Истинная правда. (1/1)

Наше времяИ вот он, день икс.Мой день рождения.Счастливые двадцать два.Казалось бы, жизнь только начинается. Но я не чувствовала ничего, сидя в салоне такси, везущего меня по дороге в ресторан, где собрались приглашённые гости. Слушая музыку, что включил водитель на магнитоле, которая раньше поднимала мне настроение, сейчас я не чувствовала ничего. Ни радости, ни даже грусти. И праздничное настроение грозило не появиться совсем. Из меня словно выжали все соки.Да и чему радоваться?В целом, нечему.Ради меня собралось слишком много людей. Среди них: бизнес-партнёры, аристократы, с которыми так или иначе пересекались мои покойные родственники, друзья и просто старые знакомые семьи. И никого из них я не помню. Конечно, никого до сих пор и не видела, но навряд ли от одного косого взгляда в их сторону над головой у меня загорится лампочка.На входе меня встречают Дилан с Элизой?— последняя едва ли не сносит с ног, налетев, точно ураган, с сестринскими поцелуями и поздравлениями. Со стороны юноши всё куда проще, ведь он просто сдержанно улыбнулся, отметив, как хорошо я выгляжу. И стоит пройти получасу… часу… двум?— как я уже знатно устаю, чувствуя дискомфорт и напряжение.Должно быть, в прошлом меня с трудом можно было приписать к любителям подобных мероприятий, где скапливаются все, кто могут и не могут, лишь бы за выпивкой похвастаться друг перед другом дорогими вещами, обсудить сплетни или создать инфоповод для прессы на следующий день.Всё новые и новые лица (а может, и старые, я не имею ни малейшего понятия, поскольку даже отдалённый облик из прошлого не всплывает в памяти) подходили ко мне в обязательном порядке?— будто бы заевшая виниловая пластинка, на которой записан весь план действий. Сначала они подходят с поздравлениями и пожеланиями, фальшиво улыбаясь во все тридцать два, а после с вопросами вроде: решила ли я всё-таки продать часть бизнеса? И, казалось бы, мне по-прежнему не знакомо ни одно лицо, кроме кузенов, разумеется, а такое чувство, что подобное являлось абсолютно нормальным и обыкновенным среди всей этой элиты с нефтяными магнатами. Да, именно так. Даже имея при себе все деньги мира из-за самого прибыльного дела, им всё мало.Время идёт, и в какой-то момент ко мне подходит Элиза, говоря, что меня хотят видеть у бара. На вопрос кто и зачем?— неоднозначно пожимает плечами, а затем, точно пчёлка, улетает в сторону к группе людей, что-то с интересом обсуждающих. Я допиваю оставшееся в фужере игристое и, оставив бокал на пустом подносе проходящего мимо официанта, иду к месту, куда меня позвали. Приближаюсь к бару, убеждённая в том, что там ожидаются очередные поздравления и ничего больше (ну, может быть, деловое предложение по выкупу семейного бизнеса). Моя уверенность в момент улетучивается с прошедшим по телу разрядом тока. Сердцебиение учащается, а руки охватывает дрожь.Опять.Всё те же ощущения, что были в день, когда мы назначили встречу с Александром и Раймондом.Только в данную секунду, наблюдая сидящую ко мне спиной девушку, в голове возникает знакомое чувство?— такое лёгкое, едва уловимое. Будто нечто подобное со мной уже происходило. Дежавю, уверяю себя.Заламывая пальцы рук, шумно дышу. Не могу заставить себя сдвинуться с места?— ноги будто вросли в идеально начищенный паркет. Не знаю, что со мной происходит.Страх?..Чего?Прошлого?..Обращаюсь неуверенно, посмотрев на ту, что сидит без малейшего движения, однако, ощутив моё присутствие, выпрямляет спину, держа её идеально ровной?— если измерить, то рассчитается угол в девяносто градусов?— это видно невооружённым глазом:—?Мне сказали, Вы хотели меня видеть?И вот он, тот самый момент, который уже не ожидала вновь ощутить. Перед глазами яркими, но расплывчатыми вспышками возникают картины, сменяющиеся цветастым калейдоскопом: кто-то сидит точно так же у бара в полном одиночестве, вполне возможно, сгорая изнутри, этот же человек кричит, кажется, на того, кого искренне ненавидит, не имея понятия, что позади стою я. И в следующий миг слышу голос: спокойный, в нём чувствуется дрожь,?нет, усталость,?— но, увы, не могу разобрать слов, произнесённых крайне тихо.Стоит поднапрячься, чтобы вновь увидеть силуэт и понять, разглядеть почётче, как голову сдавливает со всех сторон, сжимает, раскалывая точно орешек,?— это воспоминания. Мои воспоминания, не иначе. Не отрывок из какого-то фильма и не треклятое чувство дежавю, что преследует меня, пребывающую в неведении последние пару лет?— воспоминания именно этого времени напрочь стерлись из моей головы.Бесполезно. Бессмысленно. Попробовать разобрать что-то, чего не помнишь?— всё равно что пытаться поймать дым голыми руками. Потерявшая дыхание, а вместе с ним и дар речи, я хмурюсь. Быстро моргаю в попытке избавиться от невидимой белой пелены перед глазами.—?Всё верно.Голос нежный. Нет. Шёпот вкрадчивый. Однако не потому, что его владелица пытается скрыть что-то, что хочет сказать от лишних ушей (которых, как все мы знаем, полный лес), а потому, что не может иначе. Если человек спокоен внешне и, что самое главное, внутренне, то и голос у него будет звучать аналогично.Сидевшая в полном одиночестве, пальцем левой руки водившая по ножке бокала с нетронутым вином, шатенка поворачивается ко мне. Лицом, на котором расплывается очаровательная, крайне приятная улыбка. По-настоящему счастливая. Она искренне радуется, видя меня. Донельзя чистые глаза, цвета ясного неба, поражая своей голубизной, встречаются с моими. Безусловно красивые. И всё-таки за ними я вижу печаль, нескрываемую тоску, что будто бы сжирает её изнутри. Как там говорят? Глаза?— зеркало души? Волосы острижены чуть выше плеч?— остаётся буквально пара сантиметров?— нежно вьются, в свете лампы переливаясь ещё более красивым каштановым оттенком. Пока их обладательница, счастливая во всех смыслах, молча буравит меня взглядом.Такое чувство, будто знакомы тысячу лет. Приятное тепло разливается во мне от мысли подобной.И впервые от подобного ментального общения не чувствуется дискомфорт как таковой. Наоборот. Это девушка настолько светлая, приятная, наполненная столь сильной энергетикой, что, казалось, простоять вот так наедине с ней не составит большого труда. Она словно ангел, чистая и добрая, что спустился прямиком с небес.Не просто ангел?— серафим. Кажется, именно так её и зовут? Вот только фамилию вспомнить не могу. Не получается. Что-то на ?А?? Или ?Н??..—?Вы…—?Ты,?— поправляю молниеносно, перебивая, сама не зная, на кой чёрт.Но девушку это ни разу не смутило. Та продолжает, как ни в чём не бывало, исправившись:—?Ты наверняка не помнишь меня…—?Припоминаю,?— и снова обрываю, лишая возможности договорить. Однако подобное её, опять же, явно приободрило, заставив улыбнуться уголком пухлых губ. Сделав медленный, глубокий вдох, она будто не в силах удержать нахлынувшие эмоции при себе. С трудом подавляя желание внутри себя закричать что-то вроде: ?Да, сучки, выкусите!?.—?Я рада,?— и то было правдой. Искренней, неподдельной. Она не врёт, говоря это?— по глазам блеснувшим, загоревшимся было видно. —?Хотела поздравить тебя лично. С днём рождения. Мы с дочкой лично выбирали подарок. Надеюсь, он придётся тебе по душе, Агата.Спустившись с высокого стула, девушка достаёт из кармана своего пальто коробочку, украшенную милым бантиком. Из рук в руки. Словно опасаясь, что кто-то может похитить её, либо же сама она чудесным образом пропадёт.—?Спасибо,?Серафима,?— мысленно выдыхаю, когда осознаю, что не прогадала с именем, кое-как вспомнив, что, определённо, является чудом.Приятное чувство разливается по всему телу. Вот так и бывает: не всегда дорогие подарки могут впечатлить, по-настоящему сделать приятное?— зато нечто подобное, маленькое, вполне.—?А что там? —?спрашиваю, уже собираясь открыть и посмотреть её содержимое.Но меня останавливают,?— резко, едва поняв ход моих дальнейших действий,?— без криков и прочих лишних эмоций. Совсем непринуждённо, мягко.—?Не стоит,?— ухоженная рука приподнимается, подобным жестом настоятельно предлагая не делать этого на глазах у всех. —?Лучше открой дома, когда не будет лишних людей?— тебе явно некомфортно в их обществе?— и прочих отвлекающих факторов. Договорились?Не долго думая, киваю?— голос её, волшебный, будто бы и в самом деле гипнотический, не позволил сделать иначе. Замершая в таком положении, глупом, ничего не понимающем, с минуту смотрю на Серафиму. Долгим, пытливым взглядом. Когда во рту скапливается вязкая слюна, сглатываю её.?Тебе явно некомфортно в их обществе?,?— даже не спрашивает, а утверждает. Вот только откуда она знает?Мы одновременно оборачиваемся, когда откуда-то сбоку доносятся чьи-то негромкие шаги, замечая приблизившуюся девочку лет семи, чьё воздушное пыльно-голубое платье так точно подчеркивает восхитительный цвет глаз. Такой же, как и у её мамы, передавшей не только чарующий цвет взгляд, но и внешность. Точная копия. Даже родинки в одинаковых местах, особенно?— на руке. Её-то она, к слову, приподнимает и с деловым видом смотрит на часы. Детские. С изображением мультяшных героев из ?Холодного сердца?.—?Время без пяти полночь,?— объявляет она настолько серьёзно, насколько позволяли её детские, миловидные черты лица.В грудь будто ударило чем-то тяжелым, невидимым, а голову вновь сдавливало…—?Время без пяти полночь,?— сообщает малышка уверенным, непоколебимым голосом, чем приводит меня в замешательство, заставляя нахмуриться и поднять левую руку, дабы взглянуть на внутреннюю сторону запястья, где располагается циферблат.—?Боюсь, Ваши часы спешат, моя дорогая.—?Отчего же? Время не спешит.Зажмурившись, едва пересиливаю себя, чтобы не согнуться пополам на глазах у сотни или даже тысячи людей. Прибегнув к дыхательной гимнастике, стискиваю зубы от сильной боли и открываю глаза, улыбнувшись как можно естественнее.Шатенка, прижав к себе свою малышку, произносит:—?Позволь представить тебе мою дочь…—?Хоуп,?— опередив, встречаюсь с ней взглядами. Сима же в который раз удивляется, внутренне ликуя?— улыбка, которую с трудом удаётся сдержать, выдаёт её с потрохами. Но в этот раз даже сама обладательница столь дивного и, уверена, многозначительного имени?(у меня, кажется, второе тоже необычное) подвергается тем же эмоциям, что испытывает родная мать.Уже в следующую секунду, гордо выпрямившись, судя по всему, беря пример с Симы, произносит:—?Хоуп Оливия Нильсен, вообще-то.Сиюминутно приходит осознание чего-то, что было так очевидно. Так просто. И как я сразу не додумалась сопоставить чрезвычайно бесспорные сходства: внешние, внутренние, отражённые, как в зеркале, характером и манерой общения, поведением?..Что ж, поворчать на свою куриную слепоту и невнимательность ты ещё успеешь, Харрис. А сейчас не стой столбом!..Отмерев, улыбаюсь и протягиваю ладонь:—?Приятно познакомиться. Агата,?— задумываюсь, задаваясь вопросом ?а стоит ли??, и уже в следующую секунду киваю своим мыслями, соглашаясь,?— Дестини Харрис. У тебя очень красивое имя,?— мягко улыбаюсь, пожимая в приветственном жесте детскую, совсем ещё маленькую кисть.—?У тебя тоже,?— прилетает в ответ сразу после лёгкого ступора девочки. Чему она удивилась? Неужто была не в курсе моей амнезии?..После этого мы поговорили со старшей Нильсен (по крайней мере, в данной ситуации, когда не было её брата) о некоторых, вроде бы, ненужных, скучных и неинтересных вещах. Которые, однако, во время нашего с ней разговора, стали довольно-таки увлекательными. Правильно говорят, что очень важно найти интересного собеседника, а там уже и любая тема станет интересной.Вскоре, когда время стремительно переваливало заполночь, Серафима попрощалась и уехала в отель, оказывается, занимаясь делами покойной матери, Оливии Нильсен. В то время как её брат сумел основать свой собственный?бизнес — кажется, если мне не изменяет память, когда я перебирала документы, то увидела несколько подписанных бумаг, гласящих о том, что когда-то мы согласились сотрудничать со шведской верфью.Однако эти прихлебатели и льстецы, которые улыбаются сквозь зубы, даже не собирались разъезжаться по домам, наедаясь и напиваясь за мой счёт. От того, как часто и сильно я закатываю глаза, начинает казаться, что вот-вот увижу собственный мозг. Каким бы невозможным то ни было.Нас определённо что-то связывало. Нильсены не были обычными, какими-то едва знакомыми приятелями для моей семьи. Для меня. Не могу быть точно уверенной в этом, убеждённая на сто процентов. И всё-таки после общения с каждым из них во мне просыпаются такие неописуемые эмоции, пробуждающие вместе с собой ещё и воспоминания, которые казались мне уже навсегда забытыми, канувшими в небытие.Интерес взял надо мной верх.Не удержавшись, открываю коробочку. С губ слетает рваный вздох, а сердцебиение учащается. Заводит, отбивая, какой-то свой собственный ритм. Я нервно сглатываю, когда вижу прелестнейший кулон с инициалами — буквы ?Н? и ?Х?, умело и гармонично объединённые в одну. Его украшали две серебряные розы, внутри которых?— два камня.Красный и голубой.Гербом нашей семьи была заглавная буква ?Х?, оно и понятно, и если не ошибаюсь, то венчали её плетистые розы?— слишком много их росло в саду сгоревшего Бишоп-Мэнсон, я помню это из детства,?— а преимущественным оттенком был как раз-таки красный цвет.Х?— Харрисы. Розы (помимо герба, украсившие также печать), в самой сердцевине которых располагался рубин, что символизировал цвет пламенных волос. Во всех смыслах уникально огненного оттенка, которые, увы, по воле случая из поколения в поколение передавались не каждому члену нашей семьи.Н?— Нильсены. Розы, точно так же украшающие и печать, и герб. Однако, в отличие от нашего, преимущественным оттеном их семьи был голубой. Алмаз внутри второго серебряного цветка сверкает, переливаясь и блистая на свету, символизирует дивной красоты голубые глаза каждого члена шведской династии.Сердце чаще забилось, когда в коробочке помимо кулона я заметила фотографию мгновенной печати. А после того, как я взяла ту в руки, мышечный орган и вовсе перестаёт работать, заставляя тело стремительно проваливаясь в бездну. Такую тёмную и глубокую, живущую во мне уже долгое время, символизируя пустоту.На фотоплёнке были изображены несколько человек, в числе которых я, улыбчивая, стояла в обнимку с Александром Нильсеном. Возле нас замерла его сестра (с тогда ещё длинными волосами) и Рэй, держащий на руках Хоуп. А вот между нами пятерыми стояла какая-то пара, слабо знакомая мне: блондинка и высокий молодой человек с кудрявыми волосами; каждый из них донельзя счастливый демонстрировал помолвочные кольца.И если тем самым Серафима хотела сказать что-то, расставив все точки над ?i?, то спешу огорчить?— у меня возникло ещё больше провокационных вопросов…2 года назадЯ. Невеста.Поверить сложно.И среди всего этого неверия мои мысли заполняла подготовка к свадьбе. Хотя, прошу заметить, устроить церемонию — идея исключительно Нильсена. ?Хочу, чтобы все узнали о том, что ты моя, лилла катен?. Мне же было достаточно поставить росписи и получить бумажку, свидетельствующую о нашем браке. А всё потому, что навалилась куча проблем. Отсутствие нормальной жизни каждого из нас?— в их числе.Ведь, если задуматься, в наших с ним отношениях нет ничего правильного: мы не встречались друг с другом случайно, не влюблялись с первого взгляда. Мы искренне терпеть друг друга не могли. До-олгие годы. Не ходили по уши влюбленные, готовые наслаждаться обществом друг другом часами напролет ничего не говоря, а наоборот, отпускали остроумные шутки (Алекс, разумеется, в своем репертуаре делал это чаще). И уж тем более не будет типичного знакомства с родителями. Мы оба лишены трепетного момента, пускай и знаем друг о друге столько же, сколько и о семьях друг друга. Но, чёрт возьми, где же родительская тревога? Как минимум один из них в большинстве случаев не одобряет вторую половинку своего ребёнка.Среди прочего меня как-никогда радует осознание того, что у нас подобного быть не могло. Кажется, будто наши семьи заранее ожидали самый счастливый момент не только для нас, но и для них. Настолько, что будь они живы и объяви мы помолвке, то как минимум моя мама вскрикнула бы: ?Ну наконец-то!?. К слову, Александр убеждён, что Оливия сделала бы точно так же. А это, опять же, греет душу.Однако ото всей мороки и гнетущих мыслей меня пришлось вырывать. Не сказать что насильно (всё-таки давать себе отдохнуть необходимо), но с очень убедительным настроем…И, клянусь, если бы это был кто-то другой, а не человек, видеть которого я всегда рада и которому готова уделить в любой момент хотя бы чуточку времени,?— то и ноги бы моей не было в центре Лондона.Прохожу стеклянные вращающиеся двери и взглядом обвожу ресторан. Приятная атмосфера царит вокруг в отличие от бесконечной суматохи в моей голове: расслабленная музыка, шум разных голосов что-то обсуждающих между собой гостей. Кажется, что внутри черепа у меня белка, бегущая в колесе, но в один прекрасно-ужасный момент она слетит оттуда, я уверена.Внутри не было никого знакомого, что сподвигло меня выйти на задний двор, где точно так же располагались столики, только на свежем воздухе. Поправляю на ходу распушившиеся волосы (спасибо с глубочайшим реверансом ветреной погоде), в следующий же момент замечаю за столиком, самым отдалённым от других, молодого человека. Тот, в свою очередь, завидев меня, приподнимается со стула, вставая на ноги.—?Надеюсь, не оторвал тебя от чего-то важного? —?искренне, но отчасти виновато улыбаюсь, он расставляет руки в стороны.—?Нет, что ты. Наоборот, можно сказать, спас от взрыва мозга!—?Я рад, тенши.Оказавшись в объятиях друг друга, таких тёплых и приятных, я на некоторое время расслабляюсь, вдыхая слишком резкий аромат парфюма. Мысли, которые напрягали меня вот уже сутки, исчезают?— будто бы Макото своим присутствием создаёт барьер, куда не может пройти всё плохое. Так было и всегда будет. И всё же запах его одеколона как был резким, таким и остался. Я ведь говорила ему подобрать что-то более нейтральное!Хотя, быть может, я просто привыкла к другому: с бергамотом, что так гармонично смешивается с шалфеем и какао…Чёрт! Алекса нет рядом всего лишь сутки, а мне уже невозможно тоскливо и, должно быть, некомфортно без него?..Каким бы неправильным это ни было, от меня не уходит желание потянуться к пачке?— нервы ни к чёрту. Когда мы с Сэмом усаживаемся за столик, заказав по чашке ароматного кофе, то непроизвольно заводим разговор о чём-то обыденном. Так, словно бы эти тягостные и, очевидно, нелегкие пять лет не разлучали лучших друзей. В последний раз, когда я виделась с ним — на той самой уличной гонке. Той самой, что оставила о себе напоминание — шрам на ребре моего запястья…Пару мгновений уходит на то, чтобы вновь обрести дыхание, в такой неожиданный момент покинувшее меня. Резкая боль сковывает, разрывая, мою руку. Она длится всего несколько секунд, прежде чем на смену ей приходит новая: тупая, ноющая. По ощущениям, будто по запястью прошлись молотком, раздробив. Но нет, на вид, лёгкий вывих. Подумаешь, порезалась о разбившееся стекло?— на этом месте, скорее всего, будет немаленький шрам. Ерунда, плевать.Не представляю, как это произошло.Победа была так близко. В зеркале заднего вида я наблюдала оставшегося где-то позади противника. Мне удалось оторваться, поэтому ситуация позволяла сбавить обороты. До финиша оставалось четверть мили. Неожиданно синего цвета макларен купе появился рядом и обогнал на последнем повороте. Мы ехали бок о бок. Заветная полоса прямо перед глазами. Педаль в пол. Я услышала отрывистый визг покрышек и нарастающий рык двигателя. Но стоило повернуть голову, как стритрейсер, решивший форсануть, упустил свой спорткар из-под контроля?— его занесло на повороте. Я не справилась с управлением, и макларен разбился рядом со мной, врезавшись безупречным капотом в водительскую дверцу…Это последнее, что удается вспомнить.Не успеваю опомниться, как дверь, помятая с моей стороны, вдруг открывается.—?Ты как? Агата! —?кричит кто-то совсем рядом, но голос разобрать, увы, не получается. Нахожусь как-будто под водой, а вокруг непонятный шум, как из старого телевизора.Сэмюэль в буквальном смысле слова вытаскивает меня, как тряпичную куклу, из машины. Меня мутит. Перед глазами всё ходит ходуном, расплываясь?— даже деревья отчего-то вверх тормашками. Понятия не имею, как объясню всё это тётушке.Называется, сбежала со дня рождения Данте под каким-то несуразным предлогом, который уже успел вылететь из моей головы…Да и переживаю-то я, на самом деле, больше не за себя, а за Сэма. Потому что ему точно влетит?— как минимум от Аннет за то, что он провёл несовершеннолетнюю на уличные гонки, куда я так долго рвалась, изводя парня мольбой и жалостливым взглядом. Смазливая моська всегда срабатывает.Пока японец осматривает меня, с явным беспокойством бормоча про какие-то наглядные симптомы сотрясения, я кое-как умудряюсь стоять на ватных ногах, держась за плечо друга. Сглатываю вязкую слюну, потупив взгляд под ноги до того момента, пока не слышу рядом неразборчивую речь. На чужом мне языке.—?…Du ?r galen, Nielsen! —?словно обухом по голове.Что-то внутри щёлкает, отгоняя вялость с тошнотой на задний план. Взамен же, наоборот, придавая сил, уверенности и злости. Словно быку, увидевшему красный цвет.И как я только сразу не догадалась? Не зря лицо нахала, взявшего меня на слабо, казалось чертовски знакомым!..Оглядевшись по сторонам, я нахожу того, кого руки чешутся задушить прямо сейчас на глазах у всех. Клянусь Богом, иначе не видать мне покоя, если на этой наглой роже не останется любовного поцелуя в виде сломанного носа.Теряя контроль над собой, не имею и малейшего понятия, как, превозмогая боль, за считанные секунды подхожу к группе людей, столпившейся вокруг двух парней. Шатен, лицо которого хочу расцарапать собственноручно, и блондин, явно негодующий и причитающий своему дружку. Гул голосов заглушает звук звонкой пощёчины.Я успеваю лишь ухватиться за тёмного цвета футболку, прежде чем чьи-то руки обхватили меня за талию, оттягивая назад. И всё же вцепиться, проскользив ногтями по коже мужской шеи, мне удалось. Настолько, что буквально через пару секунд проявляются несколько розовых полосочек. На том же месте, пускай и едва заметно, проступает пара капель крови, что, несомненно, вызывает самодовольную, ликующую улыбку. В сравнении с моим, по ощущениям, до сих пор кровоточащим запястьем, схватиться за его горло надо было посильнее и поглубже?— глядишь, яремную вену бы удалось вспороть.—?Отпусти меня, Сэм! —?кричу, рискуя сорвать себе голос. Но сейчас подобное опасение является последним, что волнует меня. Стоит голубым глазам встретиться со мной, как злость переполняет, сжигая изнутри. Отчаяние звучит в последующих словах, что произносятся с дрожью, выдавая и то, что на глазах наворачиваются слёзы от обиды:?— Аннет с Чарльзом были правы… Они говорили, что все вы до одного?— грёбаные завистники! Что, у шведов самостоятельно подняться не выходит? Нужно обязательно привлечь к себе внимание общественности, убив самое дорогое, что у меня было?!Услышав это, взгляд Нильсена меняется. На мгновение даже показалось, будто бы ни он, ни я не имели понятия, кем являемся. А если быть точнее, каким династиям принадлежим. Вот только мне было достаточно услышать фамилию этого мерзавца, а ему?— вдуматься в смысл моих слов. Но сожаление, проскользнувшее в небесных глазах, тут же скрывается, будто его и не было, прячась от излишнего внимания.Я же, буравившая взглядом шведа ещё с минуту после сказанных слов, прошу Сэма отпустить меня. Уверяя в том, что немного успокоилась и обрела гармонию. Но, могу дать руку на отсечение, уж точно ненадолго. Когда все более или менее успокаиваются, расступаясь и приходя в себя после этого зрелища, я как ни в чём не бывало отступаю на пару шагов сторону. Под внимательным взглядом, полагаю, сразу двух шведов и одного японца наклоняюсь, пошатываясь, и незаметно для всех троих поднимаю с земли довольно-таки увесистый камень. А затем разворачиваюсь, уже в открытую демонстрируя находку:—?Назови мне хотя бы одну, пускай даже незначительную, причину не разбивать твою тупую башку об этот камень,?— с нарочито мягкой интонацией и натянутой улыбкой говорю, смотря Нильсену исключительно в глаза.Фыркая, он загибает пальцы рук, перечисляя:—?Манеры, этикет и вбитое в вас с детства сострадание не позволит,?— говорит так нахально, так пренебрежительно, что у меня поневоле сбивается дыхание, а зубы сводит от злости. —?Тебя ведь потом совесть замучает, золотко.Нервный смешок слетает с моих губ. Я качаю головой, будто бы согласившись с его словами:—?То-очно…Ноги ведут вперёд. Прямо к нему. Макото, заметив это, хватает меня за раненную руку, однако не прилагает каких-либо усилий, чтобы удержать на месте. Он лишь, встревоженный, окликает меня, очевидно, заметив на своей руке кровь, что уже пропитала майку с кофтой. Плевать. Сейчас не чувствовалась физическая боль?— внутри меня был целый апокалипсис из несовместимых между собой катаклизмов. Огонь прожигал всё внутри, а торнадо сносил всё то спокойствие, которого я только-только сумела добиться, свыкнувшись с неоспоримым фактом: я сирота, которой стала в пятнадцать лет, потеряв обоих родителей. Прошло всего два месяца, а кажется, что два года. Нескончаемо долгих, прожитых в мучениях и скорби. Сколько слов я не успела им сказать, и за сколько брошенных неосторожно не успела попросить прощения…Александр же, будто азартный игрок с адреналиновой зависимостью, вышагивает навстречу, направляясь ко мне. А очаровательный на вид блондинчик, имени которого по-прежнему не знаю, что-то проговаривает на шведском, положа руку Нильсену на плечо. Но, ровно как и мой друг, Сэм, не пытается удержать?— лишь предупреждает.Все вокруг по-прежнему пялятся на нас. Бьюсь об заклад, кто-то успевает записывать.—?Это война. Я позволю тебе всю оставшуюся жизнь провести в скорби по мамочке, проявив максимум сострадания с осознанием того, что в её смерти обвинили мою семью,?— прошипев это, точно змея, прыснувшая ядом, смотрю исключительно в светлые глаза шведа, что как-будто потемнели от услышанного, окрасившись в более тёмный оттенок. —?Испытать всю ту боль от потери самого близкого и дорогого, какую испытала я из-за твоей грёбаной семейки!Мы стоим уже совсем близко, на не непозволительном и опасном расстоянии друг перед другом. Мои слёзы стекают по щекам ровными дорожками, падая прямо нам под ноги. Они застилают глаза, мешая отчетливо разглядеть лицо молодого человека, но никак не мерцающие зигзаги и не помутнения от нещадной головной боли. Хотя, быть может, неведение к лучшему для нас обоих в данной ситуации? Потому что высок риск того, что я все-таки брошу камень. Но в шведа, увы, не попаду, промазав…—?Так что лишать тебя этого несоизмеримого ?удовольствия? я не буду. Ты прав. Совесть замучает меня, если я поступлю с тобой так гадко…Александр какое-то время молчит, шумно дыша, отчего грудная клетка вздымается. Меж бровей, сведённых к переносице, пролегла складочка, говорившая о задумчивости. Он будто считывает меня, как открытую книгу?— все мои эмоции, всю ту боль, что разрывает мою душу и сердце. И в определенный момент, когда уже кажется, что он хочет мне что-то сказать, отовсюду разносится вой полицейских сирен. Ещё совсем далеко, но достаточно для того, чтобы мы услышали. Мы больше и слова не сказали друг другу, как нас разбрасывает в разные стороны. Толпа носится, словно стая муравьев, которым сломали дом. Меня за руку тянет Сэм, требуя следовать за ним, чтобы не попасться полиции на глаза, а Нильсена, полагаю, с идентичным предложением, пытается увести его друг.—?Может, не стоило так? —?хмурится Макото, усаживаясь на водительское сиденье. —?Вполне возможно, рано или поздно, вашим семьям удастся примириться, найти общий язык?—?Ещё чего… —?фыркаю с отвращением, ложась на заднем сидении и выпрямляя ноги, будто на кровати. —?Я убью его, клянусь Богом, если он только сунется к моей семье, Сэм…—?Агата! —?Сэмюэль испуганными глазами смотрит на меня.Вздрагиваю, быстро проморгавшись.—?Прости, задумалась. О чём ты говорил?..Когда к нам подходит официант, поднося заказанный кофе, я опускаю голову. А когда хочу отпить, ухватившись за небольшую ручку, нахожу в своей до этого сжатой в кулак ладони пепел, оставшейся от сигареты. Изумлённо уставившись на красноватый ожог, оставленный едва заметным пятнышком на коже, ненадолго теряю дар речи.—?Ты слишком много думаешь,?— говорит японец, не меняясь в лице, оставаясь таким же взволнованным.Я скептично смеюсь, стряхивая с руки обрывки бумаги с горсткой табака:—?Ничего себе! Да ты мне Америку открыл, Макото…Сэм же, проникнувшись плоской шуткой, приподнимает краешек губ, собирается сделать глоток кофе:—?Вы, Харрисы… —?однако чашечка замирает в паре дюймов от его лица, так и не коснувшись рта. Я замечаю не сразу, а когда поднимаю взгляд, обращая внимание на друга, то понимаю, на чём он был сконцентрирован. На моём пальце. Безымянном. Кажется, над головой брюнета появляется, медленно вращаясь, значок загрузки. По тому, как смотрит то на меня, то на кольцо, при этом держа свой кофе в воздухе, не решаясь сделать глоток и не отставляя чашку на стол. —?Могу поздравить?..—?Думаю, да… —?отрешённо качаю головой.Молчание. В полнейшей тишине мы просидели около двух, а может и пяти минут. Пока Макото, судя по всему, сопоставив все имеющиеся факты, не поднимает на меня взгляд своих шоколадных глаз.—?Агата,?— знаю, что сейчас начнется гневная тирада, а потому прерываю его, надеясь остановить ход сумбурных мыслей, наверное, слишком предсказуемых:—?Сэм…—?Ты ведь не серьёзно? А если и серьёзно, то введи меня в курс дела! Поведай о своём хитроумном плане! Что?! Что ты собираешься сделать? Во время брачной ночи,?— он специально морщится, упоминая это,?— задушишь его подушкой? Вонзишь кинжал в сердце, а может, вскроешь ему сонную артерию? Или подмешаешь ему яда в чай?..—?Ну такое я точно не практикую,?— фыркаю, делая глоток. Мысленно же вспоминаю тот случай в Маноске, когда отравленными оказались мы с Серафимой и ещё парочкой людей. К слову, об этом случае буквально на следующее же утро написали в новостях, а видео, слитое в интернет, распространилось где только могло. Не удивлюсь, что инфаркт у Аннет случился после того, как она увидела его…—?Не понимаю твоей радости, тенши,?— парирует японец. Он явно не намерен сдаваться. —?А как же твоё ?я убью его, клянусь Богом, если он только сунется к моей семье??!—?Всё в прошлом,?— спокойно отвечаю, а в мыслях диву даюсь тому, как точно он запомнил мои слова. И я не вправе винить его в подобной реакции. Как старый друг семьи, ему точно так же было трудно смириться с потерей близких мне людей. Не мудрено. Ведь именно мы заменили ему кровную родню, как ни крути.Однако, настала очередь мужчины срываться на нервный смех:—??В прошлом??.. —?напрягает скулы, а затем, приоткрыв рот, задумчиво проводит языком по ряду зубов, в фальшивом согласии головой качая. —??В прошлом?, ну надо же! А Аннет с Элизабет и Джоэлом тоже в прошлом? Они что для тебя, какая-то шутка?!—?Прекрати нести бред, Макото! Сейчас же! —?сердито понизив голос, делаю акцент на последней фразе. Точно так же делала тётушка…Исподлобья грозно смотрю на него, делаю медленный вдох, а затем выдыхаю в сопровождении сотни мурашек, что пробежались вдоль позвоночника… от такого же злого и явно недовольного взгляда.—?Ты ведь знаешь, я переживаю за тебя, Агата,?— подуспокоившись, через какое-то время продолжает Сэм, прерывая наши гляделки. —?Не хочу, чтобы потом ты собирала себя по кусочкам или, чего хуже, пострадала… физически.—?Этого не будет,?— сиюминутно отвечаю, не меняя интонации. —?Александр не причинит мне вреда! Ясно? Точно так же, как и Оливия не причиняла вреда моим родителям!—?Интересно, кто же напел тебе эту дивную песню? —?кое-как успевает остановить себя, чтобы картинно не закатывать предо мной глаза. —?Небось тот, кто отвернулся от своей сестры? Она тоже, вроде как, была против вашей связи? Просила тебя лично сбежать, пока не поздно, и говорила о том, что Аннет поспешила выдавать своих племянниц замуж ради наследства? Сколько времени ты провела в окружении Нильсена и его знакомых?—?Достаточно, чтобы пожалеть о том, что не сделала этого раньше,?— недобро прищурившись, натянуто улыбаюсь. —?И вообще, откуда ты знаешь про Симу?Этот вопрос действительно заставляет меня напрячься. Ведь если о том, как повела себя Сима, и что наговорила в Маноске могла подслушать пресса; разумеется, её слова утрированно выдали в статье,?— то о том, что происходило в семье Нильсенов не знал никто, кроме самых близких. Они, как бы это ни звучало, озолотили всевозможных репортёров и журналистов, желая, чтобы подобные проблемы не выходили за рамки домашнего круга. А я могу поклясться, уверена, что никому не рассказывала.Сэм же, почувствовав, что облажался, сболтнув лишнего, прикрывает глаза ненадолго, а затем тянется к своей сумке.—?Послушай… —?выудив какую-то на вид прилично заполненную папку, протягивает её мне. —?А лучше прочти. Это важно.—?Что это? —?не решаясь открыть её, лишь приподнимаю уголок, краем глаза заглядывая внутрь.—?То, что тебе необходимо знать. О Нильсене и всей его семейке.Почувствовав напряжение, сковавшее тело, я не перестаю хмуриться?— на вид, должно быть, мрачнее тучи, что закрыли собой солнце, в очередной раз погружая Лондон в тоску. Понимаю, что из Сэма навряд ли можно будет вытянуть что-то ещё, и молча допиваю кофе. Тем не менее, некорректное завершение разговора мучает меня не только потому, что разговор завершился на безрадостной ноте?— наоборот, с приподнятым настроением готовились к встрече друг с другом спустя столько лет,?— а потому, что в воздухе повисла недосказанность, ненавистная и… неправильная, что ли?Так или иначе, после этого мы просидели ещё минут пятнадцать, пытаясь начать какой-нибудь непринуждённый диалог, но когда понимание того, что разговор не вяжется, пришло запоздало,?— мы собрались и направились на выход, на парковку. Папка, которую вручил мне Макото, конечно же, последовала со мной в машину.Не хотелось прощаться с человеком, дорогим и, можно сказать, близким вот так. А потому набираюсь сил, чтобы как-то тактичнее подобраться к нему с извинениями…Но все слова, отрепетированные в голове, тут же выбивает невидимой битой, когда до слуха доносятся обрывки фраз, сказанных голосом, с детства неприятным мне. Оборачиваясь прямо перед парадной дверью ресторана, медленно и с унцией неуверенности оглядываюсь на телевизор, экран которого транслирует выродка. Я, увидевшая его лицо, изо всех сил борюсь с желанием метнуть в технику чем-нибудь тяжелым.—?Последний вопрос, мистер Сильвер, пожалуйста! —?просит репортёрша, а затем подносит микрофон к щетинистому лицу мужчины. —?Это правда, что Вы прилюдно заявили о своём решении отстоять права на наследство покойной жены, Аннет Сильвер-Харрис?Услышав вопрос, более чем уверена, ожидаемый, Доминик смотрит вперёд. Прямо в камеру. Но складывается такое впечатление, будто прямо на меня, заглядывая в душу своими серыми глазами, на вид ещё более отвратными, чем серость Лондонского неба…—?О, да. Истинная правда.В грудь ударяет обжигающей волной, отталкивая, что заставляет гореть лёгкие, а меня?— задыхаться. От сказанного забываю как разговаривать, теряя дар речи, глупо открываю и закрываю рот.Что он только что сказал?..