Глава 3. ?Черное адажио? (1/1)
В декабре был ?Щелкунчик?. В январе — бесконечные классы, после которых Геллерт запихивал его в такси, и Грейвз с трудом доползал до спальни. Иногда успевал принять душ, иногда нет, падая на постель лицом вниз и мгновенно засыпая. Утро начиналось с душа, растяжки и кофе. Дни слились в бесконечную череду превозмогания, и он даже не мог сказать, к чему все это было нужно — та труппа с непроизносимым названием счастливо воссоединилась с любителями пальцевого вращения и загримированных мужиков в розовых пачках. Геллерт, толком не спавший все это время, не приходил ночевать неделями.В апреле в кордебалете появляется Криденс Бэрбоун. И его сестры, конечно же. Две голубоглазые девочки с лицами одухотворенных сектанток, как однажды называет их Геллерт. Все в труппе шушукаются, не могут понять, чем вдохновили балетмейстера эти странные, механически выполняющие все его указания на репетициях дети. У всех троих рубленые движения, странная пластика и пустые, ничего не выражающие глаза, а у мальчика совершенно идиотская привычка раскачиваться вперед-назад, обхватив себя руками. ?Любимые ученики несравненной Мэри Лу?, — объявляет Геллерт.Грейвз рад, что несравненная Мэри Лу в его детстве была слишком занята этими учениками, чтобы брать новых. Возможно, он бы тоже перестал пить кофе и начал раскачиваться, как эти дети с расстройством аутического спектра.?Впрочем, ты не очень далеко от них ушел?, — усмехается он про себя.В ноябре они ставят ?Фауста?, и публика, рыдая, рукоплещет напоминающим ломкие движения марионеток па сестер Бэрбоун больше, чем блистательному Генри Шоу. Грейвза, занятого во втором составе, хвалят критики. Его Фауст кажется более эмоциональным, более техничным. Шоу во всеуслышание обещает набить морду обоим: и Гриндевальду, и самому Грейвзу, чертовым педикам. И повторяет это неоднократно, так, что не только театр Коха и Линкольн-центр в курсе, но и весь Манхэттен. Криденс Бэрбоун во время таких скандалов перестает напоминать маятник и становится похожим на нервно ускоряющуюся стрелку метронома.Весной Геллерт уезжает куда-то на несколько дней, никого не предупредив. Грейвз, с трудом заставляющий себя таскаться на репетиции, замечает свое отражение в зеркале. Осунувшийся, больной, с растерянным взглядом собаки, потерявшей хозяина в толчее.Во время утренней репетиции Шоу вбегает в класс и матерится. ?Чертов педик со своей пидорской музыкой и пидорскими лебедями!? — орет он, и все замирают. Гриндевальду удалось невозможное.Гриндевальд уговорил руководство театра ставить ?Лебединое озеро?.— Па-де-де и Григорович?(1) — улучив момент, когда они остаются наедине, спрашивает Грейвз.— Па-де-труа и Рейзингер(2), немного Григоровича и никаких соплей и счастливых влюбленных в ?фа мажоре?(3), — отвечает Геллерт. — Оригинальная постановка в рамках одного моего смелого эксперимента. Торжество судьбы, рока, если угодно, открытый финал, победа стихии над жалкими людскими страстями. Ты со мной, рыцарь Персиваль?Кажется, Геллерт впервые называет его по имени, ему плевать, что в тоне мастерски припрятана усмешка, он совершенно не обращает внимания на тень Альбуса, на секунду восставшую из прошлого. Он не виноват, что родители выбрали тому такое длинное дурацкое имя.Рыцарь Персиваль, не мыслящий жизни без своего волшебника, разумеется, соглашается.Вернувшийся из поездки в Швангау Геллерт привозит кусочек зальцбургского мрамора, и Грейвз не хочет спрашивать, откуда — с колонны или капители — и как удалось отбить его незаметно для сторожа. Гриндевальд с каждым днем становится все более задумчивым, замыкается в себе и часто сидит в распахнутом халате посреди гостиной, спрятавшись в клубах дыма.Грейвз, пожав плечами, уходит репетировать, Сквозь неплотно прикрытую дверь квартиры ему слышно, как Геллерт вызывает такси.Позже, вечером, в балетном классе он замечает спокойно сидящего Криденса и склонившегося над ним Геллерта, что-то тихо ему объясняющего. Криденс молчит, его волосы, остриженные совершенно по-дурацки, — кто вообще сейчас носит ?под горшок??! — напоминают паклю на головах дешевых кукол, когда он методично кивает.Грейвз отбрасывает идиотские мысли. Геллерт слишком любит себя, чтобы связываться с такими, как Криденс. Геллерт слишком не любит высокопарные речи о благотворительности. В конце концов, Геллерт — слишком Геллерт для такого.Криденс жалок, напоминает он себе каждый раз, когда видит этих двоих вместе.— Мне следует уточнить, что у тебя с мальчишкой? — интересуется Грейвз во время одного из ставших редкими совместных завтраков. Привычная слабая горечь фильтр-кофе кажется вдруг непереносимой.— У него слишком много недостатков, — равнодушно пожимает плечами Геллерт.Грейвз, конечно же, верит.* * *На премьере Геллерт, осунувшийся, ставший больше напоминать монаха, нежели колдуна, не появляется, хотя все проходит блестяще. Грейвз, загримированный так, что не узнала бы родная мать, в развевающемся черном плаще метался по сцене карающей молнией. Открытый, яростный, вымещающий злобу на несчастных лебедях Ротбарт затмил рафинированного Зигфрида Шоу и прекрасную Одетту-Одиллию.— Это успех, Геллерт, — шепчет он, пробираясь под одеяло, обнимая теплое, разморенное со сна телу.— Это провал, Грейвз, — уклоняется тело от поцелуя и накрывается подушкой. — Шоу бездарен. Одетта деревянная. Как и Одиллия. Ротбарт…Грейвз напрягается.— Ротбарт сойдет. Но тоже не на своем месте.— И что ты предлагаешь?— Я предлагаю выспаться.Выспаться он предлагает все чаще, секса становится все меньше. ?Возраст, — думает Грейвз. — Нервное перенапряжение. Физическая усталость, недосып?.Что угодно, кроме Криденса.Любой вариант.Картонный Нойшванштайн безмолвно нависает над ним, пугая ощерившимися пиками башен и угрожающей неоготикой.Постановка ?Лебединого озера? оказывается настолько успешной, что контракт на следующий сезон заключается еще в этом, и Грейвз рад, счастлив и чертовски благодарен Геллерту. Даже пуанты больше не пугают, хоть Ротбарту они и не нужны.Они уходят на каникулы, но Геллерт отчего-то настаивает на дополнительных упражнениях, и они снова практически поселяются у станка. Криденс к тому моменту уже почти перестает раскачиваться вперед-назад, только трясущиеся руки выдают неуверенность. Грейвз решительно не понимает, зачем труппе ВОТ ЭТО. Все, даже Честити и Модести Бэрбоун, с ним солидарны.Грейвз часто слышит, как кто-то из них — кажется, старшая — сначала просто повышает голос, потом кричит. А потом чертов Криденс выбегает с покрасневшей щекой.Но до выяснений дело не доходит. За две недели до финального прогона перед открытием сезона пропадает Генри Шоу. Премьер. Зигфрид.Темнокожая инспектор, представившаяся Серафиной Пиквери, опрашивает всю труппу. Шоу сумел заработать конфликты почти с каждым, его никто не особенно любит, начиная со сторожа в театре Коха и заканчивая, наверное, самим Шоу. Грейвз — Грейвз молчит, ему нечего сказать. Грейвз подписывает новый контракт.Он будет исполнять партию Зигфрида.Геллерт выглядит так, словно Галатея ожила и отрезала руку своему создателю, но так быстро ввести в спектакль ему больше некого.Грейвз иногда слышит, как за закрытой дверью балетного класса звучит Чайковский. И понимает, чью именно партию репетирует Геллерт наедине с самим собой в этой комнате с зеркалами.Некоторые раны не заживают никогда, некоторые шрамы невозможно свести.Грейвзу иногда физически больно оттого, что он не может ничем помочь. Что всего его безусловного принятия и бесконечных уступок не хватит, чтобы избавить Геллерта от призрака рыцаря в белом трико.Грейвз делает вид, что не замечает его индивидуальных занятий с Криденсом, но однажды, не сдержав любопытства, дергает дверную ручку. Геллерт всегда запирает на замок дверь в класс, но сегодня, похоже, не тот случай. Грейвз, приоткрыв дверь, замирает.Криденс, словно обезумевший черный вихрь, сметающий все на своем пути, кружится, отбивает бесконечные фуэте с такой скоростью, что глазам становится больно. Стоя на самых кончиках пальцев, он не замечает, как стираются балетные туфли, за полчаса превращаясь в лохмотья.Обессилевший, он падает на пол в изнеможении, и невесть откуда материализовавшийся Геллерт накрывает его черным плащом.— Мой мальчик, — едва слышно проговаривает он и гладит замершего, словно кролик перед удавом, мальчишку по щеке.Грейвз прикрывает дверь.Больше всего на свете он хотел бы этого не видеть.