Глава V (1/1)

Следующее утро Александра встретила с красными от недосыпа глазами. Она так и не смогла уснуть после того, что слышала вечером, от этих запахов и холода темницы, от боли на запястьях. Очи немного жгло от остатков слез, ей даже было больно моргать. То, что её выпустят отсюда только завтра утром лишь ухудшало её состояние. Вчера ей также не принесли хлеба и воды на ужин, отчего ей пришлось доесть уже зачерствевшую корку и запить маленькими глоточками, чтобы хотя бы вода у неё оставалась про запас. Оставалось только надеяться, что хотя бы завтрака её не лишат и добрая Авдотья к ней снова придёт.Лязгнула решётчатая дверь?— и в темницу к ней зашла та самая крепостная, о которой Алекс думала и на чьё появление здесь надеялась. В руках Авдотьи была та же самая тарелка с двумя кусками ржаного хлеба и кружка воды. Женщина оглядела её с ног до головы и, поставив еду на пол, помогла девушке сесть.—?Господи Боже, что же ты на холодном полу-то лежишь? Хворь какую-нибудь подхватишь, а то и ребеночка родить потом не сможешь… —?причитала она.—?Авдотья… —?хрипло позвала её Александра. —?Кого вчера секли?—?Это ты из-за этого, что ли?.. —?в глазах женщины возникло понимание. Она догадывалась, что у её хрупкой подопечной это вызовет ужасное расстройство.—?Почему ты молчишь? —?покрасневшие глаза смотрели на крепостную с каким-то страхом. —?Это тебя?..—?Типун тебе на язык! —?вскрикнула Авдотья. —?Малахольная! Да меня здесь никто и тронуть-то не смеет.Одновременно девушка испытала еще больший страх от возгласа женщины и облегчение, что не ее, так сказать, старшую подругу били вчера. Откусив кусочек от корки, она запила его холодной водой, продолжая при этом смотреть на возвышающуюся над ней фигуру Авдотьи. Та же смотрела на Александру будто изучала ее, словно неведомую зверушку. От такого странного взгляда Вербицкой стало немного не по себе и она, пытаясь успокоиться, чуть ли не целиком запихала в себя хлеб. Крепостная, что принесла ей завтрак, оглянулась по сторонам и резко села перед ней на колени, поправив юбку и передник.—?Я знаю, что ты раньше воспитывалась у баринов. —?с места в карьер начала Авдотья.—?Откуда?.. —?пролепетала ошарашенная таким заявлением Алекс. Она чуть было даже не поперхнулась водой, что пила в тот момент.—?По тебе видно. Трудом ты никогда раньше не занималась, ручки музыкальные, будто всю жизнь на рояле-то только и играла. —?ответила женщина. —?Да и сама ты вон какая худющая. у нас девки твоих лет не такие. Тебе ведь сколько? Шестнадцать?—?Семнадцать. —?откашлявшись, сказала Александра, двигая тарелку с остатками краюшки поближе к себе.—?Вот! —?многозначительно посмотрела на нее Авдотья. —?А у нас семнадцатилетние девки совсем другие. Загорелые, плотные… —?руками женщина показывала, какие они, те самые девки крестьянские. —?А ты бледная, как моль, тонкая, как соломка.—?Ну, и что с того? —?этот странный разговор надо было заканчивать, как решила Александра.—?Да с того, что помрешь ты у нас, в таких-то условиях. Тебе в ?холодной? вон как уже плохо, на урожае тебе тоже трудно было. А если ты, не дай Бог, сделаешь что-нибудь дурное, так ты на десятой плети дух испустишь.Авдотья была кругом права. Петр Иванович, продавая её Шефер, именно на это и надеялся. Он знал о том, как она жестока к своим крепостным, а уж девчонку, прожившую всю жизнь, как барыня… Её такие условия точно погубят.—?И что ты предлагаешь мне? —?поджав ноги под себя и, гремя цепями, обвив руками колени, спросила девушка.—?Каждый месяц мой муж, Никифор, да еще несколько мужиков, возят овощи да зерно на рынок и продают. В этом месяце уже ездили. Ты пока денег подкопи, да я тебе что-нибудь дам, а в сентябре поедешь с ними. Тайно. —?выложила свой план Авдотья.Александра, услышав это, словно родилась заново. Добрые люди хотят помочь ей сбежать отсюда и начать новую и прекрасную жизнь. Там, где будет место ее мечте?— театру, букетам цветов и восхищениям ее актерской игрой. Только представьте! Она сможет жить также, как жила раньше, пока была жива Анна Львовна. Ее новая жизнь, на которую она должна решиться прямо сейчас. А если не решится?— умрет.—?Ну что, ты согласна, Шурочка? —?Алекс вынырнула из своих мыслей и посмотрела на выжидающее лицо Авдотьи.Необходимо было решаться. Сейчас был вопрос жизни и смерти, а не просто ее благополучия, как материального, так и духовного. Чего скрывать, Александра не была готова быть вечной рабой этой жестокой барыни, бесправной и постоянно избитой, с ужасными сиреневыми следами кандалов на ногах и руках и хроническими болезнями из-за нескольких дней подряд в ?холодной?.—?Я готова, теть Авдотья… Я готова на все ради свободы… —?тихонько прошептала Алекс, боясь, что их услышат.Женщина только улыбнулась ей в ответ и, попрощавшись, вышла из темницы. Александра, только что испытавшая огромный подъем душевных сил, стряхнула с себя остатки сонливости, что преследовали ее весь день в темнице. Конечно, ей было бы лучше сейчас уснуть и проснуться на следующее утро, когда ее должны выпустить отсюда, наконец.Именно из-за такого нарочито бодрого состояния крепостной к ней стали приходить в голову очень глубокие мысли, которые в обычный день не пришли бы ей в голову. Она думала о родном имении, как там сейчас все живут без нее. Она знала, что Павлина, вырастившая и ее мать, и ее отца, и ее саму сейчас очень переживает за свою бедную Шурочку. Пыталась ли она упросить Петра Ивановича вернуть девушку обратно в поместье? Да и потеря Анны Львовны… Там, скорее всего, все очень изменилось. Особенно сам Петр. Наверное, он очень рад, что смог сплавить ненужную внучку, ту, которой Анна могла отписать все имущество. Да и как он обставил ее исчезновение? Умерла или уехала куда-нибудь за границу? Скорее, второе.И как после такого предложения со стороны Авдотьи жить весь месяц спокойно? Не думать о предстоящем побеге она бы не смогла, что обязательно бы сказалось на ее состоянии и бросилось бы в глаза Шефер. А уж она бы смогла из нее вытянуть сведения о том, что с ней произошло. Необходимо стать очень тихой, словно мышка и исполнять все, что прикажут.Лидия тогда очень обрадуется. Она смогла сломить непокорную крепостную, заставила ее во всем слушаться и знать свое место. А она, Александра сыграет на ее спокойствии и через месяц также тихонько сбежит в Киев. Снимет хотя бы комнатку и заживет спокойной жизнью. Правда, ее тут же начнут искать, придется называться чужим именем, придумывать легенду. И прятаться всю жизнь?Девушка взяла в руки и откусила кусочек хлеба. Ей необходимо было все продумать, понять, как действовать в том случае, если все получится, как укрываться от ищеек, коих обязательно привлечет для ее поисков Лидия Ивановна. И на это у Александры было еще немного времени, который надо было использовать по полной и составить видимость полного подчинения здешнему укладу жизни.***То же самое время. Одесса.Относительно молодая женщина, облачённая в траур, сидела в?— какая ирония! —?светлой гостиной, практически выбеленной, где она была одним толстым чёрным пятном, кляксой. Слегка загорелая от жизни в теплом городе кожа, большие синие глаза и золотистые кудрявые волосы, уложенные в прическу. Она была худа, словно тростиночка, фигуриста и женщине с такой внешностью нужно одеваться во что-то нежное, светлое, а не в черное и резкое платье. Ее большие глаза смотрели, не моргая, в одну точку, а голова была забита различными мыслями.—?Екатерина Степановна…Она стряхнула с себя всю задумчивость и повернулась в сторону источника звука. Там стоял управляющий ее крепостными?— Йосип Георгиевич?— толстый и бородатый мужчина с черными глазами, излучающими искреннюю доброту и справедливость по отношению к своим подопечным.—?Что случилось, Йосип? —?подала голос женщина.Оправив темно-синий пиджак, управляющий сел на кресло напротив. Екатерина легонько провела своими тонкими пальчиками по бархатистой коже загорелых щек, сбрасывая с себя остатки некой сонливости и дремоты.—?Барыня, я пришел по делу. —?решительно начал Йосип Георгиевич. —?Вам нужно поехать туда, в Червинку.—?А с чего ты решил, что ты можешь мне указывать что делать? —?такая твердость и непоколебимость выбила ее из колеи и сейчас она сидела, подперев щеку рукой.—?Простите меня, пани. —?склонил голову Йосип. —?Но я хочу вам сказать, что… Вы любили свою крестную, а значит, вам нужно, несмотря ни на что, поехать туда и хотя бы навестить ее могилу…Бывшая Вербицкая, а ныне Жадан, осмотрела своего управляющего с головы до ног, но не проронила в ответ ни слова. С Червинкой у нее были связаны худшие воспоминания в ее жизни. Вечные унижения со стороны Петра Ивановича, снисходительные и будто вымученные улыбки от Натали Дорошенко, роль приживалки в доме панов и?— вишенка на этом не самом сладком торте?— везде и всегда хвостом таскающийся за ней сын Петра, Григорий, коего отцепить от себя не представлялось возможным. Куда бы та не поехала?— он всегда вместе с ней. Сколько же он ее мучил своим вниманием, которое Екатерине осточертело именно в тот день, когда все и случилось. Именно после этого жизнь ее покатилась куда-то вниз, она будто падала в бездонную яму, глубокий океан ненависти. Весь тысяча восемьсот тридцать восьмой и небольшой кусочек тридцать девятого года врезались ей в памяти, как время, которое она прожила в аду. Известие о беременности, уход младшего паныча из дома после того, как она ему все рассказала, ставшие более острыми и менее снисходительными, словесные унижения от Петра Ивановича и?— единственное, что ее радовало и заставляло остаться в этом доме?— любовь и внимание крестной Анны Львовны. Она была единственным человеком, кто принял ее и ее ребенка, помогал весь период беременности, спасал от колкостей старшего Червинского, что болезненно переживал отъезд сына, да еще он ведь не сказал родителям ничего. Собрал вещи?— и уехал, куда глаза глядят. Катя не расцвела, как это обычно бывает со всеми женщинами на сносях. Она просто стала жить более или менее спокойно.Однако, в день двадцать первого июля тысяча восемьсот тридцать девятого года она смогла взглянуть на собственную дочь, что рождалась так болезненно и так мучительно. И поняла, что просто ненавидит этого ребенка за ее мягкие черные кудри и большие и ясные черные глаза. Она была слишком похожа на него и не только внешностью. Маленькая девочка была похожа на него и в характере?— капризная, требовательная и бескомпромиссная. Катя просто выла от такой несправедливости. Как же она желала, чтобы ее ребенок имел ее синие глаза, ее золотистые волосы, ее мягкие черты лица. Чтобы ее дитя было похоже на нее, а не этого деспота.Вербицкая честно пыталась полюбить свою дочь, даже имя дала сама?— Александра. Она знала, что с такой матерью, как она, девочке необходимы будут силы душевные и физические и это было единственным, что сделала Екатерина для своего ребенка от всего сердца. Все остальное было скорее инстинктивным, чем от действительно большой материнской любви. Девушка пыталась, пыталась… И ничего не получилось.На следующий день, когда Павлина зашла в спальню Кати, она увидела только надрывающегося младенца и раскрытое окно, через которое пробивался летний ветер и колыхал воздушные белые занавески. Ни записки, ни вещей. Ничего. Катя просто решила исчезнуть, полагаясь на доброту душевную Анны Львовны. Она и так была милосердной ко всем, кто это заслуживал, а уж к собственной внучке, напоминанием о единственном и горячо любимом, несмотря на его проступок, сыне она была добра так, как ни к кому больше.—?Пани,?— из воспоминаний ее выдернул голос Йосипа. —?Я не стану вам докучать своим мнением. Просто хочу помочь вам обрести душевный покой.—?Благодарю тебя, Йосип Георгиевич. —?прошептала сквозь текущие от горьких воспоминаний слезы Екатерина. —?И знаешь, ты прав. Я поступлю так, как ты сказал… Прикажи запрячь карету и собрать мои вещи. Я еду в Черниговскую губернию, в Червинку.***Дверь ?холодной? лязгнула уже второй раз за сегодня. Алекс поднялась с пола, гремя цепями, и посмотрела на того, кто пришел к ней.А посетила ее в этом безрадостном месте, где пахло болью и смертью, никто иная как сама ее мучительница?— Лидия Шефер. Подобрав полы своего муслинового платья, она осмотрела девушку с головы до ног и, как показалось самой Александре, в ее глазах не было больше той усмешки, издевки и ненависти. Теперь она смотрела на нее спокойно, будто на какую-то книгу, что прочитала за свою жизнь миллионы раз.—?Пани… —?звенящую тишину первой нарушила Вербицкая, боязливо смотря в глаза женщине и сжимая руки в кулаки от волнения. —?Что вам здесь угодно?—?Что мне здесь угодно, спрашиваешь? —?из странного для Лидии спокойного и даже умиротворенного состояния она вышла буквально за долю секунды и теперь в ее глаза читалась та же издевка. —?Что же, неплохо я тебя поучила, неплохо… —?она довольно улыбнулась. —?За два дня сидения здесь ты познала свое законное место, что наводит меня на достаточно приятные мысли о твоем уме, коим ты пошла явно в отца, не в мать, дуру.Шефер определенно знала, куда давить. Похоже, она пыталась вывести девушку из себя, чтобы наказать ее еще как-нибудь и потешить свое самолюбие. Вот только Алекс сразу поняла, что это?— первое ее испытание на прочность. Если она не выдержит и как-то возразит пани?— о побеге можно будет и не мечтать. Забьет она ее до смерти и закопает, как собаку. Поэтому брюнетка просто опустила взор вниз, показывая ей свое полное подчинение и согласие во всем.—?Что же, если ты так хорошо поняла меня, то тебя можно будет отсюда и выпустить отсюда пораньше. —?улыбнулась женщина и кивнула Захару, стоявшему позади нее.—?Благодарю вас, барыня… —?с напускным подобострастием поблагодарила ее Александра, чувствуя облегчение на своих запястьях.Кинув взгляд на то место, где прежде были кандалы, она увидела жуткие темные фиолетовые следы. От ужаса она едва не закричала, но вовремя сдержалась, только лишь кивнув женщине в знак своей благодарности к ней. Лидия же смотрела на нее с довольной ухмылкой.—?Ступай сейчас в свою избу. А завтра с утра иди в имение. Будешь там на хозяйстве. —?приказала Шефер.—?Как прикажете, барыня. —?поспешно склонила перед ней голову Александра, после чего ее увел Захар.Боже, неужели этот ужас закончился? Авдотья смажет ее раны какой-нибудь мазью, коих у нее так много, а завтра работа будет не самая тяжелая. Скорее всего, она будет помогать на кухне, почитает стихи пани, что было всегда ее отрадой, протрет пыль с мебели. Только бы не те острые колосья и не режущая ее нежные ладони веревка…