Светало. (1/2)
- А у нас тут, между прочим, покушение на убийство!Да-да, убийство...Говорю же тебе, не могу я сегодня...всё, цем-цем, созвонимся. – Любовь Романовна Архипченко отложила телефон в сторону и с неприязнью покосилась на задержанного, девятнадцатилетнего Альберта Гатауллина, арестованного этой ночью за перестрелку в кафе. Бабу они там не поделили или столик возле окна, это уж не её дело, и ей это интересно не было. Щелкая ногтем с облезающим лаком по кружке остывшего чая, она перевела взгляд на Семёна, который с тупым безразличием уставился в стену, меланхолично поглощая конфеты из школьного новогоднего подарка, которыми с ним великодушно поделилась сестра.- Любка, - Семён закашлялся, - я тут тебя спросить хотел...- О чем?- Ну, как это сказать... - шмыгнув носом и неуклюже поведя плечами, он заерзал на колченогом стуле. Крупный, плечистый и полноватый, он с детских лет с трудом протискивался в дверные проемы, размещался на полках в плацкартных вагонах и лавочках возле подъезда, что можно было сказать и о стульях в кабинетах муниципальных учреждений. - Я это...подумал, вот...образование хочу получить. Может ты подскажешь...какой факультет выбрать и всё-такое...- А куда собрался-то, Сеня? - Любовь Романовна хихикнула, краем глаза разглядывая собственное отражение в стеклянной дверце серванта с бесконечными коричневыми папками уголовных дел, и торопливо обвела губы кроваво-красной помадой.- Я и не знаю, я... - почесав в затылке и непонимающе уставившись на собеседницу влажными карими глазами, которые от рождения у него были несколько навыкате, из-за чего создавалось впечатление, будто он перманентно недоумевает по поводу происходящего. - Я думал, ты подскажешь...вот...какие там университеты есть...может в Москву?- Куда тебе в Москву, Сеня? - Люба заливисто расхохоталась, её рука дрогнула и алая полоса из уголка рта дошла аж до подбородка. - Денег, что ли, захотелось?- А чего такого? - Семён обиженно засопел.- Денег все хотят...- Вот что, Сеня...Ты работай, откладывай с зарплаты...это и называется, понимаешь, "нормальный член общества". А Гатауллин, вот, этого не знал. Видишь, что с ним теперь? - картинным жестом она указала на задержанных за решёткой из железных прутьев. Альберт Гатауллин, греческого вида юноша, с ненавидящими всех и всё чёрными глазами, казался ей типичным изгоем, который считает изгоями всех остальных. На её выпад он никак не отреагировал, по-прежнему привалившись спиной к стене и застыв, как мраморное изваяние.- Люба, Люб...А кто это вон этот там в углу-то? - Семён испуганно ткнул пальцем в угол, где сморщенный, как варёная картофелина, старичок, сидел, вжавшись в стену и невидящими глазами глядя вперед, на его губах застыла насмешливая полуулыбка.- Это же...да людоед этот...азиат какой-то... - пробормотала Люба, от её слов задержанный Гатауллин вздрогнул и как бы ненароком отодвинулся от странного старичка подальше, впервые за несколько часов проявив какие-никакие человеческие эмоции.- Как же это...он чего это…того...людей жрёт?- Видать, жрёт, раз людоед...- Это ж как так можно...
- Младший лейтенант Ильин, и ты, Люба, молчите оба! - гневный спич Семёна оборвал капитан Петренко, ворвавшийся в кабинет с безумными глазами, явно пьяный и с побагровевшим лицом. То, что он даже не погладил Любу по коленке, как он по обыкновению делал, значило, что он в свои проблемы погружен до предела, и они у него достаточно серьезные. Шатаясь по кабинету и нервно дергаясь, он неразборчиво бормотал - Сижу тут, с вами...суками...всех перестрелять бы...что за люди...понапокупают себе...пидорасы...а я сиди с ними...сиди тут…с ними, идиотами…Снизив темп ходьбы и подобравшись вплотную к решетке, он рявкнул:"Гатауллин! Сюда, на меня смотри! Скотина, у себя дома выпендриваться будешь, в Таджикистане своем, или откуда ты там! Зачем стрелял?!Ну, говори! Зачем пальбу устроил?! Зачем статистику испоганил, тварина? Зачем стрелял в потерпевшего Агафонова?!"Задержанный гневно прищурился и высокомерно процедил сквозь зубы:" Он меня оскорбил, еще и при девушке. Я не мог спустить это ему с рук."- Не мог...не мог он...вы гляньте на него, не мог он спустить с рук! Тоже мне! Вы посмотрите на него! Ты что о себе возомнил? Ты человека чуть не убил! Ты в человека стрелял, дурья твоя башка! Ты человека убить мог, у тебя кровь на руках! - на лбу капитана Петренко вздулись жилы, он оттянул дрожащей рукой галстук, тяжело и хрипло дыша. На Гатауллина его отповедь никакого впечатления, по видимому, не произвела, он продолжал с ледяным безразличием разглядывать трещины на стене, ближе к потолку. - Ты...ты...блять...Ебанат! Откуда у тебя вообще оружие, а?! Понапокупают себе, а я потом сиди с вами...- Утром меня здесь уже не будет - с тем же спокойствием отчеканил задержанный, со смесью брезгливости и презрения глянув на раскрасневшегося капитана. - И попрошу не разговаривать со мной в таком тоне. Вы вообще знаете, кто мой отец?Капитан замер, побелевшими пальцами впившись в прутья решетки и разодрав кожу до крови, после чего все так же истерически дрожащими руками отпер замок, распахнув дверь и тут же бросившись на задержанного.- Ты...Ебанат, блядь! Откуда у тебя пистолет?! Понапокупают себе...пидорасы...а нам разгребать это все...Откуда у тебя пистолет?! Откуда у вас вообще все? Откуда вы нахуй прилетели сюда?! С какой вы планеты сюда прибыли? Откуда взялись? Поколение...поколение пепсиголовое…дебилов…- Юрий Свиридович! - в ужасе заорала Люба, отойдя от шока, когда звенящую тишину разорвали хриплые крики Гатауллина, которого капитан Петренко изо всех сил колотил руками и ногами, периодически прикладывая головой об стену. - Прекратите!-Я...я сколько жил, никогда не думал, что в такое ЕБАНАТСТВО попаду... - задыхаясь и пыхтя, капитан Петренко окончательно потерял человеческие очертания.- Не надо! - вскрикнул Гатауллин, безуспешно пытаясь вырваться из цепких рук капитана и всхлипывая от боли.- Не надо! - повторили хором Люба и Сеня севшими голосами, побледнев и глядя на капитана с ужасом.- Заткнулись все! Все рты закройте! - прорычал Юрий Свиридович, методично впечатывающий задержанного лицом в стену. - Вы откуда такие прилетели?! Я не понимаю, вас те же бабы рожают, вы в тех же школах учитесь, у вас учителя те же, семьи нормальные, я не понимаю, КАК ТЫ-ТО ПОЛУЧИЛСЯ? ОТКУДА ВЫ БЕРЕТЕСЬ, ОТКУДА ВЫ ЛЕЗЕТЕ?! С ЧЕГО? КАК ВЫ ЖИТЬ-ТО БУДЕТЕ? ВЫ ЧТО В ЭТОЙ ЖИЗНИ ХОТИТЕ? А?!А?!Капитан Петренко, окончательно выдохнувшись, плюхнулся на колченогий стул, с которого едва успел соскочить Сеня. - Водки мне! Наливайте уже! Ну?Торопливо осушив граненый стакан, он расхохотался: "Что уставились на меня, скоты? Нас завтра всех уже тут не будет...Ему спасибо скажите...Пойдешь ты, Люба, кассиршей в магазин, а ты, Сеня, туда же охранником...И детей кормите, как хотите...Его благодарите, его!"Гатауллин, которому огромного труда стоило приподняться с пола и сесть, отдышался и с тем же высокомерным спокойствием прохрипел: "Нет...я никому ничего не скажу. Просто не надо больше.". Струйки крови стекали по его лицу, капли шмякались на грудь и некрасивыми пятнами расплывались на дорогом свитере, тряпкой висела сломанная кисть.- Расскажешь-расскажешь...сразу же настучишь...знаю я таких...Думаешь, ты неприкосновенный у нас? А? Думаешь, если с золотой ложкой во рту родился, так тебе все можно, да?! - с маниакальным блеском в глазах бормотал капитан, расстегивая ремень. - Да вот тебе, вот тебе тогда, получи, мразь! Получай своё!
Его все еще колотила крупная дрожь, по багровому лицу стекал пот, казалось, его вот-вот хватит инфаркт, но он все продолжал с каким-то особенным остервенением полосовать ремнем окровавленные руки Гатауллина, которыми тот пытался закрыть лицо, и которые быстро покрылись рубцами и кровоподтеками. Задержанный неожиданно хрипло рассмеялся, скаля зубы:?Ублюдок...собака…?, и, отдышавшись, продолжил: ?Знаешь что, скажу сразу, тебя смешно слушать было. Тупой, необразованный идиот орёт матом на представителей следующего поколения, читает им мораль и не понимает, как они такими получились вообще. Так, да? А воспитывал-то кто это поколение? Откуда такой снобизм, я не понимаю...поколение,всю жизнь стоявшее в очередях, жившее в одинаковых квартирах с пыльными коврами, уродскими писающими мальчиками и вонючими совмещенными санузлами,без чести, без самоуважения, "чтобы как все", обеспокоенное "что люди подумают"...будет чему-то учить? Рассуждает он здесь, а сам унижает своих коллег, домогается подчиненной, имея семью...избивает человека в наручниках…Тебе ли ли говорить о морали, тебе ли рассуждать о тщетности бытия? А ты что о себе возомнил? Ты взгляни правде в глаза, ты же...знаешь, что меня завтра утром уже здесь не будет, и ничего не сделаешь, и не хочешь ничего делать, ты же работаешь для галочки...у вас пол города вырежут, а ты здесь сидеть будешь, чаи гонять...страшно насиженное место потерять? Сидишь на своем посту...как курица на насесте...Ваш город этот, блять...Мухосранск...эта черная дыра... сидите здесь, варитесь в своем дерьме и желчи, поколениями, десятками лет... - в глазах Гатауллина появился все тот же безумный огонек, он продолжал хрипло выкрикивать уже совсем непонятные слова, давясь, кашляя и отплевываясь кровью, пока капитан Петренко, задыхаясь от бешенства, с пеной у рта, методично полосовал спину и ягодицы задержанного тяжелым ремнем и пинал того по печени, пока его одежда постепенно пропитывалась кровью.
- Почитай мне еще мораль, старый пердун... - прихрипел задержанный, из его рта на пол тянулись ниточки густой кровавой слюны, глаза закатились, и он обмяк, безвольно ткнувшись сломанным носом в дешевый потертый линолеум. Люба, словно очнувшись, бросилась к нему, с неженской силой оттолкнув беснующегося капитана, пока младший лейтенант Ильин сидел за сервантом, сжавшись и дрожа, что при его габаритах выглядело весьма комично.- Ему в больницу надо... - прошептала младший лейтенант Архипченко, с побелевшими губами разглядывая лужу крови, расползающуюся по кабинету, как Чёрная смерть в городе Нью-Йорке.- Ничего...на нем, как на собаке, заживет...все они такие...черножопые…Вот они не любят людей, которые такие мямли жалостливые, как ты, ты размазня, таких они презирают...Думаешь, он тебя пожалел бы? Знаешь, что они с нашими девчонками в войну делали?! Чехи…В Ташкенте, в 90-е...людей жгли…на асфальте только пепел оставался…от людей…одни ступни оставались…от женщин, детей…кричали ?Русских, турок и евреев, всех будем гнать, не место им на узбекской земле, их надо вешать на фонарных столбах?…с разбитыми до костей пятками…разрывать на части и пускать по рекам… - голос капитана срывался то на рычание, то на визг и плач, - а если сдохнет, то хуй с ним. Поняла меня, дура?!Они нашим ребятам головы отрезают...Вот такие, как он...Наши ребята гибли в Афганистане...я своими глазами видел...да с такими уродами, душманами...война идет...- Юрий Свиридович, Юрий Свиридович, миленький, успокойтесь, нет никакой войны, нет никакой войны, давно все закончилось, нет никаких душманов, никто никому ничего не отрезает, никто никого не сжигает, надо дальше жить... - по бледным щекам Любы катились слезинки, она, казалось, сама не верила в то, что говорит.- Товарищ капитан, - прохрипел Сеня, - нету никаких душманов, он ведь...азербайджанец...- Заткнитесь, - прошептал капитан. - Молчите...просто замолчите...Люба, беззвучно плача и глотая слёзы, гладила задержанного Гатауллина по слипшимся от крови волосам и заплывшей чёрным синяком щеке, торопливо шепча:"Тише, тише...", он дёрнулся. Его вырвало. Кровь фонтанчиком брызнула из его носа и рта, заляпав Любин китель. - Тише, тише, все хорошо...Не обращая на них никакого внимания, капитан Петренко молча щелкнул пультом, зашумел старый телевизор в углу. Анна Герман обворожительно улыбалась миллионам советских граждан, где-то там, далеко. Когда-то давно...не здесь и сейчас.- Надежда - мой компас земной... - хрипло прошептал капитан Петренко, залпом выпив еще один стакан, дернувшись и шлёпнувшись лицом на стол. Его остекленевшие мёртвые глаза смотрели в пустоту. Люба разрыдалась в голос, зажав рот ладонью, Сеня еще сильнее вжался в стену, а старичок-людоед снисходительно улыбнулся, покачав головой. Задержанный Гатауллин, глядя мутным взглядом куда-то в сторону, прошептал, разлепив разбитые губы и пытаясь изобразить нечто вроде улыбки, хрипло прошептал:? Я помню эту песню…бабушка ее очень любила…?- Здесь у нас туманы и дожди, здесь у нас холодные рассветы, здесь на неизведанном пути ждут замысловатые сюжеты... - старательно выводила тоненьким срывающимся голоском младший лейтенант Архипченко.Тяжелая дверь скрипнула: "Старший сержант Дукалис, значиттак, поступил приказ задержанного Гатауллина отпустить под подписку... А...а...это что такое?"Благодарные зрители аплодировали Анне Герман. За окном завывал ветер. Где-то вдалеке пел дрозд. Светало.******GWay: Сколько тебе лет?
SadGirl^^: тринацать)
GWay: Ты уже совсем взрослая, правда?
SadGirl^^:конечно)) а ты правда джерард вей?
GWay: Да.
SadGirl^^: почему ты хорошо говоришь порусски?
GWay: Я знаю все языки, на которых говорят люди
SadGirl^^:класно)) поговорим пожалуста))
GWay: Я итак с тобой разговариваю, как видишь.
SadGirl^^: поверить не могу что это вы)
GWay: Нам тут как раз нужны красивые девушки в подтанцовку
SadGirl^^:правда!? как к вам попасть!?
GWay: Это несложно, я как раз провожу онлайн-кастинг
SadGirl^^: КАК ЕГО ПРОЙТИ???
GWay: У тебя в наличии фотографий топлесс?
SadGirl^^: а что это???
GWay: Ты тупая, что ли?
SadGirl^^: ну подожди я правда не знаю((
GWay: Сиськи сфоткай.
SadGirl^^: без лифчика???
GWay: Да.
SadGirl^^: ну я не знаю(
GWay: Ты хочешь попасть в My Chemical Romance, или нет?
SadGirl^^: хорошо сейчас скину**
- МИТЯ, ЭТО ЧТО ТАКОЕ, ТЫ КОМУ ЭТО ПИШЕШЬ, ТЫ ЧЕМ ТУТ ЗАНИМАЕШЬСЯ?!
***GWay offline***- Да завались ты!
- Митя, это как такое непотребство понимать?!
- Заткнись!Хватит орать на меня!
- Ты с друзьями своими так разговаривай, а со мной не смей!
Повисла неловкая пауза. Горящие ненавистью и запредельным презрением, глаза Дмитрия сузились.
- Бабушка, - процедил сквозь зубы подросток, чеканя каждое слово, - где ты видела у меня друзей?
- Митя...- Дарья Петровна комкала в морщинистых ладонях засаленный подол халата, растерянно и беспомощно глядя на юношу, горой возвыщающегося над ней.
- Пошла вон!
- Митя, я ж ухожу, я что, я все...