Глава 8. Старый лев (1/1)

Всего лишь через несколько месяцев он стоял у постели отца?и видел, как лихорадка сжирает некогда сильное тело. Война продлилась недолго, и этого было достаточно, более чем достаточно, чтобы понять: старый лев умирает, не способен больше биться. И странно, что перед своей смертью он захотел увидеть именно его. Старшего сына, отвоевавшего у него Нормандию, Анжу, некогда потерянный Мэн. Отвоевавшего, сражаясь плечом к плечу с королём Франции.—?Что ты теперь скажешь обо мне, отец?Кривая жалкая усмешка появилась на сухих губах. Генрих покачал головой?— только за последние месяцы полностью поседевшей:—?Ты такой же безрассудный мальчишка и такой же дурак. Хорошо тебе живётся в грехе?Желание плюнуть в лицо было невыносимым. Даже в последнюю минуту Генрих, казалось, презирал его. Но… снова Ричард видел, как к кому-то из семьи приходит смерть, и снова злоба будто бы притупилась. Правда, на этот раз жалость не пришла ей на смену, как было, когда умирал Генри, а отец стоял у его смертного одра. Тогда Ричарду действительно было жаль их обоих, а сейчас он не чувствовал ничего, кроме запаха плесени от обветшалых стен. Его ответ прозвучал равнодушно и спокойно?— с той интонацией, с какой говорила обычно мать:—?Так же сладко, как жилось тебе.—?Ты ещё вспомнишь… —?он закашлялся,?— о разрушении Содома. Я хранил твою тайну, потому что сам ты не можешь её скрыть. То, как ты вожделеешь его, видно издалека. И клянусь, ты погубишь и себя, и его.Ему ли было не знать, что отец прав? И отцу ли было говорить о таком?—?Не время для клятв, отец,?— глухо отозвался Ричард. —?У тебя нет сил произносить их, а у меня?— слышать.Они замолчали. По стенам комнаты ползали густые изломанные тени. Дыхание отца было хриплым. Лицо почернело, глаза запали, Ричард уже видел, как у него шла горлом кровь, и не хотел, чтобы это повторилось. А ещё… он понимал, что Генриха убивает не только болезнь. Его убивает осознание того, что у него больше нет сыновей. Ни одного.—?Ричард,?— вновь воспаленные глаза обратились к его лицу.—?Да, отец?Губы зашевелились, но с них не слетело ни слова?— только свистящий хрип. Плантагенет ждал. Наконец отцу удалось обуздать собственный голос:—?Не оставляй Джонни. Я… я прошу тебя, Ричард. Береги его.Не ждал ли он этого? Конечно, ждал и уже знал, что сможет не рассмеяться в лицо Генриха. Джон. Джонни, Джонни, Джонни, всё только для маленького Джонни и больше ни для кого. Для мерзавца, настроившего против отца всю западную Англию, чтобы скорее заполучить трон. Для труса, отказавшегося от креста великого Рима?— где ему спасать от язычников Иерусалим, ведь он должен защищать дом! Для жалкого самонадеянного ничтожества. Это звучало нелепо, глупо, наивно, и, конечно же, Ричард знал, что последними будут именно эти слова?— слова о Джонни. И он всё же спросил?— почти равнодушно:—?Когда же ты научился прощать предателей, отец?И неожиданно он увидел новую?— спокойную и безумную?— улыбку:—?Наверно, тогда же, когда и ты, Ричард. Когда мы любим, мы прощаем. Разве нет?Король Генрих Короткий Плащ говорил правду, и поэтому Ричарду снова невыносимо захотелось его ударить, он почти до крови закусил губу и сжал кулаки.—?Прости меня.Ему показалось, он ослышался, но когда он снова вскинул взгляд, отец повторил:—?Я многое сделал совсем не так. Прости. Постарайся… быть хоть немного счастливым.Отец протянул руку, и Ричард поднёс её к губам. Удивительно, какой была на ощупь старческая кожа?— как грубый камень, истерзанный соленой водой, покрытый пятнами и шрамами. Герцог Аквитанский зажмурился и ответил:—?Я прощаю. И ты прости.Он говорил слова, которые, наверно, были важны для отца в последние его минуты, он держал эту каменную руку и думал о совсем других руках. Тоже покрытых шрамами и огрубевших за последнее время, но для него?— совсем нежных, дарящих облегчение одним лёгким касанием, изгонявших ненужные мысли. Руках, которые он целовал каждую ночь и каждое утро. Филипп ждал его в раскинутом неподалёку лагере и готов был бы броситься в атаку, если бы отцовская мольба о встрече оказалась засадой. Скоро Ричард покинет эту крепость и…Старый король отвернулся к стене, ладонь выскользнула из пальцев Ричарда.—?Отец… —?позвал он.Ответа не было. Почти не было и дыхания. Тени сгущались, Ричарду становилось холодно. Очень тихо он прошептал:—?Прощай.*Ночь была ясная и тёплая. Рыцари, отдыхавшие в шатрах, спали, утомленные и длительным переходом, и слишком изнуряющим боем. Часовые негромко перекликались у догорающих костров. Всё было кончено: сегодня пал последний город. И сегодня умер Генрих Короткий Плащ, король Англии.Ричард вернулся в лагерь молчаливым, отказался и от пищи, и от вина. За всё время, что подсчитывали потери и пытались составить дальнейший план, он не проронил почти ни слова, больше слушал других. В итоге решение?— постепенно стягиваться к Жизору, чтобы провести там переговоры с остатками английского командования,?— было практически полностью принято Филиппом. Французский король чувствовал беспокойство и, едва гонец с письмом был послан в последнюю английскую крепость, вернулся в общий шатёр.Ричард лежал на спине, глядя невидящими глазами в потолок. Когда Филипп опустился на колени рядом, он даже не пошевелился. В мягкой невесомой тишине Капетинг позвал его и не услышал ответа.—?Хочешь поговорить? —?глухо спросил он.Легкое качание головой. Отказ. Но хоть что-то. Филипп кивнул и лёг рядом? прямо на холодную землю. Не решаясь прикоснуться, он просто смотрел на Плантагенета, и ему казалось, что он видит посмертную маску, но никак не лик победителя. Он нашел его запястье и крепко сжал:—?Это не твоя вина, слышишь?Ресницы дрогнули. Ричард моргнул, точно пытаясь проснуться. Филипп подался ближе, коснулся губами его щеки и на секунду замер?— она была влажной и солёной. Но слёз уже не осталось. Ничего не говоря, Филипп потянул его за руку, но Плантагенет не двинулся с места. Лишь спустя несколько мгновений он сдался, и Филипп смог развернуть его к себе, позволяя уткнуться в рубашку на груди?— и снова застыть.Он никогда не видел Ричарда таким. Громкий смех, бурный гнев, много слов?— в этом был весь он, и поэтому с ним было удивительно легко. Сейчас Филипп почти испугался этого молчания и этой неподвижности, отрешенности. Но… другое чувство было сильнее страха. И, подняв руку, Филипп начал гладить спутанные волосы, шепча:—?Хорошо… тогда помолчим. А завтра ты станешь королём.Это была странная ночь. Даже когда Ричард задремал, Филипп не позволил себе подняться и перелечь, забыл о холодной земле. И вскоре его самого сковал удивительно крепкий сон без сновидений.Проснувшись утром, он обнаружил, что лежит на расстеленном плаще Плантагенета. И Ричард крепко прижимал его к себе?— лицо было безмятежно счастливым, как всегда в утренние часы. Кажется, всё стало так, как раньше. Только теперь уже оба они были королями. *Конец второй части*