Глава 12 - Чужая война (1/1)

И ветер… По дороге ветра…Не зная. Чувствуя. Горя. Даруя голоса химерам, О вечном с ними говоря.(Дмитрий Три) Поселение встретило меня закатом, пыльным жарким ветром и столпотворением у таверны. И, если закат в пути успел наскучить, ветер был привычен с детства, и без него я чувствовал себя неуверенно и странно, то толпа вернувшихся в поселение воинов совершенно не радовала, рушила мечты о кружечке пряного травяного отвара за столиком в углу тихой и пустой таверны. Улюлюкая и производя невероятное количество шума, воины дослушали речь Тамуны, и дружной, единой волной схлынули, утекая внутрь приветливого шатра с пузатым бочонком у входа – условным символом-обозначением всех окрестных трактиров. Оставшись наедине с верным Шеодаром, Тамуна огляделся. Когда взгляд его выцепил среди пыльных стен шатров мою, не успевшую слинять, тушку, я уже ожидал неприятностей. Так и есть, староста плотоядно улыбнулся и поманил меня пальцем. Надо было ночевать во временном лагере! Нехотя, я поплелся в сторону вожака. Не знаю, что наплел он воодушевившимся воинам, но зная норов воинов-ферре, можно было предположить их кровожадную радость перед скорым боем. Как существо, в общем и целом, довольно мирное, я совершенно не желал ввязываться в задуманное Тамуной действо. И, разумеется, у судьбы были совершенно другие планы по этому поводу. Мы узнали, кто виновен в поджоге поселения! – радостно прогудел боевой вожак, хлопая меня по плечу огромной лапищей. Стараясь не подавать виду, что от следующего такого удара мои колени подогнутся, я изобразил живое внимание.

- Завтра мы идем сражаться с Джабабой и его шайкой, - улыбнулся Тамуна. – Разведчики доложили, что нашли гнездо предателей, и лидер изгоев находится там. Нам выпала прекрасная возможность покончить с верхушкой этой банды одним ударом! Мы окружим их шатры и будем убивать стервятников, пока земля не станет влажной и бурой от крови негодяев! – Тамуна распалялся и перешел на крик. При упоминании расправы, Шеодар громко и кровожадно рассмеялся, обнажая крупные клыки и обдавая запахом крепкого вина, покачнулся и отправился в недра трактира. Однако, Тамуна сказал еще не все: - Воины, подобные тебе, делают честь своему прайду. (Я сильно сомневался в этом, вспоминая собственное изгнание и охоту за моей головой, однако счел необходимым благоразумно промолчать).

- Мой же сын, Джарма, предал наш прайд, позорно бежав с поля боя. Его лучший друг, Эшельгун, умолял меня смягчить свой гнев, однако я был непреклонен, и изгнал предателя. В тот день он, преступив клятву, умер для меня, и я до сих пор не ведаю, да и не хочу знать, что с ним. Я понял, что хотел сказать мне староста. Не знаю чем, но я напомнил ему Джарму, родного сына. И, пусть он говорит, что ему плевать, где сейчас его отпрыск, очевидно, что предатель мог легко прибиться к стану изгоев, бой с которыми намечен на завтрашний день. А я, весь такой красивый и смелый, ассоциируясь с изгнанником, должен был порадовать сердце и взор нерадивого отца, потерявшего всякую надежду увидеть доблесть родного сына в бою. Очевидно, что избежать рекрутировки в ряды вояк, не обидев Тамуну, не удастся. А я так надеялся нормально переночевать в поселении…*** Шатер мне выделили весьма приличный. Обрадованный моим согласием на участие в завтрашней битве, староста озаботился удобным ночлегом для гостя – правила гостеприимства ферре обязывали его дать мне кров, но тут он превзошел сам себя. Я уж было подумал, что меня расположат в бараках с остальными бойцами, но Тамуна предложил мне занять шатер Джуша.

Юноша вернулся в поселение незадолго до заката, застав нашу неспешную беседу со старостой, активно влился в разговор, с жаром пересказывая наши ?подвиги? по защите поселения от пожара, чем вызвал у руководства улыбку до ушей. А когда ему объявили, что гость воспользуется его шатром для ночлега, Джуш едва не запрыгал от радости. Распрощавшись со старостой, юнец потащил новую игрушку в свое убежище. Накормленный и уставший, я вполуха слушал жужжание неуемного парня, соображая из предложенных шкур нехитрую постель. Когда я снял перевязь с оружием и ослабил тетиву лука, укладывая их в изголовье, до Джуша дошло, что пришло время ложиться спать. Пожелав неуемному собеседнику спокойной ночи, я завалился на мягкие шкуры, надеясь как следует выспаться.*** Тяжелое, непослушное тело. Запах кожи и меха, слабый запах догоревшего очага, где, в самой глубине, засыпанный золой и остывающими прогоревшими углями, спрятан крошечный алый огонек – дабы было легко раздуть горячую крупицу в новый жар с утра. Звуки и запахи непривычно яркие, резкие.

Ах, да, я ж в теле того юного ферре. Удивительно, что мне вообще удалось выжить. Все же, та проделка жрицы чуть не стоила мне всего. Очередная ночь, очередной сон, очередная попытка достучаться до молодого тугодума, дать понять, что в его теле заперта еще одна душа. Все же слишком тонкая Нить питает мою слабую, едва тлеющую, как тот уголек в очаге, душу. Дунь – погаснет.

Морщится, тяжело дышит: снова подсматривает мои сны-воспоминания. Спи, молодой воин, ты даже малой толики моей жизни еще не узнал! Тут еще нечего бояться. И вообще, бояться тут положено мне… И все же, как тесно, страшно взаперти чужого тела, разума! Я скоро начну бояться темноты и стен. Нужен ли тебе внутренний голос? Голос, обезумевший от подобных еженощных разговоров с самим собой? О, Боги! Неужели в этом был ваш божественный замысел? Неужели вся моя жизнь превратится в подобную пытку? О чем вы вообще думали, чертовы боги, помещая мою душу в это тело, да забыв вытрясти из него прежнего хозяина? Пусть его жизнь – отчасти и моя вина, моя минутная слабость, жалость к храброму и глупому…

Силы уходят. Я еще слишком слаба. Спи, мое новое тело, набирайся сил. Я уже чувствую, как растворяюсь в тебе, не в силах захватить и повергнуть молодой пытливый разум. Спи…*** Джуш растолкал меня ближе к рассвету. Признавался, что пытался разбудить и раньше, но кошмары держали слишком крепко. Учитывая, какой ужас мне снился, я, наверное, распугал воплями всю округу.

Уставившись на свои ладони, я пытался унять шум в ушах, убедить себя, что все, что привиделось мне – лишь сон. Багровые кольца, плавающие перед глазами, окрашивали руки в кроваво-красный цвет, путая и без того замутненный слишком уж яркими картинками разум.

Бросив на юнца мутный взгляд, я отправился смывать пелену, стоящую перед глазами, холодной водой. Лишь вдоволь наплескавшись в бочке, стоявшей неподалеку, я понял, что понемногу прихожу в себя. Крики умирающих, сгорающих заживо в магическом пламени, эльфов стихали в ушах, превращаясь в непонятный гул, отступая на второй план. Я наконец ощутил кожей ночную прохладу, поежился.

Небо было все таким же безмятежным, безоблачным. На самом его краю, затмевая звезды, висела половинка обкусанной невидимым небесным зверем луны. За то время, что я провел вне дома, ночное светило успело вырасти, покрасоваться круглыми боками и пойти на убыль, съедаемое ненасытным незримым едоком. Порывы холодного ветра пугали многочисленных сверчков, орущих что-то на своем скрипучем наречии из бурой, выгоревшей за зиму травы. Поселение вокруг мирно спало, лелея планы о кровожадной бойне, которую воины собирались устроить с рассветом, отмщая павших. Мысли о предстоящем бое всколыхнули воспоминания из моих сновидений, к горлу вновь подступил тугой комок, и я запретил себе думать об этом. Уже довольно давно я просто плыл по течению, позволяя бурным потокам нести меня туда, куда хотят направить мое плаванье боги. Пытаясь противостоять судьбе, я лишь обдирал локти, да разбивал колени о песчаное дно реки Судеб. Пусть ветер несет меня, как паучка на шелковой нити, я слишком ничтожен и мал, чтобы бороться с этим. Махнув рукой на всю эту философию, я вернулся в шатер к беспокойному Джушу. Тот, очевидно, уже начал волноваться, и мое появление успокоило юношу. Я понимающе хмыкнул: если сын старосты позорно бежал с поля битвы, то мне, как напоминанию о нем, пропадать в ночь перед боем совсем не положено. И мальцу явно не хотелось объяснять Тамуне, почему его припадочный сосед ушел посреди ночи и не вернулся. Я ласково, почти по-отечески, посмотрел на юношу, успокаивая его. Удовлетворенный тем, что я никуда не пропал, а вернулся и, вроде бы, устраиваюсь обратно на шкуры постели, Джуш заерзал, укладываясь поудобнее, и вскоре блаженно засопел.*** На битву засобирались рано, и к первому лучу солнца еще сонные, но уже позавтракавшие и готовые к бою воины покинули ворота торгового лагеря. Шагая по пыльной, прохладной с ночи тропинке, едва заметно петляющей между редкими пучками чахлой травы, я незаметно разглядывал воинов, с которыми предстояло биться плечо к плечу.

Добрая половина отряда состояла из матерых ветеранов. Те шли молча, угрюмо хмурясь на окрестности. Не сговариваясь, они рассредоточились по всему отряду, выглядывая засады впереди, оглядываясь назад и защищая с боков неопытный молодняк. Слаженность и уверенность действий бывалых бойцов создавали впечатление, что они представляли собой единый организм – настолько синхронно они передвигались, понимая друг друга буквально по движению бровей и кончика хвоста. Шумный молодняк, явно не выспавшийся прошлой ночью – круги под глазами безжалостно выдавали полную беспокойного волнения ночь, на фоне ветеранов выглядели довольно забавно – часть из них пытались неумело подражать ветеранам, присматриваясь и копируя каждое их движение. Выглядело это, конечно, комично, но ребята наблюдательны и осторожны, я заметил довольные ухмылки бывалых – они были согласны со мной, что немного опыта в бою легко превратит новичков в хороших бойцов. Другая часть моих сверстников вела себя нарочито храбро – глаза сверкают, спина прямая, словно мара заставил их проглотить по жерди, движения резкие и немного нервные. Неуверенные в себе, они прогоняли волнение, громко перешептываясь друг с другом, поправляя перевязи с оружием или подтягивая ремешки доспехов. Их излишняя суетливость явно действовала на нервы остальным, однако те не подавали виду, чтобы не накалять обстановку. В общей сложности, я насчитал четырнадцать ферре, включая меня. Семеро из них – бывалые, опытные воины, отобранные лично Шеодаром. Да и сам боевой вожак с нами – вон он, скалит зубы в улыбке на пошлую шутку одного из бойцов, не забывая, тем не менее, поглядывать по сторонам. Я и еще шестеро молодых – балласт, отправленный с наказом не высовываться вперед костяка и получать опыт первой битвы. Уверенное поведение воинов Шеодара и припекающее щеку утреннее солнце успокаивали, навевали некоторую сонливость, и я решил не волноваться попусту, предоставив право решать тому, кто в этом хорошо подкован.*** Лагерь бандитов был хорошо укрыт крупными, похожими на небольшие скалы, валунами. Центральную площадку ощутимо углубили, и неприметные, в целом, глыбы, скрывали неплохо обустроенное поселение из шести шатров. Узкая тропинка окончательно потерялась в каменном крошеве, окружавшем нашу цель. Отряд рассредоточился по окрестным кустам, оценивая обстановку. Разведчики доносили, что входов в лагерь два: один – основной перед нами, и небольшая тропинка с противоположной стороны, ведущая через овраг к низким, но хорошо укрывающим беглецов, скалам.

Очевидно, что бандиты попытаются использовать второй ход для отступления, едва запахнет жареным – на данный момент основная часть банды была рассредоточена вокруг остатков сгоревшего поселения, мародерствуя и охраняя территорию от посягательств коллег из других шаек. Так что в лагере, помимо вожака, не более десятка воинов, половина из которых осталась заживлять ранения различной степени тяжести, вызванные бурной деятельностью ранее. Шеодар дождался результатов беглого осмотра территории двумя разведчиками – умелые воины быстро обошли вокруг цели, собирая информацию о местности, ища ловушки и засады. Засад не было – нас не ждали. Зато у второго выхода зоркий глаз одного из разведчиков заприметил натянутую струну ловушки – зайти незаметно с тыла у нас не получится. Взвесив всю имеющуюся информацию, оценив состав отряда, Шеодар принял воистину гениальное решение, учитывающее все – опыт воинов, рельеф и вероятное поведение бандитов. Разделив отряд на две части, он возглавил шестерку, заходящую, согласно плану, в тыл. В его подчинение попали четверо ветеранов, и, как ни странно, я. Как выяснилось, из всего отряда только один из бывалых воинов мог неплохо управляться с луком, что поставило под угрозу ладный план с засадой у второго выхода. Когда глаза Шеодара с надеждой и отчаянием скользнули по стайке молодежи, я вышел вперед, назвавшись довольно опытным охотником. Выдержав сначала подозрительный, оценивающий взгляд боевого вожака, а затем мощный шлепок по плечу – подошедший сзади второй лучник оценил отцовский лук за моей спиной и выразил таким образом свое одобрение, я был приписан к ?засадному? отряду. Кидающая в мою сторону завистливые взгляды молодежь была возглавлена двумя бывалыми вояками, и готовилась к лобовой атаке. Я присмотрелся к приставленным к юным воинам бойцам и понял, что это лучшие воины отряда. Закованные в прочные тяжелые латы, с огромными двуручными топорами наперевес, они выглядели настоящими машинами по превращению врагов в кровавый фарш. Боевой вожак явно не собирался пускать будущее деревни на пушечное мясо. В общем, суть плана Шеодара заключалась в том, что восьмерка закованных в латы воинов, возглавляемая легко узнаваемыми, известными на всю округу мясниками, ворвавшись в лагерь, устроит панику. Бандиты, очевидно, будут заняты в первую очередь спасением своих шкур и барахла, к тому же минимум половина из них – раненые. Еще на подходе нашего ?войска? к цели, оценившие обстановку мародеры соберут вещи и утекут через второй выход. Где их встретит меньший, но не менее смертоносный отряд. Ускользающих врагов берут на себя двое лучников, заранее занявших удобные позиции в камнях. Таким образом, основной бой произойдет у выхода из лагеря, когда хитрецы напорются на засаду, и молодежи практически ничего не угрожает – вяжи пленных да смотри по сторонам, дабы враг не укрылся внутри лагеря. Не обладающие навыками быстрого и скрытного перемещения, они все равно не смогли бы организовать засаду, лобовая атака, когда нападаешь ты сам, психологически проще ожидания врага неведомо откуда. Обратить в бегство целое бандитское гнездо – что может быть лучше для первого боя?*** Место для стрельбы мы выбрали просто превосходное. Отлично простреливающиеся окрестности, и хорошее укрытие в плотно заросшем небольшой утес кустарнике делали мою позицию весьма эффективной для неожиданной атаки. Боевой вожак настрого наказал ждать именно вожака бандитов, игнорируя остальных врагов. По его словам, Джабабу я точно узнаю сразу. Остальных воинов и стрелка расположили намного ближе к ловушкам у выхода, стараясь максимально плотно сомкнуть кольцо засады. Шеодар неслышно сновал между местами расположения солдат, проверяя надежность укрытия и давая последние указания, а после и он укрылся с глаз в собственном схроне – подходило время начала штурма. Звонкий, знакомый с утреннего подъема, рожок одного из солдат атакующей группы разорвал хрупкую утреннюю тишину, сигнализируя начало наступления. Со своих позиций мы не могли видеть процесс боя, напряжение повисло в воздухе, ощущаясь почти физически – у многих среди молодежи были родственники. Время тянулось медленно, словно хороший мед. Желтый пузырь солнца постепенно всплывал в голубой пене неба, начиная заметно припекать затылок и плечи. От неподвижности начинали неметь мышцы, при малейшем движении конечности покрывались целыми толпами мурашек. Чтобы хоть как-то поддерживать кровообращение, я по очереди напрягал и расслаблял деревенеющие мышцы, стараясь не двигаться с места. Челка прилипла ко лбу, и я уже решился было ее смахнуть, когда из-за валунов показалась, наконец, массивная фигура. Двигаясь бесшумно, но быстро и уверенно, силуэт стремительно приближался, укрываясь между камнями от случайного взгляда и шальной стрелы. Прищурившись – челка все еще мешала обзору, я следил за перемещениями незнакомца (никто из наших нападавших не мог так уверенно ориентироваться в незнакомом месте), провожая его силуэт наконечником стрелы. Воин явно был не из простых – дорогие латные доспехи, украшенные причудливой золотистой вязью, явно не по карману обычному мародеру, и я решил стрелять. Яркое солнце отсвечивало от тяжелых доспехов, блики выдавали воина даже среди кустарника. Я прикидывал расстояние, удобное для выстрела – ветер дул редкими неожиданными порывами, грозя порвать любую попытку поразить цель в дальнем бою, когда по камню рядом с воином, высекая сноп мелких искр, стукнул наконечник стрелы второго лучника. Я чертыхнулся про себя – воин дернулся, запоздало отскакивая и начал двигаться заметно быстрее, короткими перебежками, отклоняясь в сторону от меня – и без того немалое расстояние между нами заметно возрастало. Решив не ждать, пока он скроется за камнями окончательно, я вскинул лук, уже не скрываясь, привстал из кустарника, поймал взглядом середину спины беглеца, и, помедлив секунду, слушая ветер, послал вслед бандиту вторую стрелу. Тетива звонко щелкнула по пальцам, я выхватил еще стрелу, понимая, что уже не успею выстрелить вновь, иследил взглядом за фигуркой врага, молясь, чтобы случайный порыв ветра не отклонил мой подарок с его смертоносного пути. Через удар сердца, спина бандита вздрогнула, тот сделал по инерции пару шагов, и, не прекращая двигаться вперед, завалился на живот, пропахав тяжелым бронированным телом щебнистую землю. Откуда-то сбоку сорвалась стремительная тень – я узнал в ней боевого вожака – Шеодар спешил убедиться в смерти врага. Я опустил лук.

Когда воин добежал до поверженного врага, перевернул его на спину и показал мне большой палец я понял, что угадал: уткнувшись лицом в сырую, от еще не высохшей росы, землю, перед нами лежал бич всех окрестных деревень, король мародеров всего плато Соколиной Охоты – Джабаба.

Несмотря на то, что он был бандитом, убийцей, я внезапно осознал, что Джабаба был моим соплеменником. Внутри что-то оборвалось – на мои руки второй раз легла кровь ферре. Подняв грязные ладони к лицу, я с удивлением, словно впервые, разглядывал изгвазданные в траве и влажной земле пальцы. Крови не было, да и быть не могло, но я знал, что она есть и ее не смыть. Где-то на заднем плане раздавались ликующие возгласы воинов, празднующих победу над лютым врагом. Громко смеясь, молодежь и ветераны, молодые и матерые бойцы, объединенные общим счастьем, пересказывали друг другу свои впечатления, хвастаясь и храбрясь. Пару раз я слышал, как окликнули меня. Я не хотел туда идти.

Желтое солнце подмигивало со своего предобеденного поста, изредка кутаясь в редкие неубедительные облака, и я принял решение. Среди камней, в направлении, куда убегал мертвый главарь бандитов, я приметил едва заметную тропинку.

Скрываясь между скал, я подумал, что сегодня в Торговом лагере закатят настоящий пир. И что мне не место на том пиру. Это была вообще не моя война.