Глава 55 (1/2)
ДмитрийЯ постучался в дверь окоченевшими пальцами, еще не совсем понимая, зачем делаю это. Около меня ночной лес тихо постанывал и поскрипывал под ношей талого снега, что замерз как только спустилось солнце. И хотя я не мог объяснить, что именно привело меня в эту глушь, в которой разгуливают волки, все казалось вполне естественным, начиная от приоткрытой калитки и заканчивая зажженными фонарями во дворе. Почти все окна особняка были черны или постепенно тускнели: там, где находилась комната Алексис, было темно, но мне отчаянно было нужно видеть ее. Кошмар, приснившийся мне два дня назад, еще терзал мой сон и спокойствие, а незнание приводило в бешенство.
Нетерпеливо постучав еще пару раз, я принялся молотить в дверь, пока ее не открыл высокий молодой мужчина. Всем своим видом он выражал смущение и непонимание.- Алексис здесь?- дыхание на мгновенье скрыло его бледное лицо за пеленой густой пары.
Он кивнул и пропустил меня внутрь.
В доме было жарко, сам он был одет в футболку и джинсы, и в одной руке у него был бокал коньяка. Закурив сигарету, он указал на вешалку и произнес малознакомым мне голосом:- Она наверху.
В воздухе витал запах корицы и мужских духов, а от незнакомца исходило странное, почти шизофреническое спокойствие. Его зеленые глаза внимательно изучали меня, пока я снимал шарф и куртку, пальцы тихо барабанили по стакану. Он приоткрыл рот, желая что-то сказать, но закрыл его, решив, что слова излишни. По чертам лица я понял, что он старший брат Алексис, Антон Дроздов. Когда-то он учился у нас, но продержался два года. Его выгнали из Академии за массовый поджог – по рассказам Каролины, придя в ярость от решения директора уменьшить число кормильцев, его пламя объяло всех в столовой, правда, причинив вреда только администрации. Он мне всегда представлялся веселее и вспыльчивее, а тут – абсолютная скука.- Ты Беликов, да?- я не сразу понял, что Антон обращается ко мне. Сняв сапоги, я выпрямился и взглянул на него.
- Э, да.
- Вы с Каролиной и Софией похожи.Отчего-то я вздрогнул при упоминании имени сестер. Такое ощущение, будто хочет убить их.
- Она весь день не своя,- продолжил как ни в чем не бывало Антон,- пришлось применить принуждение, чтобы успокоить ее, но она не поддается ни мне, ни отцу,- он отпил и поморщился.- Сильная девушка… сразу видно, что не дочь моей матери.
Кивнув, я направился к ступеням, ощущая на себе его провожающий взгляд. Мог ли он читать мысли или только поддерживал сухость в бочке с порохом?Чем выше я поднимался, тем отчетливее становилась грустная мелодия, доносившаяся из комнаты, дверь в которую всегда была закрыта. Алексис никогда не говорила, что там, я никогда и не спрашивал.
Ручка тихо щелкнула, и в мрачный коридор вылилась тоненькая струйка приглушенного света. Заглянув внутрь, я увидел очертания книжных стеллажей и поблескивающие золоченые названия. Мебель была новой, с еще не снятой пленкой, светил один только торшер в углу, и его блеск отражался в черной поверхности рояля.
Звуки казались сотканными из тишины, грусть эхом отражалась от голых стен. За ним сидела моя девочка, такой маленькой она выглядела в сравнении с инструментом. Слабо улыбнувшись и успокоившись про себя, я вошел и тихонько закрыл за собою дверь: не хотелось мешать ее прострации. Волосы волнами спускались по ее спине, руки гладили клавиши, как мурлычущую кошку. Ее губы были приоткрыты, красными после плача. На щеках еще не высохла влага, на ресницах задержались капли.
Я присел рядышком, боясь обеспокоить ее, но Алексис не обращала внимания. Ее растерянность была слышна в каждой нотке, листы перед ней были сплошь исписаны, но она не смотрела на них.Мелодия резко оборвалась, когда девушка положила голову мне на плечо и обвила руками мою шею. Ее горячее дыхание согревало меня, хрупкое тельце было настолько легким и неземным…Дверь резко открылась. Алексис вздрогнула, но не убрала губ с моей щеки. На нас глядел Лангерман. Вздохнув с досадой, она повернула к нему голову, но сильнее прижалась ко мне.
Он сказал что-то на немецком, дочь спокойно ответила по-русски:- Тебе кажется.
Лангерман не унялся.- В школе он твой ученик, здесь же он мой парень,- зло произнесла она,- и будет моим гостем столько, сколько я захочу.
Встав, Алексис, дернула меня за руку и повела в свою комнату. Заперев за собой дверь, она сняла майку и толкнула меня на кровать, несмотря на крики по другую сторону.Горячие губы коснулись моих, спустились к подбородку, к шее, ее руки скользнули под свитер и медленно выцарапали линии на моей груди.
- Я здесь,- шепнула она,- всегда буду с тобой.
Я прижал ее к себе в поцелуе. Она ответила, и из глаз вылились две слезинки.
- Люблю,- шепнул я, оторвавшись от нее на миг.***В кабинете было настолько тихо, что были слышны тихие стоны, доносившиеся из комнаты дочери. Оба это замечали, но Сергей не подавал виду. Его усталые глаза следили за Лангерманом, как за надоедливым насекомым. Он знал, что в головах обоих крутится одна и та же мысль: какой-то парень трахает их любимую дочь. Их… как странно, ведь Дроздов всегда клялся не делиться ни с кем ни женщиной, ни тем более, ребенком. А тут - отдал ему и Инну, и Алексис. Их имена пронзили мозг как смазанная кислотой стрела: дочь доставляла ему столько же боли, сколько когда-то доставила ему ее мать.
Это было так давно, когда они с Генрихом, молодые и еще наивные, сидели в американском баре и пили пиво, обговаривая, когда он будет видеться с маленькой куклой… а теперь она с другим, нагая, полностью отдавшая себя кратковременной страсти. Как он презирал себя за то, что скоро счастью дочери наступит конец…- Инна покусывала мое плечо, когда мы занимались любовью,- шепнул он больше про себя,- это было великолепно: запах человеческой невинной женщины, ее зубы, впившиеся в меня… В том номере существовали только мы и бушующее море…Лангерман взглянул на него, как на полоумного. Сейчас он не страж, но и не отец. Он больше похож на Римского, только сердце и вправду рвется от осознания того, что простой дампир имеет его печерицу. Он его презирает, это ощущается даже сквозь пропитанный принуждением воздух. Генрих не может понять, почему он не позволил ему выломать дверь в ее комнату и прервать их любовь. Как ему объяснить, что девочка уже выросла и ей более не нужны объятья отца, а мужчины? Который бы целовал ее грудь и доставлял эйфорию каждым движением? Почему он сам воспринял все это так просто?- Присядь,- пригласил Сергей Гуттенберга,- выпей.Он послушался его. Осушив полстакана виски разом, Генрих откинулся на спинку кресла и взглянул на огонь.- Как ты можешь принимать все это с таким спокойствием?- в ярости произнес он.- Твоя дочь сейчас занимается сексом с кем-то в твоем доме, а тебе все ничего.
- Антон что-то намудрил с принуждением,- пробубнил не особо довольно Дроздов,- он знал, что так будет.
- И не предупредил нас…- Решение уже принято, Генрих,- перебил его Сергей,- испытания состоятся совсем скоро.
Страж вмиг преобразился в растерянного родителя.
- Как это?!- Вот так,- мрачно пожал плечами Дроздов,- королева хочет посмотреть на проведение экзаменов. Потом она уедет.- И Алексис тоже,- хмуро заметил Гуттенберг, его взгляд очистился от ярости, и в нем осталось только сожаление.
Генрих неуверенно кивнул и вытянул ноги к камину. Поглядев на него некоторое время, Дроздов закрыл глаза и прислушался к мерному стуку, доносящемуся из комнаты дочери, стараясь не предаваться волнам возбуждения.- Как она все-таки похожа на Инну,- тихо произнес Сергей, уверенный, что Генрих думает о том же.АлексисВ гостиной Беликовых всегда так по-семейному уютно, что я сразу же побежала сюда искать Дмитрия. Наверное, он ушел ночью, когда Дрозд и Гутт наконец-то легли спать. На этот раз из всех домочадцев я застала только Еву, сидящую на ее привычном месте, тасуя колоду карт, что я привезла ей из Германии. Не знаю, зачем я их купила, но все связанное с оккультизмом тут же напоминает мне о ней. Мы никогда не разговаривали, она поглядывает на меня злым взглядом, и я предпочитаю помогать на кухне с готовкой. Мать Дмитрия просто обожает, когда я начинаю рассказывать о Греции и других теплых краях, где она никогда не бывала.Но ее сегодня не было. Наверное, пошла к соседке за парным молоком.
Подняв на меня полуслепой глаз, Ева поманила меня жестом, и ноги сами усадили на низкий табурет перед столиком для гаданий. Ее руки почти машинально распределили карты, и под моим взором пронеслись непонятные изображения. Недовольная результатом, она еще раз распределила карты, и комбинация вышла одинаковой. После третьего раза, она нервно расшвыряла все по полу и встала, толкуя скрипучим голосом:- Карты врут, врут, врут.- Но они никогда не врут, бабушка,- я повернулась – у двери стояла Вика, одетая лишь в коротенькую ночнушку.- Вика, иди сюда, погрею тебя,- девочка с улыбкой приблизилась ко мне, но ее тельце оказалось холодным как лед.- Какая же ты холодная,- дыхнула я в ее мягкие волосы.
Повернув голову, она усмехнулась мне рубиновыми глазами, и ее белые клыки впились в мою шею.
Я вскочила с постели и, не удержав равновесия, упала на пол. Руки лихорадочно ощупали мокрую от пота шею, сердце колотилось.