Глава 9 - Призрачная Песнь (1/1)

И застыла душа, и слова невпопад…Мысли роем уносят сознание в ад.Что-то было не так, ничего не вернуть,И надорванный парус зовет в странный путь…И любовь не любовь, и мечта не мечта,И дорога в цветах оказалась не та…За туманом судьбы, за кромешною тьмойВетер странных надежд снова спорит со мной.Засосет и утопит болотная мгла,И у цели сломавшись, собьется стрела…(Татьяна Снежина) Жмурясь, от падающих прямо в глаза лучей солнца, я восседал на пороге шатра. На моих коленях примостилась довольно улыбающаяся Эшьяла – как когда-то в детстве, я расчесывал ее светлые волосы широким гребнем. Медленные, неспешные движения моих рук и палящее, несмотря на только разгорающийся еще день, весеннее солнце, - все это создавало уютную, сонную атмосферу. Шел третий день, с момента, как я очнулся в шатре Грела. Раны медленно, нехотя заживали – я уже мог вставать с постели, чем, к неудовольствию сварливого шамана, не преминул воспользоваться – загнать меня обратно на узкое ложе в душной комнате, представлялась возможность только затемно. Отношения с сестрой наладились, и хотя иногда чувствовалась некоторая недоговоренность – шаман настойчиво просил фильтровать детали своих приключений, но Эшьяла была понятливой девушкой, и сама переводила тему в другое русло, едва в воздухе повисало неловкое молчание. Наш разговор с шаманом тоже был отложен до лучших времен – на многие вопросы, которые не получили ответов в первый раз, Грел лишь отмахивался, словно я задевал неприятную, болезненную тему. В отношении меня старик вообще стал держаться весьма сдержанно, словно сторонясь, по утрам уходя в поселение, и возвращаясь все более пасмурным и молчаливым затемно. Еще, на второй день заглядывали Шойхота и Хента – оба приносили благодарности, обещали обязательно отплатить за оказанную им помощь. Лица побратимов светились радостью и облегчением. Узнав, что у меня до сих пор нет метки воина, они обратились с просьбой к мара Эмшейесу – для юношей, чья доблесть была доказана в бою, не требовалось прохождения испытания, и теперь на моем левом плече красовался тонкий узор татуировки, скрытый, до времени, плотной повязкой. Как настоял Грел, бессильный выпроводить Мастера рисунков, направленного приказом мара (я, во время изукрашивания собственного тела, к своему стыду, безвольно дрых, опоенный очередным сонным зельем старика), изображение отличалось от того, которое носили воины поселения Серой Дымки – все-таки и здесь я был чужим. Картинка вообще не несла в себе признаков воина ни одного из существующих поселений, лишь намекала на место, где я вырос – на предплечье, нарисованный умелой рукой, расправил пестрые крылья молодой охотящийся сокол. Дашгал с дружиной, по словам шамана, плотно застряли недалеко от лагеря Каджима – отряд был слишком велик, чтобы проскочить мимо чутких часовых разбойников, и слишком мал, чтобы пробиться сквозь врага, используя лишь грубую силу. Однако, воины не желали возвращаться назад, горя желанием найти меня во что бы то ни стало. С такими мыслями, я продолжал размеренно, неспешно проводить гребнем по шелку волос Эшьялы, давно задремавшей на прогретом дереве ступеней. Медлительнее моих мыслей, казалось, могло быть только ленивое, горячее солнце, огромным желтым пузырем проплывающее в покрытом редкой пеной прозрачных облаков, небе. День неспешно перевалил за полдень. Постепенно засыпая, я отложил гребень в сторону. Эшьяла совершенно явно, крепко и сладко спала, тихо посапывая, и через тонкую ткань штанов, я ощущал тепло ее тела. Совершенно сморенный этой безмятежной обстановкой, я незаметно задремал.*** Сонную идиллию разрушило наглое вторжение шамана. Грубо растолкав меня, он приложил к губам палец – Эшьяла все еще пребывала в царстве Морфея, и ее, кажется, в отличие от меня, старик совершенно не собирался будить. Аккуратно выбравшись, я снял с плеч цветастый легкий плед, бережно укрыл сестру, и только после этого повернулся к нетерпеливо мнущемуся поблизости Грелу. Старик молча схватил меня за руку, потащив в сторону от шатра. Совершенно сбитый с толку его поведением, я молча следовал за спешно шагающим (и откуда в его древнем теле столько прыти?) Грелом. Когда, отвыкший за время болезни, от спешки и нагрузок, я вконец запыхался, и повесив голову, мог наблюдать лишь белый, с редкими полосками, хвост старика, шаман резко остановился. Подол его темного, расшитого замысловатыми золотистым узором, плаща, внезапно прекратил развеваться, и я, не успев среагировать, больно стукнулся лбом о твердое дерево резного посоха, закрепленного на спине спутника. Наскоро оглядевшись, я обнаружил, что старик притащил меня на старое стрельбище. Насколько я понял, в поселении Серой Дымки, умение стрелять из лука не пользовалось особым почетом – дичи вокруг было довольно мало, редких зайцев и лис ловили в основном силками. Да и пограничное расположение деревни, способствовало упору в тренировках с мечом и в тяжелых доспехах. Так что стрельбище использовалось редко, хотя и поддерживалось в относительно приличном виде силами деревни. Крепкий, из плотно подогнанных досок, помост для лучников был занесен песком – последние дни были ветреными. Немного поодаль из земли торчали три грубо намалеванные на покосившихся досках мишени. Я непонимающе взглянул на шамана. Грел медлил, слегка морщась – словно был вынужден делать то, чего ему совершенно не хотелось. Я молча ждал. Наконец, старик глухо кашлянул, и, все с тем же страдальческим видом, начал объяснять свое поведение: - Я много думал. Когда узнал, что на алтаре Ока Дня тебе явился Таян Кальджит, я должен был все понять. Много лет я догадывался об этом, и много лет я сам от себя старался скрыть правду. – Старик горестно вздохнул, и продолжил: - Я все еще не хочу верить, что тебя постигла такая непростая участь. Ты говорил, что Великий Воин вложил в твои руки свой лук. Что произошло с оружием после? - Я уже рассказывал об этом, учитель – я был поражен официальному тону и многословности шамана, невольно подражая его речи. – Лук замерцал и исчез, словно впитавшись в мои ладони. Разве ваш знакомый монах не написал вам об этом? Грел опустил голову. Тонкие губы сжались еще сильнее, превратившись в едва заметную нитку. Лицо шамана, и так вечно скрытое глубоким капюшоном, казалось, потемнело еще сильнее. - Не тяни время, Грел, – раздался громкий, незнакомый голос. – Мы не для того пришли сюда, чтобы проторчать до вечера. Мальчишка не лжет, и ты знаешь это. Теперь мы должны своими глазами увидеть доказательство того, что он был избран. – Из-за мишени вышел крупный, статный мужчина. Высокое солнце вызолотило его начищенные, но не новые, заметно посеченные доспехи. Осанка и уверенность в себе выдавали в нем сильного воина. Воина, привыкшего командовать. - Я сразу приметил этого мальца. Будет жаль, если рассказы Хенты и твой, окажутся просто недоразумением. – Из-за соседней мишени появился мара Эмшейес. Увидев, как я стремительно бледнею, он ободряюще, широко улыбнулся, и подмигнул мне. – Давайте не будем тратить время, юный воин уже крепко стоит на ногах, и в силах доказать свои слова! Я уставился на шамана. Теперь, я начал понимать, куда он бегал в эти дни, и чем занимался – все встало на свои места. Но что именно он наговорил мара? Что конкретно хочет от меня эта троица? Под взглядом трех пар нетерпеливых глаз, Грел, казалось, съежился. И куда делся статный, не по годам активный и сильный, уверенный во всем и гордый шаман? Подтянув меня поближе, он тихо, не поднимая глаз, прошептал:

- Кальджит подарил тебе свой легендарный лук, имя которому – Призрачная песнь. Такой подарок Великий Воин делает лишь Избранным. Оружие не растворилось в твоих руках в тот раз, оно все еще при тебе. И если твои слова правдивы, а мои догадки – верны, ты сможешь воспользоваться им единожды, на глазах великого вождя – шаман кивнул в сторону Эмшейеса, - великого воина – взгляд невольно перевелся на незнакомого мне ферре, - и великого мага – тут Грел безо всякой гордости положил руку на грудь самому себе.

- Это оружие – доказательство того, что ты был избран. Так пойди, и порази из него одну из мишеней! Все трое выжидательно уставились на меня. Я растерялся. Какая избранность, какие мишени? При мне не было даже колчана! Да и лук я не видел с того момента, как он серебристыми искрами растаял в моих руках… Взгляды не отпускали. Чувствуя себя идиотом, я взобрался на помост. Солнце слепило глаза, и я прищурился, глядя на мишени. Мысли испуганной птичьей стайкой выпорхнули из головы, и разум был чист, как хрустальный родник. Совершенно не осознавая, что делаю, - мне хотелось лишь того, чтобы этот фарс поскорее закончился, я сделал руками движение, словно выхватываю из-за спины лук. В руках по-прежнему ничего не было, однако, решив завершить выступление на импровизированной сцене до конца, я натянул воображаемую тетиву.

Воздух между пальцами задрожал, и я словно почувствовал в руках тугое дерево лука, тонкую струну тетивы. Лук был все так же прозрачен, почти невидим – лишь слабое сияние, однако натянуть его оказалось невероятно сложно. Я уже не обращал внимание на сверлившие меня взгляды, - все мысли были заняты лишь тем, чтобы удержать рвущееся из рук, тяжелое, сильное, яростно, словно живое, трепещущее в ожидании жертвы, оружие. Взгляд поймал одну из мишеней, самую дальнюю, я медленно прицелился. Лук взволнованно гудел, его изогнутые рога искрились ярким, чистым светом. Между пальцев, державших тетиву, зарождалось что-то яростное, смертоносное. О да, этому оружию не нужны стрелы. Призрачная песнь способна убивать без них! Резко выдохнув, я отпустил тугую тетиву. С пальцев сорвалась сияющая, словно молния, неосязаемая стрела, и с грохотом взорвалась, прошив насквозь толстое дерево мишени. В грубых досках осталась лишь сквозная дыра с кулак размером, почерневшие края которой явно указывали на то, что ее оставила магия. Я рассеянно перевел взгляд на столпившихся у помоста ферре. Глаза мара и неизвестного воина были похожи на новые монеты – такие же круглые и блестящие. Грел окончательно спрятал взгляд под капюшоном, словно мой поступок его расстроил. Когда Эмшейес начал приходить в себя, шаман развернулся на пятках, и поплелся прочь в направлении своего шатра. Оглянувшись на все еще неподвижного мара и его спутника, я виновато пожал плечами, и, спрыгнув с помоста, поковылял вслед за Грелом – получать ответы.*** Шамана я нагнал уже у входа в шатер. Аккуратно переступив через спящую Эшьялу, он скрылся за входной занавеской.

Остановившись возле сестры, я посмотрел на клонящееся к западу солнце – хотя желтый шар светила уже охотно дарил тепло днем, стояла ранняя весна, и дни были все еще короткими, а ночи – морозными. Я аккуратно приподнял закутанную в тонкий плед Эшьялу, и занес в дом – разговор с Грелом мог затянуться, а на улице скоро начнет стремительно холодать. Водрузив сладко посапывающее тело на узкую кровать – комната сестры находилась рядом с моей, наскоро отгороженная толстой шкурой, я отправился к старику. Настало время загнать его в угол и вытрясти уже все, что мне положено было знать. Грел восседал на кухне, за небольшим одноместным столиком. Всю поверхность стола занимала огромная, толстая книга. Старик ловко, спешно листал исписанные мелкими, незнакомыми символами страницы, что-то выискивая в древних, на вид, письменах. Я придвинул колченогий табурет, и присел с другой стороны стола, загораживая единственный выход с кухни. Наконец, найдя что-то, заинтересовавшее его, шаман торопливо заводил пальцами по строчкам, шепотом проговаривая слова на неведомом языке. Страница закончилась, он перевернул хрупкий желтый лист, но даже я понял, что на ней начиналась новая глава. Обреченно вздохнув, старик захлопнул тяжелую книгу. Бросил на меня не менее тяжелый взгляд. Я уставился ему в глаза, собрав всю свою уверенность, силясь показать, что намерен получить ответы на ВСЕ, и прямо сейчас. Снова вздохнув, старик встал, снял с камина тяжелый, исходящий паром котелок (и когда только успел его повесить?), разлил в две высокие глиняные чаши, поставил на свободный краешек стола. Убрал в поясную сумку книгу, явно превышающую в разы размеры самой сумки во много раз (тут я не очень удивился – у меня была такая же, зачарованная вещь, однако даже я не брался складывать в нее столь крупные предметы), придвинул один из стаканов ко мне. Когда Грел, наконец, сел, я понял, что он больше не может оттягивать наш разговор. Теперь уже я занервничал, заерзал на стуле. Прерываемое лишь редкими щелчками догорающего камина, в комнате повисло неловкое молчание. Когда тишина стала невыносимой, шаман, наконец, начал свой рассказ: - Когда-то давно, я уже и сам сбился со счету, сколько лет прошло с тех пор, я тоже получил из рук Бога Ветра Призрачную песнь. И хотя это произошло не в столь юном возрасте, как у тебя – я был уже состоявшимся знахарем, лучшим учеником, готовящимся занять место деревенского шамана, выпала мне та же участь, что ждет и тебя. Боги сами решают, кто именно им по душе, кто именно должен посвятить свою жизнь воплощению одним им известных замыслов. Они щедро награждают тех, кто служит им правдой, но и многое безвозвратно отнимают. Еще мальчишкой, ты сильно отличался от сверстников. Я был слеп. Я должен был понять уже тогда, что ты особенный. Я все твои причуды списывал на то, что ты приемыш. И жестоко поплатился за это. Поплатился любимым учеником… А теперь слушай, слушай внимательно. Я расскажу тебе о доле, которая тебе выпала. Расскажу так, как не поведает ни одна книга, ни один мудрец. Ибо я сам прошел через все это. Избранные богов неподвластны времени. Не подвластны старению и смерти. – Грел посмотрел мне в глаза из недр своего капюшона, и резким движением сдернул с головы покров темной ткани. Я опешил – мне никогда не приходилось видеть лицо шамана полностью – лишь ухмыляющийся рот, да блестящие из глубины темные глаза. То, что предстало перед моими глазами, поразило меня до глубины души. Я всегда считал Грела стариком. В поселении говорили, что он нянчил на коленях еще дедушку мара Аварана, и я даже не пытался считать, сколько магу лет на самом деле. Просто знал – много. Знал, что он всегда прятал лицо под покрывалом капюшона. Что когда-то пришел в поселение уже взрослым, и так и остался. И что до этого много бродил по миру, где повидал невиданные вещи – огромные города, где шатры строили из камня, самоходные, дышащие дымом телеги, настоящих живых эльфов. Знал, что изредка и раньше заходил он в поселения Плато Соколиной Охоты и рассказывал небылицы об огромном, бескрайнем внешнем мире, о далеких материках, отделенных от нашего бескрайними морями, о призрачных кораблях, о целом острове, где живут настоящие пираты… И вот, теперь я видел лицо великого мудреца, путешественника и шамана. Зрелое лицо взрослого мужчины, без единого намека на старость. И не находил слов, чтобы выразить свое удивление. Выждав некоторое время, Грел накинул капюшон обратно – я так и остался сидеть с раскрытым ртом. Тем временем, шаман продолжил: - Очень, очень много лет я скитался по миру. Очень многое открывалось мне в нем. Многих спутников повстречал я на своем пути, и многих потерял. Строились города, рушились горы, росли новые леса – а мое лицо не менялось с того момента, как я принял в свои руки Призрачную песнь. Не раз мои руки обагрялись кровью, это было так часто, что, казалось, ее не смыть. Не раз я смачивал губы вином, не в силах захмелеть и забыть своего прошлого. И все время вынужден был идти вперед. За время своих путешествий, я встретил немало других отмеченных богами. Наделенные особой силой, мы сражали великих врагов: гарпии, драконы, колоссы – никто не мог устоять перед объединенной силой божественных воинов. Иногда мы проигрывали, но, став сильнее, возвращались вновь. Даже умерев, избранный не может покинуть этого мира – и тебе не попасть на Великий луг, не гнать вечного зверя на Великой охоте, - мы бессмертны. Наша душа обретает новое тело, стоит разрушиться старому. Лишь изредка, неведомые, неизлечимые хвори уносят жизни таких как мы. Возможно, это участь тех игрушек, которые перестали быть угодны богам… Теперь твоя жизнь – дорога. Ты должен учиться быть сильным. Ты должен убивать и умирать во имя богов, которые вверили в твои руки огромную, немыслимую силу. И тебе придется ею овладеть. Ты не сможешь продолжать свою прежнюю жизнь – да и сама судьба уводит тебя прочь от ставшего родным дома. Теперь ты – путешественник. Тебе не нужна еда, чтобы выжить, не нужна вода, даже сон – все это пережитки обычной жизни. Твое тело не будет знать усталости в бою, а раны будут заживать со временем, затягиваясь за считанные часы. А после смерти ты обретешь новое тело возле статуи богини Ада, великой Анны Нимуш, ставшей, для таких, как мы, посредником с миром мертвых. Тут недалеко есть одна статуя. И жрица, как положено, там присутствует. Пойдем, обряд у жрицы Нуи – последний шаг твоей обычной жизни. – Шаман встал, обойдя стол, схватил меня за руку и потянул прочь из шатра.*** Статуя богини поражала воображение. Огромная, в три человеческих роста, каменная глыба была искусно превращена в образ прекрасной длинноволосой женщины, сидящей в медитативной позе. На светлом лице застыла легкая, добрая улыбка. Закрыв глаза, вытянув вперед тонкие руки ладонями вверх, богиня словно купалась в лучах закатного солнца. Серый камень статуи слабо светился. Рядом с образом богини, неподвижно стояла хрупкая женщина. Белый балахон, покрытый искусным золотистым узором, доходил до пят, однако длинные, от бедра, разрезы по бокам, открывали взгляду стройные ноги в высоких сапогах. Глубокий капюшон скрывал лицо, позволяя увидеть лишь такую же, как у статуи, нежную и добрую улыбку. Память кольнуло узнаванием, словно я уже когда-то видел эту жрицу. Оглянувшись на шамана, я медленно подошел поближе к женщине. Резное кадило в ее руках мерно покачивалось, нос улавливал пряный запах неизвестных трав. Накатило чувство умиротворенияи спокойствия. Как зачарованный, я застыл у неподвижно стоящей женщины. Память трепетала птицей, запертой в клетке, но я никак не мог ухватить нитку воспоминаний. Наконец, женщина подняла на меня скрытые капюшоном глаза. Удивительной красоты, правильное лицо, неуловимо похожее на лицо высеченной в камне богини, поразило светлыми, чистыми серыми глазами. Голова закружилась, но я не мог оторвать взгляд от прекрасной незнакомки, скованный путами неуловимого воспоминания, усиливающимся запахом дымящихся в кадиле трав, и легкой, доброй улыбкой жрицы. Не меняя выражения лица, женщина вытянула вперед руку, коснулась пальцами моей груди. Из узкой ладони выпорхнул светящийся шарик, скользнул по тонким пальцам, и скрылся в глубине моего тела. Страшная боль пронзила мою голову. Схватившись руками за виски, я упал на колени, но, не удержавшись, покатился по земле. По черепу метался яркий, нестерпимо жгучий белый свет. Боль распространялась по всему телу, парализуя, боль сковала меня целиком. Я застыл на траве, сквозь слезы взирая на редкие разгорающиеся звезды, не в силах даже закрыть глаза. Боль сконцентрировалась в том месте, куда вошел мячик света, посланный жрицей, сжалась, постепенно затихая. Сумеречное небо заслонил силуэт Грела. Присев на корточки рядом со мной, он заглянул мне в глаза, и тихо прошептал: - Мне нужно покопаться в книгах. Знакомые пишут, что за последние годы появление избранных среди молодежи – не редкость. Найди на Соколиных Камнях Эльхе – она моя знакомая, и будет ждать тебя. Не медли, теперь тебе не страшен Дашгал, но скоро о твоем появлении в стане Избранных узнают гораздо более сильные враги. Я не смог даже прохрипеть ответ. Может и к лучшему, что старик не услышал всего, что я думаю о нем. Грел отвернул голову в сторону, и прокричал, обращаясь уже не ко мне: - Выходи! Я прекрасно знаю, что ты подслушивала. Проследи, чтобы к рассвету он выдвинулся в путь.

Шаман развернулся, и, сквозь шум в ушах, я услышал его удаляющиеся шаги. С противоположной стороны из травы показался знакомый силуэт. Через минуту, отряхивая с одежды прилипшие травинки, ко мне подходила запыхавшаяся, смущенная Эшьяла. - Встать сможешь? – протянула мне руку вездесущая сестра.