я предпочитаю немного пространства (1/1)

Третья луна солнца, которое аппаратура Фонарей, видимо, называет Линтаарви 8, по своей сути кусок льда, у которого едва хватает массы, чтобы удержать тонкую атмосферу. Не то чтобы это был межгалактический курорт, но точно получше, чем другие спутники Линтаарви 8, скоростные космические камни совсем уж без воздуха. Сенсоры взятого напрокат корабля Кларка указывают прямо на нее. Кларк не может быть уверенным, что следы оставила капсула жизнеобеспечения, он не может знать наверняка, что та принадлежит Брюсу. Но не может быть такого, чтобы Брюс не попытался сбежать от своих захватчиков, а если так, то Кларк не может себе представить сценария, в котором это бы ему не удалось. Кларк решает не брать капсулу, транспорт или шатл. Он уходит с мостика, забирается в ближайший шлюз, шагает по кругу — боже, он мог бы просто прорвать дыру в обшивке, мог бы вылететь наружу мгновенно, но он не знает, в каком состоянии Брюс. Кларку нужно пространство с нормальным давлением, чтобы принести туда Брюса, когда он его найдет. А если он разорвет на части корабль, который Зеленые Фонари любезно ему предоставили, он провалит миссию по спасению еще до ее начала. А он ведь найдет Брюса. Он обязан. У этой истории нет иного финала. Поэтому он закусывает щеку изнутри и считает от ста. Ждет — он осторожен, терпелив, и все-таки это открытие шлюза самое блядски долгое в истории галактики. Как только внешний запор отщелкивается, он не теряет более ни мгновения. В том, как он летит по безвоздушному пространству, есть какая-то свобода, ему совсем не мешает сила трения. Он уже знает настоящую причину тому, что все кажется замерзшим и молчаливым; дело в космосе, неважно, насколько чувствителен твой слух, если ты в вакууме, там звук не распространяется. Но создается впечатление, что мироздание задержало дыхание. Как будто вся вселенная знает, насколько важна миссия Кларка. Вход в атмосферу едва ли представляет какие-то сложности; она очень тонкая, но на его скорости Кларк все равно чувствует жар, впрочем, его костюм вполне может с ним справиться. Когда он находит потерпевшую крушение капсулу во льду, она наполовину погребена, и инопланетный материал очевидно деформирован. Все вокруг Кларка плывет, дезориентирует, а потом он... потом он понимает, что стоит на коленях и прижимается ладонями к капсуле. Брюс внутри, и его сердце бьется. Кларк вздрагивает, рушится на части, прикасается пальцами к капсуле. Он хочет разорвать ее на части, раскрыть и вытащить Брюса наружу. Но он не должен. Должен ли? Он... у него нет другого способа доставить Брюса на корабль. Ему бы пришлось просто положить Брюса обратно и сварить металл взглядом — после того, как он закончил бы потакать своим гребаным дурацким чувствам. Тут так холодно. У него мокрое лицо. Он жаждет воздуха, и тот ему не нужен, но все-таки получается так, что воздуха ему не хватает. Давай же, думай. Думай. Капсула была повреждена при столкновении. Нужно убедиться в том, что она цела, герметична, а потом уже тащить Брюса в космос. И нет никакого смысла заниматься системами внутреннего контроля, нет смысла беспокоиться, что он повредит механизмы, позволяющие капсуле открыться. Как только Брюс будет на корабле, он сможет разорвать капсулу голыми руками. Ему просто нужно доставить Брюса на корабль. Поэтому он достает капсулу изо льда, моргает глазами — так, что зрение становится ярко-красным — и сваривает края. Где металл искорежен или разорван, он просто берет пальцами ослепительно белые края и осторожно их сжимает. Брюс все еще дышит, Кларк слышит. Но космос... космос все прекращает. Кларк паникует целую бесконечную секунду, а потом мрачно понимает, что это может быть просто звук, то, что он его не слышит, не означает, что его нет; тишина не означает, что Брюс умер. Кларк держится и прижимается ухом к капсуле, и, может быть, в ход идет воображение, может, это его собственный пульс, но он что-то слышит. Он должен что-то слышать. Эта история не может так окончиться. Он затаскивает поврежденную капсулу в шлюз и ждет повторной герметизации, а сердце у него где-то в горле, грудь болит, руки трясутся. Потом, наконец, вполне безопасно разорвать эту чертову штуковину с лязгом, и вытащить из нее Брюса. Боже, он выглядит просто отвратительно. Он все еще в нижней броне, и та хрустит от мороза, но его захватчики... должно быть, они сняли с него Бэткостюм, стащили маску. Он бледен, он замерз, его глаза закрыты. На одной половине лица собрались голубые тени, это синяки — наверняка они тянутся ниже. Вероятно — результат падения. Есть и кровь, но куда меньше, чем Кларк опасался. Лишь одна густая клякса, не иссякающая, но не слишком страшная, она появляется из волос Брюса. Травма головы, конечно, плохие новости, но такие дела: Кларк способен провести прочти любой медицинский осмотр из первичных и стоящих того: он вглядывается и видит порез, ссадину, пульсирование и отек из капилляров. Но в мозге Брюса нет кровотечения. Посадка не удалась, но не сломала ему шею и позвоночник. Она вообще ничего не сломала, хотя на паре ребер, кажется, есть трещины — с той же стороны, что и синяки на лице, и это, вероятно, означает, что авария таки случилась, а не что его били. И какой бы воздух ни оставался в капсуле, Брюс не задохнулся. Но эта луна, эта атмосфера — боже, Кларк дышал ею, но это ничего не значит. А холод... он... Брюс слишком холодный. И прямо сейчас его убьет, по всей видимости, именно это. Кларк не знает, где на этом корабле расположены жилые помещения, он не тратил время, которое можно было провести в поисках Брюса, на сон, да и не нужно ему было. Он берет Брюса на руки и выходит из шлюза, оставляет за спиной останки капсулы; он уже смотрит сквозь стены и коридоры, сквозь обшивку. Вот что-то там — это похоже на кровать. Этого хватит. Ему нужно достать Брюса из нижней брони и ему нужно его согреть. Интерфейс корабля позволяет ему поднять температуру внутри — после нескольких проб и ошибок. Кларк разрывает на части то, что могло быть столом, чтобы нагреть их взглядом, чтобы они были раскалены и излучали тепло. Но он не собирается оставлять Брюса тут и уходить заниматься какой-то херней. Холод никогда не влиял на Кларка, он живет на солнечной энергии; он может поделиться теплом. В каком-то отдаленном мутном углу сознания, возможно, он ожидал, что будет чувствовать весь процесс, ощущать, как раздевает Брюса, как укладывает это длинное сильное тело в огромную мягкую инопланетную кровать, будет знать, что через мгновение ляжет рядом. Но Брюс так замерз, черт побери, что для всей это херни места в голове у Кларка просто нет. Он видит, какой Брюс бледный, видит, что у него закрыты глаза, слышит, как сердце стучит слишком медленно, и ни о чем больше не думает. Костюм Кларка тонкий, обтягивающий и передает тепло точно так же, как и касание. И все-таки он почти что снимает его, чувствуя сознательное беспомощное молчаливое желание... почувствовать Брюса рядом полностью, иметь пронизывающую до кости страховку, что Брюс не исчез никуда совсем, что Кларк способен найти его. Но потом в голову Кларка приходит мысль, что костюм может помочь. Он прижимает руку к материалу, к груди, там где из тонких светящихся сочленений собран герб Эл, и думает о том, что ему нужно. Возможно, ему просто кажется, но через пару секунд... через пару секунд чувствуется, будто стало теплее, будто он светится, будто он стоит в солнечных лучах. Поэтому Кларк закусывает губу и не снимает костюм, аккуратно притягивает к себе Брюса. Поначалу это просто страшно. И дело даже не льдистости кожи Брюса, а в том, как он обмяк, в том, насколько он без сознания. Кларк пару раз видел, как он спит, и это не имело значения: он все равно напряжен, готов ко всему, разум бодрствует даже в его снах. Но Кларк держит его, обнимает его со всех сторон. Велит своему теплу течь в Брюса, неизбежно, словно летом в Канзасе. Он прижимает ладони к лицу Брюса, обнимает Брюса за мощные плечи, чуть сгибает пальцы, чтобы защитить уязвимый затылок Брюса. Он держится, он молится, он ждет. И постепенно, понемногу за раз, Брюс оттаивает. Сначала Кларк слышит это: ток крови ускоряется, он не такой мутный и медленный, циркуляция — как бы нехотя — улучшается. Его сердцебиение, его дыхание немного стабилизируются — без аритмии или гипервентиляции. Просто нормальное состояние покоя для того, кто находится в ситуации Брюса, вместо летаргии, в которую они были погружены. Голубоватый подтон губ и пальцев отступает, его заменяет то, что — из щедрости и благородства — можно назвать краской. А потом, наконец, он начинает дрожать. Кларк беспомощно, с облегчением выдыхает — потому что это хорошо, это просто отлично. Если ты замерз так сильно, что больше не дрожишь, то это плохие новости. Не то чтобы приятнее слышать, как зубы Брюса стучат, не то чтобы приятнее чувствовать, как он трясется всем телом. Но Кларк держится за него, а воздух прелый и спертый, жарко, как в сауне, и его костюм до сих пор излучает беспричинное тепло. Все это — конечно, конечно — не продлится. Потом Брюс приоткрывает один глаз, сглатывает и говорит, смазывая звуки: — Кларк. — Да, ага, — быстро отвечает тот, — это я, я, — запускает пальцы в его волосы и держит эту идиотскую голову с бездумной нежностью. Боже, такое чувство, что это Кларк сейчас развалится на части от дрожи. — Это я. Ты в порядке. Понимаешь? Я нашел тебя. Он ожидает, что Брюс даст понять, что услышал его, а потом, ну... Наверное, он прекратит объятье, отодвинется — по меньшей мере, моторика позволяет ему так поступить. Проверка, сухо думает Кларк, идиопатический медицинский анализ на Брюса. Если он способен отодвинуться и поставить между вами границу, он все еще жив. Но Брюс не двигается. Теперь он упирается лбом в плечо Кларка, и Кларк не знает, открыты или закрыты его глаза, не видит выражения на его лице. — Я знал, что найдешь, — наконец говорит Брюс — скрипит в ключицу Кларка. Его голос настолько хриплый, что даже слушать больно. И он продолжает лежать на месте, максимально близко, в объятиях Кларка. Вздыхает — долго и неровно — и никуда не девается. Это мираж. Конечно, это мираж. Кларк не... Кларку не удастся забрать его себе. Но что-то твердое и завязанное в узел в груди Кларка все равно ослабляется — только потому, что Кларк держит Брюса так близко, а Брюс позволяет ему это делать. Он тоже не двигается. Он вообще ничего не делает. Он просто благодарен. И он засыпает вот так, с Брюсом в объятиях, в объятиях у Брюса, прижимаясь губами ко лбу Брюса и думая неясно о том, как ему уже повезло, как глупо — даже пытаться просить большего.