Стена (1/1)

Терра стонет в поцелуй, от внезапного, почти предоргазменного наслаждения прошивающего тело. Горячий язык проникает в рот, переплетается с её языком, оглаживает кромку зубов, и женщина, с удовольствием, кусает его, а потом посасывает, заглаживая маленькую провинность.Целуется Адам великолепно, напористо, но не до гланд, сильно, но не агрессивно. Его руки всё там же: одна в волосах, вторая сжимает ягодицу. Он полностью сосредоточен на движениях губ и языка. Не дай Боже, сжать сильнее, навредить! А вот Уэйд словно съесть его пытается: широко-широко открывает рот, прикусывает губы. Как можно пошлее, как можно глубже, как можно громче. Чтобы не только у неё сердце между ног пульсировало, чтобы он последнее самообладание потерял! Но он продолжает гнать свою нежную волну, относительно конечно, но, для мужчины с его силищей, он предельно аккуратен, чтоб его выдержке провалится!Уэйд запускает пальцы в короткие волосы, вжимается в его тело, ощущая, как Адам вздрагивает, когда она трется животом о его член, вздыбивший чёртово персиковое полотенце (там, где головка, даже мокрое пятнышко от выступившей смазки уже есть).Когда воздуха начинает катастрофически не хватать, с громким звуком, похожим на вантузный, доктор отстраняется и заглядывает в почти черные глаза Франкенштейна. Он смотрит на её губы, темно-вишнёвые, припухшие, и облизывается, смакуя вкус пива и порока. Но то, что она отстранилась воспринимает как финал сегодняшних развлечений, и, аккуратно, медленно, стараясь не дёрнуть ни волоска, выпутывает руку из мягких прохладных волос. И вторую, с ягодицы, тоже убирает, к нескрываемому негодованию Терры?— в серых глазах мелькают опасные огоньки.—?Если ты посмеешь на этом остановится… —?тихо, опасно шипит женщина, тыкая пальцем в каменно-твёрдую грудь. Адам недоуменно смотрит в её глаза, потом на палец и опять в глаза. ?Неужели???— мелькает в слабо соображающих из-за оттока крови, мозгах. Мужчина обводит взглядом ванную комнату и вопросительно приподнимает бровь,?— ?Здесь??Терра хмыкает и окончательно деморализует Франкенштейна, стягивая через голову футболку, бросая её ему в лицо и, пока он соображает?— ?что за нахрен?!??— юркает из санузла.Адам догоняет её очень быстро, буквально в пять шагов, впрочем, она и не пытается на самом деле сбежать (а кто бы попытался?!). Догоняет, обхватывает со спины ручищами, вжимает в себя и тихо псевдо угрожающе рычит на ухо, прикусывая его кромку. Женщина самодовольно улыбается и ?сдаётся? победителю, мурлычет, трется попкой об уже ничем не прикрытый член?— полотенце спало во время ?погони?,?— откидывается на сильное плечо. Мужчина едва слышно стонет и вздрагивает, накрывает шершавыми ладонями пышную грудь, сжимает; прокатывает между пальцами напряжённые соски, одновременно подталкивая Терру к стене. А Уэйд и не против?— делает шаг, упирается в стену руками, прогибается в пояснице, расставляет ноги. И смотрит на опять растерявшегося мужчину через плечо, в серых глазах азарт, желание и, слегка, насмешка.Адам хмурится. Что-то не так. Доктора явно все устраивает, а вот ему неохота смотреть на её лопатки. Они конечно же особенные, потому что её, но это просто лопатки, он видел их сотни, а вот в лица он никогда не смотрел, да и ему не горели желанием в глаза заглядывать. Она же, даже не смотря на неудобно вывернутую шею?— смотрит. Пристально, испытующе, согласная на все что угодно.Требующая этого самого ?что угодно?.Франкенштейн поворачивает её к себе лицом, подхватывает на руки, зажимает между собой и стеной, по твёрдости не велика разница, но стена холодная, а Адам?— горячий, и Терра с наслаждение обхватывает его ногами и руками, проводит ладонями по шрамам на плечах и спине, а губами?— на лице, едва ощутимо целует рассечённую бровь и переносицу, языком проходится по особенно изуродованной правой щеке. Неожиданно нежно, внезапно трепетно. И куда вся страсть подевалась? А никуда она не делась. Просто желание не торопиться в его глазах, наконец-то стало ей понятно. Холод стены слегка отрезвил заигравшуюся женщину?— не надо никуда спешить, времени у них много. Вот только Терра слишком давно ждала:?—?Медленно можно и позже,?— шепчет женщина, немного сильнее сжимая его бока бёдрами, скрещивая щиколотки за спиной. Расчёсывая темно-русые волосы подрагивающими пальцами, выдыхает,?— Пожалуйста, Адам.Мимолётно касается губами шрама пересекающего его губы и заглядывает в глаза. В голубых безднах сомнение и желание. Не примитивное, как можно было бы ожидать, а осмысленное, настоящее, он не просто хочет, а хочет именно эту женщину. Хочет изучить все её секреты и тайны, наконец-то узнать, что оно такое?— простое человеческое наслаждение. Трахать потому что надо сбросить напряжение это одно, это первобытно, это физиология того, старого, Адама, который был не ?он?, а ?оно?. Который был бездушным зверем, Созданием Виктора Франкенштейна.Сейчас же Терру обнимает просто мужчина, впервые влюбившийся мужчина, много переживший, выстрадавший. Его надо холить и лелеять. Ему надо показать всё, на что способна любящая женщина. Уэйд это осознает, но… Но она сейчас не просто женщина. Она сейчас клубок нервов, жаждущий этого мужчину. Она?— оголодавший суккуб, и желает она только этого конкретного мужчину. Не потому что он ?под рукой? оказался, или она хочет ему доказать, что он не монстр, а потому что он никогда монстром и не был! Потому что он обрёл истинную душу спасая её, потому что у него все тело в шрамах и ей хочется, чтобы он о них забыл. Потому что он прекрасен и мужественен. Опасен и трепетен. Умён и обстоятелен. Кто бы устоял перед таким коктейлем?Стена за спиной уже не холодит?— нагрелась от её кожи. А они все ещё играют в гляделки. Воздух потрескивает от растущего напряжения. Кто же первым сдастся? Быстро, жарко и резко, на грани боли?— как хочет она? Или растягивая удовольствие, вдумчиво, нежно?— по его желанию?Терра моргает первой, проигрывая, расслабляясь в его руках, вновь сдаваясь во власть победителя. Он внезапно улыбается, искренне, широко. ?Ух ты! Ямочки!??— умильно пищит девочка внутри доктора Уэйд, а женщина видит торжествующий блеск в глазах и чувствует, как мелко дрожат его руки на её бёдрах, возрождая, успевшее слегка схлынуть, желание. Она концентрируется на шершавой коже его ладоней, широких, грубых, сильных, таких как надо?— он гладит её ноги, пахом сильнее вжимаясь в пропитавшееся влагой белье. Большое, сильное сердце пропускает удар. Он нарочито медленно тянется к её губам, мягко целует, нежно проводит языком. Терра же рисует замысловатые узоры по его плечам, одними кончиками пальцев, едва ощутимо, также медленно отвечает на поцелуй. Он хочет нежности?— ладно. Пусть так. Она ему подарит нежность, всю, какую только может.Адам гладит её тело, и под кожей от его прикосновений разгорается пламя. Движения выверенные, неторопливые. Франкенштейн смакует податливость светлой кожи, как изысканное блюдо, губами и языком исследует шею и грудь, задерживается на горошине соска, слегка касается зубами, срывая с карминных губ едва слышный стон. Время теряет своё значение, тела покрываются солёной испариной, которую так приятно слизывать\сцеловывать, закрывая глаза, наслаждаясь?— и даря наслаждение.Терра теряется в его ласках так глубоко, что его пальцы, сдвигающие кружева трусиков в сторону, становятся большой неожиданностью. Он гладит горячую плоть, смачивая пальцы скользкими соками, чтобы сгладить грубость своей кожи и погружает в пульсирующее лоно длинный палец?— алые, зацелованные губы распахиваются в беззвучном крике. Терра выгибается дугой, подаётся к нему и с несказанным удовольствием получает второй палец, и стонет уже в голос от медленных растягивающих толчков.Она горячая, влажная, гладкая и пульсирующая. Но тугая, либо сжимается от удовольствия, либо давно ни с кем не была, а скорее всего и то, и другое, что чрезвычайно приятно. Это почти тоже самое, что быть первым, хоть и хочется быть последним и единственным…