Глава 54 (1/2)

АлексисДроздов и Лангреман сидят друг напротив друга, попивая дорогого виски, как если б они были лучшими друзьями. Между ними целая пропасть размером в низкий столик, в отполированную поверхность которого отражаются их лица. Два мокрых круга от запотевших чаш блестят в огне камина.

Они такие разные, но в то же время такие похожие. Если б во мне осталось чуточку больше любви, то я бы открыла дверь сильнее и с нескрываемой гордостью подошла к ним. Но не сейчас и не сегодня, возможно даже никогда. Теперь во мне едва-едва тлеет пламя симпатии, да и то быстро гаснет. Зато никакие эмоции не заслоняют плотной пеленой мои глаза, и я могу разглядеть их, мысленно подготовив карточки с оценками.Лицо Сергея подлинно-аристократическое: высокий лоб, зачесанные назад волосы и синие жилы, выступающие у него на висках, придают ему почти королевский вид. Он всегда умел внушить уважение взглядом своих неестественно зеленых глаз, в глубинах которых постоянно горит задорное пламя…пламя хитрой лисы, проворной и красивой и верной только себе и своей семье.

Ноздри его орлиного носа медленно расширяются и почти не сужаются, как если бы он пробует воздух на вкус, форменные губы прямы и чуть сжаты.

Высокая и тощая его фигура прикрыта хорошо подобранной дорогой одеждой – думаю, у него никогда не было ничего, что стоило бы меньше ста условных единиц. В черных ботинках отражается едва-едва освещенный потолок, в котором блестит хрустальная люстра.

Дроздов прекрасно вписывается в этот интерьер – даже больше, находит свое душевное продолжение в креслах из карельской березы, выполненных в его любимом стиле «ампир». Его нрав чем-то напоминает наполеоновский, но ростом он уж точно не вышел для роли второго Бонапарта.

Все, вплоть до запасной пуговки на оборотной стороне его пиджака, говорит о богатстве и том, что Сергей осознает это и умело манипулирует своими качествами: немудрено, что королева немного его побаивается.Лангерман его противоположность, но не совсем. Лицо у него типично мужское и суровое, без каких-либо смягчающих черт, коих можно заметить у Дроздова. Высокий лоб прорезали две неглубокие морщины, волосы кое-где тронуты сединой, но шевелюра остается густой, как у волка. Он сам весь из себя волк – брат лисы: не такой грациозный и со своей специфической красотой, но выносливый и сильный, готовый драться до последней капли крови.

Его серо-зелено-голубые глаза постоянно анализируют человека напротив, и вердикт, выносимый зрением, обычно единственный, которым он руководствуется. При таком раннем описании даже сложно представить, что ему нравится читать толстые тома до поздней ночи, и рациональность идет впереди силы. Он не похож на шкафа, но живот у него подтянут, как у подростка, а руки сильные и нежные.Будь у него сын, он был бы красавцем: у отца черты слегка остры: подбородок квадратный, скулы высокие, нос прямой, зато он взял бы лучшее от него и совместил с материнской нежностью.

Генрих одет во все черное, и в густой тени он кажется в два раза больше, чем является на самом деле. В его гардеробе есть куча темно-синих, темно-коричневых вещей, но нет черных. Видимо, он терпеть не может этого цвета, но положение стража обязывает. Иначе, Лангерман предпочитает одеться дорого и качественно, точь-в-точь немец, и нередко из мужских магазинов покупал и мне кое-чего.

Вместо обручального кольца на его безымянном пальце блестит платиновое кольцо с маленьким черным бриллиантом – семейная реликвия. Больше ни по чему нельзя сказать, сколько и откуда он зарабатывает. Иногда мне даже кажется, что он какой-то мафиози.Итак, вот они, волк и лиса, сидят друг напротив друга, молчаливые и задумчивые. Даже не знаю, есть ли у них общих тем для разговора, ведь они такие близкие, что в памяти их лица сливаются в единое, отцовское, что иногда мне снится или кажется в воспоминаниях.

Первым мое присутствие заметил Дроздов, и он жестом пригласил меня войти в его кабинет. В Академию приехало слишком много гостей, поэтому он решил остановиться в доме в Бийске, чтоб не привлекать лишних взглядов и давать пищи для размышлений. По вечерам компанию ему составлял либо Лангерман, либо Римский, либо Мазур. Странный, однако, выбор круга общения. Обычно люди окружают себя похожими на них персонами, а тут, страж, полу-мафиози и мафиози…но не мне судить, я ведь простая неблагодарная дочь.

- Садись, Алексис, нам предстоит долгий разговор,- голос Сергея звучит не особо воодушевляющее, да и я в последнее время немало дров наломала.

Покорно сажусь в третье кресло, стоящее прямо напротив камина. В нем ярко горит большой пень, и запах в кабинете стоит лесной. Пахнет зимой, что за окном вновь замораживает дорогу. Чаша горячего молока жжет ладонь, но я не обращаю внимания. Взгляды обоих отцов обращены на меня, а я не знаю, что сказать. Оправдание покажется самозащитой, притом можно ляпнуть что-то не то, слез у меня не осталось, да и горло как назло побаливает – простыла. Из всего непонятного точно осознаю, что спина у меня болит сильнее прежнего, а мышцы ног и рук за этот год стали больше, отчего не могу надеть любимые брюки. Ко всему добавляется и начало месячных, что отзываются очень недовольно в нижней части моего тела. В общем, счастье мое где-то на отметке в тридцать процентов и стремительно спускается вниз.

- Во-первых,- начинает Сергей,- хочу узнать, как дела в школе.