Теперь он будет с нетерпением ждать случая, как сам сумеет заболеть. (1/2)

Запах табака, щекочущий обоняние, гладкие короткие волосы под ладонями, ровное дыхание — все это неумолимо начинало становиться почти неотъемлемой частью ее жизни. Она кусает губы, стараясь прогнать странные мысли, приходящие в голову при каждом взгляде в это лицо.Ресницы чуть подрагивают, губы немного приоткрыты, дыхание обжигает и заставляет томительно и смущенно покрыться румянцем. Носы почти соприкасаются.Огонь в камине немного потрескивает от брошенных туда поленьев, изредка шипя, когда ему попадаются влажные дрова, но исправно выполняет свое дело, наполняя помещение приятной теплотой. Да и сейчас все так спокойно и равномерно. Часы возле стены тикают, как и положено тикать, совсем редко прерываясь пронзительным ?дон-дон?, когда стрелки встают на конкретном месте. Дождь за окном обращается в бурю, и доносящиеся раскаты грома лишний раз напоминают об этом.Но, может, даже хорошо, что сейчас в особняке никого из слуг и других его полноправных жителей — кроме двух людей.

И стоило же ей заболеть именно сейчас! Когда особняк Безариусов внезапно опустел, а гроза, разразившаяся за окном, заставила их сделать здесь остановку. Даже Шерон и Брейк, которые должны были их забрать, не могли ничего сотворить с природой.Дождь был беспощаден и затянулся на неделю. Дороги размыло, и посему Кролику и Ворону пришлось коротать время здесь.Лицо Найтрея казалось при вспышках грозы загадочным и каким-то странно притягивающим. Алиса всхлипывает и тут же закашливается, отчего Найтрей сразу открывает глаза.— Кха! Вод... Кха! Ты... Кха-кха!— Сначала прокашляйся, Кролик... — возведя глаза к потолку, устало потер переносицу брюнет. — Температуру давно мерила?

Алиса лишь шмыгнула в ответ и еще раз прокашлялась.— А что?

— Глупый Кролик... — снова выдыхает Гил и прикладывает ладонь к пылающему лбу Кролика, отчего та краснеет сильней — хотя куда сильней?

— Г-р-р-р... — зарычала Алиса, стоило Найтрею прикоснуться к ее шее, с целью проверить пульс и давление. — Я себя прекрасно чувствую! Кха-кха! Всего лишь кашель!— Хочешь по-настоящему заболеть? Это только первый симптом!

— С чего такая забота? — оскалилась она, спихнула брюнета с кровати, демонстративно отвернулась.Лодыжку тут же схватила мужская ладонь, и вмиг перед кроликом возникло пылающее гневом лицо опрокинутого.— Ты что творишь, Крольчиха?? — вскипел брюнет, сжав ее плечи. — Я о тебе заботиться должен... Как обещал... Не важно. Ну, чего ты? Не смотри на меня так. Ха-а... Я курить.Ее сердце встревоженно бьется, стоит его широкой ладони взъерошить ее волосы, а потом девушка долго, раздраженно кусает край подушки, чувствуя, как в животе все млеет от одного только воспоминания о минувшем уже месяц назад.

Вспоминается глубокий поцелуй, светящиеся золотом глаза, крепкие объятия. Тогда Алиса была так счастлива, а Гилберт казался ей... Романтичным? Что за глупость!! Алиса ударилась головой о подушку, и тут же пожалела об этом — голова зазвенела, словно колокол.Оба они стали относится друг к другу теплее, но вместе с тем и словно отстранились — как будто было комфортно сохранять перебранки, изредка перебрасываясь привычными ругательствами.Они просто не могут вести себя иначе: все слишком быстро, внезапно, отчего сносит крышу, а разум тонет в блаженной эйфории.Алиса чувствует, как кровь пульсирует в висках, потом измученно зарывается носом в одеяло. Голова просто раскалывалась, а тут внезапно и приступ ужасного кашля.

Кашель настолько силен, что Алиса почти валится на пол, после чего с кислой физиономией ложится обратно и накрывается. Веки наливаются свинцом, даже двигать глазами больно. Невыносимое чувство. Беспомощность, бесконечно гудящая голова.Матрас прогибается под весом мужчины, и тот, видя свернувшуюся калачиком девушку, умиленно и неожиданно для самого себя гладит ее по спутанным волосам, но позже встревоженно прохаживается по всему лбу, отчего Алиса хмурится.— Ну все, доигралась! — шикнул брюнет и тут же накрыл Алису вторым одеялом, из-за чего та стала брыкаться и вырываться, скрипя от злости зубами. — Крольчиха! Хватит брыкаться! Только температуру поднимешь!— Отвали, Патлатый! Эй! Ты что творишь? А ну не смей затыкать мне этим рот... — все остальные ругательства она вынуждена была высказывать ложке с лекарством, так успешно помещенной ей в рот.

Алиса начала скалиться и глухо рычать, пока в итоге не подавилась тем самым лекарством, и еще долго пыталась задушить Гила, наблюдавшего за всем этим с трагизмом и иронией во взгляде.

Девушка, выбившись из сил, рухнула на кровать, раскинув руки, и тихо шмыгала носом, недовольно щуря глаза.

— Теперь спи, — терпеливо изрек Ворон.— Не хочу, — так же спокойно и твердо ответила Кролик.— Спи.— Нет.— Тебе надо сбить температуру.— Спать не обязательно! — тут же, словно подловив брюнета, изрекла радостная девочка и пронзила его взглядом, полным победы.Найтрей лишь потер переносицу.Невыносимая девчонка! Гил поправил свою рубашку, покачал головой и вышел, в то время как Алиса, ругнувшись в подушку, продолжила изучать спальные принадлежности.***Он уже третью за раз сигарету выкуривает, и все из-за кого? Крольчихи! Вот несносная девчонка! Совершенно не хочет слушаться! Захотела, что ли, болеть? Болезни сейчас тяжелые и лечатся долго — никакой тебе малины с чаем.Гил скрежещет зубами, вспоминая, из-за чего вообще началась пресловутая болезнь.

Помнится, тогда они возвращались с прогулки, на которую их пригласила Шерон. Дождь застал их в самый неподходящий момент, а упрямая гордыня Крольчихи не позволила ей взять у Патлатого плащ, чтобы укрыться. Дождь сделал свое дело, и разразившаяся гроза дала о себе знать насморком, а позже и кашлем.Собственно, потом появились другие симптомы, которые Алиса игнорировала и только усугубляла свое состояние.Гил вспоминает минувшие дни, проведенные с Алисой, и странно, совсем робко улыбается — в некоторые моменты ему даже нравилось ее общество. Тоска по исчезнувшему другу его отпустила, лишь вызывает грусть, а когда он видит перед собой эти полные жизни и такого задора глаза, он ловит себя на мысли, что совершенно не хочет видеть ее грустной, что когда она на него злится, ему становится смешно и на душе легче.Он помнит, как она плакала у него на груди, и хмурится, вспоминая извращенца-графа, который хотел ее... Гил чертыхнулся, даже не зная, из-за чего — то ли из-за воспоминаний, то ли из-за того, что кролик была так неприступна и на следующий день после происшествия сразу же накинулась на него с обвинениями в совращении и в том, что из-за него ей всю ночь снились странные сны. Гилберт уже сам не мог сказать себе, когда так сильно привязался к крольчихе — возможно, всему виной вечер и его некоторые приятные подробности в виде поцелуя.

Этот поцелуй пробудил в Найтрее бурю, задел его детскую, казалось, не тронутую годами душу. Он был словно подросток, живущий в теле взрослого мужчины, отчего Брейк любил над ним подшучивать. ?Наш мистер бесполезность! Совсем как ребенок!? — разносился эхом в голове голос альбиноса. Гилберт измученно прикрывает глаза.Со стороны его комнаты, где лежала Алиса, послышался выстрел, а затем брань.

Гил рычит сквозь зубы, тушит сигарету, врывается внутрь, обеспокоенно скользит взглядом по помещению. Его револьвер, лежащий некогда на тумбочке, покоится в руках Кролика, а само дуло оружия дымится от недавно выпущенной пули.

Ярость подобралась вполне ожидаемо. Только завидев настрой брюнета, Алиса испуганно отшатнулась от наступающего, в чьих глазах полыхало пламя гнева.— Я... я... — запоздало воскликнула Алиса, отшатнувшись к стене. — Я хотела посмотреть... А он… Потом еще гроза ...Найтрей с минуту буравил взглядом растерявшуюся от безысходности Крольчиху, пока в итоге не вздохнул, злобно не вырвал свое оружие из неумелых рук и не отнес его в другое место.Вернувшись, он застал Крольчиху в кровати, что-то злобно ворчащую.— Я же сказал тебе спать! — тенью нависнув над брюнеткой, прошипел он.— Если бы ты нормально смотрел за мной, этого бы не случилось!— Что?? Я теперь и виноват? Если бы ты меня изначально послушалась, этого разговора бы не было! Тупая Крольчиха! Ты всегда наживаешь неприятности!— Раз я такая тупая, почему вообще за мной смотришь, как за маленькой? Я ведь приношу одни неприятности! — в сердцах отозвалась задетая девушка. — Я всего лишь хотела посмотреть, а прогремел гром, и я случайно выстрелила! Если так не нравится следить за мной, почему вообще это делаешь?— Меня Шерон попросила! — сморозил Патлатый первое, что пришло в голову, и в следующее мгновение Алиса вытолкнула его из комнаты.— Я сыта по горло тобой! Не нужна мне твоя опека! — дверь позади него захлопнулась, и в доме повисла гнетущая тишина.Гилберт с минуту буравил дверь скептическим взглядом, после чего ругнулся и снова вышел курить.В душе все пылало злобой и недовольством, каким-то отдаленным огнем необъяснимого задетого чувства. Зачем он только ляпнул про Шерон?Его тяготила мысль, что они снова поссорились — не как обычно, а сильнее. Это не было привычной ссорой за столом, или в дороге, или же просто при разговоре — эта ссора куда серьезней, и Гилберт, будучи упрямцем, отказывался признавать, что сам немного виноват — в конце концов, Алиса разбила его любимую вазу! Пусть ненамеренно, но разбила же! Да. Разбила. Поэтому Найтрей фыркает в который раз и тушит уже четвертую за сегодня сигарету. Пыхтит и злится, думая над тем, что бы сделать этакого, чтобы Крольчиха забыла о своей дурацкой обиде.

Он вздыхает и вздрагивает от внезапного раската грома, прогремевшего особенно близко. Потом чешет затылок и снова вздыхает.

— Ладно... — сказал Гил самому себе, а позже последовал на кухню, дабы приготовить ужин.

***— Крольчиха! — стук в дверь, — Кролик, не дуйся! Слушай, глупый Кролик, выходи! Будешь упрямиться, останешься без ужина!

За дверью было тихо, и Гил уже более обеспокоенно подергал ручку — прошло около двух часов с тех пор, как он оставил ее одну. Она могла сделать все, что угодно!— Тупой кролик! Не смешно! Открывай! — брюнет крепче схватился за ручку, намереваясь вырвать ее с корнем, но сама дверь поддалась быстрее, чем ручка, и Найтрей почти упал, врываясь в комнату.— Тупая Крольчиха! Хватит себя так вести! — взбесился Гилберт, подойдя к лежащей девушке, но стоило ему только увидеть ее состояние, как Гил тут же подскочил к ней и встряхнул за плечи.Судорожный румянец, частое дыхание и жар от всего тела.

— Глупый кролик... — с нарастающим беспокойством пробормотал Гилберт и, только прикоснувшись ко лбу, запаниковал:— Твою ж! У тебя лихорадка! Глупый-глупый-глупый кролик! Чтоб тебя!

— Голова болит... — захныкала брюнетка. Стоило ей очнуться, как из глаз тут же потекли слезы. — Кровь в висках стучит, телу жарко, тошнит...— Ну почему ты меня не слушаешься? — пробормотал Ворон про себя.Зайдя в ванную, он мигом открыл кран холодной воды, а после, взяв безвольную в данный момент брюнетку на руки, окунул Алису в холодную воду:— А-а-а! — раздался возмущенный крик. — Т-ты... Ч-ч-что ты...

— Тише-тише... — говорит Гил, снимая мокрый плащ и оставляя брюнетку в одной блузке и черной юбке. — Контраст температуры разбудит защитный механизм. Все. Хватит. Теперь в кровать!Опустив мокрую девушку на постель и укрыв ее одеялом, Гил поспешил вниз за ведром теплой воды. Не стоит быть экстрасенсом, чтобы предсказать: за столь малое время Алиса могла попасть в неприятности или натворить что-то еще. На сей раз пострадали шторы, которыми Алиса хотела зашторить окна, вот только переборщила, и они свалились с гардин. Нет, не так. Свалились вместе с гардинами.

Гилберт лишь вздохнул и, подойдя к Крольчихе, схватился за ее мокрую блузку. Та отшатнулась, чуть покачнувшись из-за больной головы.— Ты чего? — хрипло зашипела девчонка, но крепкие руки брюнета перехватили ее дрожащие ладони, блузка тут же начала расползаться по телу. — Извращенец! Ты что творишь?— Во-первых, я позади тебя и не особо смотрю, во-вторых, твоя одежда мокрая. Сама сможешь раздеться?Алиса покачнулась и дрожащими руками попробовала сделать хоть что-нибудь, но юбка никак не желала сниматься, а маленькие пуговки блузки и вовсе вываливались из рук.— А-ах... Ты неисправима... — протянул мужской голос, и блузка полетела на пол. — Я не смотрю. Расслабься.

Он и вправду закрыл глаза, и Алиса, не желая чувствовать себя хуже, позволила расстегнуть и юбку, но стоило ладони Найтрея скользнуть по спине, как девушка внезапно замычала и вся напряглась, словно струна.

— Т-ты чего? Больно?

— Н-нет! Продолжай. Только спину... Не задевай ее так...— Как "так"? — заметно рассердился Гил, явно не понимая, в чем дело, из-за закрытых глаз.

— Не гладь ее! — воскликнула покрасневшая брюнетка и утихла, когда ладонь потянула край юбки вниз.

— Все. Сейчас принесу пижаму... — он накрыл ее одеялом и последовал к выходу.

— По-подожди!

— Что такое?— Мне плохо... — голос измученный, грустный, так и требующий к себе внимания.