Глава VI (1/1)

Родной дом?— место силы для каждого человека. Родной дом?— место, где можно быть собой, вспоминать детство и юность, не скрывать свои эмоции и просто быть самим собой. Но после семнадцати лет, проведенных вдали от этого самого места, да еще и когда пришлось уехать по такой деликатной причине, за что он себя корил каждую секунду своей жизни, молодой пан не чувствовал того прилива душевных сил, как раньше. Каждый угол, каждая стенка и каждая комната напоминали ему о Кате. О Кате, которую он бросил, испугавшись ответственности, испугавшись порицания со стороны высшего общества. Правда, Григ не знал, порицало ли его то самое общество за побег из дому, но и это было не так важно по сравнению с беременной крепостной.В таких мыслях он шел по коридору второго этажа имения, пока не наткнулся на ту самую спальню, где много лет тому назад жила Китти. Как же много всего произошло за этой обычной, ничем не примечательной, дверью. Да, для любого другого человека, эта дверь была именно такой?— обычной и простой, каких еще много в этом имении. Но для младшего Червинского она очень сильно отличалась от остальных. Для него она была золотой, а ручка ее?— серебряной. Для него эта дверь блестела и всегда, даже если на деле была заперта на ключ, то все равно оставалась чуть приоткрытой, будто нерешительно приглашающей зайти.Легонько коснувшись ручки этой особенной двери, он проверил, закрыта ли комната. И именно так и оказалось. Она была заперта и ему пришлось искать ключ. Скорее всего он у Павлины, это, что называется, к гадалке не ходи. Едва он двинулся в сторону кухни, как столкнулся с той самой Павлой, о которой подумал в прошлую минуту.—?А вы чего здесь? —?первая спросила кухарка.—?Ключ у тебя? —?ему было все равно, что задавать вопрос на вопрос?— неприлично. Главное?— открыть дверь.—?Я не могу вам его дать, пан. —?лицо Павлины вытянулось, но она тут же собралась и замотала головой, выказывая твердость своих намерений.—?Почему? —?Григорию показалось, что тетка Павла чего-то очень сильно испугалась. —?Я приказываю тебе открыть мне комнату Кати.—?Я не могу. —?догадки мужчины подтверждались с каждой секундой. —?Мне нельзя, Петр Иванович запретил.—?Если ты не откроешь мне эту дверь сейчас же, тебе меня надо будет бояться, а не Петра Ивановича. —?стараясь не сорваться на женщину, процедил сквозь зубы Червинский.Павлина замолкла. Она опустила взор в пол и было видно, что она очень сильно боится гнева старшего барина, будто бы он пообещал ее убить, если она откроет бывшую спальню Китти. Женщина не смотрела на него и молчала, казалось, внутри она молилась, чтобы пан внял ее словам и перестал рваться в ту комнату.Григ же, осмотрев женщину придирчивым взглядом, увидел связку ключей у нее за поясом, но виду, конечно, не подал. Он был готов поклясться, что это ключи от комнаты Кати. Вот только как их у нее забрать?—?Тетка Павла, а почему мой отец не хочет, чтобы я открывал эту комнату? Там ведь ничего такого нет… —?медленно, с чувством, толком и расстановкой, говорил мужчина, стараясь не коситься на связку за поясом кухарки. Он пытался вывести ее на длительный разговор, дабы, пока она будет рассказывать, незаметно стащить у нее ключ.—?Не знаю я, Григорий Петрович. Мне если запрещено, то я и не делаю, не хочу, чтобы пан мой разгневался, да худо мне что-нибудь сделал. —?затараторила Павлина, смотря на него снизу вверх.—?Но это же старая спальня Кати, что там может быть не для моих глаз? —?тянул разговор Григ, поджидая момент, чтобы схватить ключ и открыть комнату.—?Я ничего не знаю, пане. —?повторила женщина. —?Мне Петр Иванович не говорил, почему так надобно сделать, а я к нему и не лезу.В этот момент, уловив ее взгляд, скользнувший куда-то в сторону, Червинский рывком выхватил связку ключей из-за пояса и тут же отвернулся к двери. Павлина, раскрыв глаза от удивления, которое быстро сменилось животным страхом. Она, позабыв о том, что сопротивляется собственному барину, пыталась вырвать связку из его рук, пока тот щелкал ключом в замочной скважине.—?Григорий Петрович, меня пан прибьет, если узнает, что вы сюда зашли! —?голос всегда сдержанной и строгой Павлины стал плаксивым и жалобным. —?Я же просила вас, что не надобно этого делать!—?Тихо ты! —?рыкнул на нее Григ. —?Если что-то, то я тебя спасу, тетка Павла, не дам в обиду этому деспоту. Так что ты не бойся ничего, я просто похожу там, посмотрю… Что же он прячет от меня в спальне Китти…Заверив расстроенную кухарку в правдивости своих слов, он зашел в комнату, закрыв за собой дверь на ключ. Комната была, как и прежде, светлой и уютной, но небольшой. Те же обои на стенах, та же кровать, идеально убранная, без единого изъяна. Присев на нее, он продолжил осматривать ее. Вроде бы все действительно так, как было почти двадцать лет назад, когда здесь жила его любимейшая Катенька. Казалось, она вот-вот войдет сюда, но, конечно же, не зашла, отчего его сердце заныло. Но, не обращая внимания на боль, он встал с постели и подошел к небольшому письменному столу, где она обычно писала какие-то свои маленькие опусы на французском или рисовала. Выдвинув наугад один из ящиков стола, он увидел дагерротип, без рамки, без всего. На нем была запечатлена молодая девушка, можно сказать, совсем девочка. Ее волосы были уложены в высокую прическу, кудрявые прядки были настолько темны на снимке, что не оставалось никаких сомнений, что и в жизни ее кудри такого же глубокого черного цвета. Она улыбалась на фотографии, смотрела прямо в камеру и выглядела очень милой, а ее темные омуты глаз даже через снимок светились жизнелюбием. Белое платье с коротким рукавом, что было на ней, только добавляло нежности и женственности ее образу. Григу эта девушка была незнакома, он никогда прежде ее не видел, но она определенно вызвала у него интерес. И не столько красотой, сколько вообще нахождением собственного дагерротипа в Катиной комнате. Григорий перевернул карточку и заметил надпись широким и размашистым почерком.—??De l'amour à la folie est une étape?*?— зачитал он вслух. —?Александра Вербицкая.?— было подписано под фразой.Григорий не знал никакой Александры Вербицкой, он знал Катерину, но чтобы у нее была сестра?.. Да еще и настолько непохожая на нее? Нет, это точно не ее сестра, иначе бы он точно знал, да и матушка его?— Царствие ей Небесное?— не стала бы разлучать родных сестер, а забрала бы на воспитание обеих девочек.Эта Александра ему напоминала самого себя в чертах лица, волосах и взгляде. Такой же взгляд был у Грига в тот период его жизни, когда он впервые встретился с Катей. Это после его взгляд потускнел, а сам он осунулся.Едва он задержался на этой мысли, как в его голову пришла еще одна, более свежая и раскрывшая старую рану, которую он отгонял все семнадцать лет своих странствий.1838 год.—?Григорий Петрович, я… беременна…По своему обыкновению, молодой пан, только завидев ту девушку, которая одним только своим видом сводила его с ума и будто опьяняла, подошел к ней и незаметно подвел к стене имения, не давая вырваться. Ее глубокие, как два чистейших океана, глаза смотрели, как и прежде, со страхом и ужасом на него, а хрупкий стан мелко дрожал. Она явно не пыталась не закричать, как было в самом начале их отношений, лишь сдавленный хрип изредка вырывался из ее сухих и потрескавшихся губ, которые она постоянно кусала от волнения и облизывала, при этом будто страшась действий.То, что он услышал от нее заставило его убрать свою руку с ее плеча и его привычный и блестяще отработанный именно для нее игривый взгляд резко посерьезнел. Он знал, его Катенька никогда не врет и говорит чистейшую правду, поэтому он ни на секунду не сомневался в ее словах. Эти четыре слова могли бы сделать его счастливым, если бы она была вольной девушкой и замужем за ним. Но в нынешних обстоятельствах этот ребенок был способен запятнать его репутацию. Да что там его? Репутацию всего рода Червинских и репутацию самой Кати.—?Что ты сказала? —?как же ему хотелось, чтобы она просто неудачно пошутила или все это было сном.—?Я ношу ребенка под сердцем. Нашего с вами ребенка… —?прошептала напуганная крепостная, поспешно спрятав взор в землю, однако крепкие мужские руки подняли ее за подбородок, заставив смотреть слезившимися глазами на него.Григ не знал, что предложить Кате. Убить ребенка у него язык не поворачивался, оставить?— значит поставить крест на положении всех Червинских и Вербицкой в обществе. Жениться на своей крепостной он тоже не мог по той же самой причине.—?Я не убью этого ребенка. —?просипела Катя. —?Я рожу.—?Да рожай!.. —?сорвался на крик Червинский. —?Но меня рядом с тобой не будет. Этот ребенок?— убийца моей репутации, репутации моего отца, твоей любимой крестной и тебя самой.—?Вы?— недостойный человек! —?заплакала Китти. —?Как вы можете?!—?Мне репутация семьи дороже какой-то беременной крепостной.Сейчас, с высоты прожитых лет Червинский понимал, насколько был тогда неправ, насколько он был глуп и зависим от своего статуса в обществе. И как же ему сейчас хотелось увидеть ее, понять, насколько она изменилась. И попросить у нее прощения за те события многолетней давности. И не только у нее.Судя по всему, в комнате своей матери жила Александра, но вот где эта девушка? Почему комната заперта? И почему Павлине было строго-настрого наказано никого не пускать сюда? Однозначно, здесь замешан Петр Иванович, он ненавидел ее, скорее всего, он всю жизнь ненавидел и их с Китти дочь. Этот человек не гнушался никогда самыми грязными методами достижения своих целей, поэтому в груди мужчины стала стремительно нарастать тревога за дочь, кою он не видел всю ее жизнь. Это было так странно, но в то же время естественно, будто он напротив, растил своего ребенка с самого его момента рождения. Выходя из комнаты, он вдруг остановился у самой двери и вновь кинул взгляд на письменный стол, где до сих пор лежал снимок Александры.?Александра… Красивое имя. Мощное, сильное. Александра Григорьевна Червинская. Боже, это невероятно прелестно. Но только, конечно, вряд ли она носила именно мою фамилию. Скорее всего, она Вербицкая, как и ее мать.??— размышлял пан.Простояв какое-то время в раздумьях у двери, он все же вернулся к столу и убрал в карман дагерротип черноволосой девушки.***Раньше казавшаяся очень жесткой и неудобной, лавка в избе Авдотьи и Никифора была теперь для Александры очень уютной, в которой она могла бы проспать несколько дней подряд. Перовая подушка и тонкое одеяло были очень теплыми и мягкими для девушки, два дня просидевшей в холодной и сырой темнице, ела один лишь хлеб и пила колодезную воду?— по небольшой кружке в день, маленькими глотками. Однако, все хорошее имеет привычку достаточно быстро заканчиваться.—?Шура! Шура, проснись! Вставай давай, скоро на сбор к Захару! —?тормошила ее Авдотья.Александра раскрыла глаза от одного только имени управляющего. Увидев перед собой лицо тетки Авдотьи, она тут же вскочила с лавки и стала быстро собираться на построение. От того, насколько прилежным будет ее поведение в оставшуюся неделю месяца зависит ее дальнейшая судьба, поэтому необходимо было соответствовать. Надев рубаху, юбку в пол и, повязав поверх нее шаль, она завязала волосы в шишку на затылке и по обыкновению завязала косынку на голове. Обувшись, они вместе с семьей Авдотьи и Никифора вышли на полянку, где собирались все крепостные и ждали указаний управляющего Захара. Солнца и жары, как в первый день ее пребывания здесь уже не было, ведь близился сентябрь и листья уже начали желтеть, краснеть и опадать на землю. Выстроившись и легко поклонившись пришедшему управляющему, все принялись слушать его план работы на сегодня.—?Сегодня последний день сбора урожая. Завтра будет праздник, барыня дарует вам свободный день. —?начал Захар. —?Сейчас все едут на поле, собирают по обыкновению своему два пуда зерна. А ты,?— он резко приблизился к Александре и схватил ее за запястье, где еще виднелись следы от кандалов. —?Пойдешь к пани, будешь у нее весь день в услужении.Алекс только коротко кивнула и отошла ровнехонько туда, куда указал ей Захар. После этого все крепостные расселись по телегам и направились на поле своей хозяйки, а девушка осталась одна.—?Пошли. —?прохрипел управляющий, бесцеремонно подталкивая ее к поместью.Это было очень грубо, но Вербицкая молча все терпела, стиснув зубы. Никогда так с ней не обращались, никогда не били по лицу, не закрывали в ?холодной?, не приковывали цепями, чтоб не сбежала. Но сейчас, пока она шла по коридорам имения, Александра могла подумать о том, что как-то теперь это все ею воспринимается иначе, со спокойствием и смирением, что, однако, ее одновременно с этим и пугало.Захар открыл двери и впихнул в гостиную крепостную. Присев в поклоне своей барыне, девушка встала с ровной спиной, однако, конечно, опустив взор в пол и не поднимая головы. Все, что она видела?— паркет и край юбки Лидии, коя шуршала очень громко и медленно приближалась к ней.Рука в черной и мягкой перчатке рывком подняла ее за подбородок и ее черные глаза встретились с глазами Лидии Ивановны. Этот взгляд был уже знаком девушке: сначала умиротворение, а после новая искра безумия.—?Сегодня ты весь день будешь работать в доме. —?с места в карьер начала Лидия. —?Сперва вымоешь полы здесь, в зале, после вымоешь окна здесь же и протрешь мебель. Потом, когда все это выполнишь?— будешь читать мне стихи и музицировать. Ты ведь, наверняка, унаследовала от своей матери и музыкальный талант, не так ли?—?Унаследовала, пани. —?прохрипела девушка.—?Какая прелесть! —?казалось, совершенно искренне рассмеялась Шефер. —?Просто прекрасно. Тогда приступай к работе.Женщина и Захар тут же вышли из комнаты, оставив ее наедине со своими делами, которые надо было выполнить блестяще. Поправив платок на голове, Александра направилась за ведром и тряпкой в кладовую.***В окутанное холодом и печалью имение Червинских заехала роскошная карета. Ехала она степенно, спокойно, в отличие от недавно прибывшей кареты Грига. Остановившись во дворе, карету тут же облепили крепостные, коим было интересно, кто же еще приехал к вдовцу. Женщина, вышедшая из нее, наделала шороху среди собравшихся.—?Катя! Вербицкая! —?крикнул кто-то из ошарашенных дворовых, давая женщине выйти из кареты.Екатерина осмотрела всех собравшихся. Какие же все они родные, а она почти забыла их лица. Не преступление ли это? Все они улыбались ей, пытались расспросить о ее жизни в последние семнадцать лет. Сама же Вербицкая, а ныне Жадан, говорила крайне уклончиво, она хотела поговорить именно с хозяином имения. Однако она не могла просто так растолкать своих бывших друзей и близких, потому относилась достаточно терпимо к их бесконечным расспросам.—?А где Павлина? —?теперь был черед Кати задавать вопросы.—?На кухне, как обычно. —?крикнул Назар.Женщина, кинув на человека, что прежде любил ее больше жизни, добрый и нежный взгляд, зашла в дом. и сразу же столкнулась с человеком, из-за которого и боялась ехать в Червинку.—?Ты?..***Запах грязной воды, что так и лез в ноздри Александры, заставлял ее работать куда быстрее, чем она вообще могла. Ее тошнило от этого запаха, от запаха мокрой тряпки, которым пропахли теперь и ее руки, опухшие от непосильной для бывшей пани работы. Окна она вымыла первым делом, после чего протерла пыль с мебели, а вот мытье полов девушка оставила напоследок, как самую тяжелую работу.Вот и сейчас, она ползала по полу, пытаясь вымыть абсолютно каждый закоулочек комнаты, пол должен был блестеть, чтобы Лидия точно осталась ею довольна. Ее колени онемели, а голова болела от перепадов давления. Когда Александра встала с пола, дабы смочить и выжать тряпку, она ощутила шум в висках и темные круги, мелькающие перед глазами. Ноги не слушались уставшую крепостную, но она заставляла себя идти, чтобы не разозлить Лидию Шефер. Опустившись на колени перед ведром, она опустила тряпку в него, слыша мерное плескание воды, а после, когда выжимала ее из всех своих крохотных девчачьих и совершенно неприспособленных к мытью полов и другому труду сил, услышала целый парад капель, падающих в ведро с половой тряпки.Едва она приступила к мытью следующего участка огромной гостиной, как услышала звук, будто кто-то зашел в комнату. Александра увидела прекрасную и милую барышню, которая выглядела очень скромной и нежной.—?Натали Александровна… —?Алекс с трудом узнала в ней свою крестную.—?Лекса?.. —?выдохнула Дорошенко, приложив руки в кружевных перчатках к груди. На ее лице было написано искреннее удивление и даже ужас от увиденного. —?Но почему ты… Ах, Боже мой! —?она резко приложила руки ко рту, будто сдерживала крик, а на ее глаза выступили слезы. Александра опустила голову перед ней и как раз вовремя?— в эту же минуту в гостиную зашла Лидия.Шефер осмотрела всю представленную ей картину, после чего присела в кресло, не переставая наблюдать за испуганной подругой и падшей барыней Вербицкой. Они обе молчали и если Александра молчала из-за страха вновь быть избитой и наказанной, то Натали Дорошенко просто нечего было сказать на это.—?Лидди… —?наконец прошептала Натали, повернувшись к подруге и не убирая ладоней со рта. —?Как ты могла так поступить с Лексой? Она же панночка!Услышав эти слова, брюнетка подскочила с кресла, впиваясь своими серыми глазами в глаза подруги.—?Я не очень хорошо расслышала, моя милая подруга. Кто она? —?тихо спросила Лидия. Этот тон Александра знала слишком хорошо. Сначала она говорит тихо, а после словно пожар начинает гореть в ней.—?Александра?— панночка. —?повторила Натали. —?Как ты можешь держать ее за крепостную?—?Ее мать была крепостной и она посему тоже крепостная, Натали. —?строго заявила Шефер. —?Я открыто купила эту девицу и посему она моя собственность. А тебе, моя дорогая, не стоит лезть в дела моего хозяйства.Видно, дружба Натали Дорошенко и Лидии Шефер была настолько крепкой и трогательной, что хозяйка имения не смела повышать голоса на подругу, объясняя той все спокойным и мирным образом.—?Не стой, словно столб! —?прикрикнула Лидия на Стоявшую все это время с опущенной головой Алекс. —?Ты выполнила, что тебе было приказано?—?Мне осталось домыть пол, а после, если хотите, я буду вам читать стихи и музицировать. —?тихонько проговорила девушка.—?Полы за тебя домоет кто-нибудь, а сейчас мы с Натальей Александровной желаем услышать какое-нибудь стихотворение. —?отрезала помещица, присаживая на кресло и приглашая присесть и Дорошенко.Уставшая, с намоченными той же грязной водой, рукавами рубахи, Александра встала поближе к паннам и, выпрямившись, начала читать первое, что пришло ей в голову.—?Ты прав?— несносен Фирс ученый,Педант надутый и мудреный?—Он важно судит обо всем,Всего он знает понемногу.Люблю тебя, сосед Пахом,?—Ты просто глуп, и слава богу.?— голос крепостной был очень тихим, словно летний ветерок. Она говорила с толком, с чувством и расстановкой, стараясь говорить, конечно, громче, но было сложно в присутствии жестокой хозяйки. Она старалась смотреть на обеих женщин, но только увидев заплаканные глаза своей крестной матери, Алекс хотелось заплакать вместе с ней, прижаться, словно несчастный котенок, но было, естественно, нельзя. Ведь что могла сделать женственная Натали Дорошенко? Выкупить ее? Властная Лидия бы не позволила ни в коем случае.—?Довольно! —?резко прервала ее брюнетка. —?Мне это стихотворение не нравится. Расскажи другое, да почетче!Горестно вздохнув, отчего она тут же съежилась, будто ожидала удара со стороны хозяйки, Вербицкая лихорадочно искала какое-нибудь еще стихотворение, которое, по ее мыслям, могло понравится Шефер.—?Чего ты молчишь? —?лицо женщины вытянулось и она тут же встала и приблизилась к ней почти вплотную.—?Я сейчас все расскажу, пани… —?пролепетала девушка, смотря прямо в яростные серые глаза женщины.Тяжелая рука оставила свой красный след на ее щеке, но Александра, же привыкшая к подобному обращению с собой, только лишь чуть покачнулась и отступила. Слез у нее уже не было. Слишком привычное действие со стороны Лидии Шефер по отношению к ней. Она потерла горящую щеку и повернулась к женщинам.—?За что ты так с ней, Лидди? —?сквозь плач спросила ее Натали, смотря на крестницу с огромным состраданием.—?А как она смеет свою хозяйку заставлять ждать?! —?прикрикнула Лидия. —?Немедленно рассказывай Пушкина! —?ее крик теперь был обращен в сторону Вербицкой. —?А иначе я тебе пятьдесят плетей самолично выдам!—?Художник-варвар кистью соннойКартину гения чернитИ свой рисунок беззаконныйНад ней бессмысленно чертит.?— первое, что пришло в голову начала рассказывать несчастная Алекса, стараясь не шмыгать носом и не утирать подступающие слезы. На расстроенную Натали она теперь даже не смотрела. Весь ее взор, все ее актерские силы были направлены только на жестокосердную Шефер.—?Но краски чуждые, с летами,Спадают ветхой чешуей;Созданье гения пред намиВыходит с прежней красотой.?— ее голос был очень тих всегда в присутствии своей барыни. Дабы хоть как-то успокоить взбалмошную Лидию, на последних строках она указала взглядом и израненной рукой на нее, что вызвало у женщины слабую улыбку.—?Так исчезают заблужденьяС измученной души моей,И возникают в ней виденьяПервоначальных, чистых дней.Когда стихотворение кончилось, девушка сложила руки в замок на переднике и опустила по уже выработанной привычке голову. Помещица и ее гостья сидели в молчании, что еще болье напрягало и пугало Александру.—?Лидди, я, наверное, поеду обратно, домой. —?почти что шепотом проговорила Дорошенко. —?Всего тебе доброго. —?она чмокнула подругу в щеку и удалилась из поместья, бросив горестный и печальный взгляд на свою крестницу и абсолютно не зная, как ей помочь.Александра же осталась один на один со своей мучительницей, которая теперь ходила по залу и проверяла результаты работы девушки за сегодня. Она водила пальцем по резьбе на мебели, смотрела себе под ноги, на пол и подолгу задерживалась у окон.—?Недурно. —?процедила сквозь зубы женщина, обернувшись к крепостной, после чего подошла к ней и, осмотрев ее лицо, на котором тоже были разводы грязной воды, вдруг резко схватила за выпадающий из нехитрой прически кудрявый локон. Девушка только тихонько пискнула и зажмурилась.—?Если только я узнаю о том, что ты общаешься с кем-то из Дорошенко, то знай?— убью. —?обжигая ее ухо своим горячим дыханием, проговорила Лидия, после чего вышла из комнаты, оставив, по-видимому, домывать полы.?Господи Боже, помоги мне дожить до следующего месяца! Помоги до Киева добраться в целости и сохранности…??— мысленно молила Бога Александра.