Глава 2. Клеймо слабости (1/1)

С июлем под стены Акры пришёл особенно мучительный зной. Не тот, от которого раньше хотелось прятаться днём, ожидая прохладного вечера, а тот, который пропитал землю и ткань шатра, иссушил траву и превратил недостаточно хорошо спрятанную пищу и воду в затхлую гниль. Этот зной не уходил даже ночью; крал дыхание, голос и силы и играл на руку неверным, таящимся за городскими укреплениями.Филипп Август уже неделю просыпался от одного и того же чувства?— сухости во рту. Губы, по которым он проводил языком, были запекшимися и растрескавшимися, а каждый подъём стоил всё больших и больших трудов. Но потом силы возвращались к французскому королю, и его совсем не тревожило то, что на это возвращение требовалось всё больше и больше времени.Тактика боя, выбранная Ричардом, оказалась верной: в городе не ждали катапульт. Каждый раз из укреплений вышибались новые и новые куски, но бреши заделывались?— и стена, по-прежнему непоколебимая, восставала перед рыцарями каждое проклятое утро. Всё чаще Филипп слышал слова ?колдовство? и ?дьявол?. Слова, которым не должно было быть места в устах рыцарей сильной армии. Даже если армия эта изнывает от жары и усталости.Вопреки ожиданиям Капетинга, отношения внутри большого общего лагеря не улучшались. Герцог Леопольд, который, казалось, должен был проникнуться к королю Ричарду уважением после своего позора под Акрой, вёл себя по-прежнему?— резко, грубо и зачастую неразумно. Разве что теперь он приучил себя иногда замолкать, когда Ричард Львиное Сердце подавал голос. Но что бы король Англии ни сказал, Филипп почти всегда ловил прищуренный, настороженный взгляд австрийского союзника. Честолюбивый герцог явно затаил злобу. И это тревожило.—?Ты совсем не можешь расслабиться, даже когда я с тобой.По ткани шатра бродил свет большой, почти округлившейся луны. Филипп лежал, вытянувшись и позволяя Плантагенету целовать шею, касаться волос, запускать в них пальцы. Часы, прошедшие с отбоя, казались недолгими, хотя уже несколько раз союзники упивались друг другом и несколько раз, усталые, падали рядом.С тихим смехом Ричард взял в ладони его лицо и прижался лбом ко лбу:—?Ты как будто готов к броску врага. Может быть… —?одна ладонь мягко прошлась по спине, опускаясь ниже,?— бросишься лучше снова на меня?Филипп отвёл глаза:—?Нас могут…—?Забудь,?— король Англии поцеловал его в губы. —?Здесь никому ни до кого нет дела. Потому что каждый может умереть в следующую минуту.—?Не все собираются умирать,?— откликнулся Филипп. —?Многие хотят вернуться.—?Пока стены не падут,?— жесткие ноты зазвучали в мелодичном голосе Плантагенета,?— никто не покинет этот лагерь живым. Мы дали клятву Господу, и…Тут взгляд его, скользивший по обнаженному торсу короля Франции, остановился на длинном шраме, тянувшемся через левую ключицу?— относительно свежем. Почувствовав это, Филипп закрыл его рукой:—?Я её сдержу.Он произнёс это, с тревогой пытаясь понять, что изменилось в голубых глазах Ричарда, почему к прежнему желанию добавилось что-то ещё. Но тот улыбнулся и встряхнул взлохмаченной головой, будто отгоняя какую-то мысль. Король Англии наклонился над Капетингом, взял его руки в свои и властно приказал:—?Более ни слова о делах. До восхода солнца.Выражение глаз уже не выдавало его. Ресницы опустились, и новый поцелуй заставил выдохнуть поспешное ?да?. Кажется, король Англии во что бы то ни стало решил избавить союзника от всех лишних мыслей и страхов,?— касаниями, ласками, от которых Филипп содрогался и в кровь кусал губы, чтобы не издать слишком громких стонов.А может быть… Плантагенет просто хотел забыть собственные страхи, не изгоняемые и упрямые? Ту ночь Филипп запомнил очень хорошо. Потому что это была одна из последних их спокойных ночей.… Говорят, что эпидемии всегда приходят неожиданно. Что их приносит на полах своего плаща костлявая старуха-смерть. И что происходит это в темноте, под равнодушными мигающими звёздами. Так и случилось....Тот багряный рассвет показался Филиппу болезненно-ярким. Стоя на входе в свой шатёр и оглядывая небо, уже одетый и вооруженный король Франции никак не мог унять режущей боли в глазах. Когда он попытался потереть веки, то привычно ощутил, что кожа пальцев стала сухой и сильно шелушилась. К тому же страшно хотелось пить. Филипп вернулся назад к постели и потянулся за оставленной в изголовье флягой. Едва пригубив, с отвращением бросил её: вода стала гнилой. От подступившего головокружения Филипп опустился на колени. Конечно, он просто не выспался. Сейчас две минуты посидит с закрытыми глазами?— и силы вернутся. День сложный, они планировали атаку, нужно сохранить ясность рассудка. И…Он даже не осознал, что падает набок. Что голова уже коснулась ложа. И что за одно мгновение он провалился в тяжёлый болезненный сон. Перед сомкнутыми веками поплыли яркие огненные пятна, в ушах зашумело море, а может быть, это качался на ветру оливковый лес, и звук этот убаюкивал нежнее колыбельных. И…—?Филипп… Филипп!Ладонь коснулась плеча. Король Франции с усилием приоткрыл глаза, они по-прежнему мучительно болели. И по-прежнему хотелось пить, зной высушил, казалось, все оставшиеся соки из тела. Капетинг застонал, прося:—?Дай мне воды…Ему осторожно приподняли голову, а вскоре он почувствовал прохладную влагу на губах. Мутная пелена немного рассеялась, и Филипп понял, что его бережно поддерживает за плечи Ричард Львиное Сердце.—?Я позволил себе ещё минуту сна, прости, если заставил ждать,?— с усилием выговорил король Франции, видя, что Плантагенет хмурится. —?Всего лишь минута или две, я…—?Филипп… —?голос звучал неожиданно мягко и встревоженно. —?Уже полдень.Капетинг резко дёрнулся, но тут же без сил опустился назад.—?Солнце высоко… чувствуешь? —?всё так же мягко.Филипп молчал, блуждая лихорадочным взором по шатру и пытаясь прислушаться к себе. Что же это такое? Какая слабость… И какой стыд, ведь люди давно ждут его. Что они скажут, когда узнают, что он проспал, да ещё и…—?Пойдём,?— он снова попытался подняться. —?Я должен извиниться. Вы ведь пошли в атаку без меня, и…—?Остановись и послушай… —?на этот раз Ричард силой опустил его на постель, низко наклонился и пытливо посмотрел в глаза. —?Никто не ходил в атаку. За эту ночь уже умерли двадцать солдат и больше пятидесяти больных. Умирали и раньше, но, чёрт возьми, это списывали на раны, на жару, на старые недуги. Теперь многие бьют тревогу. В лагере эпидемия. И кажется, ты…—?Нет! —?гневно возразил Капетинг. —?Чушь. Я просто плохо спал, и…Ричард протянул руку и провёл по его волосам?— ласковое касание заставило почему-то скривиться от боли, точно по коже головы прошлись пламенем. Плантагенет показал королю Франции свою ладонь:—?Очень сильно выпадают. Видишь? —?он отряхнул руку.—?Не удивительно при такой-то пище! —?Филипп снова начал подниматься. —?Хватит пустых разговоров, Ричард. Нужно идти. Я должен хотя бы глянуть на больных, и нужно будет доставить их к госпитальерам. У них есть лекарства, травы. И если это тебя успокоит, я тоже попрошу себе что-нибудь укрепляющее, какой-нибудь отвар. В конце концов, это никогда не повредит.Он закончил длинную речь и закашлялся. Ричард снова дал ему воды, но не проронил ни слова. Под пристальным взглядом Филипп сел, потом встал. Ему действительно стало лучше, и беспокойство Плантагенета казалось нелепым. Тем не менее, прогоняя раздражение, он улыбнулся и взял руку короля Англии в свою:—?Я очень благодарен за то, что ты пришёл. Поверь, со мной всё в полном порядке, я… —?он сделал шаг.И со страхом ощутил, что ноги не хотят слушаться. Капетинг пошатнулся, а в следующее мгновение осознал, что снова падает, будто пьяный. Какое унижение… нет, этого просто не могло произойти.—?Подожди. Сейчас…Ещё попытка встать. Волна боли от головы по всему отяжелевшему, горячему телу. И снова яркие всполохи рассвета перед глазами. Такие же яркие, как кровь, как поминальное вино, как волосы той принцессы, имя которой он забыл, и…—?Тише. Я здесь. —?Руки сомкнулись на поясе. —?Не бойся…Капетинг осознал, что Ричард куда-то несёт его, уже на улице. Когда в сознание начали обрывками врываться испуганные крики рыцарей, конское ржание, скрип и грохот вывозимых из шатров повозок. Над головой иногда мелькало раскаленное небо, потом пропадало. Лицо Плантагенета расплывалось, и не было сил даже приподняться. А все слова, которые король Англии кому-то говорил и которые говорили ему, смешивались в подобие звериного рыка. Едва ощутив под лопатками деревянную поверхность, Филипп Август окончательно потерял сознание.*Всё повторялось. Тошнотворное чувство ужаса не отпускало весь путь. Ричард не объяснил ни Лузиньяну, ни Леопольду, почему отправляется к госпитальерам. Он просто ехал рядом с той повозкой, где Филипп то метался в жару, то бессильно застывал, как мёртвый. И было мучительно трудно побороть желание сжать его руку, провести по лбу, забрать хрупкое тело с тряской конструкции и везти на себе. Сердце гулко стучало, дорога казалась невозможно длинной.—?За что, Господи? —?прошептал он сухими губами.Оглянулся назад. Посмотрел вперёд. Всюду слышались стоны, обрывки горячечного бреда, хрипы. Наверно… даже сарацины не напали бы на эту процессию проклятых. Процессию почти похоронную.Перед тем как выдвигаться, крестоносцы отправили гонца. В лазаретной части лагеря, где лечили раненых, Ричарда уже ждали. Всё было приготовлено, всё было сделано быстро. Плантагенет лишь наблюдал, как людей бережно, одного за другим, переносят в шатры. Филиппа подняли с повозки первым. Стоя возле фыркающих лошадей, Ричард не решался тронуться в обратный путь, хотя делать ему было здесь нечего: в то время как другие рыцари-сопровождающие воспользовались моментом, чтобы перекинуться хоть парой фраз со своими супругами и дамами, сам Плантагенет хотел лишь остаться в одиночестве.—?Ох, Ричард…Сестра забыла все церемонии: появившись из шатра, крепко обняла его. Плантагенет с удивлением увидел, что Джоанна обрезала свои прекрасные волосы до короткой мальчишеской стрижки. Но руки её были всё такими же тонкими и крепкими, и, с усилием давя смешок, король Англии прошептал:—?Моя старая Джо…Она отстранилась, пытливо всматриваясь в него:—?Ты здоров, Ричард? Будь осторожнее, умоляю…Он лишь кивнул и, надеясь, что голос звучит ровно, спросил:—?Что за болезнь нас постигла? Кто-нибудь может сказать?Хмурясь, она смотрела, как забирают с повозок последних больных. Короткие волосы трепал жаркий, не дающий никакого облегчения ветер. Наконец Джоанна ответила:—?Возможно, скорбут. У многих в очень дурном состоянии зубы. Но я не могу говорить тебе об этом точно, мои знания малы. Впрочем, никто не знает. Постарайся не заразиться, Ричард (*). Это нелёгкий недуг, если это он. Всё, что я могу советовать тебе и прочим… старайтесь есть фрукты и полоскать рот горячей водой. Возможно, заразу донёс вам ветер из-за стен крепости.Ричард кивнул, борясь с желанием спросить самое важное, взгляд его то и дело метался сестре за спину, к пологу, прикрывавшему вход в больничный шатёр. Но, сжимая в кулаки руки, он молчал.—?С ним всё не так плохо, Ричард. Я позабочусь. Обещаю.Она сказала это ровным тоном. Он снова кивнул. Так же ровно. Из шатра показалась темноволосая девушка с усталым лицом. Беренгария Наваррская ещё больше похудела, но живой блеск глаз говорил о явной бодрости. Когда она нерешительно приблизилась, Плантагенет сразу взял её ладони в свои и нежно прижал к губам:—?Вы стойки духом, мой ангел. Не ждал, что вы станете одной из врачевательниц.Она чуть улыбнулась и ответила:—?Я должна быть достойной моего короля. И сделать то немногое, на что я способна.—?Думается, вы можете больше, чем я. Позаботьтесь и помолитесь о людях. Я боюсь, теперь их будут часто привозить сюда. В лагере многие выглядят измученными. Если бы мы заметили раньше…—?Господь поможет,?— мягко отозвалась Беренгария. —?Они излечатся.Оставаться дольше не было сил. Он стал прощаться. Обе женщины с беспокойством смотрели, как он снова садится на коня. Уезжая, Ричард видел, что Джоанна успокаивающе приобняла Беренгарию за плечи. Вскоре две тонкие женские фигурки скрылись из виду.Ночью Ричарду снилось что-то очень тревожное, отчего он ворочался и то и дело просыпался. Горячее беспамятство кутало его в свои объятья, но под утро сменилось своей противоположностью?— промозглым туманом озноба. И в этом ознобе сон стал ровным, крепким. Похожим на погружение в чёрный омут.Ричарду, бессильно вытянувшемуся в постели, чудится, что над кроватью его кто-то стоит. А вот этот кто-то опускается на колени в изголовье. И голос, который он слышал единожды, но ненавидит всем непокорным сердцем, заполняет сознание:—?Теперь ты видишь, что мои обещания сбываются?Саладина скрывает полутьма, но камень светится?— и Ричард не сводит с него глаз. Предводитель неверных спокойно всматривается в лежащего короля. Он ждёт. Но когда Плантагенет пытается сказать хоть что-то, жесткая длань прикрывает рот, а вместе с голосом крадёт и способность двигаться:—?Не нужно браниться и проклинать меня. Мои люди, голодающие в городе, были бы столь же больны, сколь и твои, не знай я множества лекарств. Мне не жаль поделиться с таким храбрым воином, как ты и… —?маленькая пауза, ровно один вдох,?— с Филиппом Августом. Будет жаль, если он умрёт, ведь он очень слаб.Снова Ричард дергается, но может лишь широко распахнуть глаза, хотя рука уже не закрывает его уст. Чувствуя, что голос вернулся, он спрашивает:—?И что же ты хочешь взамен?Он догадывается об ответе. И ответ звучит:—?Покиньте эти стены. Вам не взять Акру и не увидеть ваш Гроб. Вы впустую рассыпаете в землю жизни?— свои и чужие. Ваш посев не даст всходов.Плантагенет лишь усмехается:—?А я не знал, что ты столь наивен, хаттинская лисица. Проваливай к чёрту, пока я не убил тебя.Но перед глазами снова бледное лицо Филиппа, воспаленные и полные ужаса глаза, мягкие волосы, которые оставались на ладони… и от этого, а может, и не только от этого он ощущает тошноту. А в голосе его врага?— почти отеческая мягкость:—?Ты глуп, Ричард. Ты сам уже заболеваешь, чувствуешь? А я легко мог бы излечить тебя, показать рощу, где есть фрукты, снимающие недуг за считанные дни. Подумай, Ричард… неужели этот мальчишка, которого ты не можешь отпустить с самой его юности, достоин умереть в грязи, изуродованным хворью? Она ведь очень хорошо уродует. Сначала кожа, затем волосы, потом ногти и зубы и наконец…—?Предательство и трусость,?— цедит сквозь зубы Ричард,?— уродуют сильнее. Закрой рот и уходи. Скоро я отомщу тебе.Саладин в молчании смотрит на него?— а камень светится всё ярче.—?Это последнее твоё слово?—?Последнее.Странная улыбка трогает губы хаттинской лисицы:—?Что ж… так тому и быть. Я надеюсь, ты умрешь без мук, Ричард.Плантагенет хочет ответить, но дурное видение уже ускользает, и сон опять обретет свою беспокойную обрывочность… если это сон. Потому что, поднимаясь утром, он неожиданно находит возле постели круглый фрукт в розоватой кожуре. Как будто… Саладин оценил его выбор? …Тот день был первым. За ним последовали другие. Болезнь не отступала, несмотря ни на какие меры. Не хватало свежей воды. А неверные, едва прослышав о постигшей крестоносцев беде, теперь опять не давали почти ни одной спокойной ночи. Нападения часто заставали врасплох: засыпали заболевающие часовые, не могли быстро проснуться и организовать оборону рыцари. Опасными становились вылазки за провизией и фуражом, особенно трудно было доставать фрукты, ставшие теперь такими необходимыми: почти во всех рощах таились засады. Но даже это не подорвало до конца дух крестоносцев.Из командования не заболели только немногие, среди них?— герцог Леопольд и Ги де Лузиньян. Сам Плантагенет всё чаще ощущал по утрам слабость, которой не было раньше. И, не цепляясь за иллюзии, как Филипп, догадывался, что это значит и к чему приведёт. Он опоздал, позволив ослабнуть и себе. Но пока у него ещё были силы бороться. Каждая его атака на ставший ненавистным город была отчаяннее другой. Каждой он надеялся выиграть хоть немного времени на передышку.Жители мирной части лагеря?— женщины и не участвующие в боях госпитальеры?— вскоре запретили здоровым рыцарям подходить к шатрам. Плантагенет понимал их опасения?— ещё шире распространить заразу. Но также он понимал, что запрет этот лишает его шанса увидеть Филиппа. Всё, что оставалось,?— справляться о его состоянии. И как же тяжело было не делать этого по три или четыре раза в день.Худшим же был постоянный страх?— увидеть утром траурно спущенные французские знамёна. Страх подтачивал изнутри, а молитвы оставляли горький привкус на сухих, все сильнее трескающихся губах. Сладкие местные апельсины казались отвратительными, да и вообще кусок не лез королю Англии в горло?— не столько из-за таящейся пока ещё болезни, сколько от нервного истощения.Всё это скверно сказалось на сне Ричарда. Теперь он всегда просыпался после двух-трёх часов тяжелой дрёмы с одними и теми же тревожными навязчивыми мыслями. Не мог уснуть. Выходил из шатра. Иногда, в слабой надежде вернуть покой, он направлялся прямо к лазаретам. Останавливался на чётко прочерченной по земле границе и смотрел вперёд, радуясь уже тому, что не слышно плача и причитаний. Чтобы вернуться к своим людям, едва забрезжит рассвет.Плантагенет знал, что его исчезновения многих настораживают. Говорили даже о том, что король Англии, воспользовавшись отсутствием главного союзника, явно ведёт какие-то тайные переговоры с осажденными?— чтобы что-то выторговать. Прямых вопросов не было. Усталость, тревога и некоторое уныние не располагали к ним. И Ричард тоже молчал. Он говорил теперь лишь когда вёл людей в атаку. Горе лишило его голоса на другое время.*Филипп мучительно содрогнулся, просыпаясь. Лицо склонившейся над ним женщины было бледным, глаза блестели в свете свечи. Эти тонкие, нежные и иногда почти ненавистные черты… он знал их.—?Беренгария… —?шёпот дался с трудом.Жена короля Ричарда Львиное Сердце только слабо улыбнулась, предлагая ему воды. Силуэт её плыл перед глазами, что-то было не так, и Капетинг никак не мог понять, в чём же дело… Он отказался от воды и спросил, с усилием вспоминая нужные слова:—?Сколько я здесь?—?Неделю,?— тихо отозвалась она. —?Вы… почти всё время в беспамятстве. Совсем недавно мы стали готовить отвар из сосновых игл, и многим он помогает. Хоть немного. Сосны растут у берега… не так далеко от Акры.Он понимал, что она говорит всё это просто чтобы немного успокоить его, может?— чтобы он заснул. Так всегда делают с болеющими детьми. И её голос звучал мягко, журчаще. Но ему плевать было, где растут на Святой Земле сосны. Поднимаясь, вернее, пытаясь подняться, он спросил:—?Как мои люди?—?Как и все,?— откликнулась она, заставляя его лечь обратно. —?Кто не слёг, собираются в бой. Так говорят те, кто привозит больных.Снова он понял, что видит её как-то не так, но снова не смог понять, в чём дело. Только зажмурился, прикладывая руки к сухим губам и трогая языком воспалённые дёсны. Жар иногда сменялся хрупкими волнами холода, ещё чаще подкатывала и исчезала тошнота.Он ощущал тревогу, всё сильнее и сильнее, но что-то мешало спросить прямо у этой женщины. Может, то, что теперь она отводила глаза, точно силясь его не видеть? Почему?—?Что со мной? —?наконец выдавил Филипп.Она молчала.Очень медленно он поднял ладонь. Сначала провёл по волосам?— они поредели и были кем-то сильно обрезаны, едва прикрывали шею, висели неровными жесткими патлами. Отдернув кисть, он коснулся лица?— кожа все ещё была шершавой, на висках, на носу и на щеках чувствовалось подобие то ли рубцов, то ли нарывов. Наконец Филипп приложил руку к своему левому глазу… и не увидел ничего, хотя и не закрыл правый. И окончательное осознание накрыло со всей беспощадностью.Когда он со слабым криком подался вперёд, силясь сесть, впиваясь в собственное лицо ногтями, Беренгария схватила его за руки. Тонкие девичьи кисти держали удивительно крепко, но Капетинга привел в чувство скорее ее испуганный, дрожащий от жалости голос:—?Ваша светлость… прошу… будьте сильным. Бог лишь испытывает вас снова…Его затрясло, но он опустил руки, показывая, что больше не шевельнётся. А королева Беренгария сидела рядом и по-прежнему держала его левое запястье. Она ничего не говорила, просто ждала, не заговорит ли он сам. Французский король жалко улыбнулся:—?Едва ли я единственный нуждаюсь в вас. Идите. Мне лучше. Обещаю, я… —?что-то заболело в груди,?— приму эту кару.Снова она протянула руку?— видимо, хотела погладить его по волосам. Но он покачал головой, силясь отстраниться и ещё больше?— не вспоминать, на что теперь похож.—?Вы всегда можете кого-то позвать, несколько ваших верных людей стоят у шатра,?— королева Беренгария встала. —?Отдыхайте. Постарайтесь уснуть.…И не проснуться никогда. Он хотел только этого. Когда она выходила, он спросил вслед:—?Король Ричард… он… был здесь? Он… видел? Фигура замерла в проёме и развернулась.—?Вы звали его в бреду,?— она произнесла это отстраненно, будто слышала здесь и не такое, а может, так и было. Лишь на секунду что-то дрогнуло в голосе. —?Все время. А он… рвался сюда, он очень встревожен. Но нет, госпитальеры не пустили его.Больше она не смотрела на короля Франции, пальцы нервно комкали край туники. Он снова поднёс к лицу дрожащие ладони, теперь боясь даже прикоснуться к собственным вискам и лбу. С усилием выдохнув, давя уже почти подступившие слёзы, он прошептал:—?Я хочу попросить вас. Не пускайте его ко мне. Что бы он ни сказал. Их взгляды снова встретились. Молодая женщина устало, покорно кивнула и вышла на улицу. Король Франции закрыл глаза.*В бою он забывался. Каждая отрубленная вражеская голова была для него подобием короткого успокоения. Теперь ему нравился цвет крови и нравились гневные крики вокруг?— в них жила боль, настоящая музыка его внутренней боли. Не похожая на сентиментальную чушь, какая звучала в лагере вечерами, когда собирались те, кто любил поэзию. Странно, но такие ещё были среди живых, и живым этим тоже хотелось забываться. И если раньше Плантагенет любил сборища, любил слушать напевы и стихи, то теперь бежал от них как от огня. Под недоумёнными взглядами де Саблуа и де Борна и под чуть более понимающим?— беглого епископа де Витри?— король Англии быстро уходил в свой шатёр и закрывал уши, стоило зазвучать менестрельской песне или куртуазным строчкам.Смерть утром, кровь днём, стихи ночью. Он знал, что совсем скоро окончательно рехнётся, если осада затянется. И многие были солидарны с ним в этом. Вскоре Лузиньян, а вслед за ним и другие?— заговорили о том, что время коротких рассеянных атак прошло. Крестоносцы теряли людей?— то убитыми, то заболевшими. Выздоравливающих и возвращающихся было ничтожно мало. Рано или поздно они могли потерять всех.Пора было готовиться к настоящему штурму, последнему, а если он не удастся, то уходить назад. Туда, где можно будет по-настоящему восстановить силы больных воинов и похоронить тех, кто не выдержит отступления по жаре. Но для Плантагенета второе развитие событий было равносильно смерти. День за днём он проводил то у осадных машин, вдумчиво проверяя их, то со своими людьми?— обсуждая все возможные стратегии. Лузиньян тем временем послал из лагеря в разведку двух рыцарей?— проверить пути к отступлению, которого Ричард не собирался допускать. Именно в этом он обрёл наконец некое единство мыслей с герцогом Леопольдом, давно требовавшим решительных действий.…Та ночь тоже была бессонной?— и он провёл часть ее в роще недалеко от города: там росло особенно много фруктовых деревьев, самых разных. Не всем плодам крестоносцы смогли даже придумать названия, но все были сочными и по вкусу своему напоминали то, что должно расти в раю. Завтра Ричард хотел отправить Филиппу корзину этих фруктов, со спрятанным на дне письмом, с самыми нежными словами, какие ещё мог извлечь из своего высушенного сердца.Над этим письмом он и сидел перед рассветом?— рядом горела сальная свеча, искажая и без того странные ломкие тени на ткани шатра.Плантагенет хотел сказать многое, но строчки не ложились. Наконец он просто вывел одну-единственную фразу, чувствуя, что рука дрожит на каждой букве. ?Я очень люблю тебя, вернись ко мне скорее? . Сил на шифры и загадки не было. Свернув послание, он устало закрыл руками лицо, зажмурился от подступившей слабости, и…—?Ты так заботлив… но неужели ты думаешь, это поможет ему?Саладин стоял на входе в шатёр?— безоружный, в черно-серебряном одеянии, без шлема и кольчуги. В свете свечи глаза слабо мерцали. Ричард, обернувшийся через плечо, встал и положил ладонь на рукоять меча.—?Уходи. Как ты снова и снова проникаешь сюда?—?Так же, как ветер,?— отозвался неверный. —?Но не бойся, именно поэтому я не могу даже причинить тебе вреда. Сейчас.Плантагенет примерно догадался о смысле слов, но не ответил на них.—?Зачем ты здесь?—?С тем же предложением, Ричард,?— Саладин подошел немного ближе. —?Точнее, с чуть изменившейся ценой за жизнь твоего… —?он помедлил,?— сердца. Того, которое не львиное. Ты ведь наверняка догадываешься, каково ему там, вдали от битвы. И каково знать… —?глаза сузились,?— что некоторые из его людей считают, будто он намеренно оставил их.—?Пустые разговоры, нелепые домыслы,?— огрызнулся Ричард. —?Люди Филиппа…—?Остались без командира, король Да-и-Нет, и это никому не на руку. Тебе легко следить, чем они питаются, как отдыхают, о чём говорят?.. —?неверный прошелся по почти пустому шатру, а Ричард снова устало сел. —?Ведь у тебя свои заботы. А как вы пойдёте в атаку?Плантагенет усмехнулся:—?Постой… так больше ты не питаешь иллюзий, что я могу отступить? Ты поумнел за эти долгие дни, что делает тебе честь.Он был уверен, что задел врага. Но тот лишь с улыбкой сцепил в замок на груди смуглые пальцы. Покачался немного с носков на пятки и почти пропел:—?Раз вы копите силы на один решающий бросок… мне грех останавливать вас. Теперь я прошу у тебя другого.—?Чего?—?Небольшой отсрочки. Отложи атаку до новой луны, дай мне немного времени. И я прямо сейчас избавлю от недуга и тебя, и Филиппа. Думаю… —?он опять опустил руки, и камень засиял ярче,?— ты не сомневаешься, что я смогу сделать это. Цена скромна, разве нет? И потом мы схлестнёмся с тобой в бою. И будем драться честно.Ричард мысленно считал. До новой луны было около двух недель. А значит, к тому времени они потеряют несколько сотен воинов, и это при лучшем раскладе: если вернутся те, кто заболел сейчас. И даже тогда то, что останется от войска, не обязательно будет достаточным, чтобы взять город. Хмурясь и кусая губы, Плантагенет наконец ответил:—?Я ошибся. Ты всё так же глуп. Уходи, или я позову часовых.Саладин в молчании смотрел на него. Наконец снова позволил себе слабую улыбку:—?А может быть… поумнел ты? Прежний уже напал бы на меня. Или… —?помедлив, неверный наклонил голову:?— Ты просто ослаб?..—?Не надейся.Его не слышали.—?…от болезни? Или оттого, что когда-то позволил себе грех с юношей и теперь продолжаешь его? Неужели даже твой бог… —?каркающий смешок вырвался из широкой груди,?— наказывает тебя?Ричард не справился с собой и бросился?— выхватывая на ходу меч, рыча проклятья, собираясь закончить всё прямо здесь и прямо сейчас, чтобы чёртова тварь в облике воина наконец убралась в преисподнюю. Он забыл и о рыцарстве, и о том, что враг безоружен и пришёл лишь говорить. Одно желание?— вспороть эту грудную клетку?— овладело им с неистовой силой, но он даже не подступил к Саладину, и в том не было колдовства. Просто уставшее за день и пораженное болезнью тело отказалось в какой-то момент подчиняться. Король Англии, охрипнув и замолчав, рухнул на колени перед неверным, перед заклятым врагом. Меч выпал из руки, и на секунду из горла прорвался тут же задавленный озлобленный вой. Последнее предсказание сбылось. Саладин не улыбался, говоря:—?Удачи тебе, Львиное Сердце. Во всех твоих битвах. Особенно с самим собой.Камень на груди мусульманина блеснул. Ричард зажмурился. Открыв глаза, он увидел лишь как трепещет ткань полога. В шатре не было никого, а свеча погасла.Несколько часов он всё же проспал, а, едва проснувшись, начал собираться. Тело ломило, но чуть меньше, чем вчера. Наверное, причиной этой кажущейся бодрости было нервное потрясение?— лучше Ричард себя совсем не чувствовал. Наоборот, кожа его стала ещё суше, а глаза будто присыпало песком. И начинался жар.Плантагенет осторожно поднял корзину с собранными фруктами и вышел из шатра. На окраине лагеря собирались повозки с заболевшими?— это уже стало привычным. Проходя и вглядываясь в лица, он считал. Дюжина… две… три. Тяжёлый запах гниющих зубов, стоны, трудное дыхание. Лошади пугались, переступали копытами. Молчаливые хмурые всадники, выделенные сопровождать, хотели спешиться и почтительно поклониться Ричарду, но тот остановил их:—?Поторопимся.Ехали они тоже в молчании. Ричард с трудом сдерживался, чтобы не пришпоривать коня постоянно. Сегодня он не собирался слушать увещеваний сестры и госпитальеров. Он пройдёт к Филиппу и увидит его, во что бы то ни стало. И убьёт каждого, кто встанет на пути.Странный сладковатый запах долетел до него уже на выезде из чахлой рощи. Жарили мясо? Слишком душно, да и не лучшая пища для завтрака… Плантагенет насторожился, напрягся, чувствуя, как ноздри непроизвольно вздрагивают. Запах слабел, ветер относил его чуть в сторону, и всё же…—?Они сжигают трупы,?— тихо произнёс кто-то из рыцарей. —?Помню, в одной из моих деревень была однажды чума, и…Он не закончил, прикрывая лицо воротником плаща, накинутого поверх кольчуги. Многие последовали его примеру. Ричард почувствовал тошноту?— трудно сказать, была ли она следствием болезни или мысли о том, что там, среди этих тел, мог быть… В гневе на самого себя, он встряхнул головой.Рыцарей встретили у привычной черты. Едва Ричард переступил её, самым решительным образом направляясь к лазаретным шатрам и расталкивая на ходу молодых госпитальеров, дорогу ему перегородила сестра. Джоанна вскинула голову:—?Ричард, ты неблагоразумен. Уйди назад.Её он толкнуть не решился. Остановился возле шатра, где, как он знал, лежал Филипп?— там стояло в карауле несколько часовых с французскими гербами на одежде. Медленно, с расстановкой, потребовал:—?Пропусти. Джоанна не отошла с пути. Ещё больше похудевшая и обозленная, она вздернула подбородок:—?Я не узнаю тебя, брат. Ты что… болен?—?Я должен видеть его! —?Ричард не понижал голоса, даже зная, что французы слышат его. —?Прямо сейчас. Я хочу… —?он указал на корзину, прикрепленную к седлу коня, и сказал уже мягче:?— просто передать ему кое-что. Всего на минуту.—?Я передам. —?Джоанна попыталась успокаивающе улыбнуться. —?Ричард, пойми, если ты заразишься…—?Я не хочу понимать ничего,?— отрезал Плантагенет. —?Отойди, Джо.Но она не подчинилась. Тогда он, забывая все церемониалы, сжал её запястье и оттащил в сторону, прошептав:—?Ты много берёшь на себя. Будь благоразумнее и не забывай, что ты всего лишь женщина…Она охнула от боли и дёрнулась. Это доставило ему мерзкую, пугающую его самого радость. Но другой голос уже вторгся в его распаленное сознание:—?Отпусти её, Ричард! Немедленно!Из шатра вышла Беренгария, державшая в руках деревянную миску с водой и тряпку. Она выглядела такой же изможденной, но глаза её сверкнули яростью. Подступив, она встала рядом с Джоанной. Кажется, она готова была ударить?— король Англии почувствовал это. Ярость звенела в воздухе. И… эта ярость двух беззащитных, но храбрых и стойких женщин почти вернула ему рассудок. Он выпустил сестру и склонил голову:—?Господи… простите меня. Я просто…Джоанна молчала. Беренгария вдруг подошла ближе. Она не коснулась его рук, а только пристально посмотрела в глаза своими тёмными глазами. Когда она заговорила, голос звучал твёрдо:—?Король Филипп Август приказал никого не пускать к нему сейчас. Он не хочет… —?она странно запнулась,?— вас видеть.—?Почему? —?тихо спросил Ричард. —?Он… зол на меня?Женщины переглянулись, но он не сумел угадать ответ по их лицам. Наконец сестра покачала головой:—?Он ещё не оправился. Вот и всё. А теперь тебе пора, скоро будет совсем жарко. Поспеши, Ричард.У него заканчивались силы спорить. Вся решимость, всё желание увидеть Капетинга теперь просто тлели ненужным комком где-то в области лопаток. Он ничего не понимал, но не мог больше задавать вопросов. Вопросы тоже нужно было выдержать, а точнее, ответы на них. Кивнув, он передал сестре корзину.—?Осторожно. Я… собирал их сам.—?Что ему сказать? —?Джоанна подняла голову.Хотелось повторить слова своего короткого и глупого письма. Но он только упрямо сжал зубы:—?Что завтра мы штурмуем город. Чтобы он молился за нас, как и вы.Развернувшись, Ричард вскочил в седло и пустил коня так быстро, как только мог.В лагере, едва король спешился, Ги де Лузиньян уже подошёл к нему. Мужчина тяжело дышал и был бледен, а в оливкового цвета глазах Плантагенет неожиданно увидел чувство, давно там не появлявшееся,?— страх.—?Мы окружены, сэр Ричард. Неверные подходят с тыла и скоро будут здесь. Дня через три. Большие группы. Лучники. Если мы не возьмём город… то едва ли сможем отступить.—?Лазаретная часть защищена достаточно хорошо? —?медленно спросил Плантагенет.Лузиньян кивнул:—?Я послал туда дополнительно небольшой отряд. И они хорошо укрепились за остатками старой стены.—?Тогда… —?Ричард с усилием улыбнулся,?— завтра город будет взят. И мы возьмём его быстро. Саладин не нападёт, зная, что мирные горожане у нас в плену. Наберитесь мужества.Больше ничего не приходило на ум. Но Лузиньян, кажется, ему поверил. Хотя даже сам король Англии не верил себе.*Филипп слышал каждое слово. Каждый яростный крик. И всё это разрывалось в его воспаленной голове. Он лежал в постели и пытался не слушать, не слышать и?— самое главное?— не чувствовать. Этого болезненного желания броситься из шатра, увидеть Ричарда, сказать хоть что-то, но… он не двигался. Вспоминал то, что узрел сегодня в тонкой серебряной пластине зеркала. Которое теперь валялось двумя погнутыми обломками где-то рядом. Кажется, в бешенстве он ударил его сначала ножом, потом камнем. Прежде чем вновь лишиться сил и упасть ничком.Плантагенет продолжал рычать и рваться?— Филипп приподнялся и наконец сел. Заслоняясь от трёх спорящих голосов?— мужского и двух женских,?— он прижал руки к голове. И всё равно они прорвались, заполняя сознание. Но последние фразы были сказаны тихо. Он лёг, поворачиваясь лицом вниз. Что за мысли? Он ни за что не покажется сейчас на улице, нет…Здесь, неподалёку от возможной смерти, Филипп Август боялся только одного?— что Ричард увидит его сейчас. Таким, каким сделала его болезнь. С клеймом слабости на лице. И инстинктивно он сжимался. Сжимался, шепча одну и ту же молитву из единственного слова:—?Уйди…Голоса смолкли. Послышался стук копыт. Молитву услышали. Король Франции содрогнулся всем телом, но не изменил положения.—?Ваша светлость…На этот раз к нему пришла Джоанна, поставила что-то в изголовье постели. Он не двинулся и не ответил. Молодая женщина отступила?— видимо, подбирала то, что осталось от серебра, беспощадно показавшего лик. Он ждал. Сердце билось медленно, с усилием. Снова начинала болеть голова.—?Обязательно попробуйте. И… думаю, вам приятно будет знать, от кого они. Мой брат вас не забывает.Он не понимал, о чём она. С усилием приподнялся, чтобы увидеть большую корзину с фруктами. Джоанна опустилась рядом и посмотрела в его лицо:—?Вы очень стойко держитесь. Вы поправитесь.Он только кивнул прежде, чем тихо уточнить:—?Что Ричард Львиное Сердце сказал вам прежде, чем уйти?Взгляд метнулся в сторону, потом снова замер на лице короля Франции. Женщина сомневалась. Наконец, будто решившись на что-то, ответила:—?Завтра они штурмуют город. Молитесь, буду молиться и я.Она ушла быстро. Кажется… она опасалась, что за её словами последует буря, но бури не было. Филипп Август остался спокоен. Едва опустился полог, он попытался встать. Шаги давались тяжело, но всё же он почти справлялся с собой. Хороший знак. Снова он опустился перед корзиной, вынимая фрукты?— самых разных размеров и расцветок. Они не интересовали его. На самом дне корзины он нашёл аккуратно сложенную записку. С очень короткой фразой, которая окончательно решила для него всё. Может, клеймо слабости и отпечаталось на его лице... но только там.Я очень люблю тебя, вернись ко мне скорее.Подойдя к пологу, он позвал часового и отдал несколько приказов. Скоро он покинул лазаретную часть лагеря.