием, очевидно, моей матери. Почему именно её? С её плеч падали чёрные волосы, как у меня. И даже руки у нас похожи — длинные тонкие пальцы с чёткими костяшками. А в 10 дней я была довольно щекастая, хочу заметить, не то что сейчас. Отец никогда не показывал фотографий где он, будучи рядом со мной, улыбался, и фотографий, где была моя мать. Но почему с этой он оторвал кусочек? У него были настолько плохие отношения с женой?Решив не оставлять эту фотографию здесь, я положила её в карман. Так у меня будет хоть одно изображение, где отец улыбается. Будет напоминанием, что он всё-таки умеет это делать. Посмотрев наконец во внутрь шкафа, я обнаружила старые пледа, пару длинных пальт, чёрно-белые коробочки разных размеров в обёрточной упаковке. Одни были в горошек, другие в полосочку, другие в ромбиках или кружочках. Интересно, откуда они у отца? Никаких подписей. Но и думать на этим долго я не хотела, так как, очевидно, это ему подарили на работе. Но передвинув старое отцовское пальто, я заметила другое — женское. Нахмурившись, я вытащила его и осмотрела. Дорогое, из необычной ткани. Осторожно надев его на себя, я моментально согрелась и ещё поняла, что пальто мне в пору. Наверное, его носила моя мама... Обняв себя за плечи, я невольно вдохнула запах одежды. На них сохранился запах её духов... И он мне так понравился. Сразу же захотелось утопиться в этом запахе. И я не преувеличиваю, это был хоть и слабый, но очень тонкий и женственный аромат.Поджав губы, я решила всё же не отвлекаться. — Один раз живём, никого не вернуть... — нехотя сняв предмет гардероба и повесив обратно на место, тихо прошептала я.Завершив раздумья над другими коробками, которые были полны всякого хлама, я вытерла пыль с полочек и продолжила наводить порядки.***Вертя в руках фотографию, я всё никак не могла сосредоточиться на одной мысли. Подумать о матери или о той Леди Фантом? Или задуматься над словами второй себя? Тяжело вздохнув, я легла на кровать и посмотрела в потолок. Может мне просто скучно? Может поэтому мне видится столько всего? Развлекаюсь, если так можно сказать. О матери думать нечего, её просто не стало и всё, что я могу ещё придумать? Неизвестная выглядела вполне реально, доброй внешности и вполне опрятно, даже смотря издалека. Городская сумасшедшая? Возможно, но я такой пока не видела и не слышала. Хотя учитывая полное отсутствие информаторов, такие новости могли пройти мимо меня. Но её загадочная натура обладала притяжением. Но и страху наводила, куда же без него? А вот... сев на кровати, я снова посмотрела в своё зеркало. Говорят, зеркало правду отображает... Неужели я правда на самом деле такая? Будто и не отцом своим воспитывалась, а где-то в детдоме, куда прихожу только за едой, а в остальное время нарушаю законы. Конечно, лучше думать, что у меня реально психическое расстройство, чем в то, что моё сознание просыпается. Ну не может так быть. Да, я всё ещё принцесса, которую спасают, но я и не могу себя вести иначе осознанно. Как я могу вот так просто превратиться из тихой Эстонии, в душу компании? Да и кто меня примет? Я всем не нравлюсь. Призрачная надежда на Финляндию, моего героя, просто растворилась в холодном безразличии. — Вот почему? — спрашивала я у самой себя, — Ну вот почему это не работает?! — взяла я уже статуэтку с полки, чтобы бросить в зеркало, как тут же очнулась и поспешно поставила статуэтку назад, — Так... соберись... ты не будешь поддаваться эмоциям... плохим эмоциям... ты не такая, ты хорошая, добрая, светлая девочка, тебя никто не будет обижать... — тут же вспомнился Швед. Нет, меня хотели обидеть, меня хотели проучить, чтобы больше не выступала, чтобы больше не смела перекрывать главных героев, чтобы знала, что на первом плане опасно, что там мне никто не рад, никто не будет помогать мне быть главной героиней. Кандидатов полно, и просто так никто не будет отдавать это место. Но что ж делать тогда?.. В тот вечер можно было пожалеть мою подушку, потому что в моих слезах она была заново выстирана. ***Ночь была крайне беспокойной. В грудной клетке просто было неприятное вязкое чувство, от которого хотелось взять один из зеркальных осколков и погладить им свою шею. Пальцы подрагивали от холодка, который был по всему телу. Нет, в комнате не было настолько холодно, просто уже сама кровь была холодная, как у жабы, поэтому и терпела состояние полного отсутствия самоконтроля в себе, и в то же время контроля над своими мыслями. Тяжело вздохнув, борясь с кучей комов в горле, я села на кровати и открыла окно. Дальнее море несло к ушам свой отдалённый шум, ветер подталкивал солёный запах, и сама огромная лужа моря манила к себе. Внезапно стало так всё равно, что я просто взяла из-под кровати тапочки и, бегло надев их на ноги, стянула белую простынь с кровати. А затем, полна смелости, выпрыгнула из окна. Будучи только в футболке и пижамных штанах, решила почувствовать, какого это, быть той самой сумасшедшей о которой шепчутся весь город. Стуча деревянной подошвой тапочек о каменную дорожку парка, я впервые почувствовала некое расслабление в мгновении. Простыня на плечах плохо укрывала от необычного холода осени, почему я и дрожала, но всё равно моя кровь потеплела и мне захотелось идти дальше, не обращая внимания на густую темноту, что подсвечивалась лишь звёздами и тусклой луной. По щиколоткам безжалостно хлестал ветер, но лишь раззадоривая идти всё дальше и дальше, слушая шелест деревьев, которые он колыхнул в попытке согнать меня с тропы. Даже не задумывалась над тем, что за мной может идти маньяк, или я заболею после этой прогулки, или вообще споткнусь, упаду и умру. Бывают ведь нелепые смерти. А уж я точно не могу не пополнить их число. Я просто шла, думая об этом моменте, который позволял отвлечься от душевной боли, забыть о мстительном шведе, о холодном финне, о безразличном отце, о своей неадекватности и о жизни, которой у меня никогда не было и уже не будет. Сейчас я была как настоящая сумасшедшая, мне было хорошо, идя по этой тропе, от чего я наконец за всё это время улыбнулась. Холод будто уже и проходил сквозь меня, ветер подталкивал в верном направлении и спустя несколько минут я вышла к морю. Солёный бриз моментально охватил щёки, заставляя краснеть и почёсывать нос. Подбежав к обрыву, откуда внизу будет видно морской порт и могучие волны ночного моря, я прищуренно посмотрела вдаль, на горизонт, где над морем кружили ночные чайки. В порту горел тусклый свет, который подсвечивал воду вдоль берега. И звёзды так тихо-тихо шептали ветром слова неизвестного людям космического языка, видимо, разговаривая о луне, что так непривычно тускло сегодня вернулась на своё место. И ветер сметал все плохие мысли, заставляя расставить руки шире, дать ему пройти сквозь меня, очистить от всего плохого, от всей черноты, которая переполнила моё тело до краёв.И мне было настолько всё равно, как я выгляжу сейчас, насколько странные вещи я делаю, насколько странно мыслю. Я была "в моменте". Я была частью ночной картины обрыва у холодного моря, свидетелями которой сейчас есть только глаза на небе. И как бы не хотелось шагнуть вперёд и раствориться в этом потоке ветра, всё-таки у меня появилось желание жить. Хотелось жить, чтобы потом каждую ночь выходить в потёртой футболке и тонких штанах в плюс пять, чтобы побыть здесь и сейчас гармоничной частью этого момента. Вот почему некоторые сумасшедшие улыбаются. Их постигает счастье этой минуты, секунды, при которой чувствуешь только расслабление, в котором нуждался все эти годы. И сейчас... мне понравилось быть сумасшедшей. — Хороший момент? Я дрогнула. Вся магия момента сразу же пропала. Сразу же руки сжались от холода, укрывая плечи, по ногам ударил дикий холод и на глаза полезли потрёпанные волосы. Я испуганно обернулась на голос, который единственный в своем уникальном звучании. — Ф-Фин?.. — уже и голос дрогнул то ли от холода, то ли от неожиданности. Его явно разочаровал мой испуг. Хотя я не сразу заметила, что он был так же странно одет. — Не ?Фин?, а хороший момент?— Ам... ты о чём? — Не строй растерянную дурочку, поговори со мной нормально, — всё его внимание забирал вид впереди нас, потому что море действительно достойнее, чем такой собеседник, как я... чёрт, опять стала собой... — Да... это был хороший момент... — я расстроенно вздохнула, опустила взгляд на порт. — Возьми мою, а то заболеешь ещё, — он протянул свою простыню. Я, которая пыталась найти логику во всем, поняла, что он вышел так же развеяться. В одной ночной одежде. Да. И ещё без футболки. Да. Я зарделась. Не потому что он правда был без верха, а потому что мне хотелось на него смотреть. Без лишних слов и возни, я забрала его простыню и накинула поверх своей. Стало действительно теплее. — И давно ты...— Нет, как заметил, так сразу и подошёл. А ты? — Сегодня впервые, — я вот так просто понимала, о чём он хотел спросить, хотя обычный человек не понял бы сути вопроса. — Хочется повторить? — Очень. Даже жить заново силы появляются. — Согласен. — Не сляжешь? — Я никогда не болею. — Генетика? — Она самая. — Хотя бы тебе в чём-то повезло... — всё-таки с расслаблением разговор пошёл как по маслу. Хотя здесь дело скорее в том, что я все ещё не верила в то, что он рядом. — Согласен, — всё-то он знает, и убеждать не нужно. Осторожно посмотрев на него... мне захотелось себя ущипнуть. Потому что я была уже готова принять это за сон, чем осознавать, что сейчас со мной, у обрыва, в два часа ночи, стоит Финляндия Скандинавский. Да, я определённо сплю. Ну раз это сон, то ладно уж, сам финн об этом и знать не будет, так что можно окончательно расслабиться.— Часто сюда ходишь? — По четвергам между часом и тремя, в субботу между двумя и четырьмя, ну а по понедельникам, конечно, между девятью и двенадцатью. — Оценила шутку. — Когда душа захочет, тогда и прихожу. — Что случилось? — конечно, в жизни я бы никогда не спросила такое не заикаясь, но во сне и смелее говорить можно. — Сигареты закончились, а в магазин не успел. — Я никому не расскажу, — неведомое чувство позволяло определять, правду говорит или нет. — Тебе и некому, — хотел задеть? — Тем более, — ну а что мне отпираться? И так знаю, что у меня никого нет. — Мы недостаточно близки. — И что сделать, чтобы были? — даже не задумалась над двусмысленностью этих слов. — Так хочешь быть ближе ко мне? — я почувствовала его косой взгляд на мне. — Погеройствовть хочу, — так же косо в ответ посмотрела я. — Ты слишком откровенная для самой себя. — Раз это сон, то можно быть и правдивой. — Так хочешь, чтобы это было сном? — В реальности я бы уже раскраснелась и убежала, дрожа от дикого холода. — Так не хочется, чтобы это было реальностью? — В реальности я должна быть другой. Но сейчас я не хочу ни краснеть ни убегать. Значит я сплю. — Не хотела бы поговорить со мной в реаль..? — Хотела, — отрезала я, даже не дав договорить. — И что бы ты мне сказала? Посмотрев на него полноценно, я спокойно заглянула в его глаза, так необычно реалистичные для сна. Его распущенные волосы, аккуратно уложенные на бок, покачивались на ветру, дивно переливаясь в свете звёзд. Тусклый лунный свет высветлял каждый изгиб его тела, открытого для моего любопытного взгляда. Такой красивый... словно скандинавский бог, сошедший с неба для разведки обстановки земных смертных. Была бы у меня своя религия, то я бы определённо каждый день вставала на молитвы к нему.— Я бы спросила, каким шампунем пользуешься. — Хм, — он попытался спрятать улыбку, вызванную моим точным саркастичным вопросом, но я все равно заметила, от чего сама невольно улыбнулась уголком рта, рада своим маленьким успехом, — Это всё, что тебя интересует? — У тебя длинные волосы, которые в природе только у альбиносов встречаются, это такая уникальная и выразительная черта. Конечно, это не всё, что меня интересует, но это очень интересно. — В талом снегу полоскаю. — А летом как? — Мозги на месте, молодец. — Сама в шоке. — Эти волосы — настоящее наказание. Очень чувствительны. Так что ни за что нельзя мыть обычным шампунем. Обычная холодная вода. — И всё равно они выглядят так, будто требуют большого ухода. — Нет, генетика избавила от этого. Я молча смотрела на него. И по моему взгляду было очевидно, чего я хочу. Вернув свой взгляд на меня снова, он просто смотрел в ответ. Он прекрасно всё знал, но не хотел начинать диалог заново. Прекрасно же знает, что моей наглости на озвучивание этого желания не хватит. Но ты ошибаешься, Фин из сна. — Дай потрогать. — Какая наглость, — вскинув брови, тут же сказал он, видимо, не ожидав моей смелости. — Это всего сон, кошку свою погладить не дал, дай хотя бы волосы потрогать. — Не заслужила. — Дай. — Я свои волосы, как и кошку, чужим не разрешаю трогать.— Руки чистые, — я специально выставила к нему свои белые, пустые и чистые ладони. — А взамен что ты предложишь? — Всё, что захочешь. — Даже футболку снимешь? — даже не колебался. — Извращенец? — Любитель. — Будто не видел меня без футболки. — Видел. — И что на этот раз хочешь увидеть? Там за неделю ничего не выросло, если что. — Рассудительность твою проверял. — И как? — Во сне ты звучишь намного лучше, чем в реальности. — Во сне чувствуешь себя безнаказанным. — Согласен. — Фин. — М? — Я всё ещё хочу потрогать твои волосы. — Может тебе что-нибудь другое дать потрогать? — Как бы двусмысленно это не звучало, я всё ещё хочу потрогать именно волосы. — Все вы только волосы и хотите. — Я — не все. — О как заговорила. — Дай. — Нет. Решив дальше с ним не церемониться, я протянула руку к его волосам. Он резко поймал меня за кисть руки и опустил. Его ладонь была такой тёплой и приятной, пока холодные пальцы обхватывали руку. Но он не применял много силы, чтобы не позволить мне двинуть руку немного дальше, поэтому, чувствуя себя безнаказанной законами сна, я двинула руку немного вперёд и мягко пощекотала его пресс холодными кончиками пальцев, смотря ему в бездонные глаза. Он тут же отпустил мою руку и немного отошёл. Я же, с небольшой хитрой улыбкой, посмотрела на него исподлобья. — Мне всё ещё нужно снять футболку? — с хитрым азартом в глазах, мне хотелось продолжить играть в эти реплики с главным героем. — Теперь не только футболку. — Ладно, в следующий раз. — Куда же это вся смелость испарилась? — Меня учили тому, что тело должно быть бережённым для мужа моего. Но даже если отбросить эту чушь, без одежды мне жарче не станет, — здесь всё так же холодно, даже если рядом стоит Финляндия Скандинавский без верха.— Почему же чушь? — Тебе бы такие вопросы задавать. — Слухам веришь? — Глазам верю. — Не поспоришь. — И оправдываться не будешь? — А зачем? Ты ведь мне чужая. — Прям совсем со мной дел иметь не хочешь? — Свои желания оставлю при себе. — Мудро, — я посильнее укуталась в простыни, одна из которых невероятно сильно пахла Фином. Мне этот запах словно мёд в усладу мыслям. Хотелось вдыхать и вдыхать, пока сознание от удовольствия не потеряю, но всему приходит однажды конец. — Пойдём, — он развернулся и пошёл обратно в сторону па?рковой дорожки. Я без слов поняла, что нужно за ним идти, и даже неважно куда, за ним, как за мессией, пойду куда угодно. Макушку щекотал ветерок, пуская волосы к лицу. Н-да уж, если бы отец увидел меня таком виде и при таких обстоятельствах, то наказание было бы неминуемо. Да и какая разница уже? — Сама залезешь, — даже утвердительно, а не вопросительно, сказал он, подведя меня к моему окну. — Уже знаешь, в каком окне живу? — Оно единственное здесь открытое. Значит — твоё. — Умный мальчик, — отдав ему простынь, я, своими хиленькими ручками подтянулись к раме. Высоковато, трудновато, но он мне помогать не собирался. Упав наконец-таки на кровать, я обернулась и ещё раз выглянула в окно, — чаю? — Сна. Засыпай и просыпайся, — бросил он, закинув простынь на плечо. — Усни и забудь обо всём, что я говорила, — понимала, что если он мне всё-таки не привиделся, то это будет сущий позор на следующее утро. — Даже пытаться не буду, — и ушел в темноту. Не совсем поняла смысл. Не будет пытаться забыть это. Ему не составит труда забыть эту встречу, или он не хочет забывать? Я, конечно, не забуду. Потому что это было незабываемо. ***На следующий день я старалась вообще не смотреть в зеркала. Мне было страшно, не хотелось видеть себя другую, разговаривать с ней, пугаться её агрессии и напора. Но мне было намного лучше, я была полна сил и светлой магии. Было так легко и свободно, что я почти порхала над полом от комнаты и до кухни. Хотелось сделать всё и сразу. Сон был таким прекрасным после двух часов слёз, что уже и забыла, почему плакала. И конечно этот сон был прекрасным благодаря скандинавскому принцу, его голосу и упёртости. Почему я считаю это сном? Пфф, разве такое может быть а реальности? Чтобы финн по чистому совпадению в это время и в этом месте оказался? Да ещё я коснулась его тела? Нереально. Но я официально заявляю, что это был лучший сон за всю мою жизнь!Собрав портфель в школу, я была готова хорошо начать этот день, и так же хорошо закончить. Пыталась не вспоминать о шведе, поняла, что лучше сидеть в людных местах, при свидетелях, уходить куда-то тоже в толпе, неистово кричать, если он снова меня тронет. О том инциденте уже почти ничего не напоминало, кроме всё никак не заживающего синяка и красных потёртостей от лент — слишком сильно дёрнула, кожа стёрлась почти до крови. По пути в школу я заметила шагающие позади тени. Мгновенно напрягшись, я решила прислушаться и убедиться, что один из злых скандинавских принцев не натравил на меня своих собак. Накрутив себя до предела, я, полна параноидального страха, резко обернулась, чтобы увидеть двух старушек-подружек. Те испугались моего взгляда и, быстро перекрестившись, обошли меня.Боже мой... не хватало ещё и страха преследования. Хотя он оправдан, Швеция очень влиятельный. Ему не составит труда обернуть всех против меня. Да и если прислушаться к плохой части себя, то и Фин меня не будет защищать. Но как же... блин... Всё же должно указывать на его симпатию ко мне, но он не берёт на себя эту роль. Что-то всё начинается очень плохо в этом переломном моменте. Слишком плохо. Да, реальность — далеко не красивый фильм. Но мне ничего не остаётся, кроме как идти дальше и наблюдать за главными героями, из которых двое меня уже заметили и привлекли к главным эпизодам. Конечно, не самым приятным, если забыть о финне. Но вспоминая о нём, становится легче, потому что, как не крути, всё равно плохие эпизоды приводят к нему. И... может, я даже готова терпеть всё плохое, чтобы в конце оказаться рядом с ним. Другая я точно сейчас грязно выругалась.Класс меня встретил косыми взглядами. Меня это насторожило, ведь раньше на меня никто не смотрел дольше секунды. А здесь все прям замолчали и провели меня взглядом, тихо шепча друг другу что-то. Мои мягкие призрачные шаги прошли к моей одноместной парте и остановились. Осторожно сев, я всё прислушивалась, но старалась не осматриваться, чтобы не встретиться с кем-то прямым взглядом. Стало шумнее, но я всё так же чувствовала на себе некоторые взгляды. Холодок пробежал по шее. Такое недоброе внимание очень настораживает, особенно меня, не ведавшая на себе ни доброго ни презренного взгляда (забывая о финне, конечно). Нервы активно выражались на листиках бумаги, которые отрывались клочок за клочком. Что-то было не так... — Всем занять свои места и мгновенно организовать тишину! — грозный голос учителя истории вернул в реальность, заставляя поспешно спрятать клочки бумаги в черновике, — Записываем тему! — сложно было переключиться на работу урока, так как от меня всё никак не могло отлипнуть плохое предчувствие.Опустив глаза на стул передней парты, я сразу же словила астрал и забылась, думая о своём сне. Только это событие по-настоящему вызвало у меня лёгкую улыбку. А может это и не сон? Если нет, то мне, хоть и стыдно, но самодовольство своей смелостью брало верх. Невиданная наглость трогать волосы чужого человека, но даже так мне хватило смелости о безнаказанности, чтобы потрогать его тело. Бабочки в животе. Самые настоящие, порхают и бьются о его худые стенки. — Эстония Советская! — рявкнул учитель.— Й-я?.. — Да. Что стало причиной отказа Эдуарда Восьмого от престола? — он уже довольно сложил руки на груди, ожидая, что я ничего не буду знать об этом короле Британии.Опустив голову и выдержав паузу, я собралась с мыслями и ответила цитатой:— ?Я нашёл невозможным нести тяжёлое бремя ответственности и исполнять обязанности короля без помощи и поддержки женщины, которую я люблю?, — эти слова я знала наизусть, моя романтичная душа знала эту историю вдоль и поперёк, — Эдуард Восьмой отрёкся от престола, чтобы жениться на Уоллис Симпсон — женщине, которая покорила его сердце. Министры не позволяли ему жениться на дважды разведённой американке. Поэтому он уступил престол своему брату и женился на Уоллис во Франции третьего июня тысяча девятьсот тридцать седьмого года, — хотелось рассказать больше, обо всём, но я знала, что этот учитель не любит долгих рассказов, — но есть и версия того, что его кто-то подговорил отказаться, ведь будучи монархом он мог уладить этот конфликт, но... Истинные причины и намерения очень спутанны, правду мы уже вряд-ли узнаем... Но я верю, искренне верю, что это было ради любви. Власть обременяла и могла помешать их счастью, их могли не любить, народ мог не принять такую жену короля. Лучше было отречься и жить во Франции вдвоём, чем на виду у недругов и противников. Или это просто у меня помешанный на романтике мозг? — Верно, мисс Советская.Остаток урока я чувствовала ещё и взгляд учителя на себе. Неуютно мне здесь, ой как неуютно... Все о чём-то знают, о чём-то догадываются, поняла я это, когда идя по коридору, меня не задела плечом главная стерва — Турция. Хоть мои знания о её личности очень скудны, но я знаю, что хоть она и мусульманка, в поведении не очень обращает внимание на воспитание. С ней никто особо дел иметь не хочет, но у всех она в почёте. Задела она меня сильно, если бы не подоконник, то шлёпнулась бы на пол. Посмотрев на неё, я поняла, что это было специально — её взгляд хотел меня убить.В попытке успокоиться от такого внезапного спуска на землю, я всё же решила подумать на тему того, почему она решила меня задеть. Лихорадочно придумывала множество вариантов, пытаясь не подходить к самому очевидному — швед её подговорил. По рукам бежала дрожь и меня вот-вот должен был взять озноб, пока я шла в класс, но в глазах опять начало темнеть. Опять становится тяжело, но я всё ещё шла, потирая виски кончиками пальцев. Крепко зажмурилась, в надежде, что это отпустит. Но я снова впечаталась в кого-то, словно в стену. Подняв взгляд, я заметила знакомого блондина, который обернулся ко мне, сверкнув синими глазами. Я тут же отшатнулась, судорожно вдохнув воздух, от которого чуть не задохнулась. Оперевшись о подоконник, я с ужасом в глазах отошла подальше от Швеции. Я правда испугалась его. Моментом все сцены всплыли в памяти и я уже словила приступ паники. Только не он, Боже, Боже, Боже... Убежав по коридору в уборную, я забилась в один из её углов, сжимая голову в попытке вытеснить этот весь кошмар. Швед... кровать... лента... его руки... мои колени... брр... я вздрогнула всем телом. Сама не ожидала, что так сильно испугаюсь его присутствия. Одно дело вспоминать это вдали от него — чувствуешь отвращение и горечь — а другое, когда он рядом — мышцы сводит от ужаса. — Что, мышка? Испугалась волчёнка? — резко подняв свой взгляд, а увидела турчанку. Она подошла ко мне ближе. Я почувствовала запах табака от её сигареты, которую она неспеша потягивала. Я не знала, что от неё ожидать, но точно ничего хорошего, очевидно. — Как губки затряслись. Боишься? — я не отвечала и не собиралась, за меня это говорили мои дрожащие коленки, — Правильно делаешь, — её полная силы рука резко схватила меня за горло, прижав к стене. Цепкая хватка с трудом позволяла дышать, от чего я инстинктивно схватились за ее запястья, — как думаешь, почему я хочу тебя придушить к чертям? — её рука была очень напряжена под моими слабыми ладошками, но она выглядела абсолютно спокойно, делая затяжку в непрерывном зрительно контакте. Я и ответить не могла, я просто не могла говорить, да и не хотела, мне хотелось только одного — свободно дышать. — А я тебе скажу почему. Твоя жалкая душонка очень помешала мне. Понимаешь? Если бы не ты, финн бы остался со мной и я наконец оставила его подле себя. Но тут прибежала ты и всё сорвала. Понимаешь? Мелкая, грязная мышь, — её пальцы сильнее сдавили мою шею, выражая дикую ярость ещё и в глазах, — Да ты хоть понимаешь, кому помешала? Кому перешла дорогу? Понимаешь, как я надеялась, что швед тебя накажет. Но нет, ты убежала. Раз у него не вышло, то у меня выйдет, — она резко меня отпустила. Тяжело дыша, я осела на пол, надеясь не закашляться. Турчанка села рядом и, выждав, пока я на неё посмотрю, продолжила: — Не знаю, как смогла от него убежать, но от меня ты не убежишь, — резко схватив меня за кисть, она потушила о неё сигарету, из-за чего с вскрикнула, дёрнув рукой. Но она крепко держала меня застывшими яростью руками. От боли я пустила слезу и попытались вырваться, но не получилось. Мах руки и прозвучала характерная пощёчина. Меня ударили. С такой силой, что моя голова ударилась о стену. Ещё одна. Уже по другой щеке. Ярость клокотала на дне её диких глаз. — Ты хоть понимаешь, как будешь платить за это?!Я пыталась защищаться, закрываться, но это не помогало, на меня сыпались удар за ударом, с каждым разом всё сильнее и сильнее, яростные и безжалостнее. И я не могла убежать. Никуда. Я была одна. Мне никто не мог и, уверена, не хотел помогать. Сжав одной рукой мои щёки, она всё не перестала говорить о том, что лучше бы швед меня прикончил. Я вцепилась в её кисти, пытаясь оторвать от себя.— Прекрати! — я оттолкнула её что есть сил и встала, опираясь о стену.Она полетела на меня разъярённой фурией, сразу же ужимая шеей в стену, да так резко, что я снова ударилась затылком о стену. Мои руки инстинктивно пытались смягчить её дикое желание отбить мне голову. Но её ярость не знала передела, и мне уж точно не тягаться с её крепкими руками. Её пальцы схватили меня за волосы, выгнув в шее лицом к себе. Что она там уже мне шептала я не слышала — была оглушена болью и звоном в голове. Её хватка наконец ослабла и я упала на пол, потому что ноги не держали, в ушах звенело, голова кружилась, во рту был вкус метала, со лба текла горячая кровь и я уже не слышала её отдаляющийся стук балеток...