Глава 62 (1/1)
Горизонт, ограниченный чернеющим лесом, постепенно становился фиолетовым, позволяя длинным темно-синим теням разгуливать по едва начавшему никнуть газону перед серыми угрюмыми административными зданиями. В раннем часу было тихо, и лишь ветер доносил песни вернувшихся птиц и стук копыт об каменный берег озера пришедших на водопой оленей. Солнце постепенно садилось, окрашивая все в багрово-золотое.
Девушка-морой взглянула на свою оранжевую руку и улыбнулась – хоть на закате она могла мечтать, что станет нормальным человеком. Для конца мая было достаточно тепло, чтобы выйти на улицу в одной ветровке.Рядом стояла подруга, то и дело обмакивающая салфетку слезами. Больше всех уезд Алексис ранил именно ее. Кира всю ночь не спала, отчитывая влажными глазами каждую уходящую секунду. Ира покачала головой – не так все должно было закончиться. В ее воображении завершение вырисовывалось гораздо более яркое и теплое, с красивыми платьями на выпускном, с гордыми одноклассниками, ставшими стражами, с мороями, цепляющимся за своих новых защитников и ожидающих поездку в университет… теперь все это распалось, как карточный домик: пуф! – и воздушного замка нет. И все из-за человека, научившего их быть людьми… Виктор стоял прямо, глядя куда-нибудь за гладью озера и непроходимым лесом. Куда-нибудь далеко в прошлое, когда они сидели на крыше барака и целовались. И он не скучал столько по тому моменту, сколько по началу, что тот ознаменовал. Это было началом всего, перемен, произошедших во всех, кто хоть косвенно коснулся Алексис. Ира изменилась. Кира изменилась. Он повзрослел. Понял, чего, сколько и где хочет. Сам того не замечая, он позволил ей стать его учителем по нормальной жизни… Они подняли головы и взглянули в сторону черного внедорожника, выехавшего из-за угла и остановившегося у входа. Лангерман, Римский и Дроздов, каждый взяв по двух коробок, вышли и положили весь груз в багажник. Потом пожали между собой руки, и Римский ушел куда-нибудь, оставив их вдвоем. Дроздов зажег сигарету и передал зажигалку стражу. В воздух поднялись два густых серых дыма.
И тут, появилась она. Мать держала ее за руку, но было видно, что ей это ничуть не нравится. Казалось, это была та же Алекс, только с завязанными глазами. Но, подойдя ближе, друзья заметили, что она похудела, и подбородок стал чуть острее необходимого. Ее отдающие в рыжее волосы были собраны в пучок, чтобы не мешали повязке, а в ушах поблескивали маленькие золотые серьги. Алексис почувствовала присутствие друзей задолго до того, как вышла из здания в сопровождении матери. До этого она немного посидела в своей комнате, поглаживая то местечко в оконном стекле, с которого отклеила тонированную пленку, разрешая последним солнечным лучам гладить ее руку. Потом, когда все уже забрали, она вытащила из-под подоконника небольшой символ и сунула его в карман. Мать не должна видеть его.
Общежитие пахло как в тот день, когда она сюда поселилась: шампунем, духами, дезодорантом, помадой. От ванной веяло прохладой и хлоркой. Комнаты подруг были закрыты, ибо иначе образовывался сквозняк. Она почувствовала, как сердце забилось чаще, когда случайно коснулась ручки двери Иры, а потом быстро отдернулась, как от огня. Нельзя. Плакать.
Мама была очень осторожна с нею, несмотря на то, что дочь была полностью спокойна и адекватна. Алексис почти привыкла к фантомной боли, что появлялась по ночам, как если б переутомила глаза чтением или компьютером, но вот сны всегда лезли очень реалистичные. И она всегда просыпалась, дрожа и протягивая руку к блекнущему лику стригоя, нависшего над трупом Дмитрия. Под ногами скрипел деревянный пол, и узкие ступени как всегда угрожали распасться, но они мирно издавали тихие звуки и вновь утихали. Потом они вышли во двор и немного прошлись по никнущему газону, поглаживая нагретую солнцем бетонную стену общежития. Она знала, что ее придут проводить, сама ведь хотела этого, но теперь боялась. Что им сказать? Баста? Конец? Алексис тряхнула головой, стараясь заставить воображение вырисовывать их образ. Не вышло. Она не знала, сколько их и кто они. Просто надеялась, что не придется говорить. - Садись в машину,- сказала она матери и уверенно направилась к друзьям, ощущая теплое прикосновение солнца на себе.
Кира первой бросилась к ней и обняла так крепко, что перелом тут же дал о себе знать. Она охнула, и подруга отпустила ее. - Лекси… - Мама отдала тебе конверт?- немного отрешенно спросила она.
- Да, она всем передала,- ответила Ира, поцеловав ее в холодную щеку.- Я уже поставила фотографии в рамки. - Смотри не разбей,- усмехнулась девушка и подняла голову в сторону Виктора.- Может, обнимешь меня, друг? Парень улыбнулся и обнял ее осторожно. - Кукла ты наша,- шепнул он ей в ухо. - Разбитая, но кукла,- ответила она так же тихо, прислушиваясь к шуму за ними. Она отчетливо слышала, как Кира всхлипывает на плече Иры, но четвертого, так нужного ей человека, не было рядом. Наконец, когда Виктор отпустил ее, мать вышла из машины и направилась к ней, но Алексис остановила ее жестом и произнесла достаточно громко: - Нет, я жду одного человека. - Алекси, но самолет ждет!- крикнул отец. - Все равно,- пожала она плечами. Он со всей силы ударил кулаком по стене, отчего руку пронзила боль. Он взглянул на валяющегося на полу силиконового манекена и со всей силы пнул его в грудь. Дмитрий прижался к стене и замотал головой, пытаясь не думать о причине своего состояния. Он ненавидел весь мир за все, что случилось с ним. И главное, не мог понять, как допустил, чтобы все зашло так далеко. Чтобы сейчас любимая уезжала, а он не нашел сил даже попрощаться. Наконец, сжав кулаки, он направился к двери, ведущей во двор, и пнул ее. Холодный воздух ударил в лицо, впитался в ноздри, охлаждая вспотевшее лицо. Он и не заметил, что костяшки правой руки были кровавы от избиения стены. Ему просто было нужно…что-то, ласковое слово или поцелуй. Он всегда думал, что взрослеть – это здорово… а оказалось, полная брехня. Дмитрий уже ощущал весь груз будущего, норовящего сдавить его в любое мгновенье, как таракана. Уже видел, как бледной тенью идет вслед за своим подопечным и оглядывает все темные углы, чтобы пожертвовать собой в следующую же секунду. Разве он такого будущего хотел? Нет. Он вообще ничего не желал, даже любить. Сердце постепенно становилось простой мышцей, качающей кровь, мозг – жирной тканью с нейронами, воспринимающей информацию о внешнем мире. Все как по учебнику. Дмитрий осторожно рассматривал ее силуэт, вырисовывающийся на фоне красного солнечного диска. Тень, падающая от нее, была длиннее его самого и будто бы тоже обладала лицом и душой. Она повернулась, и он прищурился, стараясь разглядеть ее лицо, руки. Алексис медленно дышала, будто пробуя воздух на вкус, и легкая улыбка вырисовывалась на ее лице, когда девушка делала по шагу к нему. Наконец, Алексис протянула руку, и Дмитрий взял ее со всей осторожностью, как если б та была из хрусталя.
Тут и там были неглубокие порезы и царапины, ее губы были красны и со слегка опухшей ссадиной, на скуле желтел большой синяк. Кровь забурлила в его жилах, когда заметил, что ее грудь стянута в особый корсет, из-за переломов, и на глаза наложена повязка. - Дима,- шепнула она, улыбаясь еще шире и поглаживая его лицо,- Дима. Глаза были горячи, но Алексис не хотела показывать слабость. Она выжила, она слишком сильна, чтобы показывать что бы то ни было. Под пальцами кожа парня была грубой, на бороде выросла щетина, но зато губы были такими же, какими их всегда знала. Алекс ощущала ускоренный пульс в сонной артерии и напряжение, исходящее от него, но решила ничего не предпринимать. Им обоим и без того достаточно больно.
- Что с твоими глазами?- он провел рукой по бандажу. - За жизнь пришлось расплатиться зрением,- ответила девушка, склонив голову.- Но знаешь, это даже лучше. Если я бы осталась глухой или инвалидом, мне было бы куда хуже. А так, я тебя слышу,- голос дрогнул, она сглотнула,- чувствую. Ты так приятно пахнешь… у тебя кровь,- Алексис погладила костяшки пальцев.- Не разбивай сейчас свое тело, у тебя хватит времени, чтобы угробить свое здоровье. Дмитрий улыбнулся и обнял девушку. Осторожно, чтобы ей не было больно. Сильно, чтобы получше ощутить ее в своих объятьях. Чтобы вдохнуть ее запах и почувствовать, как сердца бьются в унисон. Такое не всегда случается.
За ними сумерки постепенно сгущались, делая тени менее глубокими, темно-фиолетового цвета, вперемешку с серой грязью уходящей в лес дороги. Люди, наблюдавшие за ними, молчаливо разрывались изнутри, желая отдать часть жизни, чтобы остановить время на еще пару минут. - Я хочу отказаться от поста стража,- вырвалось из него.- Не могу служить… - Нет,- перебила она мягко,- нет, Дим, ты не можешь. У тебя талант! Ты можешь спасти множество жизней! Не жертвуй собой ради моей тени. - Но я тебя люблю,- шепнул он с болью. - И я. Очень,- она вдохнула,- но пойми, у каждого из нас свой путь. Если судьба того захочет, мы встретимся. Но сейчас… мы должны расстаться,- ее почти не было уже слышно. Бандаж становился все более и более мокрым.
- Нет… - Возьми,- она сунула ему в руку маленький крестик.- Меня он не спас, может, тебе поможет. Поклянись моей жизнью, что ты не сойдешь с дистанции. - Как… - Поклянись,- жестко произнесла Алексис.- Ты первый в гонке, так закончи ее как надо! Дмитрий сжал амулет и взглянул на спокойное потрепанное лицо любимой. Как он сможет отпустить ее, если разум кричит не делать этого?! Поцелуй. Глубокий, страстный, стоящий тысячи невысказанных слов. Полный боли, любви, ненависти, желчи, эйфории. Последнее касание и последние обещания. Все последнее. В следующий миг все это пропадет. - Мне пора,- шепнула она ему в губы и еще раз поцеловала.- Обещай, что не будешь делать глупостей без меня. - Не буду. Алексис улыбнулась и направилась к машине, чувствуя, как из мокрого бинта начинают вытекать крупные горькие слезы. Сглотнув, она повернулась еще раз к друзьям и помахала рукой, а потом села в машину и прижала колени к груди. Под шинами полетел гравий. Она ощутила, как больше не может сдерживать контроль над собой, и как бешено колотящееся сердце пытается выбросить раненную душу из больного тела.
Алексис Гуттенберг заплакала. Громко, не стесняясь того, что ненавидит весь свет, что боль оглушает ее и не дает дышать… что хочет выцарапать свои непотребные глаза и швырнуть их к ногам всему миру. Она кричала и проклинала, захлебываясь, а лес мирно впитывал истерику, как если б делал это уже много раз.
Дмитрий не знал, когда упал на колени, прижимая к сердцу крест и впервые не слыша голоса в своей голове. Он был пуст, как ненужная ваза, лишенный чувств, лишенный сердца. Как будто тот последний поцелуй вырвал все из него и запер в ледяную коробку. Немного спустя, рука Виктора помогла ему встать и пойти спать. Перед ним Кира и Ира тихо плакали, а из окон выглядывали одноклассники, склонившие головы, как при трауре. Везде царила Тишина…