Глава 3. Штурм (1/1)

Город, раскинувшийся под блеклым небом, захлёбывался молчанием. Бреши в крепостной стене были аккуратно заделаны. Ворота из толстого морёного дерева казались особенно неприступными в этот тихий предутренний час. Но крестоносцы уже знали, что тишина и неприступность обманчивы.Части?— французские, германские, английские?— медленно стягивались к стенам. Воины, напряжённые и сосредоточенные, смотрели вперёд. Смотрели, как голые серые укрепления постепенно чернеют сверху?— неверные выходили к зубцам и бойницам, оглядывая врагов. Издалека казалось, будто вековые камни покрывает каркающее вороньё.Тишина тянулась сквозь душный воздух, Ричард слышал только отдаленную брань защитников Акры и близкое тяжёлое дыхание крестоносцев. Он посмотрел на осадные катапульты, уже готовые к штурму. Всего лишь машины, они готовы всегда. А вот люди… люди настолько готовы не были.Слишком много вокруг было отёкших, иссушенных, изуродованных рытвинами и рубцами лиц. Слишком много подрагивающих рук. И слишком многие плохо держались в сёдлах. Здоровые воины на этом фоне выглядели живыми, случайно попавшими в яму с мертвецами. Да, именно так Плантагенет мысленно и звал предстоящую битву. Штурм мертвецов. Впрочем… Ричард понимал, что, как только рыцари наденут шлемы, различие между не до конца живыми и почти мёртвыми сотрётся.Герцог Леопольд был на правом фланге, ближнем к Проклятой Башне. На противоположном, левом, находился маркграф Конрад Монферратский, приближённый Филиппа.Ричард помнил, как мрачен был в последние дни этот человек, принявший на себя всё французское командование. Конечно, доблестный рыцарь, некогда вассал Барбароссы, чувствовал страх. Вспыльчивый как порох и весёлый нравом, он уезжал сейчас хмурым и тихим. Он боялся поражения, а ещё больше?— Плантагенет это знал?— боялся плена, где когда-то чуть не погиб его отец. Сам Саладин хотел застрелить старого рыцаря, но схлестнулся в поединке с его сыном. За ту битву неверный даже поплатился шрамом, но сэр Конрад заплатил дороже?— страхом. Говорили, маркграф Монферратский носит с собой яд, чтобы принять его до того, как будет пленен. Так или иначе... сегодня человек этот готов был отдать в бою последнюю кровь за своего короля. В этом Ричард не сомневался.—?Вы верите ему?Ги де Лузиньян был рядом. Щурясь, он смотрел вперёд, на врага, но Плантагенет безошибочно угадал, о ком говорит соратник.—?Сэр Конрад очень храбр. И если Филипп не может быть с нами… —?Ричард запнулся и изобразил улыбку. —?Мелкие дрязги недостойны рыцаря. Не будь так строг и мысленно желай ему удачи.—?Что я и делаю, мой король.Плантагенет снова улыбнулся, на этот раз искренне. В соперничестве между двумя доблестными воинами, сэром Конрадом и сэром Гийомом, было что-то мальчишеское. Ведь они соревновались во всём, начиная от количества убитых в бою и заканчивая упряжью лошадей. Когда в чём-то побеждал один, вскоре в чём-то побеждал и другой. Ни один не желал уступить и ни один не был слабее. И, глядя, как в очередной раз эти двое спорят даже за одним столом, король Англии прекрасно понимал, что нет битв более безнадёжных, чем битвы между равными. Но сейчас оба равных были на одной стороне.Секунды тянулись, плавились, дрожали скупыми ударами сердца. Ричард старался не думать о головной боли и тошноте. Не думать о том, что случится, если штурм провалится, и о том, кто ждёт в лазарете. Но последнее было невозможно. Потому что король Англии давно знал, с каким именем на губах будет умирать.Тишина звенела, накаляясь и просачивалась в грудь?— под кольчугу, под рубашку, под кожу. Ричард опять оглядел всё, что его окружало,?— яркое, чёткое, кажущееся непоправимо, фатально настоящим. Пути назад не было. Сзади было то же, что и впереди,?— враги. И… он никогда не представлял себе, что в эту битву пойдёт один. Без Филиппа Августа. Хотя не этого ли он так страстно жаждал, вглядываясь ночами в прекрасное тонкое лицо человека, которого никак не мог уберечь? В это мгновение что-то в нём, кажется, переломилось, задрожало и снова срослось?— криво, хрупко, готовое распасться уже навсегда при малейшей неосторожности. И, едва узнавая свой голос, он закричал:—?На Акру! Во имя Господа!И тишина пропала.Битва началась в одно мгновение?— и так, будто шла уже много часов. Распались все стройные построения; несколько отрядов мусульман возникли, казалось, из ниоткуда?— то ли из рощи, то ли из-за дальних полуразрушенных укреплений. Стук копыт, конское ржание, тягучий скрип осадных машин и свист стрел. Ко всему этому мешались человеческие крики?— крики христиан и неверных. Король Львиное Сердце снова забылся, отдаваясь битве, сметая всё и всех на пути. Взгляд его исступленно метался, ища в месиве тел нестерпимый зелёный отблеск дьяволова камня. Но Саладина не было. Плантагенет с усилием протолкнул в лёгкие ещё немного горячего воздуха?— в голове мутилось от подступающей болезни, как бы ни кипела разгоряченная кровь. Он знал, что после этого боя может слечь. И поэтому особенно важно сделать его последним.Резко разворачивая коня, он метнулся к тем рыцарям и оруженосцам, что были возле осадных машин:—?Быстрее! —?почти проревел он. —?Тащите камни!Ответом было множество испуганных взглядов. Воздух наполнился новым свистом, Плантагенет поднял щит, в который тут же вонзилась стрела, и закричал, подзывая больше рыцарей для прикрытия. Те, кто был на стенах, не собирались ждать. Передние ряды французских лучников, уже смятые внезапным нападением конников, теперь не могли прекратить ответный дождь стрел.Ричард не видел ни сэра Гийома, ни сэра Конрада?— их оттеснили на дальние фланги. Лишь массивная фигура Герцога Леопольда высилась впереди, он бился в самой гуще, и зазубренный клинок его так сверкал на солнце, что становилось больно глазам. Австриец был увлечён, и всё же король Англии не мог не заметить, что, как и в прошлый раз, он старается быть ближе к Проклятой Башне?— чтобы, стоит открыться бреши в стене, броситься туда. Желание войти в павший город первым не оставляло этого рыцаря?— и именно теперь оно особенно остро приводило Ричарда в ярость.Принимая на щит ещё несколько стрел, срубая на скаку мечом чью-то голову, он ринулся к австрийским воинам, собираясь отдать приказ?— идти на помощь тем, кто всё ещё был у машин, и тем немногим, кто защищал их. Но король Англии не успел достичь своего гордого союзника?— на пути оказалось сразу несколько мусульман, и двое из них?— с копьями. Саладин, не признающий этого оружия, всё же не гнушался пользоваться им?— и лишь чудом король Англии не был сбит с коня. Маневрируя, вступая в ближний бой, он надолго забыл о своей цели, а когда вновь вспомнил, Леопольд уже оказался ещё дальше, и его было почти не различить за медным блеском вражеских кольчуг. Австриец был силён, и с этим не приходилось спорить: его пытались стащить с лошади пять или шесть воинов, но один за другим падали под сильными ударами.А французские лучники по-прежнему отчаянно силились восстановить порванное построение. Сэр Симон де Шанье, руководивший ими, был уже убит, и отряды остались без последнего подобия командования. Один за другим сраженные падали, теперь почти никто уже не посылал на вражеские стены метких стрел.Но вот первый камень с грохотом врезался в вековую стену, подняв клубы пыли и каменной крошки. Дикий крик пронёсся по рядам рыцарей и тут же заглох: стена устояла, устояла и от следующего удара. Ещё больше стрел полетело в крестоносцев. Неверные, что сражались под укреплениями, ринулись вперёд, вгрызаясь в толпу. Плантагенет понимал, что они пытаются пробиться к катапультам, и, призывая своих, ринулся наперерез. В последний раз он обернулся на лучников, вокруг которых замыкалось вражеское кольцо, и…Всадник, лицо которого было закрыто шлемом, появился словно из ниоткуда и помчался вперёд, к французским частям. Синий плащ с геральдическими лилиями развевался за спиной, знакомый герб светлел на щите. Плантагенет до боли, ощутимой даже сквозь кольчужную перчатку, впился в поводья. Нет, этого не могло быть… но, присмотревшись, он нашёл новые подтверждения ужасной догадке?— явное усилие, с которым рыцарь держался прямо, и вместе с ним?— гордое изящество, не исчезнувшее даже после недель болезни и неподвижности. И этот меч… его Ричард тоже прекрасно знал.—?ФИЛИПП! —?закричал он.К нему не обернулись?— всадник был уже далеко. Ликующие крики, которыми французы встретили появление своего короля, были слышны даже сквозь звон оружия и грохот машин.Первым желанием Плантагенета было рвануться следом и силой заставить Капетинга покинуть поле боя. Одна мысль о том, с какой лёгкостью силы могут отказать ему и чем это может закончиться в густой толпе, наполняла ужасом и отчаянием. Но тут же Ричард с усилием отогнал смятение?— бесполезное и глупое, не подходящее для воина и для короля. Филипп Август Богоданный сделал выбор сам, и любое вмешательство повредит им обоим. Даже если сегодня он…Но мысли он закончить не смог и ринулся на врагов?— утонуть в густой крови, как можно скорее, и иного спасения у него нет. Как можно скорее сравнять с землёй чёртовы стены. Только тогда есть шанс не допустить самое ужасное.*Оруженосцы принесли доспехи и привели коня, когда ещё только-только брезжил рассвет.Лишь двое помогали Филиппу Августу облачиться и вооружиться. В нарушение всех церемониалов, это были Джоанна и Беренгария?— единственные, кто видел обезображенный лик. Обе женщины, бледные и молчаливые, не пробовали возражать и отговаривать короля Франции?— и за это он был благодарен. Но когда уже у порога Джоанна сняла с шеи и протянула ему свой крест, он мягко покачал головой:—?Нет… Вас тоже может ждать битва.Он знал, что мусульмане идут с тыла. Что неизвестно точно, когда они достигнут укреплений лагеря. И что тех, кто остаётся для возможного сражения, ничтожно мало. В основном это были выздоровевшие и выздоравливавшие больные и раненые, старые госпитальеры, женщины и маленькие дети. Джоанна и Беренгария тоже решились быть там, но в их глазах не было и тени страха.—?Как вам угодно, мой король,?— откликнулась Джоанна.Они не провожали его.Уже на улице, благодаря своих ожидающих оруженосцев, Филипп Август Богоданный так и не показал им лица?— его он сразу скрыл за шлемом. Тело, ослабшее за время болезни, слушалось плохо, и почти сразу королём начал овладевать болезненный терпкий жар.Дорога от шатра была тяжёлой, наверно, самой тяжёлой в жизни. Прилагая все силы, чтобы не упасть и не потерять сознание, он миновал рощу, пустошь, опустевший лагерь. И уже здесь стали слышными все звуки разгоревшейся битвы. Сделав глубокий вдох и не произнеся ни слова молитвы, король Франции пришпорил коня. Он не был до конца уверен, что поступает верно… пока не услышал несколько взволнованных, звенящих голосов:—?Наш король! Наш король с нами!Теперь он знал, что выбрал правильно, и даже боль ненадолго ушла куда-то в тень. Лишь одно продолжало сдавливать грудь?— он ни слова не сказал Ричарду, стремительно промчавшись мимо. А теперь, выстраивая лучников и отбивая вместе с ними мусульманскую атаку, потерял короля Англии из виду. Стрелы летели метко, каждая находила цель. То, чему в тенистом мессинском саду научил Филиппа Плантагенет, не забывалось. Он знал, что на него смотрят с благоговением, как смотрят на воскресшего после мучительной смерти. Так, как и должны смотреть на короля. Не этого ли он всегда хотел?Ты ещё искупишь свои грехи… когда умрёшь в крестовом походе.Камни теперь грохотали чаще. У мусульманских лучников почти не оставалось времени стрелять в тех, кто был возле осадных машин. Крупные валуны ударялись о стены, и всё чаще они били в одни и те же, ранее уже повреждённые, участки. Укрепления по-прежнему чернели от множества врагов, но всё больше мусульман, сраженных французскими стрелами, замертво падало вниз. Чернота в смешении с кровью расстилалась по сухой земле. Филипп не знал точно, но чувствовал: город постепенно сдаётся. Только… почему Саладин так и не появился?...Солнце стояло высоко, когда обрушились укрепления Проклятой башни. Камни осыпались так, будто вся восточная часть города просто начала уходить глубоко под землю, куда-то в преисподнюю. Горячий воздух заполнила серая удушливая пыль, и в её рваных клубах рыцари ринулись на штурм. В то время как одни ломали ворота, другие уже бросились к тому, что ещё недавно было башней. Среди них Филипп увидел герцога Леопольда. Сам король Франции замер на месте, прижимаясь к шее коня, не в силах даже поднять щит. Город был почти взят. В это невозможно было поверить.—?Филипп!Плантагенет замер рядом, его разгорячённый конь вздыбился и опустился обратно. Ричард был без шлема, окровавленное лицо стало белым как мел. Под светло-синим, почти обезумевшим взглядом Капетинг с усилием выпрямился, прогоняя подступающую дурноту, и всё же поднял щит, защищаясь от по-прежнему летящих стрел:—?Мог ли я оставить своих людей и тебя?—?Ты безрассудно поступил.—?Ты поступил бы так же…Ричард, услышав это, лишь тихо засмеялся, но не успел ничего ответить?— новые крики, на этот раз со стороны укреплений донеслись до его ушей. Кричали австрийцы, и крик был торжествующим. А на верхушке башни победно развевался флаг герцога Леопольда. Глаза Плантагенета сверкнули безудержным гневом, он пришпорил коня и ринулся на звук.Филипп Август знал, что нужно поспешить следом?— прежде, чем король Англии бросится на жадного до славы союзника. Ведь Акра была лишь первым камнем долгого пути к Иерусалиму, и путь этот смертельно опасно было бы омрачать ссорами. Но прежде чем последовать за Плантагенетом, он обернулся. Обернулся, чтобы увидеть выжженную землю, усыпанную мёртвыми воинами, оруженосцами, лошадьми. Солнце отражалось в расколотых шлемах, расцвечивало порванные знамёна?— красно-золотые, синие, белые. Победа стоила дорого. Дороже, чем все предыдущие поражения.Что-то привлекло его внимание. Краем глаза он увидел ярко-зелёный свет со стороны чахлой молодой рощи. Но когда он метнулся туда более внимательным взглядом, ожидая увидеть Саладина, свет померк. Король Франции отвернулся, с усилием пытаясь забыть собственную странную догадку. Догадку о том, что битва была предрешена заранее… и почему-то хаттинская лисица милостиво согласилась сдать город.Филипп направил коня к уже распахнутым центральным воротам?— туда, где синели плащи его рыцарей. Среди них король Франции вскоре нашёл сэра Конрада Монферратского и приблизился к нему. Тёмные глаза мужчины скользнули по шлему к гербу на плаще, и он тихим усталым голосом спросил:—?Мой король? До меня донесли благостную весть, что вы здесь.Филипп лишь кивнул, глядя на тех, кто сражался далеко впереди. Он знал, что победа?— лишь кратковременная панацея. Многие воины больны, и вскоре им понадобятся отдых, помощь, забота. А значит, время нужно было выигрывать. Всеми средствами.—?Исполнишь мою просьбу?—?Всё, что будет угодно вашей светлости.—?Разыщи одного из тех, кто командует армией неверных, и пошли его к Саладину?— уверен, они знают, где он.—?И что этот человек должен передать?Секунду или две он колебался, потом ответил:—?Что мы запрём ворота на ночь и оставим в городе часть рыцарей. И если завтра те, кто идёт к нашему лагерю, не свернут назад, мы убьём всех мужчин, женщин, детей и стариков в Акре. Если Саладин захочет всё же ударить,?— мы выстоим. Но когда он подойдёт к стенам, то первым, что он увидит, будут детские головы на пиках.—?То есть мы берём заложников и не разрешаем покидать Акру?—?Ни единой живой душе.—?Что ж… я вас понял.Филипп знал: его слова очень удивили. Знал, что никогда раньше Конрад Монферратский не подвешивал на нитку жизни женщин и детей. И видел, какое отвращение на секунду отразилось на смуглом лице. Но, абсолютно измотанный, Капетинг предпочитал просто не думать об этом. Рыцарское благородство было прекрасным качеством, но не здесь, где рыцарей не было, а были лишь умирающие от лихорадки подобия людей с окровавленными руками. Филипп молча кивнул и направил коня вперёд, извлекая из ножен меч. Там продолжался бой, и он не собирался оставаться в стороне.Под копытами коня неожиданно что-то хрустнуло, и король Франции опустил взгляд. Переломленное древко распалось на две половины. Ткань австрийского знамени, сброшенного с крыши Проклятой башни, потемнела от грязи и крови.*На лагерь опустилась тихая жаркая ночь. Покорившийся город за наглухо запертыми воротами темнел далеко впереди. В Акре остались те рыцари, что были ещё здоровы, они разместились в опустевших домах. Больные и раненые вернулись назад, к шатрам. А земля была по-прежнему усеяна мёртвыми?— их оказалось слишком много, так много, что переполнились ямы. Сжечь успели не всех.Ричард не спал. Измученное сознание не хотело погаснуть хотя бы ненадолго. Ослабленный и усталый, он думал только об одном: когда окончился бой, Филипп первым покинул город, и Плантагенет не смог его догнать. А когда сам прибыл в лагерь, король Франции уже скрылся в шатре и отдал приказ никого к себе не пускать. В лазарет он не вернулся. И говорили, что Капетинг так и не снял шлема, под которым прятал лицо.Голова раскалывалась. Лоб пылал. Если раньше Ричард собирался по окончании боя отправиться к госпитальером, то теперь оставил эту мысль. Быть как можно ближе к Филиппу, даже не видя его и не имея возможности поговорить, не получая ответа на послания, которых за вечер отправил три,?— вот чего он хотел. С недугом можно было бороться. Ведь он никогда, никогда не проигрывал.Широко распахнув глаза, король Англии вытянулся на постели и приложил ладонь к груди. Под рубашкой стучало что-то, что едва ли было сердцем?— настолько сбитым казался стук. А тысячи колючих побегов пускали корни где-то под обветренной грубой кожей. Расползались и причиняли боль, комкая сознание и заставляя огненные пятна плыть в тёмном воздухе. Плантагенет понимал: сегодняшний бой подточил его. Забрал силы, которые ещё оставались. И мысль, что, может быть, завтра Саладин, несмотря на все угрозы, нападёт и на этот раз сравняет город с землёй, лишь тяжело давила, но уже не могла заставить встать. Крестовый поход во славу Господа обернулся не более чем новой бойней под прежними знамёнами. И в этой бойне он потерял уже почти всё.Силуэт появился на входе в шатёр, и совершенно неосознанно король Англии простёр к нему руку, шепча:—?Филипп, это ты?..Ему казалось, это не может быть никто другой, просто не может. Но надежда тут же рассыпалась от звука знакомого прохладного голоса:—?Насколько же ты отчаялся, что не узнаёшь даже своих врагов…Предводитель неверных задёрнул полог и приблизился. Ричард с усилием приподнялся навстречу, жмурясь от болезненного мерцания зелёного камня и всё равно искривляя губы в презрительной усмешке:—?Ах, это ты… Явился умолять о пощаде?Мусульманин покачал головой, внимательно и серьёзно всматриваясь в него. Было ли в тёмных глазах сочувствие или что-то, к нему близкое, но так или иначе, совершенно внезапно Плантагенет ощутил вину за слова:—?Прости мне это. Я тешу себя глупой надеждой, мой доблестный враг. Зачем ты здесь?Саладин не отвечал. Лишь через полминуты в темноте снова раздался его глухой голос:—?Ты был сегодня очень храбрым, Львиное Сердце. И столь же храбрыми были твои люди и франки. Никогда до сегодняшнего дня я не видел, как отчаянно бьются мертвецы… —?что-то надломилось в интонации,?— почти никогда. Так или иначе, прими моё восхищение.И неверный медленно склонился в неглубоком, но искреннем поклоне. Ричард наконец смог сесть на ложе и с усилием поднял взгляд.—?Боюсь, твоё восхищение запоздало. Так или иначе, оно не стоит пустых речей. Получил ли ты послание, что передал с твоим человеком сэр Конрад?Саладин кивнул?— лицо хранило непроницаемое выражение.—?Войска свернули. Совсем в другом направлении… —?пауза была выразительной, но Плантагенет не понял её смысла. —?Все условия выполнены. Никто не нападёт ни на ваши укрепления, ни на Акру. Я признаю поражение.—?Славно… —? отозвался Ричард.—?Ты ведь знаешь, кто выдвинул те требования? —?хаттинская лисица, казалось, ждала чего-то, но Плантагенет лишь кивнул:—?Филипп Август. И на его месте я поступил бы так же. Жаль, если разрушил твоё представление о рыцарстве.Тихий смешок вырвался из широкой груди ночного гостя. Он огладил бороду и улыбнулся чуть шире, чем раньше:—?Напротив. Я немало узнал о рыцарстве за время, что смотрю на вас. Вы храбры. Вы отчаянны. Но… —?говоря это, он наклонился,?— вы совершенно не готовы платить за свою любовь. Не правда ли? —?теперь голос зазвучал жёстко и непреклонно. —?Хватит разговоров о благородстве, Да-и-Нет! Ты дважды отказывал мне, когда я предлагал спасти Филиппа Августа за ничтожную цену! Ты не увидел сегодня, до чего довёл его?То ли от неожиданности этих слов, то ли от их острой болезненной правдивости Ричард почувствовал, как кровь сильнее застучала в ушах. Король Англии покачнулся, но не отвёл глаз от пылающего чёрного взгляда. Саладин побледнел?— и это сбивало с толку. Точно то, о чём он говорил…—?Это тебя не касается, пёс, понял? —?процедил сквозь зубы Ричард, вставая и едва удерживаясь, чтобы не рухнуть. —?Вон из моего шатра!В ответ Сaлaдин лишь снова рассмеялся:—?От ?доблестного врага? до ?пса? за жалкие несколько минут разговора… ты оправдываешь своё прозвище, Да-и-Нет. Но почему… —?тень омрачила его лицо,?— ты не понимаешь, что я не просто так говорю тебе всё это?Неверный ошибался. Плантагенет понимал намного больше. И понимание всё туже сдавливало грудь.—?Я… —?начал Ричард, облизывая пересохшие, пошедшие коркой губы,?— знаю, что ты опять пришёл торговаться. Мне нечего тебе отдать. Город взят, и я… нет, мы… дойдём до Иерусалима, что бы ты ни сделал. Что ещё я могу обменять на то, чтобы….Чтобы мне не пришлось идти одному весь путь в Париж, домой. Он не хотел заканчивать и замолчал. Предводитель мусульман тоже не размыкал губ. Он так и стоял?— непоколебимо спокойный, напоминающий хищную птицу. Снова ярясь, король Англии сжал кулаки:—?Убирайся. Если ты и не явился торговаться, то явился глумиться! Над тем, что я сделал своими руками и по собственной глупости! Убирайся и дай мне покоя, или…—?Или что? —?неверный не шелохнулся. —?Ты снова нападёшь на меня? Ты сейчас не удержишь даже меча. Ты безнадёжно слаб, Ричард. И ты прав, это?— лишь твоя собственная вина.Он не осознал, зачем сделал это?— резко вытянул руку и схватился сначала за тонкий шнурок, а потом и за пылающий дьявольским светом зелёный камень, дёрнул на себя. Саладин покачнулся, пробормотав что-то на своём языке. И... образы замелькали перед глазами короля Англии. Песчаные дюны. Тенистые сады. Огромные башни. В какое-то мгновение он отчётливо увидел Храм Воскресения?— тот, что в Иерусалиме, свою желаннейшую цель, конец похода. Сей Храм он видел лишь на рисунках, но теперь, казалось, мог осязать каждый камень древних стен. А стремительный полёт продолжился?— небо, раскинутые шатры, смеющиеся люди?— смуглые и черноволосые. Всё знакомое и одновременно чужое. Память не принадлежала Плантагенету. Она стремительно утекала сквозь пальцы, как песок.Темнота шатра. Лежащий человек. Человек одет в белое?— белый плащ, белый капюшон, белые перчатки. Только на голубой тунике золотой крест?— знак принадлежности к тем, кто правит Иерусалимом. Лицо скрыто серебряной маской. И рука?— не Ричарда, а чужая, смуглая,?— легко проводит по блестящему металлу, задерживается на щеке, и…Плантагенету показалось, что его ударили в грудь?— там всё запылало и закипело, мучительно сворачиваясь, плавясь. Призраки исчезли?— все до единого. Король Англии снова был в шатре, лежал навзничь. На руке, которую он поднёс к глазам, багровел ожог. Хаттинская лисица дышала так же тяжело, а немигающий взгляд был устремлён в пространство.—?Кто… —?с трудом возвращая себе голос, выдохнул Ричард. —?Кто это был?..В уголке сознания шевельнулся ответ, сотканный из рассказываемых рыцарями-паломниками старых историй… но сознание не смогло дотянуться до него. Саладин молчал. Лицо, ещё недавно искаженное болью, стало прежним?— каменным. Но руки, которыми он снял с шеи камень, дрожали как у глубокого старика.—?Неважно. Его имя уже ничего тебе не даст.Плантагенет, пораженный новой догадкой, тихо спросил:—?Это… будущее? Моё?Мысль позабавила врага. Задумчиво посмотрев на камень, покоящийся в широкой ладони, он ответил с сухим смешком:—?Не будущее. И не твоё. Но ты не должен был видеть этого.—?Я молюсь, чтобы ты не лгал.Ричард не мог встать. Боль растекалась от груди к рукам и ногам, оплетала обручем голову. Он даже начинал уже думать, что случившееся было всего лишь ловким колдовским планом. Но Саладин неожиданно опустился рядом на колени и попросил?— с мягкостью, какая подошла бы скорее заботливому отцу, чем противнику:—?Не двигайся. Мне хватит нескольких мгновений.Он не успел ничего ответить. Просто увидел: зеленый свет движется на него?— плоский камень прижали ко лбу. Вспышка острой боли?— и виски сковал холод. Второе прикосновение?— к груди. Сердце остановилось и тут же забилось вновь, ровно и сильно. Третье касание было к стопам?— и, отнявшись на секунду, они сбросили всю усталость. Ричард закрыл глаза, не веря,?— он уже разучился жить без хотя бы маленькой толики боли. А теперь боли не было. Голос врезался в сознание легко, как в масло: —?За этим я и явился. И если примешь мою помощь, я излечу и Филиппа Августа. Прочие твои воины поднимутся и сами, если… —?прежняя жёсткая насмешка звякнула в низком голосе,?— этого захочет ваш или наш бог.Но Плантагенет не шевельнулся. Чуть поворачивая голову, он спросил:—?А что же я буду должен тебе взамен, хаттинская лисица?Смуглые пальцы вновь сомкнулись на зеленой поверхности камня:—?Ничего. Ты храбрее меня, Ричард. И уже этого достаточно.Плантагенет не понял смысла слов, но принял их так, как принимал все клятвы верности. Он не знал, что заставляет его верить?— на такое способно было лишь глубочайшее отчаяние. Вскоре он покинул свой шатёр.Лагерь крепко и болезненно спал, спали даже часовые на французской территории. Среди шестерых, что стояли у шатра Филиппа Августа, лишь один сонно приоткрыл глаза, но тут же потерял сознание вновь, тяжело навалившись на собственную упёртую в землю пику. Светлые волосы упали на лоб, Ричард отвернулся и вслед за Саладином скользнул за полог.Здесь горело несколько факелов, освещавших всё, кроме ложа и того, кто лежал на нём. Плантагенет видел лишь спину и неаккуратно остриженные, спутанные волосы. Он взял один из факелов и переставил. Очень медленно он приблизился, опускаясь в изголовье,?— и Саладин опустился рядом. Свет факела бросал рваные тени на его хищное, жёсткое лицо, огонь плясал и в глазах, сейчас поистине дьявольских. Позволять ему притрагиваться к болезненно сжавшемуся Филиппу не хотелось. Но предводитель неверных уже приказал:—?Разверни его. И посмотри, чего стоило твоё упрямство.Ричард бережно взялся за плечо и перевернул Капетинга на спину, сразу почувствовав знакомый болезненный жар. А потом свет упал на запрокинутое лицо.Казалось, с него просто сдирали кожу, и где-то она успела зажить больше, а где-то меньше. В некоторых местах она напоминала ровную маску?— и казалась маской на ощупь. Левая сторона лица была чиста, но кожа в углу закрытого глаза была странно оттянута, будто…—?Он видит лишь наполовину. И всё равно так метко стрелял… Ты многому его научил.Было ли это насмешкой? Кусая губы, Ричард не повернул к мусульманину головы. Единственное, чему он научил Филиппа,?— идти на смерть. И это умение не было нужным.Снова Ричард вспомнил видение и содрогнулся. С нежностью провёл пальцами по чужим волосам?— жидким, поблекшим, напоминавшим теперь на ощупь шерсть какого-то пустынного животного. Жалость и боль сдавливали всё внутри. И всё равно Плантагенет жадно всматривался в знакомые черты?— даже теперь отчётливо различал их и видел такими, как раньше. Он давно не смотрел на Капетинга вот так, близко…Саладин приложил зелёный камень к открытому лбу Филиппа?— и тот беспокойно шевельнулся. Но на два следующих касания король Франции уже не двигался. Ричард, державший его руку, ощутил, как успокоилась бурлящая кровь, восстанавливая своё ровное течение. Прежде чем опустить ладонь на мерно вздымающуюся грудь, он украдкой погладил скулу и услышал тихий вопрос:—?Тебя не остановит ничего, Львиное Сердце?—?Ничего,?— отозвался он. —?И я благодарен тебе за помощь.—?Что ж… на этом она не кончится.В следующее мгновение смуглые руки хаттинской лисицы сняли камень со шнурка. Одно движение сильных пальцев?— и он разломлен пополам. Как чёрствый хлеб.—?Зачем ты делаешь это? —?Ричард в удивлении смотрел на померкшие обломки в ладонях.—?Такие вещи… —?медленно отозвался Саладин,?— не остаются надолго с одним человеком. Когда они находят нового хозяина, прежний не должен противиться. Одну половину я хочу отдать тебе. Вторую ему. Камень уже не будет пугать ваших рыцарей и коней, но он охранит от злой силы, неважно, какой?— духа ли, дурного сна, плохой мысли, яда… —?неверный помедлил и закончил:?— …пущенной стрелы. Так, как хранил меня четыре года. Я получил его не в срок. Поздно. Поэтому он не нужен мне. Ты примешь его?В молчании Ричард смотрел на обломки. Он знал, как поступить правильнее?— пусть поступок этот и будет совершён не тогда, когда можно было ещё что-то исправить.—?Я хочу, чтобы ты отдал камень Филиппу Августу. Если он будет защищён… —?Ричард слабо улыбнулся,?— то буду защищён и я.Казалось, от него ждали этих слов?— и ждали с непонятной тоской.—?Что ж… таков твой выбор, Ричард Львиное Сердце.Одно движение?— и половины камня соединились. Свечения по-прежнему не было… и всё же Ричард чувствовал тонкую невидимую силу, которая окутывала древнюю реликвию. Саладин вернул её на шнурок и отдал Плантагенету. Тот, осторожно приподняв голову французского короля, надел камень и опустил назад, прислушиваясь, ища следы дурных перемен на лице. Но их не было, и, успокоенный, король Англии обратил взор к предводителю неверных. Чтобы снова прочесть в глазах неясную скорбь.—?Мне пора уходить. Мы ещё встретимся, Ричард. И предупреждаю тебя… —?он поднялся,?— если ты прольёшь кровь людей, что заперты в городе, горько пожалеешь об этой встрече.—?Если ты не обманул меня, сказав, что отвёл войско,?— Ричард поднял глаза,?— то они останутся невредимы.Саладин сухо кивнул. Развернувшись, он вскоре скрылся за пологом. Плантагенет глядел ему вслед с ощущением странной тревоги под сердцем. Благородный поступок этой ночью не обещал ничего?— Саладин так и остался врагом. И наверняка готовил новое нападение, которое вновь не удастся предугадать.*Когда Филипп открыл глаза, брезжил серый рассвет?— пробивался из-за чуть отодвинутого полога. В первый миг король Франции не смог осознать, что изменилось, но когда с неожиданной лёгкостью удалось сделать вдох, а тело не пронзила привычная боль, стало ясно: ночь изгнала болезнь. Может, лишь временно, но всё же…—?Здравствуй, Жан из Шампани.Привычное обращение. Привычная дрожь в ответ. Филипп чуть повернул голову и увидел Ричарда в изголовье ложа. Видимо, он не спал всю ночь?— был бледен, под глазами темнели круги, но, кажется, тоже вполне здоров. Король Франции молча, пытливо всматривался в союзника. И только через мгновение вспомнил… о том, о чём нельзя было забывать.Уже отвернувшись, спрятав лицо, он сдавленно проговорил:—?Как ты явился сюда?Сердце испуганно застучало. Поздно… то, что он так тщательно прятал, открыто.—?Все уснули, и никто мне не препятствовал.Его потянули к себе. Он дёрнулся, не даваясь:—?Не надо. Уйди, Ричард. Больше тебе не стоит видеть меня. Ты… —?он ощутил, как в голос прорывается злоба,?— ты унизил меня. Никто не смеет смотреть на меня теперь, я…Он с силой ударил по руке на своём плече, но и тогда она не убралась.—?Филипп…Он бессильно замер, впиваясь в ткань покрывала пальцами, прижимаясь и желая только одного?— исчезнуть.—?Филипп… —?его обняли крепче. —?Не смей. Не смей так со мной поступать. Я… любовался твоим лицом всю ночь. И мне плевать, что показывают тебе зеркала и глаза чужих людей. Для меня…На этих словах он чуть обернулся, кривя губы:—?Мне не плевать, Ричард. Я всегда говорил, что красота не важна, но… ведь я ошибся. Изуродованная женщина запрётся среди монахинь. А изуродованный король?—?Изуродованный в бою король останется прекрасным… —?тихо откликнулся Плантагенет, проводя пальцами по его волосам. —?Это признал даже Саладин, подаривший тебе свой камень. И я обещаю… —?обжигающее дыхание коснулось затылка,?— ты будешь очень счастливым, когда вернёшься в Париж.Больше он не отстранялся. Медленно выпрямился и протянул к Ричарду руки. В молчании коснулся лбом его груди, выдохнув:—?Я… не могу даже видеть тебя так, как раньше. И всё вокруг.Больше он ничего не мог сказать. Он не думал и не чувствовал, даже триумф победы не принёс такого желанного облегчения. И всё же…—?Отринь эти мысли. Они пусты. Думай о том, что скоро твои шрамы заживут. И о том, что скоро ты будешь дома.В недоумении он поднял взгляд:—?Дома?Ричард молча, пристально вгляделся в него:—?Да, Филипп. Я хочу, чтобы ты вернулся в Париж уже сейчас. Я продолжу поход без тебя. Потому что, если и ты будешь нести крест…—?Ты думаешь, мне это не по силам? —?вспыхнул Капетинг. —?Вчера я не показал тебе, что мне по силам очень, очень многое?—?Нет, Филипп… Это не по силам мне. И именно поэтому я хочу идти дальше один. Без тебя.—?Я не соглашусь,?— он в изнеможении закрыл глаза. —?Нет… ты не поступишь со мной так. Ты не сможешь.Король Англии склонился над ним, прижимаясь губами к изуродованной коже. Снова и снова. Капетинг не двигался, расслабленно касаясь руками его плеч. Он так и не получил ответа… и предпочёл пока о нём забыть. Хотя бы на одно утро.