Хокку (1/1)
Мэй вытерла тонкую красную струйку под носом и тяжело вздохнула?— мелко дрожащие руки мешали колдовать, отвлекая внимание. Всё тело будто распалось на части?— кицунэ не чувствовала себя единым целым, устало опустилась на холодную твёрдую землю и пустым взглядом вонзилась в ледяную горную реку, которая бурлила и грохотала в такт кипящей в венах крови. Такао предупреждал?— не усердствовать, слушать свой разум и своё тело, которые всегда подскажут, когда надо остановиться, но Мэй не могла выкорчевать из себя корни этого противного перфекционизма, который заботливо взращивают в Майко. В реальной жизни всё не так?— не надо делать идеально, надо делать качественно, идеал недостижим, а в погоне за ним очень легко потерять разум и покой. Кицунэ смотрела на ниндзя и училась у них простой мудрости?— не ждать быстрого результата, работать спокойно и методично, не тратить силы на злость и раздражение. Мэй заглянула внутрь себя и поморщилась от ощущения дымящейся пустоты, пустоши, которую она сама выжгла, не слушая свои ощущения. Она тяжело поднялась на ноги и медленно побрела в сторону деревни, покачиваясь и хватаясь сознанием за нечёткий мир. Его дом встречает тёплым очагом и застывшим спокойствием?— её островок безопасности, тихая гавань, здесь всё останется по-прежнему, даже если мир вокруг треснет и разломится на несколько частей, она всё равно сможет прийти сюда и закутаться в тёплую поддержку. Без похвалы и приказов, без упрёков, осуждений?— Мэй не знала до встречи с Кадзу, что такое человеческое отношение, разговор на равных. Она искренне считает, что ей повезло?— во всей империи заносчивых мужчин, считающих гейш красивыми куклами и объектами для удовлетворения, она встретила того, кто считает её равной себе, кто уважает её ошибки и не стремится переделать.Мэй чуть не пригибается от накатившей волны усталости, трёт пальцами пульсирующие виски и бесшумно проходит в спальню. Измотанное тело выжимает слёзы из глаз?— кицунэ отчётливо ощущает в себе скулящую лисицу, которая хочет забиться в дальний угол и пролежать там до весны, восстанавливая силы. Она трясущимися руками скидывает тёплую накидку, кусает губы и часто моргает, сгоняя колючую пелену вниз по щекам.—?Устала, хорошая?Он входит неслышно, Мэй уже привыкла, касается её в немой просьбе обернуться, и в колких глазах вспыхивает искра беспокойства при виде заплаканного лица с красным следом над губой. Они оба молчат, Кадзу притягивает её к себе, осторожными прикосновениями тёплых пальцев стирает влажные следы с щёк, легко проводит по лбу, смахивая блестящую чёрную прядку. Мэй подаётся вперёд, утыкается носом в тёплое жилистое плечо, дышит ровнее, когда жёсткая ладонь гладит по голове. Силы медленно просачиваются обратно, тогда она прижимается к нему ещё сильнее в острой надежде раствориться в аромате леса и дыма, и он обнимает её ещё крепче, кожей чувствуя скользкую растерянность и дымящуюся усталость. Кадзу знает это состояние?— когда кажется, что земля больше не твёрдая, что сквозь тебя прошла холодная рука и грубо вырвала все силы из груди, и тут остаётся только собирать себя самого по кускам, вспоминая, где какая деталь паззла. Он не оставит её в таком пустом душном омуте, нырнёт следом, чтобы помочь выбраться на поверхность.—?Пойдём,?— он мягко отстраняется, тепло заглядывая ей в глаза.Она идёт за ним, снова не спрашивая, куда. У неё в груди только тупая усталость, из которой выжали все горечь и страх. Они проходят в зал, кицунэ садится рядом с очагом, бездумно протягивая подрагивающие пальцы к огню, и завороженно смотрит на пламя влажными блестящими глазами. Кадзу уходит куда-то ненадолго, возвращается со старой тёмной книгой, садится рядом.—?Чай заварил горячий, подумал, захочешь с холода. Будешь?Она легко кивает, он наливает в маленькую чашечку крепкий отвар, и кицунэ улыбается уголком рта, когда горьковатый привкус растекается по языку?— в этот раз заварил практически правильно, всё-таки он действительно следил за тем, как это делает она. Внимательный взгляд выхватывает всё, каждый умный синоби всегда учится тому, что хотя бы раз может пригодиться в жизни.Кадзу садится рядом, Мэй кладёт голову ему на плечо, устало прикрывая тяжёлые веки. Хрустят старые страницы, трещит пламя, за окном не слышно даже ветра?— в дом просачиваются густеющие зимние сумерки, слишком рано выгоняющие день.Синоби начинает читать?— это хокку о ниндзя, о их принципах, о пути воина, о чести и жизни. Низкий шершавый голос растапливает в груди уродливую наледь, стройные слова отпечатываются в полусонном сознании. Кицунэ удобнее устраивается на его плече, заглядывает в себя?— холодная ранее пустошь зарастает травой, где-то в груди разливается тёплый летний мёд, густой как янтарь.—?Интересно? —?тихо спрашивает он.—?Да,?— так же тихо отвечает она, неожиданно касается губами щеки ниндзя и снова кладёт голову на плечо.Кадзу почти незаметно улыбается уголком губ и продолжает читать. Тёплые рыжие языки отбрасывают блики на коричневатые страницы, он сам чувствует тягучее тепло внутри груди?— от её спокойствия, от горячего пламени, которое смирно колышется в очаге, от горьких трав?— Кадзу специально попросил у Чонгана что-нибудь успокаивающее, потому что видел растущие напряжение и недовольство в глазах Мэй, которые обязательно когда-то прорываются, водопадом хлещут из глаз, выжигают всё изнутри. Синоби прислушивается?— кицунэ дышит ровнее, обнимая его за руку.У Мэй в голове смешиваются образы, слова и звуки, глаза становятся сухими, мысли тяжелеют и оседают на дне сознания. Напоследок мелькает только одно?— бояться нечего, когда рядом такая поддержка, когда небезразлично, что с тобой и где ты. Когда есть место силы, где примут твою слабость без упрёков и насмешек, когда заботятся о тебе и позволяют заботиться о себе. Жить нестрашно, если есть где взять охапку тепла, любви и простого спокойствия, которое заполняет все трещины в душе. Мэй засыпает.Огонь поёт свою вечную колыбельную.