Глава 38 (1/1)
АлексисПронеслись остатки первого полугодия, и пошла последняя перед Рождеством неделя. И пусть в России отмечают седьмого января (еще не поняла, почему), отец договорился с директором позволить мне сдать все раньше, чтобы Сочельник встречать в кругу семьи.
Да, заканчивается воистину замечательный год: столько нового и безумного случилось в моей жизни, что ничто из ранних проступков не может сравниться с этим. Наверное, пора подводить итоги: тем более что сижу на биологии и жду, пока истечет время, чтобы сдать контрольную. Итак, начнем с первого сентября..нет, с двадцатого августа, когда я приехала в Берлин, а мама была еще в Амстердаме, и мне пришлось жить с двумя опекунами. Другое дело, что я занялась сексом с одним из них, лишь бы мне вернули документы. Потом, первого, я полетела в Москву, откуда – в Омск, и приехала сюда. Глупая, я тогда была настолько напугана всем, что происходило вокруг меня: и эти страшные автобусы, и первые дни в новой сумасшедшей школе, и Виктор… Виктор. Повторилась история с Кристэном: я бросила воистину хорошего парня. Но если тогда, в десятом классе, было ради кого его бросать, то сейчас, годом позже, кандидата на его место так и не нашлось. Мне жаль, я разбила ему сердце, и представляю, что он испытывал, когда видел меня в другой компании и такой же веселой как прежде. Знал бы он, что я чувствовала, когда видела Тео на занятиях и понимала, что ничего не значу для него…Кира и Ира – две такие хорошие девчонки. И пусть с первой у меня испортились отношения из-за какого-то окна, то с Ирой мы стали лучшими подругами. Теперь она встречается с Саней, моим теской, они выглядят счастливыми – ведь Боднарюк такая нимфоманка и любительница экспериментов, что Алекс еще долго скучать не будет. Но дело тут не только в сексе, но и в…не знаю, любви, может быть?
Тренировки с Дмитрием – испытание хуже трехчасовой репетиции и марафона, который бежала, скрываясь от полиции. Насколько странна эволюция чувств: от ненависти и кровной вражды – до друзей, понимающих друг друга с полуслова. Такой добрый, немного грубый, еще не полностью выросший парень. Почти как Ганс, только сильнее.
Зеклос – отец заверил меня, что дал ему не одного пиздюля, и я боюсь, что не только в переносном смысле: Ваня так и не объявился в школе. Беликов по этому поводу только смеется надо мной – за это он от меня получает подзатыльники.Больше-то и нету: остальное не так уж и значительно. Вот, вчера меня решили повести на воскресную службу. В церкви я чувствовала себя, как дьявол. А если учитывать и то, что от дыма слезились глаза и кашель раздирал горло, то можно сказать, что прошло весело. Мое окно (теперь я с уверенностью могу назвать его своим) прекрасно пропускало огонь уходящего дня, а сегодня вновь началась вьюга.
Недавно прочитала «Записки юного врача» - полагаю, молодой врач испытывал то же самое, что я: бескрайнее белое море и страшный вой иногда пугали до приступа истерики.
Несколько часов позже:И вот, в последний понедельник, мы собрались в Сашиной комнате в тесном семейном кругу, собравшимся около бутылки водки и нескольких коробок сока. Я держу шпроты, Кира – бородинский хлеб, а у Иры – мои любимые маринованные огурцы. Еще где-то валяется фольга от сала…- Что ж, дорогие мои,- говорю я, наблюдая за тем, как чистая белая жидкость наполняет мою стопку.- За Бог с нами, за хуй с ними!Моему тосту ответило несколько веселых вскриков, и вторая стопка уже полностью развеселила меня. Мысль осталась трезвой, но с ориентацией все было немного на зю-зю. Ай, да все равно! Здесь все свои! Но больше пить нельзя – иначе Беликову опять придется терпеть мой бред.Вот так проходит вечер. Смотрю на этих людей, и понимаю, что люблю их. Притом не так, как вам кажется – слабо и хило, а так мощно, что хочется кричать: «Люблю!», и сердце распирает небывалой радостью. Которую быстро омрачило неожиданное появление.
Дверь резко открылась, и на пороге оказался Зеклос.
- Опаньки!- воскликнул он.- А чё это мы тут отмечаем?Никто не ответил, смущенно глядя на соседа. А я чувствую, как его взгляд прикован на мне, отчего напрягаюсь.- Алексис!- он хлопает дверью и плюхается рядом со мной, сев мне на руку. От того, что я отдернула ее, он только засмеялся.- Как поживаешь, мелкая сучка?- ничего не отвечаю. Наболтает всего и отстанет. Так бы сделал любой нормальный человек, но он не собирался останавливаться:- Знаешь, твой папочка очень крут. Даже угрожать стал. Мол, трахнешь мою дочь – кастрирую. И вот я подумал,- его рука скользнула по плотным колготкам, я убрала его руку, а Дмитрий что-то произнес,- ты чего так? ну ладно. Я подумал, что тебя надо было мертвой ебать.
И вот, это знакомое чувство нехватки кислорода. Внезапно мир сузился до маленькой светлой точки в черной раме, и я почувствовала, как ударилась головой об пол. На этот раз все произошло настолько быстро, что бессознание наступало гораздо быстрее, и если бы никто не отреагировал, меня уже бы не было.- Алекс?- кто-то усердно растирал мне виски и хлопал по щекам.Открыв глаза, я увидела над собой лицо Иры и Дмитрия. Было тихо, сердце все еще колотилось, заглушая любой звук. Вдохнув поглубже, я села и потянулась к бутылке. Поглядев на нее, выпила немного, встала, и пошла.Метель фиолетовая в предрассветном сумраке, и оттого каждое из миллиарда движений кажется еще страшнее, чем при затишье. В лесу был слышен страшный вой, ветер доносил лаи собак и волков, даже рык непонятного зверя. Страх и холод сковали меня настолько, что мысль об удушье сама отступила, позволив мне пойти дальше.
Ноги несознательно привели меня к той самой хибаре. Теперь занесенная более чем на половину, она выглядит не настолько страшной и угрюмой, как в тот раз: все бело, гнилых досок не видно, и все кажется прочным, как сама «тюрьма». Вспомнив об академии, я повернулась к тому месту, где она должна виднеться меж деревьев, но лишь увидела странный силуэт. Обычно в таких ситуациях я паникую – одно дело ужастики смотреть, другое – реальность. Вспомнились все кошмары и страхи, но прежде чем я закричала, меня окликнул знакомый голос. Я так и осталась с разинутым ртом, прислушиваясь к этому звуку. Потом клик повторился.
- Алексис!- из метели появилась снежная фигура Беликова.Я не ответила. Алкоголь в крови никуда не делся, и мысли все еще заплетались. Наверное, выгляжу со стороны нелепо: длинный шарф, луноходы, юбка и свитер с оленями, а еще это лицо пьяного наркомана. Притом со стажем. Дмитрий тоже заметил это, его лицо стало тревожным, а губы то открывались, то закрывались, будто хотел что-то сказать.- Ты как?- наконец, выдал он, подойдя ближе.- Хорошо,- простовато ответила я, задрожав.
- Тебе холодно,- произнес парень.- Пойдем,- взяв меня за руку, он повел меня внутрь (как он открыл дверь до меня не дошло, ведь она была на полтора метра завалена),- согрею тебя.Двусмысленность фраз до меня не дошла, он и его куртка были такими теплыми, что я задышала успокоено, позволяя опьянению завладеть мной. Прижавшись к его груди, я слушала стук его сердца, и мне казалось, что знаю все его тайны. Там, в сарае, он казался родным и близким, а его руки – одна на талии, другая поглаживающая щеку, вполне естественными.- Как ты?- спросил он еще раз.Такой запах…- Лучше,- произнесла я, трясь об его руку.- Таких ублюдков как он надо исключать из школы,- произнес он, его хватка усилилась.- Да.Мы стояли в молчанье посреди метели, от которой ломались даже вековые ели, и слушали голос зимы, будто она подсказывала, что делать дальше. Я слышала голос тети Леа, за закрытыми веками воображение рисовало изображение мамы и папы, всей моей любящей семьи, а сердце часто-часто билось в тоске к ним. Или же мне хотелось так думать, потому что близость Дмитрия успокаивала и придавала уверенности в собственных силах и слабости.
Как в полусне я почувствовала, как приподнимают мой подбородок, и чьи-то теплые губы касаются моих. Как язык скользит по ним и проникает внутрь. Как знакомые чувства захлестывают меня с головой. Поцелуй, тот же, что тогда, когда мне приказали поцеловать его впервые. Такой требовательный и упертый, каковы мы оба, такой ласковый и вольный, будто мы это делали миллионы раз. И это ощущение общего тепла, разливающегося по всему телу и концентрирующегося в самых чувствительных точках.
Его руки легли мне на ягодицы, он усадил меня на стол и без особого труда снял шарф. Я поддалась искушению, разум отключился и выступили инстинкты. К черту мораль, к черту дружба, к черту все, во что я верю и к черту всех, кого предала. Сейчас я слишком занята новым кандидатом. его руки скользнули под свитер и майку, дошли до бюстгальтера и без зазрения совести стали сжимать грудь. Так больно и грубо, что я стонала ему в губы, а он улыбался. И бедром я чувствовала, что он хочет того же самого, что я, и только ждет подходящего момента, чтобы стащить все с меня…А потом все разрушилось. Разум ворвался в мозг и с битой прогнал сердце, внезапно все эти прикосновения и поцелуи стали противными до тошноты.- Нет,- шепнула я, но он и не собирался слушать меня.- Нет! нет! НЕТ!Я резко оттолкнула его. Не рассчитав удар, я причинила себе больше вреда, чем ему, и кисть отдалась недовольной болью. Беликов взглянул на меня ошарашено, пока я натягивала обратно юбку и поправляла свитер.- Не понимаю?- я взглянула на него. Черт возьми, возбудился!- Нельзя, Дим, я не могу,- грустно заговорила я.- Это неправильно, он на этом столе почти изнасиловал меня, а теперь я собираюсь спать с тобой, я не могу это сделать!- подняв шарф с пола, я взглянула на него.Дмитрий изменился в лице. От красного возбужденного он перешел в какой-то бордовый яростный.Взяв старые грабли и разбив ручку, он злобно прошипел:- Хотя в душевой ты не сопротивлялась.- В душевой?- вот что я забыла в годовом итоге: случай в душевой. Не было необходимо прилагать много усилий, чтобы вспомнить, что произошло тогда.- Так это был ты?- Представь себе,- злобно ответил он.
Весь. Мир. Рухнул.Не помню, как я вернулась к себе и как собрала чемодан. Но стоило мне оказаться на заднем сидении внедорожника Римского, как эмоции сами собой хлынули из глаз.