Глава 7. Рождество (1/1)

Бывают месяцы абсолютного бездействия?— когда ничего не меняется, и время кажется широкой равнинной рекой, едва толкающей свои тяжелые воды. И в противоположность им бывают совсем другие?— похожие на быстрый бег горного потока.День, когда молния сожгла Вяз Земли и Неба, навсегда остался в английских хрониках. Правда, Ричард сомневался, что событие это решились бы описать таким, каким оно было в действительности. Скорее всего, в произошедшем в Жизоре обвинили французов?— как и всегда. Но так или иначе, после этого всё изменилось.Король Генрих был настолько зол, что поступился заложенной им же самим традицией?— каждое Рождество позволять королеве, Алиеноре Аквитанской, покидать крепость Солсбери, свою тюрьму, и видеться с сыновьями. Рождество было для Плантагенетов семейным праздником, пусть и не всегда счастливым, почти никогда оно не проходило без ссор, но… Ричард всегда ждал его. Просто потому, что это было одной из немногих постоянных радостей в его жизни?— видеть на Рождество мать. Живую, здоровую, по-прежнему красивую и величавую. И забывать, что он давно стал взрослым. Но в этом году всё изменилось. Генрих не позволил ей приехать. И тогда Ричард тоже ответил отказом на его приглашение.Он прибыл в Солсбери 21 декабря, и мать встретила его в радостном настроении:—?Мой дорогой… я не надеялась на такой подарок от тебя.Он смотрел на её алый плащ, подбитый мехом на воротнике и на подоле, на тяжёлые кольца рыжеватых, ещё не поседевших до конца, волос… и на лицо, которое всё же выдавало бессонные ночи и горечь от запрета выехать из крепости. Сейчас мать тоскливо поглядела на расстилающуюся за спиной сына бескрайнюю дорогу к морю… но глаза остались сухими. Вскоре ворота закрыли, а мост подняли.—?Я обещаю, что в следующем году подарю тебе свободу,?— тихо сказал он, когда они вдвоём, рука об руку, бродили по замковому двору?— достаточно большому, чтобы заблудиться в нём, но недостаточно?— чтобы быть хотя бы немного не похожим на тюрьму.Она рассмеялась своим гортанным, совсем не мелодичным смехом:—?Не давай мне таких громких обещаний, Ричард. А главное, не давай их себе, чтобы не казниться.Он хотел ответить, но она уже взяла его ладони в свои и пристально посмотрела в глаза.—?Что с тобой?Как и всегда, она видела намного больше, чем все другие знавшие его люди, видела даже то, что он тщетно пытался скрыть от самого себя:—?Ничего, я… просто рад, что проведу с тобой эту неделю.Неожиданно она приподняла брови со странной лукавой усмешкой:—?Ричард, ты уже недостаточно юн и ещё недостаточно стар, чтобы проводить Рождество в кругу семьи. Я рада каждой минуте с тобой, но... неужели никто больше не пригласил тебя разделить этот праздник?Он в смущении опустил глаза.—?Ты говоришь об отце?Она легонько ткнула его пальцем в переносицу?— для этого ей пришлось встать на носки?— и засмеялась уже мягче.—?Не будь глупым, мой дорогой. Я никогда не поверю, что у тебя нет друзей. Ты ведь ещё даже не стал королём, чтобы позволить себе такую оплошность.Ричард по-прежнему молчал. Они снова пошли рядом?— теперь в молчании.Филипп прислал приглашение на Рождество ещё в конце ноября, очень теплое. Но тогда герцог Аквитанский уже знал, что мать лишена своей единственной привилегии, и ответил отказом. Этот отказ мучил его до сих пор.Всё время после перемирия с французами он приводил в порядок свои пострадавшие земли и начинал собирать средства для крестового похода, к которому так или иначе собирался присоединиться,?пусть и лишь с небольшой армией аквитанцев. Беды сыпались одна за другой: эпидемии, пожары, ливневые дожди и ранние заморозки?— они погубили в этом году почти весь урожай винограда. Бог, кажется, злился на Аквитанию. Или на Ричарда, что было ожидаемо. Теперь он чувствовал себя совершенно измотанным и знал, что сможет отдохнуть лишь в одном случае?— если снова увидит Филиппа. Они провели вместе лишь два дня после перемирия?и тут же разъехались. Те два дня в Жизоре для Плантагенета были равносильны жалкому глотку воды для того, кто шел через пустыню неделями. И даже то время было для обоих отравлено страхом быть застигнутыми.Больше всего Ричарду хотелось отправиться в Париж, но… мать оставалась одна в своём заточении. А она была единственным человеком, которого он всеми силами старался не предавать. И теперь, переборов себя, он покачал головой:—?У меня нет никого, с кем я провёл бы Рождество с большей радостью, чем с тобой, мама.Она благодарно улыбнулась. Но морщинка между бровей так и не разгладилась. С неба начинал падать крупный снег, и пора было возвращаться в тепло.—?Когда в последний раз ты получал известия от отца? —?спросила она, поднимаясь по широким ступеням.Ричард вспомнил: последним был полный гнева ответ на отказ. Можно ли было назвать это известиями? Скорее очередным подтверждением разрыва, и так уже очевидного.—?Пожалуй, я их не получал. А что, ты знаешь что-то, чего не знаю я? —?они вдвоем вошли в холл через гостеприимно распахнутые двери.—?Его дела идут плохо, Ричард. В Англии снова бунты. Вассалы недовольны как налогами, так и тем, сколько денег из казны уходит на… —?она скривилась,?— девчонку. Скоро будет война.—?Не удивлюсь,?— он стряхнул с волос снег. —?И в этот раз чёрта с два я приду на помощь. Как и… —?он немного поколебался, боясь, что тон, которым будет произнесено имя, выдаст его,?— …Филипп Август. Отец так и не принёс ему новой присяги.Он боялся взгляда этих пронизывающих насквозь светлых глаз и этой тут же исчезнувшей полуулыбки. Мать скинула плащ на руки подбежавшего мальчишки-пажа и пошла вперёд, с удовольствием потягиваясь и отбрасывая за спину влажные от талого снега волосы.—?Кажется… вести от него ты получаешь вовремя?Он в смущении последовал за ней?— странно знобило, и он не стал снимать верхнюю одежду.—?Да, мы… очень сблизились после перемирия и обмениваемся письмами. Он писал мне, что недоволен моим отцом, и, может быть… —?тут он осёкся.—?Что, Ричард? —?она остановилась и обернулась.Следующие слова он произнёс совсем тихо, боясь, что их услышат и донесут до нужного человека:—?Мы выступим против него вместе. Я хочу отомстить.Её глаза блеснули торжеством.—?Твой друг, французский король,?— прекрасный стратег. Тебе есть чему у него поучиться.—?Почему же? —?он подступил к ней, предлагая руку, и вдвоем они проследовали в сторону трапезной.—?Потому что отбиваться, когда нападают с двух сторон, особенно трудно… тебе ли не знать этого, мой милый сын?Он промолчал, опустив голову. Да, он это знал. А ещё он знал, что нападать, когда противника уже теснит кто-то ещё,?— подло. Но отец почему-то не счёл это подлостью, когда Ричард бился с графом Раймондом. Правда, у Плантагенета пока не получалось примириться с мыслью о том, что ответная подлость?— не подлость.—?И есть ещё кое-что, Ричард…—?Что, мама?Алиенора Аквитанская остановилась и внимательно, уже без улыбки, посмотрела в его глаза, потом, тоже немного понизив голос, заговорила:—?Имена некоторых заговорщиков внутри Британии мне уже известны, ты же знаешь, какие замечательные у меня друзья. Думаю… я могу назвать тебе одно из них. Надеюсь, это не испортит тебе аппетита, потому что сегодня я приказала заколоть самую нежную овечку, —?тут она опять возвысила голос. —?Она блеяла совсем как Розамунда.Ричард усмехнулся этому воспоминанию о предшественнице Эллис и покачал головой:—?Ничего не испортит мне аппетита, мама.Она рассмеялась, потянула его за рукав и сказала?— просто, будто сообщала о том, что сегодня будет метель:—?Это Джон Безземельный.Тем же вечером они сидели в верхней комнате самой высокой замковой башни и пили вино. В очаге потрескивало пламя, было очень жарко, но Ричард всё равно ощущал холод?— где-то под сердцем. И даже улыбка матери никак не могла прогнать его. Филипп в это время наверняка расчесывал свои длинные волосы. Плантагенету казалось, что даже в огне он видит знакомый силуэт.—?Послушай, дорогой,?— мать поднялась, приблизилась и остановилась рядом, опустив руку на его плечо. —?Ты ведь уедешь прямо завтра и не станешь более терзать мне душу, правда?Удивленный, он поднял взгляд. Мать по-прежнему улыбалась.—?Ну… не надо. У тебя никогда не получалось врать.—?Мне хорошо с тобой...—?Но есть кто-то, с кем будет ещё лучше, Ричард. Правда? Мы ещё проведём много времени вместе, но… я хочу, чтобы Рождество по-прежнему было для тебя праздником.Он хотел возразить, но она жестом остановила его:—?Празднику очень трудно радоваться в тюрьме. Я уже научилась этому за проведённые здесь годы. А ты не сможешь, Ричард. Уезжай. Завтра же.—?Куда, мама?Алиенора Аквитанская перевела взгляд в сторону окна:—?Туда, где тебя ждут. Где бы тебя ни ждали.*Парижская зима была ледяной и ясной, и каждый раз, когда Филипп выходил утром во двор, он видел ровную белизну неба. Оно потеряло все цвета и почти слилось со снегом. Сегодня, утром 25 декабря, всё, казалось, дышало праздником; умиротворение и тишина заполняли прохладный воздух, но Филипп не мог найти покоя. Это Рождество должно было быть одиноким?— и изменить этого было нельзя.Всё время перед праздниками он провёл в отвратительном ему самому ожидании, что Ричард всё же передумает. Он надеялся и одновременно понимал, что Плантагенет никогда не оставит мать?— так же, как он, Филипп, не оставил бы свою. И надежда в соединении с этим пониманием мучила только сильнее. Если бы он мог надеяться всем сердцем или же не надеяться вообще, было бы намного легче. Но…Резиденция находилась чуть на возвышении, и Филипп всё время ловил себя на том, что всматривается в переплетения улиц.—?Ты ждёшь его, да?Неслышные шаги за спиной?— Изабелла с их маленьким сыном на руках приблизилась и остановилась рядом. Он ничего не ответил. Ему не хотелось говорить.—?Всё ещё винишь себя? Успокойся, он не умеет долго помнить обид.—?Тебе ли знать… —?тихо отозвался он.—?Возможно, я просто не так слепа как ты, Филипп. Он не приехал по другим причинам.—?Ты рада этому? —?он повернул голову.Она пожала худыми плечами.—?Твоё дурное настроение не делает Рождество счастливее для меня. Поэтому я хотела бы отправиться в Фонтенбло. Людовику полезен будет свежий воздух… а тебе некоторое уединение. Ты позволишь мне это, Филипп?Она оставляла его с лёгкостью, оставляла, видя его тоску. На миг это задело его и заставило захотеть сказать ?нет?, но тут же он одёрнул себя. Изабелла плохо перенесла роды, и то, каким напряженным сам он был в последние несколько месяцев, тоже сказывалось на ней?— она никак не могла восстановить здоровье, выглядела измученной, будто всё это время он держал её в тюрьме. Кивнув, Филипп наклонился и всмотрелся в лицо спящего на её руках мальчика?— тонкое, совсем беззащитное и такое же бледное, как у матери.—?Конечно. Бери эскорт и отправляйся. Я бы хотел поехать с тобой, но… кажется, все те бароны, что прибыли к нам, не будут этому рады. Мне нужно развлекать их.—?И ты всё ещё надеешься… —?уголки губ дрогнули в грустной улыбке. —?Так или иначе, если тебе станет тоскливо, беги от них от всех. Я буду тебе рада.—?Хорошо… —?наклонившись, он поцеловал её в лоб. —?Обязательно попрощайся со мной.Она оставила его, и он снова стал смотреть на снег, думая о том, с какой удивительной лёгкостью рушит собственную жизнь. Уже разрушил, само то, что Изабелла знала о его греховной связи, делало его чудовищем. А то, что в её присутствии он продолжал думать о Ричарде и ждать его, лишь усугубляло грех. Мучило и не давало покоя. Когда он успел стать таким безвольным? Он мог бы заставить себя думать только о жене и сыне, только о Франции и предстоящей войне… но он понимал и ещё кое-что: в этом случае он сошел бы с ума.Через несколько часов Филипп смотрел на небольшой кортеж, покидающий парижский двор. И он надеялся, что хотя бы для Изабеллы эти несколько праздничных дней будут хорошими. А сам он сможет проводить всё время со своими баронами и делать вид, будто привычная череда празднеств не вызывает у него тошноты. Уже скоро им предстоит отправляться в Палестину… и ему нужны эти союзники.Филипп ложился спать рано, с прежними тяжелыми, тревожными мыслями. И все равно он уснул быстро, будто провалившись в привычную пучину давящей воды. Даже кошмары не решились нанести визит в эту студеную толщу.Казалось, он не проспал и часа, когда что-то будто бы загрохотало со всех сторон, а потом к этому грохоту прибавились голоса:—?Ваше Величество! К вам прибыли!Филипп с усилием открыл глаза. Снова серое небо, снова в комнате холодно?— огонь в камине давно погас, близился рассвет. В дверь по-прежнему молотили, и он сердито крикнул:—?Какого дьявола в такое время? Нельзя ли подождать до утра? Кто это?—?Ваш верный вассал Ричард Львиное Сердце…Знакомый голос заставил его вздрогнуть и рывком поднять голову от подушек:—?Да отпустите же меня, черт вас подери! Мне нужно срочно говорить с ним! Прямо сейчас!Эти слова предназначались явно кому-то из слуг. Филипп накинул халат и подступил к двери. Отодвигая засов, он чувствовал, что рука дрожит. На мгновение он закрыл глаза, пытаясь успокоиться, собраться с мыслями. А через мгновение уже смотрел на Ричарда?— так и не снявшего плащ, с не успевшим растаять снегом на рыжеватых волосах.Покачнувшись от усталости, он упёрся в дверной косяк и окинул французского короля ответным внимательным взглядом. И вновь этот взгляд обжёг?— слишком много эмоций, сдерживаемого желания, несказанных слов. Дыхание было тяжелое, прерывистое. Филипп почувствовал, что краснеет, и сильнее запахнул халат. Только теперь он заметил, что люди, стоявшие за широкой спиной Ричарда, тоже поглядывают на него, явно ожидая приказаний?— и при первом же слове готовы выдворить Плантагенета прочь.—?Друг мой… —?голос дрогнул, и Филипп закашлялся, скрывая это. —?Какая радость, что вы всё же приняли моё приглашение. Вы выглядите совершенно измученным, что заставило вас так спешить?—?Мне нужно поговорить с вами. Наедине,?— произнёс Ричард, не сводя с него глаз. —?Сейчас же.Слуги переглянулись за его спиной и навострили уши?— Филипп понял, что каждое сказанное здесь слово будет передано матери.—?Что ж… Я готов говорить о делах в любое время, но… —?он с трудом сдержал усмешку. —?Не смущает ли вас мой нынешний вид?—?Нисколько, мой сюзерен… Глаза по-прежнему не отрывались от Филиппа, и тот всё сильнее смущался под этим взглядом, от которого уже давно не хотелось закрываться, но которого было достаточно, чтобы сердце забилось у горла. Надеясь, что теперь голос звучит спокойно, Филипп склонил голову:—?Тогда проходите. Вы… —?он обратился к слугам,?— приготовьте сэру Ричарду покои и сухую одежду. И для нашего разговора?— гостиную, растопите в ней посильнее очаг. И принесите подогретого вина. Пока это всё.С этими словами он отстранился, пропуская Ричарда в спальню. Подождав, пока слуги удалятся исполнять приказы, закрыл тяжелую дверь, опять задвинул засов и обернулся:—?Так что ты…Договорить он не успел?— почувствовал, как руки Ричарда обхватили за пояс, привлекая ближе, не давая ни единой возможности отстраниться. Он был холодным, снег в волосах уже растаял и превратился в ледяную воду. Удерживая Филиппа в объятьях, Плантагенет замер. Его била дрожь.—?Боже, ты совсем окоченел… —?Филипп коснулся ладонями смуглого лица, приподнимаясь на носки. —?Безумец.—?Я загнал трёх лошадей, надеясь успеть к тебе раньше… —?прошептал Ричард и крепко сжал его запястья красными, заледеневшими пальцами. —?Прости, но временами ваши дороги просто ужасны.—?Твои не лучше… —?отозвался Филипп, не удержавшись от улыбки. —?Я все время надеялся, что ты приедешь, Ричард, но я не хотел, чтобы ты умер по дороге. Ты наверняка завтра сляжешь с лихорадкой.—?Черта с два, болезни меня боятся,?— Ричард снова привлёк его к себе. —?Какой же ты тёплый… нет, я точно не заболею, если ты… ммм… мне поможешь.—?И всё-таки что за срочные новости ты привёз, что стража пропустила тебя наверх?Некоторое время Плантагенет внимательно смотрел сверху вниз, будто в чём-то мучительно сомневаясь. Филипп нахмурился?— теперь ему начинало казаться, что привезенные новости крайне дурные и могут быть как-то связаны с их общими дальнейшими планами. Он ждал?и беспокоился всё сильнее. Наконец, не выдержав, снова потребовал ответа:—?Почему ты молчишь?Он ожидал чего угодно, уже мысленно сжимался и начинал придумывать план против любой беды, которая могла обрушиться. Но Ричард неожиданно рассмеялся?— негромко и очень искренне. Тревога на лице короля Франции явно забавляла его. Не разжимая рук, он наклонился совсем низко и прошептал:—?Мне нечего тебе рассказать… но я так хотел тебя увидеть, не дожидаясь утра, что решил придумать новости государственной важности. Это всегда работает. Когда твоей матери доложат, что английский принц прибыл к тебе среди ночи, ты выдумаешь что-нибудь, чтобы объяснить причину… ведь правда?—?Ричард! —?Филипп стукнул его кулаком в грудь и попытался освободиться. —?Как ты мог? Ты напугал меня, я уже начал думать, будто…Он чувствовал, что снова краснеет, и не понимал, почему?— оттого, что он действительно сердится, или потому, что Ричард уже забрался рукой под ткань его халата. Привлекая Филиппа к себе ещё ближе, прикоснулся губами к его виску:—?Даже не думай злиться и опять объявлять мне войну только за то, что я украл пару часов твоего сна. Неужели ты совсем не скучал?Губы уже обжигали дыханием скулу, и Филипп прикрыл глаза, всё ещё продолжая немного злиться.—?Как ты можешь такое спрашивать, я…Плантагенет мягко накрыл его рот поцелуем, рука скользнула под халат уже настойчивее, другая коснулась волос. Филипп чувствовал, что сопротивление сейчас бесполезно, а пронизывающий холод ладоней Ричарда уже не имел никакого значения. Король Франции раскрыл губы навстречу поцелую и обнял шею Плантагенета, позволяя тому увлечь себя к постели… и тут же, очнувшись, уперся в его плечи:—?Подожди, мои люди сейчас…—?Забудь о них,?— он сделал ещё шаг, и Филиппу пришлось отступить.—?Ричард, если они узнают…—?Мы обсуждаем важные дела, мой сюзерен… —?Плантагенет толкнул его, заставляя рухнуть на мягкую перину. —?И никто не посмеет нам мешать, или вы распустили своих слуг настолько?Филипп не успел ответить?— почувствовал, как его ещё сильнее вжимают в постель, как губы нежно целуют шею. На мгновение оторвавшись от него, Ричард сбросил плащ, и король Франции почувствовал под пальцами грубую рубашку из плотной ткани, тоже промокшую насквозь. Подаваясь навстречу, он быстро потянул её через голову… и услышал осторожный стук в дверь:—?Ваше Величество! Комнаты готовы!В этот момент Ричард вновь скользнул рукой под ткань его халата, опуская ладонь ниже пояса, и Филипп тихо застонал, сбившись с дыхания?— тело отозвалось на откровенную ласку, вызвавшую тысячи приятных мурашек по коже. Но стук повторился:—?Всё ли у вас в порядке?Ричард приник к его шее, и, чуть запрокидывая голову, Филипп крикнул:—?Мы закончим разговор через несколько минут, вы свободны, идите!Последнее слово уже почти не удалось?— пальцы коснулись груди сквозь рубашку и нетерпеливо потянули шнуровку.—?Остановись, Ричард! —?прошептал он, пытаясь задержать руки и одновременно желая совершенно противоположного. Плантагенет, казалось, почувствовал его неуверенность: не останавливаясь, склонился к уху и вкрадчиво прошептал:—?А как же дела государственной важности? —?рука переместилась ниже. —?Вот здесь? Я чувствую, что мои новости вас очень обрадовали, мой сюзерен… —?пальцы чуть сжались. —?Я могу сообщить и показать вам ещё очень многое, если вы захотите.—?Ричард! —?сильнее заливаясь краской, Филипп отвернул голову. —?Как ты можешь так…—?Ты сводишь меня с ума,?— взяв его за подбородок, Ричард опять всмотрелся в лицо. —?Я думал только о тебе.—?Я тоже… —?прошептал он.Краска всё ещё жгла щёки. И кажется, Ричарду это нравилось. Наклонившись, он поцеловал губы Филиппа, но не позволил продлить этот поцелуй. Вновь приник к шее, вновь пальцы принялись оглаживать грудь, в то время как вторая рука бесстыдно ласкала. Филипп застонал, невольно подаваясь навстречу, и наконец сдался.—?Думаю, они смогут подождать, пока вы сообщите мне все новости, мой верный вассал.Усмешка прорезала губы Ричарда.—?Тогда поворачивайтесь спиной…*Этот удивительный контраст лишь сильнее лишал рассудка. Ричард по-прежнему не избавился от пронизывающего холода, которым Париж наполнил каждую его жилу, а тело Филиппа было тёплым после сна, ладони?— обжигающе горячими. Минуты, в которые король Франции позволил себе забыться, тянулись бесконечной лихорадочной вереницей.От вздоха до поцелуя, от поцелуя до прикосновения… фигура, распростертая на постели, казалась воплощением порока или ангельской чистоты. Касаясь губами кожи, Ричард замечал каждый новый шрам, видел?— как никогда остро?— что в руках прибавилось силы. И, как и раньше, не мог ни на мгновение отстраниться. Это было его безумием. Его воздухом. Его жизнью.Они снова были лицом к лицу. И даже когда Ричард слишком резко сжимал запястья, грубо врывался в тесное желанное лоно, оставлял на шее короткие быстрые поцелуи-укусы, выражение исступления не исчезало из затуманенных зелёных глаз. Ответные ласки были нежнее и окончательно прогоняли холод. Так его ещё никогда, никто не встречал.Утро они встретили уже в гостиной у огня, с подогретым, но успевшим почти остыть вином. Сидя возле камина, они мало говорили?— Ричарда начинало клонить в сон, долгая ночь в пути давала о себе знать. И всё же ему казалось, он давно уже не был так счастлив и так спокоен?— Филипп сидел рядом, освещенный золотым пламенем, одетый лишь в свою лёгкую рубашку и наспех наброшенный халат.—?Где твоя жена? —?тихо спросил Плантагенет.—?Уехала в Фонтенбло.Его странно ужалила эта простая фраза, на миг он почувствовал стыд и спросил, надеясь, что ничем не выдал себя:—?Не желала меня видеть?Филипп отвел глаза:—?Она устала скорее от меня самого. В последнее время я являю не лучший образец супруга.—?Как твой сын?В тонких чертах проступила нежность:—?Растёт вполне здоровым, хотя знаешь, я очень боялся…—?Я понимаю,?— Ричард пристально взглянул в его лицо?— любуясь и одновременно подмечая затаенную тревогу. —?Нет. С ним этого не случится, я чувствую.Филипп придвинулся ближе и опустил ему на плечо голову. Больше он ничего не говорил, но Ричард понимал, о чём он думает?— по сжавшимся в кулаки рукам:—?Ты ещё долго сможешь побыть с ним прежде, чем мы уйдём. И мы обязательно оттуда вернёмся. А сейчас выкинь это из головы. И… слушай.Песни менестрелей с самого детства очаровывали его, а то, как Филипп обычно прислушивался к звучанию голоса, заставляло любить их ещё сильнее. Сейчас король Франции замер, не глядя на него, но ловя каждое слово. Потом прикрыл глаза, расслабленно прижимаясь?— ближе, так, что стало ещё теплее. В переплетении фраз было что-то магическое, что-то, что связывало двоих прочной невидимой нитью. Англия и Франция по-прежнему враждовали, но… у них всегда были общие песни.