Часть 16 (1/1)

Сергей Шойгу…Наблюдая за тем, как отчаянно и неостановимо Елена вновь включилась в работу, я в сотый, наверное, раз пожалел, что ее нет рядом постоянно?— слишком уж я скучал по ее такой кипучей активности; именно ее я искал и не находил у нынешних подчиненных.Ленке принесли чай; Андрей, зная любовь жены к построению конструкций, принес ее еженедельник и замер рядом, словно Марс. Остальные потихоньку разбрелись по террасе, переговариваясь, посмеиваясь, дурачась. Лера вместе с Хлоей и Джеймсом играли в снежки, малыши занялись лепкой снеговика, Тим с Катькой шушукались за столом, не забывая отдавать должное талантам повара.—?Олежек,?— вдруг позвала Лена Брагина, заскучавшего за столиком в углу,?— а, Олежек?—?Чего тебе надобно, душа ты моя переломанная? —?Олег подсел к Елене.—?Ну, спасибо, что душа, а не старуха,?— Ленка усмехнулась. —?Я вот думаю, а давай-ка мы из тебя условного пострадавшего сочиним. Потренируешься заодно, так сказать, а то, чую я, в Москве тебя катаклизмы посерьезнее ждут в лице Марины свет Владимировны.—?Э, нет, старушка,?— покачал головой Олег,?— ты нынче у нас главный пострадавший. На мне, по крайней мере, швов нет, так что молчите, Лена, молчите. А Маришка у нас нынче нейтрализована Александрой, так что еще пару дней свободы у меня есть, и издеваться над моим драгоценным телом группе недоучек-желторотиков я не позволю. Ищи себе другой тренажер.—?Тренажееер,?— задумчиво протянула Елена, метнув острый взгляд на новичка, постаравшегося слиться с пейзажем. —?Тренажер! А это идея! Только на завтра! Повеселимся, господа?—?Угомонись, чертовка,?— поцеловал жену Андрей,?— завтра ты будешь пластом лежать и анальгетики жрать пачками, по себе знаю.—?Этот десерт я тебе оставлю,?— хмыкнула Лена,?— мы по другому разберемся. Ладно, потом поговорим. Дима, твои гаврики о тайминге сеансов связи что-нибудь знают?—?Что? —?несчастный Дима вздрогнул. —?Само собой, все под контролем. Связь была восемь минут назад, следующий сеанс?— через семь. Все под контролем.Олег Брагин—?Еще коньячку,?— ответил я официанту и снова погрузился в ленивые наблюдения. Спокойный размеренный день Ленка перекроила своим падением, надо было видеть, как помрачнели все, включая меня, когда пролетела новость о Лениной травме, как выдохнули, увидев ее, греющеюся в лучах жаркого зимнего солнца, довольную, как кошка. Как развеселились, играя в лыжные догонялки, как собирались на импровизированное шоу. А потом Ленка, сама того не желая, снова погрузила меня в пучину размышлений, напомнив о Марине. Я как-то непохоже на себя отшутился, с трудом удержавшись от какого-нибудь хамства, явно лишнего сейчас, вернулся за столик. Коньяк теплой волной прокатился, но горлу, толкнулся в сердце. А я вспоминал. Вспоминал свою волю-вольницу, череду девушек рядом, выходки-загулы. Тогда у меня было все. Тогда я мог позволить себе все. А сейчас?..—?Олег, помоги мне,?— вдруг от дверей в отель меня окликнула Емельянова. Я пошел за ней, отметив, что ее место за столом мгновенно занял Андрей.—?Что случилось? —?поинтересовался я, едва мы зашли в номер.—?Поработай,?— Лена протянула руку. Бинт был залит чаем. Я выругался. Лена тяжело опустилась в кресло, откинулась на спину, застонала.—?Ты что? —?спросил я, копаясь в аптечке. —?Что с тобой?—?Устала лицо держать, Олег,?— призналась Лена,?— да и просто устала. Но эту историю надо доиграть до конца. Так что вся надежда на тебя.—?Лестно,?— хмыкнул я,?— только Сашка в водовоза превратится. А уж как Дима порадуется… Руку дай сюда.Лена протянула руку, глянула на меня, и в ее взгляде было столько внутренней боли и смятения, что желание прикалываться над ней у меня пропало напрочь. Я работал, стараясь быть максимально осторожным, Ленка полулежала в кресле, прикрыв глаза, и только когда я добинтовал руку, она посмотрела мне прямо в глаза. Усталость из ее глаз никуда не делась, но помимо усталости там была еще и уверенность в чем-то. Она перехватила мою руку.—?Все, что ты надумал себе о своей несвободе?— чушь полнейшая,?— уверенно сказала она. —?Ты даже не представляешь, насколько сильнее и свободнее ты стал. Так что ты подумай еще немного, и давай, возвращайся, а то нам всем не хватает Олега. Пошли, Лысый, итоги приключений подводить надо!Елена Емельянова—?Елена Евгеньевна, там пресса,?— вовремя остановил меня Бестужев, не дав выйти на террасу. —?Давайте я вам помогу.Я кивнула, позволяя Петру помочь мне надеть куртку, чтобы спрятать лангет и бинты.—?Спасибо, Петр, вы со мной? —?убедившись, что меня можно показывать честному народу, спросила я. Тот отрицательно покачал головой, все больше и больше утверждая меня в моих догадках.—?Я попозже подойду, а там, кстати, Романов итоги учений подводит.—?Тогда я тоже попозже подойду,?— усмехнулась я,?— пойдемте, посмотрим со спины.Мы нырнули в дом, прошли через ресторан к центральному входу, и не замеченные журналистами, но не нашими ребятами, оказались у журналистов за спиной. Андрюха, увидев меня в сопровождении Петра Павловича гневно нахмурился, дед, стоящий за его спиной, весело хрюкнул, и только Егор одобрительно кивнул. А я изо всех сил надеялась, что мое изумление не так явно написано на лице. То, что генерал Романов прессы давно не боится, я знала, но вот то, что он так спокойно и обстоятельно будет на корню душить средней паршивости эскапады в адрес МЧС вообще и Кемеровского отделения в частности, не позволяя себе ни грамма грубости или нервов, то, что он так монументален?— для меня было неожиданным сюрпризом. Я довольно заулыбалась, и вдруг поняла, что Егор нехорошо так, истерично огляделся. Оглянулась и я, ровно для того, чтобы понять, что за спиной у журналистов я одна. Растерянный взгляд на террасу, и я почти испугалась отсутствию Егора, почти, потому что мозги конструкцию вычертили, и я поспешила к Шойгу и Романову. Рассеивающееся было по склону Каритшала внимание прессы было вновь сосредоточено на террасе, но на этот раз только на мне. И я ринулась в вопросы, старательно затягивая время, давая возможность Егору и Петру действовать, не боясь ненужных камер.—?Елена Евгеньевна, а что вы сказали майору на катке? —?ехидно, как она думала, поинтересовалась молоденькая девчушечка с микрофоном в рекламе не самого любимого мною канала.—?Я? Майору? —?почти искренне изумилась я. —?Я с ним даже не говорила, если вы, конечно, смотрели репортаж ваших коллег с присущим всем настоящим журналистам вниманием. С ним беседовал другой генерал, но содержание их беседы тайна даже для меня. Впрочем, не сказала бы, что меня особо интересует подобного рода информация.—?Вас?— может быть. А вашего супруга?—?Ну, во-первых, подобный вопрос корректней задавать не мне, а моему супругу, по крайней мере, только его ответ в данном раскладе будет стопроцентно достоверным,?— откровенно издевалась я, улыбнувшись побелевшему Романову и выдыхая, заметив краем глаза успокаивающий жест Маликова сбоку,?— во-вторых, лично я надеюсь, что его интересуют совершенно другие вещи, никакого отношения к банальному наушничанью и сплетням не имеющие.За спиной журналистов громко захохотал Шубин, отвлекая внимание на себя, и только потому, что я специально следила, я увидела, как в ресторан шагнул Петр. Я выдохнула.—?Господа,?— вышел на импровизированную авансцену дед,?— благодарю всех вас за повышенный интерес к нашей службе, но пресс-конференция завершена. Благодарим вас за внимание!Петр Павлович Бестужев—?Я сейчас сам тебе массаж мозжечка без наркоза сделаю, придурок,?— Гордеев голосил в стиле Варшавского,?— куда тебя понесло, болезный?—?Молчать, господин Гордеев,?— я рассмеялся трем абсолютно синхронным командам. И если команды Егора и Шойгу меня не удивили, то вот женский голос заставил бросить очередной внимательный взгляд на Елену. О том, что самая молодая в нашей армии женщина-генерал далеко не дура, а умница и трудяга?— я понял уже в первые минуты знакомства, но то, что она еще и аналитик, умеющий производные брать влет, стало ясно в процессе общения. И если в тот момент когда специфическим жестом Егор мне показал: ?опасно?, я еще думал, что и как я буду Лене объяснять, то сейчас я был твердо уверен: ей ничего объяснять не надо. Она почти все поняла сама.…Официанты сервировали чисто кавказский стол, Лена потягивала принесенный молодым спасателем кедрач, что-то негромко говоря Андрею, когда заглянувший в кабинет хозяин гостиницы негромко спросил:—?Принести гитару?Лена красноречиво показала на забинтованную руку, но откликнулся Игорь:—?Неси!Я не знал, чего ждать от Игоря, взявшего гитару. Я был готов угадать с чего начнет Елена, я точно знал, что спел бы Шуба, накачай его алкоголем до полного даже не нестояния, а несидения, но Игорь? Боевой офицер мог спеть все, что угодно, от матерных частушек до какой-нибудь горнолыжной попсы, но он удивил:—?Как упоительны в России вечера:Любовь, шампанское, закаты, переулки.Ах, лето красное, забавы и прогулки,Как упоительны в России вечера.Балы, красавицы, лакеи, юнкераИ вальсы Шуберта, и хруст французской булки.Любовь, шампанское, закаты, переулки,Как упоительны в России вечера…Как упоительны в России вечера,В закатном блеске пламенеет снова лето,И только небо в голубых глазах поэта,Как упоительны в России вечера.Пускай всё сон, пускай любовь игра,Ну что тебе мои порывы и объятия.На том и этом свете буду вспоминать я,Как упоительны в России вечера.*Игорь пел, а у меня перед глазами пролетали разные заграничные вечера: жаркие, дождливые, звездные, по эту и ту сторону экватора, по эту и ту сторону света. Но ни один из этих вечеров я не назвал бы упоительным. А вот наши... Игорь выпил, а к гитаре неожиданно потянулся Егор, и его рассказ о генералах двенадцатого года неожиданно органично вплелся в упоительный вечер двадцать первого века…Вы, чьи широкие шинелиНапоминали паруса,Чьи шпоры весело звенелиИ голоса,И чьи глаза, как бриллианты,На сердце вырезали след,?—Очаровательные франтыМинувших лет!Одним ожесточеньем волиВы брали сердце и скалу,?—Цари на каждом бранном полеИ на балу.Вас охраняла длань ГосподняИ сердце матери. Вчера?—Малютки-мальчики, сегодня?—Офицера!Вам все вершины были малыИ мягок?— самый черствый хлеб,О, молодые генералыСвоих судеб!А на гравюре полустертой,В один великолепный миг,Я встретила, Тучков-четвертый,Ваш нежный лик,И вашу хрупкую фигуру,И золотые ордена…И я, поцеловав гравюру,Не знала сна…О, как, мне кажется, могли выРукою, полною перстней,И кудри дев ласкать?— и гривыСвоих коней.В одной невероятной скачкеВы прожили свой краткий век…И ваши кудри, ваши бачкиЗасыпал снег.Три сотни побеждало?— трое!Лишь мертвый не вставал с земли.Вы были дети и герои,Вы всё могли.Что так же трогательно-юно,Как ваша бешеная рать?..Вас златокудрая ФортунаВела, как мать.Вы побеждали и любилиЛюбовь и сабли острие?—И весело переходилиВ небытие.**Судя по тому, какими распахнутыми глазами смотрели на Шубина Кольцов, Катерина и Елена, гитару он взял впервые. От него немедленно потребовали продолжения, и вот тут уже даже я был готов к чему угодно, но в кабинет с огромным самоваром вошел официант, и Гошка, усмехнувшись, тронул струну:—?Целую ночь соловей нам насвистывал,Город молчал, и молчали дома…Белой акации гроздья душистыеНочь напролёт нас сводили с ума.Сад весь умыт был весенними ливнями,В тёмных оврагах стояла вода.Боже, какими мы были наивными,Как же мы молоды были тогда.Годы промчатся, седыми нас делая,Листья срывая с акаций густых…Только зима, да метелица белаяМожет быть снова напомнят о них.В час, когда ветер бушует неистовый,В час, когда в окнах не видно ни зги,Белой акации гроздья душистыеТы мне хоть вспомнить на миг помоги…***Я не сразу понял, в какой момент сильный баритон Егора догнало сопрано, но то, что Елена Евгеньевна на грани слез я понял, едва Егор отложил гитару. А потом перед глазами просто застыл слайд из старого фильма, и совершенно явной стала линия, заставившая ее сдерживать слезы. Отчаянно захотелось прямо сейчас подарить ей охапку алых роз. Но цветов тут не было. И, изумляясь сам себе, я глянул на Егора; тот протянул гитару мне. Я мысленно попросил у Лены прощения, и, выуживая из памяти запрятанный в груду архивов текст, взял аккорд:—?Уже, наверно, сотню летДуше моей покоя нет.Она дрожит, как блеск свечи на хрустале.С такою дивною судьбой,Какое чудо, боже мой,Что жили вы на этой горестной земле.Как Благовеста чистый звонВсего одиннадцать имен,Но в целом мире, право, не с кем их сравнить.Жизнь на подобное скупаИ высший свет ne compreud pas.Как вы смогли так неразумно поступить?Mersi ma cherе, mon amie.Аdieu ma chere, mon amie.Мое богатство?— жизнь моя, и ты возьми ее, возьми.Пусть впереди забвенья тьма.Я без тебя сойду с ума.Pardonnez-moi pour mon amour, pardonnez-moi.?—Я все еще ждал слез, но Елена, завернувшись в объятия Андрея, как в плед, улыбалась. Ясно и солнечно. И не просто улыбалась. Дальше в песню вплелся ее чистый голос:—?Там за чертой уральских горВсе, чем вы жили до сих пор.Но вы смогли свой путь любовью озарить…Рожать детей, хранить очаг,Неслышно плакать по ночам.И все же Бога за судьбу благодарить.Земные блага?— жалкий дым.Доступно только лишь святымВсе отдавать и ни о чем не сожалеть.С такою дивною судьбой,Какое чудо, Боже мой,Что жили вы на этой горестной земле?Mersi, ma cherе, mon amie.Аdieu, ma chere, mon amie.Мое богатство?— жизнь моя, и ты возьми ее, возьми.Пусть впереди забвенья тьма.Я без тебя сойду с ума.Pardonnez-moi ne peux pas vivre sans toi…****Андрей РомановЛена уснула, едва коснулась подушки, а я все гонял и гонял в памяти этот невероятный день, почему-то вдруг невероятно ревнуя…