Глава 2 (1/1)
В его доме уже который день было пусто. Слуги были предусмотрительно распущены, свечи?— погашены, и только в камине иногда разжигался огонь, чтобы сырость не захватила и это место. Помпезный дом, выполненный в ныне популярном стиле рококо, так и остался лишь данью собственному эго и потому не вызывал у него никаких приятных ассоциаций?— только очередная рабочая зона со спальным местом. Роскошь, о которой он когда-то грезил, будучи каким-то слугой у взбалмошного Коллоредо. Не более того. До этого Моцарт никогда не задумывался об уюте, об ином тепле, что согревает не только тело. Он добивался того, чего хотел, даже если ради этого нужно было переступить через кого-то, только теперь все было как-то иначе.Тошнотворные встречи, любезности не очень приятных лиц оставались, да и подчиненные были все теми же бездарностями, но вечера, которые он проводил в маленькой квартирке рядом с Сальери, многое сглаживали. Вечерняя мишура, что требовала его присутствия, теперь казалась такой незначительной, и Вольфганг спокойно всего избегал. Он улавливал моменты, когда можно уйти, пока еще мог дышать, а не задыхаться от переизбытка лицемерия и яда, витавшего в воздухе наряду с яркими ароматами духов.И он убегал. Убегал, чтобы почувствовать касание холодных пальцев и услышать мягкий шепот, такие очевидные слова Антонио относительно всего этого высшего общества. Все это наполнило его новый мирок, и даже тот старый клавесин в углу уже не вызывал былого раздражения.Вольфганг и сам как-то пытался на нем играть, а Сальери был рядом и мягко поправлял. Его пальцы легко летали над клавишами, извлекая такую мелодию из этого потрепанного инструмента, какую не смог бы исполнить никто другой. Моцарт откидывал голову назад, касаясь макушкой живота стоящего за его спиной мужчины, и принимал вызов. Он старательно пытался все повторить, каждую ноту, но инструмент иногда вредничал, из-за чего Сальери улыбался не злобно, а как-то ободряюще.?О Господи, не нужно мне это?,?— несколько нахмурился Моцарт и снова принялся за дело.Ошибка. Ошибка. Ошибка.Моцарт раздражался все сильнее и готов был уже встать, захлопнуть этот инструмент, но, словно ощущая его порыв, Сальери опустил свою руку поверх его и мягко отвел ее от клавесина.—?Не стоит. Он и без того очень стар,?— сказал он спокойно. —?Тебе и инструменту нужен отдых.Его руки плавно перетекли на плечи, разминая их, и Моцарт снова потерялся во всем происходящем. И только одни слова звучат в его голове: ?Он и без того очень стар?.?Ничего, мы можем позволить себе новый?,?— подумал Вольфганг, неожиданно для самого себя вспоминая о своей финансовой достаточности.Его цель размазывается, расплывается, заменяясь чем-то другим. Сначала Моцарт находит мастера, что сделает хороший клавесин, на котором наконец можно будет нормально играть, и это его воодушевляет. На волне этого события он отказывает кому-то в чем-то и не особо придает этому значение, а позже оказывается, что его вечера абсолютно свободны и никуда не нужно бежать. Никому не нужно кланяться, и даже оркестр ведет себя более исправно, только больше стало косых взглядов. На столе медленно копится стопка нотных листов. Моцарт смотрит на них собственнически, пытается выбрать что-то одно, чтобы показать императору, но не хочется этого делать в который уже раз. Это все его. Только его! И не так важно, сколько еще Вольфганг будет оттягивать срок с постановкой новой оперы, не так важно, сколько еще будет выпрошено концертов с уже приевшимися всем сонатами, увертюрами. Как и не важно то, сколько еще он будет из себя выжимать новые композиции, чтобы удержать работы гения только в своих руках.Моцарт теряется, он невидящим взглядом смотрит на тонкие линии на листе с занесенным над ними кончиком пера. Капельмейстер и впервые не замечает, как в его кабинет кто-то проходит, шурша одеждами, и чьи-то руки опускаются на его напряженные плечи.—?Герр Моцарт, вы так напряжены,?— звенит у уха знакомый мелодичный голос, и Вольфганг узнает дочь одного из приближенных императора, что с разрешения Его высочества решил провести у себя концерт под руководством капельмейстера.—?Мадемуазель Шерро, это все огромное количество работы,?— мягко отвечает он. Нельзя портить отношения с тем, кто может тебя вознаградить.Девушка хмыкает и сильнее сдавливает его плечи, отчего Вольфгангу становится неприятно, но он старательно терпит.—?Вы так напряженно работаете, что потребовался новый клавесин?Моцарт усмехается. А у людей язык без костей. Всю подноготную сольют, если знать будут.—?Такой инструмент мне близок с детства. Не хочу, чтобы он стал жертвой моды и был заменен на шкаф с клавишами.—?О,?— многозначительно тянет она, переставая издеваться над его плечами и проводя пальцами по шее.Вольфганг ощущает очень близко ее дыхание и ждет того, что будет дальше.—?Тогда вам стоит еще больше с ним сблизиться,?— ее пальцы описывают круг на шее, и сердце Моцарта пропускает удар. Он знает, что там, но не пытается резко отстраниться от этой дамочки. —?Ваше увлечение этим клавесином уже готовит новый концерт для нового композитора.Какой еще новый композитор? Эта фраза почти прошибает его, но Вольфганг глубоко вдыхает, держит себя в руках. Эти слова наверняка только пустой звук, чтобы смутить его, выбить из колеи. Но разве что-то может настолько на него повлиять?—?Какая наивность,?— Моцарт кидает взгляд на стопку нотных листов, что, как спасительная соломинка, были рядом. С этим он никому не проиграет.—?Наивность? —?удивляется девушка. —?Месье Моцарт, с вашей партитуры исчезают ноты, а у него они рождаются, как новые звезды. Вы угасаете, месье Моцарт.Эти слова врезаются в голову Вольфганга, и он сидит не в силах ничего ответить. Ни единого слова. Он только ощущает, как чужие пальцы все еще касаются его шеи.—?Ваша увлеченность вас сковывает,?— продолжает Шерро,?— но вы ее можете изменить.Вполне недвусмысленная фраза выводит Моцарта из транса ровно тогда, когда девушка, неизменно шурша одеждами, покидает его кабинет, оставляя после себя приторный аромат духов. Вольфгангу такое не нравится, но еще больше ему не нравится происходящее, и, откинувшись на спинку стула, он готов схватиться за голову и закричать. Все, что он выстраивал, катится к чертям собачьим, и все это из-за… Он бросает взгляд на стопку бумаг, где пляшут ноты, и с криком скидывает их все на пол.Сальери. Будь проклят этот Сальери.Кабинет-дом-кабинет. Все снова возвращается на круги своя. Мастер, что должен был сделать клавесин, получает свои деньги, даже не выполнив работу.—?Мне он больше не требуется,?— говорит ему Моцарт, кидая на стол деньги и поспешно уходя. Знак щедрости от пока еще императорского капельмейстера, который собирается вернуть свое прежнее положение, утерев нос какому-то там выскочке, что еще только обучается, но уже многие говорят о нем.Накопленные за все время работы Сальери расходятся по концертам, и Моцарт теперь не особо спешит навещать гения. Он тянет время. Не хочет снова упасть в этот омут, не хочет быть никем. Фальшивые улыбки, комплименты, встречи, вечера?— Моцарт снова погружается в водоворот придворной жизни.Не очень приветливые и настороженные взгляды всех этих значимых людей изучают его почти как в первое знакомство. Они будто пытаются считать с него всю необходимую им информацию и удостовериться, что в этот раз Моцарт их не предаст. Если ты попал в высший свет, то либо крутись в нем, либо будешь, как остальные, незначительным, мелким и никому ненужным. Моцарта это пробирает до дрожи, и он вспоминает своего отца, что всегда желал пробиться в эту самую элиту, но ему не повезло.Снова начинаются проблемы с оркестром. Моцарт вроде бы пытается казаться чутким к музыкантам, но с его зубов буквально сочится яд. Выматывающие репетиции. Ошибки. Ошибки. Как же он не любит ошибки. Кто-то уходит. Сдается. И хорошо?— таким не место в его оркестре.Весь взвинченный, Моцарт идет на очередной вечер, где ему представляют молодую девушку с очень хорошим голосом, который его буквально завораживает, и Вольфганг не оставляет ее в одиночестве. Девочка смотрит на него с таким трепетом во взгляде, что все уходит чуть дальше бокала вина и разговора о музыке. Это длится ровно до того момента, пока она, смущенная, не убегает, закрывая лицо руками.Что же, мадемуазель, это высшее общество и простой поцелуй здесь не более, чем маленькая невинность.Вольфгангу постепенно становится легче. То, что сжимало его горло, отпускает, и темная маленькая комната становится каким-то отголоском прошлого, больше похожим на сон, пока у его порога не оказывается еще больше похудевший и еще более растрепанный Сальери без своей любимой соломенной шляпы, в ветхом и побледневшем плаще.—?Тебя давно не было,?— стараясь заглянуть ему в глаза, говорит Антонио, но Моцарт смотрит сквозь него и требовательным жестом протягивает вперед руку ладонью вверх. Ему сейчас меньше всего хочется объясняться с этим человеком.Сальери неуверенно отдает Моцарту нотные листы, что все это время трепетно прижимал к груди. Он смотрит внимательно, ждет пока Вольфганг пробежится взглядом по партитуре и скажет хоть что-то, но тот отворачивается от него и открывает дверь.—?Даже не посмотришь? —?удивляется гений, и Моцарт сильнее сжимает резную ручку, ощущая, как на короткий миг отчего-то больно кольнуло сердце.—?Месье Сальери, я устал, и мне нужен отдых. Ваша работа будет оценена, но немного позже,?— натягивает он на лицо дежурную улыбку и отвечает более официально, чем прежде. Теперь его маска не должна спадать даже в присутствии этого человека. Слишком совершенного для мира, времени и его окружения.Антонио опускает взгляд и отступает назад. Этот мужчина не побежит за ним, и это очень правильно.Моцарт закрывает за собой дверь и почти швыряет в сторону листы, но передумывает. Он оставляет их на маленьком столике. Вольфганг не сомневается, что Сальери достойно выполнил свою часть работы?— оставалось только, как обычно, показать все императору. Прекрасная музыка будет продолжать звучать в этом городе и пойдет даже дальше, но исполнять ее будет только он сам. Только он завоюет сердце каждого человека, пусть даже через чужие ноты, отринув свою слабость и оставив ее в одиночестве сидеть у черной почти потухшей печки в темной и холодной квартирке на самой непримечательной улочке Вены.