Глава VII (1/1)

Последние дни августа только говорили о том, что скоро осень, твердили об этом без устали. Солнце почти не выглядывало, лишь скромные белые лучи проходили через пелену светло-серых облаков и освещали землю. Морось была практически постоянным спутником стеснительного августовского солнца и властолюбивых туч, что без промедления захватили некогда чистое голубое небо.Для всех крепостных сегодня был самый радостный день?— окончились полевые работы и сегодня их никто не будет напрягать. С самого утра дворовые хозяйства Шефер занимались приготовлениями к этому празднику. Несмотря на дурную погоду, отовсюду слышались смех, девичьи перешептывания и крики родителей, что подгоняли их. Но для Александры Вербицкой этот день был окрашен по-особенному.С самого утра она погружена в свои собственные замыслы, а самым её любимым местом стал обычный, с перекошенными створками шкаф. В нем своего часа ждало чёрное платье с накидкой и траурный платок. В этой одежде Алекс прибыла сюда и в ней же собиралась покинуть поместье Шефер буквально завтра. Она подходила к нему, осторожно, дабы никто не увидел, открывала одну из дверец и трогала мягкую ткань, которая до сих пор носила в себе аромат родного дома и свободы, пьянящей и воздушной, совсем невесомой и оттого приятной. Нахождение этого наряда рядом с ней давало ей надежду на спасение, но оттого становилось ещё страшнее, а в голову тут же пытались проникнуть самые страшные мысли. Что будет, если её поймают? Ответ на этот вопрос девушка знала великолепно?— сначала её изобьют, а после к ней подставят провожатого, дабы следил, чтоб непокорная крепостная не предприняла новую попытку побега. Тогда шансов не останется вообще и прекрасный цветок очень скоро найдёт на шеферских землях свою погибель.В избу кто-то вошёл и девушка спешно закрыла дверцы шкафа. В проходе показалась тётка Авдотья.—?Шур,?— только пройдя в маленькую комнату, она увидела, как спешно её соседка запирает шкаф и потому нахмурила свои густые брови и скрестила руки на груди. —?Да хватит тебе уже глазеть на это платье. А если б это не я зашла? Беда б тебя, девонька, не миновала, это как пить дать!Александра только поступила взор и промолчала, признавая полную правоту Авдотьи.—?Ты меня зачем звала? —?решила она увести разговор в другое русло.—?Как зачем? —?искренне удивилась тётка Авдотья. —?Помогать звала. Рушники постирать надо.—?Так нерабочий день! —?Вербицкая действительно немного запуталась в жизни крепостного люда: когда у них нерабочие, а когда?— рабочие дни.—?А к празднику кто готовиться-то будет? У нас скатерти-самобранки нет, миленькая. Кто-то должен и по дому помочь, думаешь, ты одна такая? —?усмехнулась женщина и тут же, не дожидаясь ответа от Александры, подала ей в руки таз с теми самыми рушниками. Он был тяжёлым и худые коленки девушки тут же подогнулись. Но, не подав виду, она взяла кусок мыла и направилась к реке.Путь был не самым близким. Выйдя со двора, Александра героически, преодолевая себя, шла по неровной проселочной дороге, усыпанной вездесущим песком вперемешку с уже начавшими опадать листьями. Песок был вездесущ и так и стремился забраться в обувь, дабы совсем неприятно колоть голые ступни. Ветер нежно колыхал душистые липы и березы, их бархатные и приятные как на ощупь, так и на аромат, мокрые листочки осторожно дотрагивались до изможденного и худого личика Александры и оставляли там следы, пахнущие утренней свежестью. Было прохладно и только рубаха с длинным рукавом и длинная юбка с передником спасали, но девушка все равно ежилась, едва только ветер усиливался и переставал быть таким по-детски трогательным и шелковистым.Едва удержав в своих тщедушных ручках гору белья, Алекс спустилась с пригорка к широкой реке. Вся осенняя серость отражалась в ее прозрачных и чистых водах и оттого она была сияла не голубоватым светом, как летом, а железным. Кое-где виднелись золотистые у рубиновые пятна, которые при ближайшем рассмотрении оказывались листьями с близстоящих деревьев. Вербицкая дотронулась пальцами до воды и тут же одернула руку?— вода в речке была достаточно холодной, однако, ничего не сделаешь?— иначе она обрушит на себя весь гнев барыни. И тогда о побеге можно будет забыть навсегда.Окунув в воду первое полотенце, она вновь почувствовала весь холод осенней реки и это подтолкнуло девушку на мысль: а отчего Лидия такая жестокосердная? Отчего так измывается над своими крепостными? И, в особенности, над ней. Чем провинилась она перед этой женщиной? Александра помнила некоторые слова Анны Львовны: ?Если человек жесток с одними, значит, ему другой причинил сильную боль и заставил его душу разорваться?. Так кто же причинил такую боль Шефер? Или же она всегда была такой злой??Но не может же человек быть жестоким от рождения. Господь создаёт всех миролюбивыми созданиями, а все плохое в людях?— результат душевных страданий??— так всегда рассуждала Алекс и этот случай не стал исключением.Отжав рушник, она аккуратно сложила его и приступила к стирке следующего. Эти дела для девушки стали уже вполне обыденными. Дабы угодить барыне и не быть выпоротой прилюдно, она была готова на все, а посему достаточно быстро научилась стирать, убирать, помогала иногда с готовкой на панской кухне. Лидия же, видя, как бывшая панночка управляется с делами крепаков, только лишь усмехалась, гордясь тем, что таки смогла отомстить. Пусть и не напрямую, но она заставила страдать дочь своего заклятого врага. И все равно, что для воплощения такого жестокого плана в жизнь ей пришлось преступить закон и взять на себя достаточно тяжёлое правонарушение.Едва девушка выполнила половину своей работы, как услышала неспешные шаги рядом. Они были тихими, прогулочными. Александра еще даже не повернула головы в сторону шедшего, как уже нарисовала себе в разуме портрет старого аристократа, который прогуливается по берегу местной реки, разглядывая серебристую гладь. Сложив очередное полотенце, она поправила свисающие кудрявые волосы, выбивающиеся из-под платка, и посмотрела на того, кто встал неподалеку, устремив свой взор на речку и близлежащие пейзажи.Совсем рядом с ней стоял мужчина лет сорока, судя по наряду, он явно не из бедных помещиков, а напротив?— один из самых богатых, что только жил в этом уезде. Его черные волнистые волосы нещадно трепал ветер, а его фигура была не столь прямо и ровно поставлена, как у всех дворян из-за трости, на которую он опирался всем телом. Сам мужчина был словно выточен из камня и взгляд его был таким же ровным, спокойным и уверенным. Вербицкая еле смогла себя заставить продолжить работу, дабы, наконец, закрыться в теплой избе до начала крестьянских празднеств и, тихонько вздохнув, утерла лоб рукавом и продолжила стирку. Однако это не привлекло внимания незнакомца, он как стоял, думая о чем-то своем, так и продолжал стоять, опираясь на трость и пытаясь все же держать спину ровно, как мог.Такая окружающая обстановка очень взволновала Александру и она старалась доделать работу как можно быстрее. Неизвестно ведь, кто он. Руки, мелко дрожавшие от уже осеннего холода, стали заниматься делом спешно, мыло несколько раз едва не упало в воду. Незнакомый помещик не двигался, словно не видел крепостную, ее для него не существовало, что было вполне естественно, ведь такие, как он, таких, как она, не считали за людей, думали, что крепостные?— бесправные вещи, что в нынешнее время именно так, как ни прискорбно.Вскоре работа кончилась, рушники были выжаты и аккуратно сложены в стопку в том же тазу. Встав с земли, она с трудом подняла таз с бельем и сразу же почувствовала, как ее повело куда-то в сторону, а полотенца сейчас бы упали на влажную от недавнего дождя землю с пожухлой травой, если бы не тот самый незнакомый черноглазый помещик. Каким-то образом он в тот же момент направился обратно и, завидев падающую крепостную с тазом, полным белья, резко и ловко обхватил таз, возвращая обратно ей в ее худенькие ручки, обтянутые полупрозрачной кожей.—?Благодарю… —?мельком взглянув на его лицо, сказала Александра, заправляя смоляные кудри за уши и прижимая таз к груди.Незнакомец ничего ей не ответил, да и не дожидалась она каких-либо слов от него. Вместо этого Вербицкая спешно, крепко прижимая к себе выстиранное белье, направилась ко двору Шефер, который находился достаточно близко от этой речушки.Когда девушка уже пропала из виду, Григорий только догадался до того, чтобы сверить внешность незнакомой крепостной с фотографией дочери.—?Уехала за границу, говорите… —?зло прошипел Червинский, когда его опасения подтвердились. —?Что же, теперь мне ясно, за какую границу моя дочь уехала…Кроме, как высказать что-то себе под нос, Григ не имел возможности поговорить с ней. Но то, в каком Александра была состоянии, поразило его до глубины души и сейчас Червинский винил только самого себя в своей излишней задумчивости и сентиментальности, обострившихся после смерти матушки. Если бы он догадался обо всем на минуту раньше… Черт! Какой же он дурак! Но что делать теперь? Бежать? Боже, не смешите публику! Он давно не ходил быстрее, чем прогулочным шагом. А вот вызнать у того ирода, коего сорок лет своей жизни он называл собственным отцом, кому и как он продал его дочь, хотя как именно он это сделал, Григорий представлял достаточно ясно, стоило прямо сейчас, не теряя ни секунды. Он и так уже потерял достаточно времени.***?—?Ты?..Все, что сейчас происходило могло быть прекрасной иллюзией, сном, от которого не захочешь просыпаться. Она была на удивление… все такой же маленькой и хрупкой, будто совсем девочка. Семнадцать лет прошло?— а ничего не поменялось в его Катеньке. Только в синих, чистых, словно два ярчайших океана, потух девчачий яркий огонек, который всегда горел в них. Быть может, он, на деле, никуда и не девался, а потух он временно, из-за траура по Анне Львовне? Хотелось бы верить…—?Я… —?наконец подала голос Екатерина.Услышав ее голос, его утверждение, что Вербицкая совершенно не изменилась с момента их последней встречи, только укрепило свои позиции. голос ее был таким же нежным, певчим и в нем все еще присутствовала та толика наивности и безграничной веры в каждого встречного. А может, ему так казалось, просто потому, что хотелось слышать ее голос именно таким?Дальнейшая беседа зашла в тупик. О чем говорить? Казалось бы, за семнадцать лет столько всего произошло, а тем для разговоров нет и не желали они появляться в ближайшие пару минут.—?Я ожидала тебя здесь увидеть. —?первой собралась и восстановила прежний вид Катерина, бегло осмотрев давнего ?друга?. У нее язык не поворачивался назвать Грига как-то по-другому.—?А я?— нет. —?все, на что сейчас был способен Григорий?— отвечать на поставленный вопрос, но никак не задавать вопросы самостоятельно.—?Мне жаль, что я не успела приехать на сами похороны. —?искренне выразила свое сожаление Катя, проходя в залу. —?Но меня радует то обстоятельство, что я еще смогу прийти к ней на могилу. Попрощаться и… попросить прощения. —?на последних словах в ее голосе четко ощущались горечь и стыд.—?За Александру? —?смелость потихоньку возвращалась к Червинскому-младшему и он, на тот момент еще стоявший в коридоре, двинулся к ней.Женщина вздрогнула и тут же повернулась к нему с растерянным видом. На ее лице будто бы был написан ясный вопрос: ?Откуда ты знаешь??—?Я узнал только сегодня. —?ответил он, постепенно приближаясь к ней.—?И как тебе? —?в глазах ее тут же заблестели слезы. —?Совесть не мучает за то, что бросил нас?—?А тебя, Китти, совесть не мучает, что ты дочь бросила на произвол судьбы? —?такое поведение женщины немного разозлило Грига. Все-таки она явно изменилась. Не в голосе, не в глазах. Она изменилась в душе, жестокие реалии научили Катю приземленности, она, наверняка, больше не витает в облаках, как прежде, не пишет опусов на французском. Быть может, она руководит огромным хозяйством, подобно Лидии Шефер? Следит за финансами, наказывает неугодных и плохо работающих? Нет, это же Китти! Святая душа, неспособная даже на муху накричать, не то, что на человека.—?Этого бы не случилось, не брось бы ты меня с ребенком. —?процедила Екатерина сквозь зубы. —?И я могла бы остаться, но тогда бы пострадала твоя семья, за репутацию коей ты так сильно тогда ратовал, Григорий. Ведь Александра была слишком на тебя похожа.—?Что может быть хуже, чем быть сиротой при живых родителях, не так ли ты когда-то говорила, Катенька? —?вспомнив однажды их единственный содержательный разговор за всю жизнь обоих, сказал он. —?Ты говорила так, а после, много времени спустя ты оставляешь собственного ребенка без покровительства родителей?—?Жизнь расставила все по своим местам. Я отказалась от многих идеалов и поняла, что она не столь однобока, как казалось мне когда-то. —?менторским тоном заявила Екатерина и, дав понять, что разговор окончен, направилась к лестнице, ведущей на второй этаж.***Вечереть начало рано. И потому празднество по случаю окончания полевых работ начались гораздо раньше, чем себе представляла Александра. С улицы стали слышаться какие-то народные песни, кои распевали очень громко, с душой. Бесконечным потоком лился смех, все о чем-то переговаривались. На столах уже появилось множество угощений, а где-то рядом, на табуреточке сидел старый гармонист, который должен был аккомпанировать. Все это веселье было чуждо Алекс, она не совсем понимала смысла этих народных забав. Женщины, кричащие частушки во все горло, старая гармонь, чуть хрипящая… Нет, она решительно не понимала, что здесь может быть такого веселого? Да, она была рада вместе со всеми окончанию таких трудоемких работ, как сбор урожая. Но для нее отдых был скорее в постели, после бани, а вот откуда столько сил у крепостных, которые живут в вечном страхе и работая почти круглые сутки, Александра не очень хорошо представляла.Единственное, в чем она поддержала остальных?— застолье. Перестирав сегодня целый таз белья, она чувствовала неимоверный голод, поэтому от каравая, окрошки и кваса она не отказалась. Трапеза также сопровождалась громкими песнями под стакан медовухи, а потому она достаточно быстро покинула стол, в числе первых. Ее никто не осуждал и не останавливал?— клеймо ?белоручки? навсегда закрепилось за ней, хоть чему она научиться?— не сотрешь и не забудешь.Завра предстоял очень трудный день. Еще раз проверив наряд на завтра, Вербицкая упала на колени перед образом Господа и прочитала одну из немногих молитв, которые знала наизусть.—?Господи Боже, прошу тебя, смилостивься над рабой твоей Александрой, помоги мне завтра до Киева добраться беспрепятственно, не отворачивайся от меня. Только на тебя мне, Господи, можно уповать и не бросай ты меня в трудную минуту… —?со слезами на глазах молилась перед образцом Александра.После всего, она постелила себе на лавке и, едва ее голова коснулась подушки, уснула.***Сентябрь. 1856 год.—?Господи, я так буду за тебя переживать теперь… —?закрыла лицо руками Авдотья, но тут же переместила их на плечи Александры, облаченной в платье с накидкой, платок и туфли.—?Не переживай, все будет хорошо. —?успокаивала она крепостную.—?Подожди! —?вдруг о чем-то вспомнила тетка Авдотья, после чего полезла куда-то в свой старый сундук. Порывшись в нем, она закрыла крышку и протянула ей мешочек.—?Нет, теть Авдотья. —?шикнула Вербицкая. —?Не возьму я денег. И не просите!—?Бери. —?попыталась вложить мешочек ей в руку женщина. —?Мы откладывали, чтобы себя выкупить, да тебе нужнее.—?Нет, и не просите. —?повторилась она, но деньги, однако, каким-то образом все равно оказались всучены ей в руку.Еще немного попричитав, Авдотья перекрестила путницу, а после та, постоянно оглядываясь, подошла к крытой повозке и, приподняв юбки, как можно скорее юркнула вглубь, прячась за продуктами, что везли на осеннюю ярмарку в Киев. Совсем скоро все было уложено и Никифор тронулся с места, не резко, пытаясь не вызвать подозрений. Укрытая разными овощами да фруктами, что собирались весь август, Александра прижимала к груди мешочек с деньгами и, разрешая горячим слезам стекать по ее бледным щекам, мысленно благодарила Авдотью и Никифора за их безграничную доброту и помощь в организации побега. Дай Бог, к тому моменту, как Лидия проснется, она уже будет совсем далеко…