Мы навсегда связаны с теми, с кем делим кровь. (1/1)

2 года назадИдя по слабоосвещённому коридору, я надеваю своё пальто и наспех выправляю волнистые волосы. Останавливаюсь у зеркала и, достав из кармана матовую помаду, подкрашиваю губы. Стоило мне потянуться к дверной ручке, чтобы выйти из дома на улицу, как с кухни раздался звон посуды и громкий холопок дверцы навесного шкафчика. Внутренне напрягшись, я делаю глубокий вдох. А поразмыслив с минуту, решаюсь узнать причину столь громких звуков.Оперевшись на деревянный косяк плечом, нахмуриваюсь и вслушиваюсь в диалог:—?Надеюсь, ты доволен? —?бормочет родной, с младенчества знакомый голос. —?Да, я понял тебя!.. Конечно, сказал! А что, по-твоему, у меня оставались ещё какие-то варианты? Знаю! Всё будет, как и обещал тебе! —?после этих слов последовал характерный удар. Должно быть, телефон, по которому только что говорили, положили… не слишком осторожно.Удивительно, что, несмотря на цокот каблуков, Чарльз не заметил меня сразу. Стоя ко мне спиной, одним ловким движением он откупорил бутылку дорогущего вина. Затем поднёс к губам и сделал ?приличное? количество глотков, лишь только после этого налил красное в бокал едва ли не до краёв. Грубо отодвинув стул из-за обеденного стола, сел на него и провёл по лицу, после чего зарылся пятернёй в волосы.Поганенькое предчувствие сдавливало грудную клетку. Мне хотелось подойти к нему и узнать, что такого стряслось с нашей последней недавней беседы. Но я так и осталась стоять в дверном проёме, тревожно сжимая кулачки в карманах пальто.?Конечно, сказал!?Неужели Чарльз так распереживался из-за того, что рассказал мне о своей болезни? Или он нашел в себе силы, чтобы рассказать о том же своим детям? А, быть может, только собирается найти их?..—?Дядюшка?..Чарльз наконец обращает на меня внимание и поднимает голову. Посмотрев на меня разочарованно, молчит. Вновь отпивает вино и только потом уже говорит:—?Прости меня… Прошу, прости меня, пожалуйста.Из-за этих слов я отчётливо ощущаю, как моё тело мелко затрясло. На негнущихся ногах подхожу к дядюшке и осторожно сажусь рядом. Ладонью накрываю его руку, сжимающую с огромной силой (или он так же, как и я, дрожал?) бокал, и аккуратно ставлю тот на стол. Мысли его погружены в себя, а взгляд устремлён вперёд. И вот, когда он снова обращает внимание на меня, то я крепко стискиваю зубы, чтобы не ляпнуть лишнего. Пускай мне не нравилось то, что он вновь нашёл утешение в алкоголе, как было в моём детстве, но на это ведь должны быть причины… так ведь? И как только Аннет удалось оградить его от этого?..—?Я крупно облажался… —?в уголках его глаз скапливаются кристаллики слёз. От вида этого сердце моё сжалось, принося боль. Не знаю, почему и что для меня страшнее: услышать последующие слова или резко осознать, что долгое время я пребывала в неведении чего-то очень важного. Я нервно сглатываю и делаю судорожный вдох, ненадолго прикрывая глаза.—?Не знаю, что будет дальше… я не знаю,?— с пересушенных губ слетает нервный смешок. —?Я ужасный человек. Плохой брат, отец и, скорее всего, дядя тоже.—?Нет,?— возразила я, отрицательно покачав головой из стороны в сторону,?— прошу, не говори так…—?Я не уберёг их! —?Чарльз повышает голос, заставив меня вздрогнуть. Его крик будто эхом проносится по небольшой скромной кухне и отдаётся в моей голове, которая и без того лишний раз раскалывалась от боли. —?Аннет и Элизабет… моих дорогих сестрёнок. Мне так жаль, что тебе с братьями и сестрой пришлось переживать всё это, Агата. Правда жаль. Я не хотел такого для вас четверых… —?мужчина обхватывает мои ладони своими, дрожащими и грубоватыми, натянув какую-никакую улыбку, и медленно, неспеша водит большими пальцами по коже. —?Послушай меня, этот мир полон лжи и коварных людей, но теперь они будут виться вокруг тебя постоянно. Не доверяй никому, кроме своей семьи, слышишь? Я бы на твоём месте спрятался где-нибудь подальше, закрылся в чётырех стенах и не виделся бы ни с кем. Да, возможно, я буду выглядеть сумасшедшим параноиком и трусом?— зато живым!.. Ведь ты оглянуться не успеешь, как самый, казалось бы, близкий человек в одно мгновение может вонзить тебе нож в спину.Краем глаза взглянув на стрелки наручных часов, я в нетерпении поджимаю губы. Слушая его, я думала лишь о том, что совсем скоро я должна быть в назначенном Серафимой месте, хотя прямо сейчас дядюшка говорит о том, что лучше ни с кем не встречаться. Конечно, это легко объяснить пережитым стрессом, который пуще прежнего сыграет на уже далеко не юношеском возрасте, но…—?Скажи мне, в чём дело.—?Я кое-что не рассказал тебе…Я прикрываю глаза и закусываю щеку изнутри, отчетливо ощутив, как всё внутри меня задрожало, сжавшись от страха , в преддверии чего-то нехорошего. Внутри скребут кошки, ведь я знаю, просто уверена в том, что разговор пойдёт о моих родителях. Тема эта, как ни крути, всегда была и будет болезненной. Именно поэтому заставляю себя впиться ногтями в нежную кожу ладоней до того момента, пока не ощущаю острую боль?— физическая прекрасно заглушает душевную.—?Рассказывай,?— совсем тихо прошу, едва шевеля губами.Но тот упрямо вертит головой, на добрые пять минут поникнув и погрузив комнату в угнетающую тишину. Дядюшка вполоборота обернулся ко мне. Сверкнул глазами, полными грусти и тёмной печали.—?Помнишь, когда ты была маленькой, я учил тебя играть в карты? —?он тихо смеётся. Заулыбавшись старым воспоминаниям, я молча соглашаюсь. —?Аннет тогда сильно ворчала на меня за это. Но вам с Элизой так нравилось смотреть на тасовку карт, разные фокусы с ними…Как бы ни было приятно думать об этом, мне нужно было поторопить его. Но так и не успела, в немом ступоре замерев от услышанного:—?Я проиграл огромную сумму казино.Понятия не имею, как долго я просидела вот так: уставившись на Чарльза, совсем не дыша и не моргая,?— однако ему пришлось отпить из непонятно откуда взявшейся фляжки, чтобы выдернуть меня из этого состояния. Закатывая глаза, выхватываю овальную бутыль, которую машинально убираю к себе в карман пальто и тут же морщусь от запаха спиртного. Спрятав лицо в ладонях, упираюсь локтями в край стола. Развалиться на нём, истошно завыв?— да так, чтобы на мой вой сбежалась целая стая диких койотов,?— единственное, чего мне по-настоящему хотелось.Выдыхаю шумно и провожу по волосам, зачёсывая их назад, пока мужчина опрокидывает в себя остатки алкоголя из стоявшей рядом бутылки. Не знаю, что было со мной в этот момент: радость или разочарование. С одной стороны, я безумно рада услышать это просто потому, что ожидала узнать о какой-нибудь очередной болезни кого-нибудь из членов семьи (или же у меня самой, о которой я знать не знала). С другой?— нет ничего хорошего в том, что Чарльз снова взялся за азартные игры. Полагаю, с того момента, как узнал свой диагноз?— умирающим нечего терять, ведь так?—?Сколько?Дядюшка протянул мне свой телефон, на экране которого при разблокировке мелькнуло сообщение от некого Гарри Чека. При виде суммы, упомянутой в СМС этим человеком, у меня едва не отвисает челюсть. Рвано вдохнув, решаюсь спросить:?—?А что будет, если ты не отдашь деньги к этому времени?В ответ?— такое же гнетущее молчание. В очередной раз он приложился к бутылке с вином, чем отчётливо дал мне понять, что дело?— дрянь.Чёрт возьми! Аннет, ну почему ты оставила нас именно сейчас? Что за проклятое стечение обстоятельств?!Голова начала закипать от столь ?радостной? новости, поэтому я молча встаю из-за стола. На языке крутятся непонятные мне в данный момент слова, путаясь в тщетных попытках выразить негодование. Во мне горело желание что-то сказать; в более или менее адекватном предложении выразить своё неудовольствие или, наоборот, сочувствие и поддержку. Но вместо этого второпях выскакиваю в коридор, а из него?— на улицу.Всё волнение и дрожь пропали, словно их не было, как только я вдохнула холодный свежий воздух полной грудью. ?Я проиграл огромную сумму казино?. Как бы я ни пыталась не думать об этом, голову всё равно охватывали мысли о том, что мне предстоит разобраться со всем этим: с кем-то, либо же совсем одной. В конце концов, Аннет прекрасно справлялась в одиночку…Но вот только я?— не Аннет…Выудив из кармана чуть смявшуюся пачку сигарет (вчера мне пришлось перевернуть комнату вверх дном в её поисках), наконец нахожу телефон в надежде заказать такси. Я недовольно бухчу, когда в другом кармане обнаруживаю не зажигалку, а отобранную у дядюшки фляжку. По этой же причине собираюсь вернуться в дом, однако планы меняются, когда в поле зрения попадает впереди стоящий человек. К нему-то я вскоре зашагала.—?Сука… (швед.)?— запрокидывая голову наверх, Александр выдохнул клубы сизого дыма, не замечая меня. После ряда выпущенных, как мне кажется, ругательств на родном ему языке, я вдруг растеряла всю свою уверенность, с которой шла к нему. И мне не была понятна причина. Какой-то сегодня, очевидно, безрадостный день, начавшийся неприятно для большинства.—?Прости, родная. Мне жаль. И так сильно… (швед.)Швед повернул голову в сторону в тот момент, когда под моими ногами хрустнула сухая ветка. То ли от этого моё сердце неприятно защемило, то ли от того, что на его лице растянулось подобие вымученной, болезненной улыбки. Переминаясь с ноги на ногу, я прикусила нижнюю губу?— в некоторых местах, бьюсь об заклад, уже выступили капельки крови.—?Помешала? —?странный вопрос, о смысле которого я задумалась только после его произношения. —?В любом случае, я уже ухо…—?Нисколько, каттен,?— мягко произнёс, прищурив глаза. В следующую же секунду, заметив в моей руке дядюшкину фляжку, нахмурился, в упор наблюдая за мной. —?Ты же не чай вышла попить?—?Нет,?— закатывая глаза на очередную шутку про чай в руках англичанки, я поспешила убрать её. —?Это Чарльза.—?Замечательно…Ловко выхватив бутыль, Александр без лишних слов отпил её содержимое, терпкий алкоголь, но даже не поморщился. В то время как мне пришлось сдерживать рвотный позыв, стоило всего на секунду учуять это невообразимое амбре на кухне, в руках дядюшки. Напрягшись, я беспокойно наблюдала за действиями шведа, который, докурив (уж не знаю, какую по счету) сигарету, потянулся за новой. Нащупав пачку длинными пальцами, щёлкнул зажигалкой, и горячий огонёк объял кончик сигареты, поджигая её. Действия, безусловно, отточенные, но это не помешало мне увидеть его напряжение и нервозность. Во всём: в теле, в самих действиях и лице.Очередная губительная затяжка сделана. Сизоватый, пахнущий ментолом табачный дым выходил сквозь графично-очерченные губы и рассеивался в ночном воздухе, свежем и прохладном. Видя это, я словно бы на себе ощутила то, как ядовитая смесь алкоголя и сигарет убивала внутренности. В такие моменты вкусы перемешиваются, вызывая во рту неприятную горечь,?— я слишком хорошо помню это чувство; даже спустя время до сих пор ощущаю его. Как человеку, который, ко всему прочему, добавлял ещё и опиаты, мне ли не знать, чего именно в такие моменты добиваются люди: они хотят заглушить боль.Душевную, физическую или обе разом?— неважно.К горлу подступил неприятный, удушающий ком, а перед глазами яркими картинками мелькали образы прожитых лет. Я будто бы переметнулась на пять лет назад. Когда морально я была пуста из-за смерти родителей, находя всё необходимое в уличных гонках и адреналиновой зависимости, с которой ради которой жила. А физически?— загибалась от боли из-за повреждённой руки и не прекращающейся ломки. И стоило этой ядовитой смеси окутать дымкой голову и объять вкусовые рецепторы, как всё прекращалось. Эмоций не было, как и боли, а душа не горела адским огнём. Мне удавалось спастись ото всех проблем, на тот момент кажущихся главными во всём мире (лицемерная эгоистка). Моём мире, таком хрупком и рушащемся секунда за секундой.—?Утром я должен быть в Стокгольме,?— внезапно произносит Алекс, чем выдёргивает меня из мыслей. И сразу же погружает в ступор:?—?На могиле матери. Сегодня ей было бы сорок пять, и, фан, я так скучаю по ней,?— сдавленным голосом говорит он, устало проведя ладонью по лицу. —?Я даже не осознавал, как сильно.Взглянув на него, подносящего тлеющую сигарету к губам и делающего затяжку, я почувствовала, как грудную клетку предательски вспарывало изнутри резкой болью. Непроизвольно задрожали пальцы. Тонкая грань моего самообладания исчезала с каждым мгновением. Ведь я понимала его, разделяя одну и ту же боль. Но ни я, ни Александр не можем вернуть своих родителей, как бы нам того ни хотелось.—?Хочешь, я побуду там с тобой? —?это предложение было сделано не столько из вежливости, сколько из чувства признательности. Должно быть, я устану благодарить Алекса за всё то время, что он провел со мной, поддерживая и ни на секунду не оставляя. И мне совсем не хотелось думать об обязанностях, передавшихся мне после оглашения завещания…—?Хочу. Но не могу позволить взять тебя с собой,?— с минуту смотря перед собой, Нильсен, наконец, смотрит на меня и едва заметно улыбается:?— Хотя бы потому, что ты всё ещё не пришла в себя после похорон Аннет.И вот опять он поддерживает меня, заботясь даже в момент, когда это нужно ему не меньше. Пять лет назад не стало Оливии Нильсен, которая из-за какого-то несчастного случая (в газетах и СМИ на эту тему прозвучало слишком много версий) не дожила до своего счастливого юбилея. Дьявол, оставалась всего одна неделя! Уверена, праздник был бы безрадостным с учётом того, как моя семья изводила её, но… Кто знает, может, будь всё иначе, прямо сейчас мы бы летели в Швецию, чтобы отпраздновать день рождения его матери? А не на её могилу…—?Эти несколько недель я смотрел на тебя с Элизой. Видел, как вы, расстроенные, скорбите по Аннет, плачете. И нет, это абсолютно нормально. Просто, в отличие от вас, когда скончалась моя мать, у меня не было времени на то, чтобы банально, как и все люди, скорбеть. Свалившиеся на мои плечи обязанности не позволяли. За семейный бизнес, в последствии разделенный вместе с Рэем, и за сестру с племянницей. Я должен был заботиться о Хоуп и не дать сестре слететь с катушек. Не вышло. И только когда всё более или менее устаканилось: все вопросы с бизнесом решились, а Сима прошла реабилитацию,?— наконец пришло ярое осознание всего произошедшего.Он сделал глубокий выдох, чтобы перевести дух и прийти в себя от, полагаю, не самых приятных воспоминаний. А затем повернулся ко мне, сначала заскользив обволакивающим, полным нежности взглядом по моему лицу. Но уже в следующую секунду?тревожным, полным боли, что таилась за небесными радужками.—?Я сожалею,?— тихо и практически беззвучно, одними лишь губами,?— мне очень…—?Ну хватит. Не хочу, чтобы ты плакала, —?он по-собственнически притянул меня к себе, взяв за руку. —?В особенности, из-за меня и моей семьи.Поддавшись движению, я оказалась в объятиях Александра. И как только меня окружило тепло его рук, то понимаю, что успела замерзнуть. Неспеша он наклонил голову и прижался губами к моему лбу.—?Послушай меня, котёнок,?— произнёс едва разборчивым шёпотом, так, чтобы слышала лишь я, словно бы за нами кто-то мог наблюдать, подслушивая из-за кустов,?— никто и ничто не достойно твоих слёз. Я и моё прошлое?— тем более. Запомни это. На то оно и прошлое, так?Что ж, как и всегда, он прав. Прошлое не изменить, а людей, увы, приходится отпускать. Во благо им и себе самим же…Я нехотя закивала. Зарывшись пальцами в каштановые волосы, опустила голову Нильсена к своему плечу и прижала за затылок. Его лицо уткнулось в мою шею, а губы прижались к пульсирующей вене. Ничего эротичного в этом не было. Александр?— ранее убедивший меня в том, что не станет осуждать меня,?что бы я ни сделала,?— теперь сам будто бы ищет утешения и… прощения?Хотя, если задуматься, то в чём? Ничего плохого он не делал…Александр, не отстраняясь, обхватывает одной рукой мою талию. Я хмурюсь и устраиваю голову на его груди, понимая, что на душе становится теплее от ласки и бережности, с которой швед относится ко мне. Лишённая идей, я совсем не знаю, как отблагодарить его за всю заботу, поддержку и помощь. Да и вообще?— смогу ли? Всегда понимающий, он не оставлял меня ни на секунду после смерти тётушки, проводил со мной время, всячески стараясь отвлечь. Хотя, бьюсь об заклад, собственных хлопот у него не меньше.Чёрт, да даже сам факт того, что в Швецию он должен был уехать еще неделю назад, но вместо этого задержался, чтобы остаться рядом со мной?— говорит чересчур много.Какое-то время мы стоим в тишине под темным небом, освещенным яркими звездами, думая каждый о своём, о своих собственных потерях. Меня окружает приятный запах ментола и еле уловимые нотки полюбившегося мне парфюма: какао, смешивающийся с бергамотом и шалфеем. Выпуская струйку дыма изо рта и тут же отмахивая от меня смог, швед произносит:—?Ты бы ей понравилась,?— на лице у него расплывается искренняя улыбка, разительно отличающаяся от его фирменной дерзкой ухмылочки?— эта нежная, такая открытая. —?Нет, она определённо была бы в восторге…—?Откуда эта уверенность? —?спрашиваю я, улыбаясь.—?Откуда ей не быть? —?фыркает он, показательно закатывая глаза. Склоняя голову, всего секунду смотрит на меня и следом отворачивается. Но уже в следующую замечаю, как красивое лицо принимает хмурый, мрачнее тучи, вид:?—?Подожди. Ты куда-то собралась? В темень, на ночь глядя?—?Да-а-а. Нужно кое-что решить… с бизнесом.Почему-то говорить о том, что у меня, как бы то глупо ни звучало, тайная встреча с его сестрой, кажется мне плохой идеей. Отношения у них крайне натянутые, а причина, из-за которой Сима позвала меня, мне по-прежнему неизвестна…Александр нахмуривается ещё сильнее:—?В такое время? Мы с Рэем всё решили, разве нет?Молодец. Ничего лучше придумать не могла?—?Решили. Но там форс-мажор.—?Съездить с тобой?—?Нет! —?от моей резкости шатен удивлённо вскидывает брови. А я лично поджимаю губы, закусывая их изнутри, выглядя, наверно, максимально нелепо. —?Ты и так с Рэем сделал слишком много, и я безмерно благодарна вам за это, но лучше пригляди сейчас за Чарльзом,?— спешу оправдаться и вдобавок, чтобы убедить его окончательно, умоляюще протянув:?— Пожа-алуйста.—?Он не ребёнок, Агата,?— скривившись, парирует Нильсен.—?Далеко не ребёнок. Но у него сейчас такое подавленное состояние, какое было у нас с Элизой все эти дни. Знаешь ведь, у некоторых осознание потери близкого приходит запоздало? К тому же, сейчас он очень расстроен.—?Чем же?—?Он… —?я вздыхаю, пытаясь собрать бегущие мысли в кучку. —?Кажется, с учётом того, что нам необходимо выплатить зарплату работникам, оплатить дальнейшее обучение Элизы в медицинском и мою магистратуру, Харрисов ждёт банкротство. Нельзя забывать и про то, сколько средств ушло на похороны Аннет и сколько ещё уйдёт из-за болезни Чарльза.Александр буравит меня всё ещё ничего не понимающим взглядом и вздыхает. Явно готовясь проделать во мне дыру, не двигается и не отвлекается, в ожидании объяснения, а потому я спешу рассказать всё как есть, подчистую:—?Около часа назад он признался мне в том, что болен. Опухоль головного мозга. За ужином я просмотрела в интернете стоимость лекарств и лечения в специальной клинике. А ещё около десяти минут назад выяснилось, что он проиграл в казино деньги на сумму, приравниваемую ко всему тому, что в завещании оставила мне Аннет…—?Не переживай, Агата, банкротами Харрисы не станут. Мы выплатим долг Чарльза. Я дам денег,?— тут же выбрасывает Нильсен с совершенно спокойным видом. Так, словно бы подобное для него было обыденностью, чем неминуемо повергает меня в шок. —?И на его лечение?— тоже.Последние слова дались ему с явным трудом, будто произнёс он их через силу. Не могу и не хочу разные вещи, так ведь? Конечно, его можно понять: из-за Аннет и Чарльза начались проблемы со здоровьем у Оливии. Но если бы он не простил им это?— стал бы заключать контракт с тётушкой? Сомневаюсь. Тогда какова причина неприязни шведа к Чарльзу?..—?Нет,?— спустя минуту гробового молчания говорю, отчего Александр показательно закатывает глаза. —?Я не возьму. Нужно разобраться с этим самостоятельно, как это делала Аннет. Да и с моей стороны было бы…—?Агата,?— надсадно вздохнув, он обрывает меня. Опускает руки на мои плечи и со всей осторожностью сжимает, привлекая к себе всё моё внимание. —?Пускай и бессмысленно просить это у моей неугомонной каттен, но я всё же попытаю удачу и попрошу тебя: не упрямься. Мы почти семья. И если откажешься, то их в любом случае даст Рэй. Думаешь, сможешь помешать ему? Это всё-таки отец Элизы. Приёмный, но воспитавший её, а значит, как ни крути, для неё родной и точно не чужой.Я слушала его с замиранием сердца, совсем не моргала, даже не зная, что и сказать. Не двигаясь, заметила то, как его руки медленно спустились вниз по моим плечам и предплечьям. Согревая, мягко обхватили уже замерзшие от прохладного ветра ладони. Ничего не говоря, Алекс поднёс их к губам и замер на несколько мгновений, оставив поцелуй на моих чуть продрогших пальцах.Сглатывая вставший поперёк горла ком, я не нашла в себе сил сдержать улыбку, на секунду задумавшись о том, какими близкими мы стали друг другу. На задворках сознания громко лязгнула мысль, не дающая мне покоя: всё оставленное наследство я получу только после замужества. Это заставило меня внутренне напрячься. Собравшись уже в ближайшие дни разбираться с навалившимися проблемами, теперь понятия не имею, как буду помогать своей семье?— в конце концов, не потащу же я Нильсена за загривок под венец?..Отняв ладони от своего лица всего на секунду, уже в следующую Александр вкладывает в них брелок с ключами, с готовностью поймав мой недоумённый взгляд.—?Возьми мою машину. Только будь осторожна.—?Ты сейчас за кого больше переживаешь? —?я прищуриваюсь. —?За меня или за неё?—?За вас обеих,?— он мягко улыбается. —?И, так уж и быть, я не дам твоему дядюшке сигануть в ближайшую речку. За это ты должна пообещать мне сообщить, как доберёшься: у машины проблемы с движком, а переживать за твой зад, притягивающий неудачи, точно не входило в сегодняшние планы.—?А что входило в сегодняшние планы?—?Узнаешь,?— и больше он мне ничего не сказал, упрямо дожидаясь моего слова.Только после того, как я дала ему требуемое обещание, то вспомнила, насколько опаздываю. Не теряя ни минуты более, кротко целую Нильсена в щёку, что до последнего смотрит мне в спину, и бегу в сторону гаража, на ходу набирая сообщение Серафиме…***Благодаря машине Алекса: нервной, но, не спорю, желанной всеми,?— я прибыла к назначенному месту в центре Лондона. Это был отель, в котором, судя по всему, поселилась Серафима на неопределенное время. При выходе из салона в голове крутилось столько вопросов, ответы на которые мне узнать с одной стороны даже и не хотелось. Но вся правда всплывает. Рано или поздно.Взяв в руки дрожащий телефон, завибрировавший из-за того, что батарея на нём благополучно разрядилась, я с раздражением выдохнула. Стоило мне взглянуть перед собой, как глаза у меня широко округлились, а брови вскинулись вверх.—?Какие люди да без охраны! —?едкий смешок сопровождается колким взглядом, очевидно, выдающим нетрезвость их обладательницы. Чёрт, она когда-нибудь бывает трезвой? Хотя кто их знает? Этих стерв довольно сложно понять…Силясь не обращать внимания на погано улыбающуюся девушку, я останавливаюсь подле неё и приветственно киваю?— единственное, на что была способна из правил этикета, находясь на грани между спокойствием и раздражением.—?О мой бог! Ты тоже тут?! —?театрально удивившись, прикладываю руку к сердцу под аккомпанемент ещё более поганенького смеха. —?Как неожиданно и прия-ятно!—?Да, да-а… —?Ева прикусывает нижнюю губу, осматривая меня с ног до головы. —?Ты к Серафиме? Она в дерьмовом состоянии. У бара. ?Празднует?,?— брюнетка подняла руки и загнула по два пальца на каждой, изображая кавычки.Я же презрительно сморщилась, представляя состояние Симы и понимая, что под ?празднует? Скай имела в виду ?поминает?. И плевать ей на то, что это два разных по смыслу и произношению слова. В данную секунду не хватало только момента, когда она скажет, мол, ошиблась, подобрав не то слово?— английский, шведский и китайский путаются в, очевидно, опустевшей головке…Показательно закатив глаза, собираюсь пройти мимо, как вдруг Ева хватает меня за локоть, заставляя крутануться в её сторону.—?Советую запастить крепкими нервами, мисс Харрис,?— цедит сквозь зубы, не стирая со своего лица хитрой ухмылки. —?Они тебе ещё ох как пригодятся…—?О, премного благодарна за такой важный совет, миссис Прайс! —?вторю её тону, на последних секундах вспомнив фамилию Андера.Стискивая зубы, я едва сдерживаюсь, чтобы не сотворить то, о чем наверняка пожалею. Поэтому, сжав удерживающую меня руку, впиваюсь ногтями в тыльную сторону ладони, а после отбрасываю от себя и со скоростью света направляюсь в отель. Краем уха слышу ругательства, кажется, на китайском; спиной же чувствую горящие карие глаза, прожигающие во мне дыру.На входе стояли два здоровяка из охраны. Чуть дальше?— милая пара с ресепшн. Они направили меня в сторону бара, находящегося ещё дальше. Я подхожу к нему и вижу сидящую в одиночестве девушку. Хорошо мне знакомую. Длинные волнистые волосы цвета каштана ниспадают с плеч, на которые сверху накинут черный пиджак?— она уже надела траурную одежду.Сидевшая до этого момента без движения, Сима вдруг садится ровно, гордо выпрямив спину?— очевидно, услышала мои шаги.—?Забыла что-то? —?голос спокойный, но в нём слышится дрожь. —?Мне что, на китайском повторить для особо непонятливых?! —?Сима сжимает ножку бокала так, что, кажется, хрусталь вот-вот треснет. И в следующую секунду чуть хриплый голос срывается на крик:?— Пошла вон, Ева! И чтобы я завтра тебя не видела!Сделав глубокий вдох, осторожно сажусь на высокий стул рядом с шатенкой. Глаза, ещё секунду до этого полыхающие огнём, вмиг тухнут, когда в поле зрения попадаю я, а не та, кого младшая Нильсен, судя по всему, ожидала увидеть. Она тут же зажмуривается, удручённо поджимая пухлые губы. Шмыгает носом и, проведя рукой по щекам, быстро стирает растёкшуюся тушь, надеясь скрыть от меня неприятную деталь.—?Прости меня, мон шери. Я просто…—?Устала.Небесно-голубые глаза находят мои, всматриваясь, не моргая. Заплаканные, покрасневшие. Потерявшие надежду. Серафима смотрит на меня бесконечно долго, лишь только потом согласно кивает. Сделав небольшой глоток, вновь шмыгает носом и щёлкает пальцами, тем самым подзывая бармена налить и мне тоже. Не возражаю, в мыслях пытаясь подобрать правильные слова.—?Это нормально,?— несильно сжимаю ладонь девушки, осторожно накрыв своей. —?У каждого случается дерьмо в жизни, но не каждый находит в себе силы подняться и разобраться с ним. Чёрт, да ты одна из тех, на кого стоит равняться?— такая сильная и уверенная! Любая бы на твоём месте сломалась, а ты…—?А я сломалась, Агата,?— прерывает слабо, безжизненно. Стало тяжелее дышать, а сердце в груди сделало кульбит. Я знаю…?— Однажды. По кусочкам. И до сих пор не могу собрать себя воедино. Не одной, понимаешь? Многое нельзя пережить в одиночку, но приходится.Понимаю, поверь, понимаю…—?Все, кого я любила… —?она запинается, проглатывая словно бы вставший в горле ком,?— люблю, оставили меня либо отвернулись. И я не имею права винить их в этом,?— нервный смешок,?— я бы сделала так же, пожалуй.Зная, про кого говорит эта девушка, становится ещё паршивее. Полагаю, именно семья оставила её: Оливия, Ульрик и… Вивиан? Александр, Рэй, Эмма и Гидеон отвернулись от неё. Во всяком случае, она так считает. Я помню, как в Маноске Эмма рассказывала о том, что пыталась помочь и по сей день переживает за неё. Как и её брат, я уверена в этом.С одной стороны, Серафима травила, убивала себя наркотиками с малышкой на руках. Алекса с Рэем можно понять. Возможно даже, они поступили правильно, когда решили ударить по самому больному, до этого сделав всё возможное, чтобы поставить её на ноги. Нельзя спасти того, кто не хочет быть спасённым… С другой стороны, кто я такая, чтобы осуждать её? Сама ведь не лучше. Конечно, я не отключала человека от системы жизнеобеспечения, но…Слабая улыбка становится шире, чем заражаюсь и я. Несколько минут спустя бокал с недопитым вином мелькает в ухоженной женской руке. Приподняв и покрутив его, Сима салютует в воздух:—?За тебя, мам…Мы молча выпиваем алкоголь, на какое-то время замолкая.Спутанные каштановые волосы лезут в глаза шведки. Зачесав их назад, она быстро утирает щёки, стараясь взять себя в руки и не наводить тоски в диалог.—?Прости ещё раз. Тебе наверняка интересно, почему я в Англии и зачем позвала тебя? Всё просто. Чтобы поддержать — узнала о твоей потере сразу, но приехать получилось только сейчас. А позвала, потому что мне было слишком паршиво,?— девушка прячет глаза, стыдясь наверняка того, что выдернула меня из-за этого. —?Не хотелось быть одной хотя бы… в такой день. Понимаешь?Я киваю. Время то ли со скоростью света, то ли, наоборот, совсем медленно, как песок, уходит сквозь пальцы за нашим разговором ни о чём и, казалось бы, сразу обо всём. Сколько уже? Два часа ночи? Пять утра? Плевать. Важно лишь то, что мне удалось получше узнать девушку, к которой ранее доводилось испытывать лишь неприязнь.Меня всегда удивляло, как поразительно человек может скрываться под масками, из раза в раз меняя их. Со временем он привыкает к ним, становясь единым целым, неделимым, но постепенно теряет самого себя; в разговоре применяет уже заученные фразы, отточенные на языке, либо же, импровизируя, отыгрывая роли. Чаще всего именно человек, на которого посмотришь и невольно подумаешь: живётся ему лучше некуда, он наверняка сильный и независимый,?— страдает, хотя не желает признавать и показывать это. Оно и понятно?— слабым трудно выжить в нашем мире, особенно если ты от рождения унаследовал статус медийной личности, выросшей среди таких премерзких людей, как аристократия.В нашу первую встречу эта девушка произвела, мягко говоря, не самое лучшее впечатление. И только со временем, всё больше узнавая в ней себя, я стала понимать, что настоящая Серафима Нильсен, сломленная и раздавленная потерей близких, спрятана под маской сильной и независимой от кого-либо девушки. По собственной же воле. Но она сумела взять себя в руки и подняться на ноги, можно сказать, самостоятельно. Только после того, как потеряла поддержку со стороны близких и едва не потеряла единственную причину, ради которой вообще живет, как бы то банально ни звучало?— свою малышку.После первого и последнего выпитого мною бокала я активно взялась за воду, разбавив алкоголь уже, по меньше мере, шестью стаканами. Где-то после третьего?— начала и Серафима. Мы продолжили разговаривать, успев затронуть даже самые нелёгкие периоды наших жизней, уверена, мысленно удивившись тому, насколько оказались похожи. Хотя и гордостью это назвать нельзя…—?Послушай, Агата,?— шатенка вдруг нахмурилась. Сделав предостережительный глоток минеральной воды, тем самым смочив горло, она серьёзно взглянула на меня. —?Я хочу кое о чём спросить у тебя.—?Спрашивай.—?Это может показаться странным, но… как ты думаешь, Доминик Сильвер… он жив?Могу поклясться, на мгновение у меня остановилось сердце. Я потеряла дар речи. Бог знал, и он же свидетель тому, что не стоило мне в тот момент браться за воду, в противном случае та оказалась бы повсюду: на баре, на полу и на одежде. Замерев на бесконечно долгие пару секунд с бокалом в руке, поднесённом к губам, я не могла найти в себе силы ответить?— совершенно неожиданный вопрос.—?Да.Словно бы в замедленной съёмке я наблюдала за тем, как во взгляде, наполненном каким-то странным интересом, что-то разрушилось, сломалось. Лицо медленно перетекало в удивлённое, можно сказать, напуганное.—?Я узнала об этом всего несколько дней назад. К слову, у меня было такое же лицо, когда я увидела его,?— попытка разрядить обстановку с треском провалилась. Сима по-прежнему была в немом ступоре.Между нами повисло тягостное молчание. Девушка поджала в отвращении свои пухлые губы, а в голубых глазах я видела горящий огонь, которому дай волю?— и он сожжёт всё вокруг. Она застыла вот так, без единого движения (кажется, даже позабыв о надобности дышать), уставилась в невидимую точку перед собой. А в следующее мгновение всё произошло настолько быстро, что я не успела заметить…Хлесткий удар пришёлся на барную стойку: Серафима ударила по гладкой поверхности ладонью,?— а затем схватила свой бокал и швырнула его в стенд с алкоголем. Душераздирающий крик утопает в совсем тихо играющей музыке, но после этого из безумного смеха переходит жалостливый стон. Покачиваясь из стороны в сторону, шведка тяжело дышит. Я же не решаюсь что-либо сказать, наблюдая за повторяющимся случаем, что ранее произошёл в Маноске:?Но затем шведка делает то, чем шокирует всех нас ещё больше: смеётся сначала в воздух, а затем садится на корточки, закрывая лицо руками. И может показаться, что она плачет, но на самом деле продолжает смеяться. Зарывшись пальцами в каштановые волосы, проводит руками вниз и доходит до загривка, после чего локтями упирается в колени, а кисти рук сцепляет в замок, закусывая пальцы…?Удивительно, как до сих пор посетители и руководство не сбежались сюда, вниз, испуганные внезапной вспышкой гнева Серафимы. Или же это был страх?—?Но как? —?непонимание и ледяной ужас застыли на красивом лице. —?Почему?!Оглушительный вопрос растворяется в тишине.—?Я не знаю.—?А ты можешь… можешь рассказать о том, как он ?умер?? —?я удивлённо выгибаю бровь, при виде чего Сима спешит объясниться:?— Не всегда стоит верить статьям в интернете, ты ведь должна понимать это.—?Я понимаю,?— соглашаюсь, кивая. —?На самом деле, помню немногое и безо всяких подробностей?— тогда я не вдавалась в них,?— но, кажется, Аннет рассказывала, что в плохую погоду Доминик отправился летать на дельтаплане. Обе подвески обломались, и он упал в океан. Его тело искали несколько недель, но так и не нашли, из-за чего тётушка решила, что Деверо скончался.—?И именно после её смерти, которая выглядит крайне подозрительно, он заявляется к вам в дом как ни в чём не бывало?Сухо сглатывая, я вновь киваю под внимательным взглядом голубых глаз.—?Тогда могу и я кое-что спросить?—?Полагаю, тоже что-то личное? —?мягко смеётся девушка, качая головой.—?Что случилось с Вивиан?И только наше дыхание разрывает устоявшуюся напряжённую тишину. Серафима замирает на месте, ничего не видящим взглядом буравит стелаж, на котором разбилась пара бутылок. Миловидное лицо не выражает абсолютно ничего. Ни один мускул не двигается, застыв. Зато в кристально светлых глазах я смогла увидеть целый вихрь из непонимания и страха. И это лишь на первый взгляд?— кто знает, что на самом деле она чувствует прямо сейчас?Прикрыв глаза, девушка и вовсе абстрагируется, закрываясь и будто спасая себя. Мне приходится позвать её, не на шутку испугавшись за её состояние, но в ответ?— по-прежнему никакой реакции. Только когда я накрываю руку Симы своей, она вздрагивает. Делает глубокий, судорожный вдох и смотрит на меня.—?Отку… —?на удивление, голос, некогда командный и властный, вдруг садится, охрипнув,?— откуда ты?..Я вижу, как шведку заколотило мелкой дрожью. И явно не от холода.—?Ева растрепала? О, у неё слишком длинный язык, который она и рада бы использовать, чтобы лишний раз очернить меня в глазах общества при любой удавшейся возможности.Не успеваю возразить ей, как в следующую секунду Серафима замечает нечто в выражении моего лица и сама обо всём догадывается. Исправляясь, отвечает за меня:—?Александр,?— кивает головой, слабо улыбаясь. —?Я, мягко говоря, удивлена. Ты не подумай! Просто… мне казалось, он просто не способен рассказать о чём-то настолько личном. —?Шатенка, отбросив длинные кудрявые волосы назад, делает небольшой глоточек воды. —?Полагаю, ты знаешь всю правду. Не так ли?Не нужно прилагать большое количество усилий, чтобы понять, что она имеет в виду. Практически не задумываясь, соглашаюсь, чем продолжаю вызывать у Серафимы непонимание, от которого она вот уже несколько минут не может усесться на стуле.—?Что ж… в таком случае, я наконец могу хотя бы при ком-то называть его своим братом,?— она нервно смеётся, словно от приятного чувства произношения этого слова. Нахмурившись, задумывается на пару мгновений, однако вскоре продолжает, сглотнув слюну. —?Мы все любили её, но Рэй?— больше и особеннее всех.—?Она была его сестрой,?— я понимающе киваю, на что Сима улыбается, отрицательно покачав головой, чем вызывает во мне недоумение.—?Не просто сестрой. Они близнецы. Эта связь намного глубже и крепче, чем любая другая. Разорвав её, человек ведь в буквальном смысле теряет часть себя… —?девушка сосредоточенно рассматривает бокал воды в своих руках. Так, словно бы с него зачитывает готовый текст или рассматривает тогдашние воспоминания, погружаясь с каждой секундой с ещё большим вниманием. —?Поверь, потеря родителей не сыграла на мне с братом так сильно, как смерть Вивиан?— на Рэе. Ты бы видела его в первую неделю после похорон: не реагирующий ни на что, подавленный, потерявший какой-либо интерес ко всему происходящему. Помню, как Хоуп расстраивалась, когда думала, что крёстный обиделся на неё и не хотел с ней дружить.Мягко рассмеявшись, Сима шмыгает носом, и только сейчас я замечаю застывшие в её глазах слёзы. Эта тема определённо болезненная для неё.—?Но мы все чувствовали то же самое. Каждый винил себя и одновременно друг друга в случившемся. Знаешь это чувство? Когда, чтобы понять, как многое ты потерял, сколько неприятных слов сказал и сколько не успел сказать человеку?— нужно лишь потерять его? И после ты ненавидишь себя за то, что когда-то спорил с тем, кого больше нет, а особенно за то, что больше у тебя не будет возможности извиниться за это?Я невольно вспоминаю нашу ссору с тётушкой по приезде в Бишоп-Мэнсон. Прямо за столом. Хорошо, что мы крайне отходчивы, а потому помирились сразу же, пойдя на уступки друг другу.—?Конечно.—?Вивиан была бездумно влюблена в Александра. Разумеется, всегда найдутся те, кто против твоей любви к кому-то: это либо родители, зачастую именно ревнивые отцы, либо не менее ревнивые братья. Короче говоря, Рэй, пускай и был лучшим другом Алекса, но не хотел, чтобы Вив надеялась на отношения с ним. Впрочем, братец и не давал на это надежд. Повторюсь, мы все любили Вивиан, поддерживали и заботились друг о друге. И он любил её по-своему, но Вив это не устраивало…Младшая Нильсен сцепляет зубы, со злостью сжимая стеклянный бокал.—?Однажды мы прогуливались у обрыва рядом с нашим домом. Вивиан рассказала мне кое-что очень личное. То, о чём не знал, даже не догадывался сам Рэй: его сестра благополучно залетела от какого-то парня. Прошло около недели с момента смерти Оливии?— всё это время близнецы Линд поддерживали нас, как могли. Особенно мне с моей… ситуацией. Чёрт, мне до сих пор стыдно за то, что создавала ещё больше проблем. Но только сейчас я стала понимать, что моё… нетрезвое состояние сыграло на руку Вивиан. Поверить не могу, что она в самом деле была настолько ушлой раз воспользовалась мной, моим состоянием и… моими чувствами.—?Что она сделала? —?спрашиваю осторожно, внимательно рассматривая профиль шведки, поникшей в себя и воспоминания.—?Мы,?— тут же поправляет меня,?— это сделали мы. У Алекса на тот момент было слишком много хлопот: проблемы с прессой, в частности из-за меня, сложности с переданным ему бизнесом, да и собственное нестабильное состояние сыграло на его здоровье. Он слишком сильно любил маму, как и она его, пускай они оба не так часто показывали это,?— и Вивиан решила воспользоваться этим. Пришла к нему, заплаканная и расстроенная, зная, что он не выставит её за порог, обязательно выслушает. Напоила его, умело сыграв на жалости и… в общем, наутро он проснулся с ней в одной постели.Я закусываю щеку изнутри, когда Серафима смотрит на меня, удручённо поджав губы. Глядя мне в глаза, слабо улыбается, подпирая голову рукой.—?Ничего не было и быть не могло. Без понятия, достала я чересчур уж крепкий алкоголь или это она подмешала ему что-то в надежде, что ту половину вечера он забудет. Но он не забыл. Как бы он ни был расстроен, я знаю своего брата. Он ни за что не напьётся до беспамятства. И нашу аферу он раскусил сразу, даже на секунду не задумавшись о следах на теле Вивиан, —?я нахмуриваюсь, на что шведка добавляет:?— Говорю же, мы подстроили всё так, чтобы выглядело натурально, будто Алекс действительно взял Вивиан: засосы, синяки, последствия бондажа,?— мой несчастный опыт быть связанной во благо собственной же безопасности грозил обернуться брату злой шуткой. Она была одержима этим обманом, и по её просьбе я затягивала узлы настолько тугие, насколько могла. Руки тогда знатно тряслись, поэтому пришлось поднапрячься, чтобы на фото получился качественный компромат.Картинка начала складываться воедино, и Серафима поняла это по выражению моего лица, из-за чего вскоре спрятала своё за длинными волосами, стыдясь. Дальше и договаривать не нужно?— можно догадаться. Спустя время Вивиан пришла к Алексу, заявляя о беременности, а он, уверенный в том, что ничего в ту ночь не было, отвернулся, не позволив воспользоваться и шантажировать себя.—?Он сразу хотел рассказать Рэю об их, как ему казалось, неудачной попытке стрясти с него обязательства. Но Вивиан раньше него успела рассказать брату свою историю, и, разумеется, Рэй колебался, не веря, что Алекс сделал нечто подобное. Но чтобы он поверил окончательно, мне достаточно было поддержать слова Вив, а ей?— предоставить доказательства ?жаркой? ночи… И я сделала это. Я предала собственного брата.Стерев влагу со щёк, Сима прочищает горло.—?Каждый раз вспоминаю, как он посмотрел на меня, и ненавижу себя за это. Мне стало так страшно… ведь тогда его доверие ко мне развеялось, словно дым.—?Почему ты сделала это? —?волна негодования захлестнула меня, и я уже не ве?дала, что творю, задавая череду вопросов, очевидно, задевающих Серафиму за больное:?—?Зачем поддержала её, обманула Рэя и поступила так с Алексом? Я не понимаю, какая тебе с этого выгода?—?Да потому что я любила её!?— яростно выкрикнула, уставившись на меня взглядом, полным безумия и в то же время грусти. После этого лицо её и голос смягчились. —?А чтобы сделать дорогого мне человека счастливой?— не со мной, так с кем-то другим, кого та столь сильно любила?— не нужна выгода. Ясно?!Раскрыв рот и глупо моргая, я, лишенная дыхания, застыла на месте. Прекрасно понимая, как непросто ей было выставлять частичку своей души и рассказывать о не слишком уж радужном прошлом, чего уж прибедняться, малознакомому человеку. Очередной нервный смешок срывается с пухлых губ шведки.—?Мы любим тех, кто не любит нас… Се ля ви, мин кэра.—?Она знала об этом?—?Нет. Только Рэй догадывался. Поэтому, наверное, и поверил мне, когда я решилась всё же сознаться и рассказать ему правду.—?И что было потом?—?Ну, Александр как не верил ей тогда, так и не поверил после моего ?подтверждения?. Но, несмотря на это, предложил свою помощь, если Вив при брате признается, что ребенок не его. Она отказалась. До последнего добивалась того, что сможет убедить его в своей правоте. Кричала, что он просто боится ответственности и прочее… В тот же вечер Вивиан захотела проветриться. Мои попытки задержать её ничего не стоили, поэтому она взяла ключи, сбежав из дома, и села на мотоцикл. Плохое предчувствие заставило меня поехать с ней.Сима тихо стирала слёзы ладошкой, но те катились с новой силой.—?На улице стемнело, дороги опустели, а асфальт был мокрым после дождя. Вив набрала скорость, и я… я не знаю, как это случилось… Белая машина появилась из неоткуда. Она столкнула нас, и мы слетели на обочину… Я упала раньше, повторно выбив себе колено…Я сразу вспоминаю наш с ней разговор в баре в Маноске:?Психосоматика,?— она поджала губы, закусив щёку. —?Круто упала и выбила себе колено. До сих пор боюсь резко двигаться?— вдруг, вылетит??—?А вот Вивиан сломала себе позвоночник и… потеряла ребенка. Я помню мало. Только то, что из машины вышла молодая пара. Они же вызвали нам скорую. Ещё то, что мой брат приехал в больницу сразу вместе с Рэем и Евой.—?Подожди,?— я останавливаю её. —?Ты уверена, что в той машине сидела пара?—?Конечно, поблизости же никого не было,?— девушка откидывается на спинку стула.Этот момент не даёт мне покоя, ведь я точно помню, как утром, сидя на поляне, Александр рассказывал мне о своей семье. Правда, совсем мало мне удалось узнать о Вивиан, но я точно помню с его слов, что в тот день она разбилась на мотоцикле, повредила шейный отдел позвоночника из-за того, что на дороге столкнулась с машиной ублюдка, который вместе со своей семьёй откупились, замяв дело. Имён мне также не назвали, но факт оставался фактом.Скорее всего, воспоминания младшей Нильсен спутались. Так или иначе, прерывать её мне не хотелось…—?…а спустя время врачи сказали, что шансов на восстановление крайне мало. На тот момент они испробовали всё, что могли. Осталась последняя попытка?— недешёвая операция. Александр, винивший себя за то, что подарил ей тот мотоцикл, не раздумывая согласился оплатить её. Ему было неважно, что на тот момент, из-за трудностей с бизнесом и моей болезни, у нас не было при себе лишних денег. Практически не зная всех дел, Ева с Андером согласились помочь, как и Эмма с Гидеоном.Наконец, Серафима повернулась лицом, так отчаянно посмотрев на меня. Я же судорожно сглотнула, пока сердце всё так же гулко стучало в груди. Меня не переставала восхищать эта девушка: её характер, внутренняя сила, да и, в прочем, не удивлюсь, если и физически она не уступает. У всей её семьи нелегкая история, но, взглянув на них глазами прессы, и не скажешь.—?И вот за час до операции Вив попросила врача позвать меня. У меня жутко болела нога, боль была нестерпимая, поэтому я приняла запрещенный мне морфий. Вивиан знала уровень риска, как и удачи?— в лучшем случае, ей грозила инвалидная коляска. А она не захотела пожизненно быть обузой для своего брата. Поэтому она… она… попросила меня сделать это.На несколько минут между нами воцарилась немая тишина, предоставляющая возможность перевести говорящей дыхание. Сима плачет, уже не скрывая, а я быстро моргаю, ощутив то, как неприятно защипало в уголках глаз и такую невероятную боль в груди, которая ломала рёбра своими нещадными тисками. Осторожно приблизившись к шведке, молча утаскиваю ту в объятия, успокаивая, покачивая из стороны в сторону.—?Я не могла… сделать иначе! Понимаешь? Она умоляла меня, не желая страдать и чтобы кто-то мучался из-за неё!—?Понимаю. Конечно, понимаю… —?соглашаюсь, крепче стиснув её дрожащее тело, поглаживаю по плечу.—?Чертовы наркотики! Я даже не помню, как прервала её жизнь! —?Сима судорожно всхлипнула, уткнувшись лицом в мою ключицу, и тяжело задышала. —?Она умирала у меня на глазах, а я не помню этого! Только противный писк устройства, то, как сидела на полу в коридоре, и то, как мимо меня пролетали врачи, медсестры, врываясь в палату; как Рэй тряс меня, кричал, спрашивая, что я наделала…Выбравшись из моих объятий, Нильсен-младшая выпрямила спину и затихла.—?Я рассказала им правду. Всё, что помню. Но Рэй ушёл в себя и, кажется, даже не слушал меня в тот момент, а Александр… Я не могу описать словами то отчаяние, которое сводило меня с ума. Я пыталась вспомнить, взять себя в руки, но всякий раз срывалась, накачивая себя очередной дозой, потому что думать об этом было нестерпимо! С каждым разом в глазах брата было всё меньше сочувствия, понимания ко мне, и однажды он пригрозил мне тем, что лишит родительских прав?— на тот момент ему всё ещё удавалось скрывать мою зависимость от прессы и прилюдного обсуждения. Понятия не имею, каким образом.Серафима всё говорила и говорила, жалостно изогнув брови. Должно быть, она долго держала это в себе, а может и вовсе никогда и никому не рассказывала, и сейчас слова рвались из неё отчаянным потоком. А я всё слушала, угрюмо разглядывая сцепленные в замок руки, не смея перебивать её.—?Ты знаешь, что я вынесла для себя за то время?В ответ лишь пожимаю плечами:—?Что?—?Наркомания?— это болезнь. И как бы то ни было, она поражает всех. Не только наркоманов. Пускай они причиняют вред неумышленно, Александр с Рэем приняли верное решение, оградив мою девочку от возможного риска. От меня. Но я бы никогда не причинила ей вреда, Агата! Не смогла бы! —?в её голосе отчетливо зазвучала нота обиды. Но не на кого-то, а на саму себя. И я, как ни странно, понимала её. Она не винит брата, возможно даже, где-то в глубине души согласна с ним. Ей было больно это осознавать, принять правду, но прошло слишком много времени?— они отдалились.—?Я знаю. Знаю.—?Александр перестал оказывать мне помощь и сказал как-то, что нельзя спасти того, кто не хочет быть спасённым. Нашёл мне лучший реабилитационный центр и оплатил лечение. Навестил всего один раз. Когда я прошла курс, то вышла другим человеком. Но самым важным стало то, что, встретившись с братом, я не чувствовала прежней любви. Я готова была умолять его сказать, что я по-прежнему его сестра… Он сказал это. Только после этого добавил, что я больше не его ответственность…Серафима сжала кулачки с такой силой, что, кажется, ногти въелись во внутреннюю сторону ладони.—?И всё это время рядом с ним была Ева! Меня не было всего пару недель, а эта змея успела настроить брата против меня! Я не знаю, что она наговорила, но Алекс изменился с тех пор, оградился от меня. Да и вообще-то не только он. Только Эмма продолжала изредка поддерживать со мной связь. И то, мне кажется, из чувства вины.—?Из чувства вины? —?спрашиваю с опаской, поёжившись от внезапной дрожи в теле. Ответ последовал не сразу. Моя собеседница будто бы раздумывала с минуту о том, стоит ли погружаться ещё дальше, затрагивая очередную болезненную тему.—?Последний год жизни она ухаживала за Оливией и следила за её состоянием,?— наконец, тихо ответила та, разочарованно выдохнув. От услышанного я повернулась на стуле, серьёзно взглянув на шведку, сидящую рядом:—?Она тоже болела?—?Тоже? —?Сима непонимающе нахмурилась, уставившись на меня. —?О… Ну, ты наверняка слышала о том, как извела её вся эта шумиха после того несчастного случая… с твоими родителями?Я кивнула.—?У неё постоянно поднималось давление, а Эмма периодически делала ей уколы, чтобы понизить его. Одним вечером оно опять повысилось, и Александр, находясь дома, сделал ей несколько. Но оно всё повышалось и повышалось. Тогда он позвонил Де Гиз, и она приехала с Евой?— кажется, тогда они вместе были на каком-то благотворительном вечере. Оливия настояла на том, чтобы Эмма сделала ей ещё один, но та отказывалась, списывая на ограничения в дозировке. В итоге, мама сделала укол сама, но вместо нужного препарата ввела наркотический анальгетик и… Эмма не нашла у себя пузырек налоксона в ту ночь,?— печальная улыбка коснулась губ девушки. —?Кажется, с того момента она носит его при себе каждый раз едва ли не в ладони.—?Зачем Эмме нужен был наркотический анальгетик?—?Не нужен был. В том-то и дело. У неё вообще его не было, и Эмма была уверена в этом. Мы до сих пор не понимаем, откуда он взялся. Но,?— она фыркает,?— догадайся, кто убедил всех, что наркотик был моим? Сославшись на психосоматику, якобы сорвалась и колоться я начала раньше, чем убиваться из-за смерти матери…Ответ прост и очевиден.—?Никто и никогда не винил меня в этом. Даже Алекс. Эмма чуть с ума не сошла, почти покончив с карьерой.Я не нашлась с ответом, совершено не зная, что и сказать. А Серафима, кажется, и не настаивала; лишь бросила заключительное ?как-то так? и, извинившись, отошла в сторону уборной.Всё это время мысли мои суматошно крутились и смешивались в голове от поступившего потока информации. Поверить сложно, что подобное происходило в семье, которую многие считают идеальной, а другие за это же ненавидят, просто-напросто не зная всей правды. И почему только наши семьи враждовали? Ведь, как оказалось, одна ?лучше? другой. И люди, которых я не взлюбила с первых секунд знакомства, будучи слишком слепой и глупой, оказались такими же люди, совершающими ошибки и заслуживающими за них прощения.Главное не только признать, но и найти в себе силы, чтобы исправить их.Моя мать, уверена, знала обо всём. Именно поэтому хотела сделать всё возможное, чтобы прекратить бессмысленные споры и ряд глупых конфликтов, загорающихся буквально из ничего. Она хотела открыть глаза на правду Аннет и всем остальным, идя наперекор тому, кто этого определённо не хотел. Ему было выгодно, что всё внимание сосредотачивалось на спорах наших семей, пока сам он истреблял одного члена династии за другим. С обоих сторон. Ведь до сих пор единице народа не верится, что все эти события были случайностями.Зачем Оливии Нильсен, желающей мира, вдруг подстраивать авиакатастрофу с теми, кто поддерживал её идеи? Если хорошенько подумать, то намного прагматичнее было бы ?убрать? того, кто не желал перемирия, чтобы, в конце концов, заключить его. А именно?— мою тётушку, Аннет.Кто или что именно послужило толчком для идеи Аннет и дядюшки Чарльза зарыть топор войны, если именно они и начали весь этот вздор, словно обезумевшие идеей разобраться с Оливией, спустив на неё всех собак? Ведь изначально, насколько мне известно, никто в моей семье не хотел возиться с судом просто потому, что так же, как и все, были убеждены в том, что гибель моих родителей?— несчастный случай.Уже тогда началась охота за членами двух сильнейших династий, благополучно настроившихся друг против друга. Тогда и началась ответная бессмысленная борьба за власть.Тогда кто стал её зачинщиком?..—?Твою дивизию, Харрис!Я не успела обернуться, чтобы взглянуть на позвавшего меня мужчину, как его фигура выросла надо мной громадной тенью. В любимых небесно-голубых глазах пылал яркий огонь, при виде которого мне сталось не по себе. Взгляд плавился, пылая ярче, норовясь сжечь собой все вокруг, а в первую очередь?— проделать дыру во мне. Складывается такое ощущение, будто все кондиционеры в отеле вмиг перестали работать.Мои руки безучастно лежат на коленях, когда Александр с силой прижимает меня к себе, рывком обняв. Намного мягче и трепетнее поглаживает мои кудри и целует в макушку, зарывшись в копну рыжих волос. Его тело напряженно, а сердце отчего-то бьётся так часто, что я лично чувствую это. Тяну носом, бесспорно, самый лучший аромат на свете, уткнувшись ему в шею, но всё еще не понимаю, отчего он так взъелся.—?Если ты хочешь сравнять счёт, заставив меня поседеть, то я спешу заверить, что мне белые пряди не пойдут,?— проговаривает, наконец отстраняясь от меня, но не выпуская из объятий. Он беглым взглядом осматривает меня с ног до головы, будто бы убеждаясь в моей целостности; широкая ладонь мягко гладит меня по волосам.—?Да что случилось?—?Котенок, напомни по возращении домой обучить тебя не только обязательности, но и умению пользоваться телефоном, чтобы вовремя отвечать, когда тебе звонят!Я зажмуриваюсь, вспоминая, что телефон мой сел сразу, как только я подъехала к отелю.—?Ой…—?Ой? Значит, я говорю тебе о неисправности тормозов, прошу быть осторожной и сразу сообщить о том, что добралась без проблем. Проходят мучительно долгие часы вразрез с обещанной ?неважной короткой встречей?, а звонка так и нет. Как думаешь, сколько травмпунктов, больниц и моргов я успел обзвонить?—?Нисколько. Ты слишком драматизируешь.—?Возможно. Но до этого бы обязательно дошло, если бы я не вспомнил про маячок GPS в машине!За спиной шведа слышатся шаги, сопровождённые тихим цокотом каблуков. Развернувшись, он остаётся в такой неподвижной позе. Голубые глаза встречаются с идентичными, такими же голубыми, однако сильно покрасневшими. Наблюдая за ними, я чувствую, как сердце в груди кольнуло. Перед нами стояла уже не та Серафима, ранее раскрывшая душу и плачущая на плече?— её и след простыл,?— а та, с которой я впервые познакомилась в Маноске: идеально выпрямленная спина, за ней сцеплены руки, а голова гордо поднята; взгляд лишен, по её мнению, жалких эмоций, наполнившись пустым интересом ко всему происходящему.Вновь одетая маска, так полюбившаяся этой девушке. Она уже давно смирилась со своей участью, даже не мечтая вновь ощутить родные объятия и тепло братской заботы, убеждённая тем, что попросту больше не достойна это. Но в глазах, таких больших и чистых, по-прежнему где-то глубоко-глубоко слабо сверкает надежда.Кто-то говорит: ?Любовь нужно заслужить?,?— да бред это всё! Каждый человек от рождения заслуживает любить и быть любимым, каким бы премерзким характером ни обладал; точно так же, как и каждый заслуживает шанс на прощение?— все и каждый в этом грёбаном мире совершают ошибки!Пока я просовываю руки в рукава пальто, Серафима неспешно подходит к нам. Так ничего и не сказав, ладонью, что покоится на моей пояснице, старший Нильсен подталкивает меня в сторону выхода. И когда я думаю о том, что мы уйдем, так ничего и не сказав друг другу, он останавливается и разворачивается вполоборота:—?Как ты?Поникнувшая в себя, опустившая взгляд Серафима вздрагивает, точно от удара тока. Подняв голову, когда понимает, что вопрос был задан ей, носом тянет воздух. Улыбка расплывается на миловидном лице, но тут же исчезает, скрытая шатенкой. Поразительно, как ничего не значащий вопрос может сделать приятно человеку, заставив в буквальном смысле светиться от счастья.—?В порядке,?— отвечает сдержанно, собравшись с мыслью. —?Малышка соскучилась. По всем вам,?— она смотрит то на меня, то на брата.Я же, в отличие от младшей Нильсен, не сдерживаю эмоций и широко улыбаюсь. Сегодняшний день важен и будет крайне тяжелым для них обоих. Ещё раз посмотрев на сестру, мужчина отрешённо кивает. Затем разворачивается, настигая меня и обнимая за талию, ведёт прямиком к выходу. Когда мы оказываемся на улице, кнопка на брелке в руках шведа зажигает огни ?McLaren P-1?. Я вдыхаю свежий воздух полной грудью и щурюсь?— приехала поздней ночью, а уезжаю ранним утром. И нисколечко об этом не жалею.Я молча залезаю в машину, чувствуя в салоне приятный запах кожи, и дожидаюсь, пока за водительское сядет Нильсен. Вставив в замок зажигания ключ, он заводит мотор, и мы выезжаем на дорогу. Что удивительно?— абсолютно в противоположную сторону загородного дома дядюшки. Долгое время наше с ним дыхание?— единственный звук внутри автомобиля, в то время как снаружи кипит жизнь проснувшегося города.—?Ей тебя очень не хватало,?— нарушаю звенящую тишину, которая образовалась в салоне автомобиля.Александр, что до моих слов спокойно смотрел на дорогу, прикрывает глаза, шумно вздыхая. Его челюсть напрягается так, что на скулах заходили желваки. Руки сильнее сжимают обивку руля в тот же самый момент, пока он несколько раз глубоко вдыхал и выдыхал.—?Она нуждается в своём брате точно так же, как и я?— в своих.—?Ну, вот и дождалась…Я вжимаюсь в спину кресла и запрокидываю голову. Обхватываю левую руку и невесомо провожу по продолговатому белому шраму, задумавшись.Трудно было думать о чём-то, кроме как этой чудной семейки (причем, как ни крути, любое ударение подходит). Несмотря на то, что где-то глубоко в душе Александра засела обида, он никогда не перестанет думать о единственном оставшемся у него родном человеке. И что бы она ни сделала, не перестанет любить её. Она по-прежнему его ответственность. И пускай фраза ?семью не выбирают? крайне сомнительна?— слова ?мы навсегда связаны с теми, с кем делим кровь? оспорить просто невозможно. Уверена, оспорить это не сможет даже Нильсен.Нахмурившись, я кусаю нижнюю губу, когда вспоминаю наш последний инцидент с Данте. Чувствую угол обиды, щемящий и остро разрывающий сердце. После оглашения завещание братец сразу собрал вещи и уехал непонятно куда. Наши попытки связаться с ним оказалась тщетны. А ведь я была готова разделить всё полученное со своей семьей, как и было до этого, но…В какой-то момент меня вдруг передёргивает, словно от удара шаровой молнии. Я поворачиваю голову, буравя взглядом Александра, казалось бы, безэмоционального и безразличного.—?Подожди. Вы что… работаете над чем-то вместе?!Мужчина на мгновение приподнимает уголок губ, дёрнув щекой, но так ничего и не отвечает.—?Вот почему она на самом деле в Лондоне! —?я полоумно улыбаюсь. —?Ты знал, что она здесь и что у меня встреча с ней!—?Только после того, как отследил местоположение машины,?— поправляет как бы между прочим.—?Так и куда мы едем сейчас?Сделав глубокий вдох, Александр вперился в меня голубыми омутами на бесконечно долгие пару мгновений, загадочно улыбаясь. Совершенно не стесняясь, одна его рука оторвалась от руля и легла на моё колено, поглаживая. Несмотря на плотную ткань джинс, кожу моментально обдало жаром, казалось бы, от самого простого жеста, вынуждая прикусить губу. Немного погодя, я накрыла его руку своей, сцепляя пальцы…***Когда мы подъехали к нужному месту, то ещё минуту я просидела в салоне, вжавшись в сиденье. Дорога заняла отнюдь не пятнадцать минут, однако, спорить глупо, оно того стоило: перед глазами стояли сады монастыря Нортон.Мне казалось, что сейчас было слишком рано для посещения: почти шесть утра,?— оттого музей и закрыт?— Александр подтвердил мои слова, чем поверг меня в недоумение, но вскоре объяснил, что вместе с одним человеком он сделал так, чтобы музей не работал весь день, а был открыт исключительно для нас. Довольно странно и пугающе, на самом деле. Не будь я на сто процентов уверена в Нильсене, то подумала бы, что это довольно неплохое место, где можно спрятать труп. Мой.Быстро миновав парк и зайдя внутрь постройки, я не могла оторвать глаз от красоты, одновременно пугающей и впечатляющей. Атмосфера здесь словно бы мистическим образом, завораживала, манила, а также удивляла. Пускай мне не раз приходилось бывать здесь. Вокруг будто бы до сих пор, окружая и оберегая, присутствовал дух Тюдоров.—?Так вот, значит, что за грандиозные планы? —?я сильнее сжала руку шведа, с которым прогуливалась вдоль сада, ведущего к монастырю. —?Показать мне этот музей? —?смех, что сорвался с моих губ, показался от части нервным. Разумеется, это не ускользнуло от внимания Александра:—?Не может быть, Агата! —?он прищурился, а после с обидчивой моськой, прижав руку к сердцу, театрально громко вздохнул:?—?После всего того, что между нами было, ты не доверяешь мне?!Я лишь глянула на него со всей серьезностью.—?Тебе не хватает сумки, в которой лежит украденная корона, и двух рыжих амбалов?— тогда точно сгодился бы на роль Юджина Фицерберта…—?А я думал, мы как Ромео и Джульетта! —?он усмехнулся, а я вдруг задумалась о сказанных словах, улыбаясь про себя: действительно, схожести определенно есть. Мы так же встретились?— не на балу, конечно,?— зато на мероприятии,?устроенном для знати и высшей аристократии. И только после сумасшедшей ночки выяснив, что мы и наши семьи долгое время питали друг к другу неприязнь. Нахмурившись, я ловлю себя на мысли, что из всего этого, единственное, чего бы мне не хотелось?— печального финала. Тут же вспоминаю клятвы главных героев друг другу и невольно?— своих родителей, несуществующую клятву ?всегда и навечно? и ?все обязательно будет хорошо?.Кажется, не одна я подумала о том же…—?Ты и представить не можешь, какую власть возымела надо мной, лилла каттен. Никогда не забывай об этом.—?Не забуду.Александр, притормозив резко, разворачивает меня к себе, накрывая мои губы влажным поцелуем. Я провожу рукой по его груди и чувствую, как жар, исходящий от неё сквозь чёрную рубашку, опаляет мои ладони, мускулы сокращаются под прикосновениями моих пальцев. Наши губы точно созданы друг для друга. Слышу, как он втягивает в себя воздух, стоит мне потянуться к его шее, втягивая сумасшедше пахнущую кожу, оставить на ней след от помады. Именно там, где скрыть её способен только шарф, который сегодня Нильсен забыл надеть (поди, второпях оставил на вешалке, когда полетел забирать меня). Впрочем, жаль?— с этим горчичным пальто тот чёрный шарф отлично смотрелся…—?Веришь или нет, но ты изменила меня,?— низким шёпотом произнёс Нильсен, отстранившись и глядя на меня со всей серьёзностью, которую только при себе имеет. —?И, даже не подозревая об этом, продолжаешь делать меня лучше. Я готов на всё, лишь бы ты была счастлива. Даже если для этого потребуется оставить тебя.Я хмурюсь, ощутив странное чувство тревоги:—?В чём дело, Алекс? Что-то случилось? —?признаться, мне определенно не понравились последние сказанные слова, идущие в разрез с обещанием быть всегда рядом со мной. Чушь! Нужно отбросить подальше эти мысли, Харрис! Он-то не бросит тебя, будь уверена!Александр, покачав головой, сдвигает брови к переносице.—?Всё, чего я хочу?— чтобы ты была в безопасности и знала, что я просто не смогу жить в этом безумном мире без тебя.—?Я тоже,?— соглашаюсь с его словами, глуповато улыбаясь, мысленно же подписываясь под каждым словом. —?И всё равно, у меня такое чувство, будто ты что-то недоговариваешь.Пугающе посерьёзневший Нильсен около минуты задумчиво рассматривал моё лицо. И в ту самую секунду, когда он был готов сказать что-то, что явно давалось ему с трудом, отовсюду разнёсся тонкий девичий голосок, утопший в стенах музея:—?Просим прощения! Мы мчались как только могли, чтобы не опаздывать!Я разворачиваюсь в сторону голоса одновременно со шведом, который, в отличие от меня, выглядит совершенно расслабленно. Я же замираю в неподвижности, обомлев при виде пары, идущей в нашу сторону.Хрупкая на вид блондинка с мягкими чертами лица в бежевом пальто, а рядом с ней мужчина, одетый точно с иголочки: тёмное пальто, костюм, в нагрудном кармане пиджака лежал свернутый платочек, а на шее повязан шарф. Если музей закрыт для экскурсий на сегодня, а мы с Нильсеном всё это время ждали кого-то, значит, это…—?Лайя, Влад,?— Александр с разительно тёплой улыбкой встречает пару, что в ответ точно так же улыбается, осматривая нас. Вскоре, пожав друг другу руки, мы познакомились. Девушка, Лайа Бернелл, была главным ключом?— в её свободной руке был тубус, при виде которого я почему-то сразу подумала, что она чертёжник. Однако меня поправили:—?Художник-рестовратор,?— мягко проговаривает Лайа.—?И что же ты реставрируешь,?— спрашиваю, указав на тубу с картиной… Или картинами?Тут же карие глаза и две пары ледяных довольно загорелись, осматривая то друг друга, то задерживаясь на мне. С невозможным вниманием я наблюдала, как Бёрнелл разворачивала, раскладывая на столе картину. И первая мысль, посетившая меня при виде неё, была:—?Чёрт бы меня побрал… —?Сердце глухо проваливается в пятки. Я глупо хлопая глазами при виде той самой картины, за которой мы вчетвером ездили в Маноск… —?Это же?..—?Именно. Картина Фредерика Уайта. Запечатлённая им во время казни невинная девушка Аннет, которую сожгли. Заживо. Ведь тогда народ был уверен в том, что она являлась ведьмой.—?Не могу поверить…—?Да уж, ужасная смерть,?— поддерживает Лайя, посерьёзнев. Наверняка она поверила в то, что я впечатлилась историей создания картины. На самом же деле меня не отпускал шок из-за того, что картина в действительности передо мной. То, за чем многие годы гонялась тётушка?— теперь в моей власти. —?При Мехмеде II в Османской Империи вообще сажали на кол просто потому, что не хватало мест, куда можно было бы пристроить людей.—?Откуда в Вас такие познания, мисс Бёрнелл? —?вдруг спрашивает Александр, по-доброму посмеявшись. —?Увлекаетесь Османами?Девушка, поначалу впав в ступор, уже в следующую секунду зарделась. Отчетливо был виден проступивший румянец на щеках.—?Поверьте, это о-очень долгая история. И я бы рада её рассказать, но, во-первых, меня сочтут за сумасшедшую, а во-вторых, мы все здесь собрались не за этим.—?Отвечая на последний вопрос, мисс Бернелл предпочитает валахов и румынок,?— Влад, произнесший это с непоколебимо спокойным тоном, выглядит как-то угрожающе. Но, скорее всего, причина тому волевые черты лица и, должно быть, не менее мягкий характер. Но весело горящие глаза и приподнятые уголки губ вскоре опровергают эти мысли: даже самый угрюмый и на вид грозный в душе на самом деле может быть ранимым и забавным.Телефон у румына зазвонил. Он отошёл в сторону. Разговор был недолгим, но, кажется, ожидаемым. Когда Влад вернулся, то сообщил, что им с Александром нужно встретить Жана?— молодого человека, что займётся продажей, сделав меня полноценной владелицей картины. Передав реставратору небольшой чемоданчик, который до этого держал в руке, румын вместе со шведом вышли в сад, пообещав скоро вернуться.Довольно странно, что ни не приехали все вместе. Может, у мужчин есть какой-то нерешённый вопрос, который им придется решить по дороге за Жаном?Я разворачиваюсь в сторону Лайи, что начала раскладывать необходимые ей для работы вещи.—?Если ты не возражаешь, то я закончу реставрацию. Осталось совсем немного.—?Тебе, наверное, нужно уединение? —?произношу задумчиво, рассматривая то, как девушка усаживается поудобнее, хорошенько протирает руки карманным антисептиком, а затем и скипидаром.—?О, нет, только не оставляй меня! —?тут же всполошившись, Бёрнелл выпучила глаза. —?Лучше не концентрироваться. Я бы предпочла, чтобы ты отвлекла меня беседой. Пожалуйста. Всё равно осталась только лакирование, а оно не требует особой сосредоточенности.Улыбнувшись, я сажусь рядом с девушкой. Расспрашивая меня об Англии, она выполняет свою работу, совсем не отвлекаясь. Вскоре она узнала, что мне давно хочется сделать в Румынию: чтобы узнать город, быть может, расширить бизнес Аннет и, конечно, забрать красавицу, оставленную мне Джоэлом,?— Лайя, впечатлившись, молниеносно начинает рассказывать о красоте города, местах, в которых каждому стоит побывать, а также делиться тем, что изначально не хотела лететь туда, но оказалась там из-за сестры, слишком увлечённой какой-то историей про вампиров. Ну и задержалась там по воле случая: из-за внеплановой работы.Незаметно мы сменяем тему на тему, обсуждая всё что можем. Я невольно замечаю уставший вид Лайи. Как она сама сказала, причина крылась в обычной смене часового пояса. Однако чуть позже выяснилось, что и бессонные ночи сыграли своё дело. Из-за того, что нам не удалось лично забрать картину в Маноске, продавец поступил крайне гадко, договорившись с другим покупателем, которого нашёл чуть больше чем через неделю со дня нашей сорвавшейся сделки.Тут-то, по рассказу Лайи, свою немаловажную роль сыграли Нильсены. Александр обратился к сестре с просьбой, в которой Серафима не смогла отказать и отправилась в Румынию. Вместе с братом она узнала, что продавец и его непосредственный поставщик пребывали в Румынии. Поэтому пришлось связаться с хорошим другом семьи?— Владом, знавшим когда-то давно их отца, Уильрика. Я удивилась тому, что, кажется, этот румын живёт сотню лет, зная всё и обо всех, при себе имея не мало определённых связей.С помощью них мужчина и нашёл продавца, у которого выкупил картину в несколько раз дороже, чем хотел предложить другой покупатель. Удачей было и то, что, влюблённый в мисс Бёрнелл, рядом с ним была и лучшая художница-ресторатор. Правда, как оказалось, при ней уже были картины?— с ними Лайа и работала продолжительное количество времени. Однако Серафима нашла способ убедить девушку заняться именно моей картиной. Наверное, ей не хотелось подвести Алекса.Поэтому Лайе пришлось работать в несколько раз усерднее, чтобы к сроку закончить реставрацию. И всё же, как бы они ни старалась, торопиться было нельзя (слишком кропотливо она подходит к этому делу). Так что младшей Нильсен пришлось лететь вместе с ними в Англию. Теперь понятно, что за неотложное дело у неё было, из-за которого она не смогла прилететь на похороны Аннет…И почему только к ней такое несправедливое отношение?!..В конце концов, мы возвращаемся к обсуждению картины…—?О, поверь, мне приходилось иметь дело с ?проклятыми? картинами,?— сказав это, Лайа хмуро улыбнулась, на мгновение поникнув. Следом же взгляд её приковался ко мне. —?Но эта абсолютно обычная.—?В каком смысле ?проклятыми?? —?не удержалась и спросила, вперившись заинтересованным взглядом в блондинку.—?Ну… как бы тебе объяснить,?— она сглотнула, заправив локон волос за ухо. —?Я вижу. Многое. И это не всегда приятно. Слышала, что у реставраторов во время работы возникает особая связь с картинами? Вот и у меня нечто подобное. Только намного, намного сильная. В прочем, эта картина не такая уж и обычная, как я сказала ранее. У неё своя история.—?Мне казалось, это всего лишь легенда, сгодившаяся на детские байки: о мире Грёз и ?святой четвёрке?.—?О, я тоже, поверь, пока не увидела и не убедилась.—?На сколько я знаю, за этой картиной гналась одна престижная семья, сгоревшая в пожаре сразу после того, как эта картина оказалась в их руках?Лайа согласно кивнула, не сводя с холста внимательного взгляда:—?Ты права.—?Аннет едва удалось договориться с дочерью, чья семья погибла в том ужасном пожаре. Но это было исключительной случайностью. Картина вовсе ни при чем.—?Было бы жутко, если она оказалась бы у вас чуть раньше,?— и впрямь забавно, если во время пожара нашего особняка она была бы при нас…Хмыкнув себе под нос, Лайа только через пару минут молчания осознаёт то, что сказала. Её лицо принимает ужаснувшийся вид, с которым она поворачивается ко мне, виновато закрыв рот ладошкой:—?Агата, прости, пожалуйста! Я не хотела?— ляпнула, не подумав!Я мягко улыбаюсь, бросив кроткое: ?всё нормально?. Но даже после моих слов видно, что девушке не стало легче, пускай и ужаса на её лице больше не было.***Известная картина Фредерика Уайта отныне и впредь принадлежит только мне. Поверить не могу. То, за чем гналась и посвятила половину своей жизни тётушка, теперь моё. И всё это лишь благодаря Александру, которого я запоздало поблагодарила, и Серафиме. Её-то я навряд ли успею поблагодарить, ведь, со слов Нильсена, она готовилась к отлёту в родную страну?— за ней он должен заехать по пути в аэропорт. В запасе у него оставался час с лишним, который швед без раздумий решил провести со мной.Когда я подписала все нужные документы, распрощавшись с Лайей, Владом и Жаном, то мы решили прогуляться-таки по саду монастыря Нортон. Невероятно красивый, усаженный цветами, он привлекал моё внимание каждый раз, как в первый. А дорожка с мостиком привели нас к ухоженной лужайке, по которой мы с Нильсеном прогуливались, обсуждая совсем разное. То, что казалось мне раньше несусветной скукой?— сейчас было как никогда интересно обсудить с этим мужчиной, превознёсшим в эти скучные темы красок и больше интереса. Радоваться, смеяться, свободно прогуливаясь по закрытому исключительно для нас месту?— всё это кажется мне безумным, но самым лучшим сном из всех, что нем когда-либо доводилось видеть.Неизвестно как, но вот, ещё секунду назад обсуждая недавнее светское мероприятия, мы уже заводим тему, всегда кажущуюся мне интересной: о наших семьях. Как ни крути, было интересно узнать о Нильсенах чуть больше. А самое главное?— хотя бы намек на причину, по которой наши семьи невзлюбили друг друга…—?Помнишь, ты спросила меня, почему я уверен в том, что ты бы понравилась Оливии? —?вдруг произносит Александр.—?Помню.—?Ну, хотя бы потому, что до недавнего момента я видел лишь одного человека, который на ?ты? обращался с луком и стрелами.Выпучив глаза, я вскидываю брови, удивляясь. На третий день после похорон тётушки мне помогала разве что стрельба из лука: первые пару дней брала в руки лук и стрелы когда только вздумается, а затем?— регулярно по утрам, чтобы отвлечься. Кажется, в последний раз я делала то же самое после смерти родителей. Какая-то странная традиция получается. Но если честно, то это всегда неплохо помогало развеять ненужные, удручающие мысли.В первый раз когда я стреляла во дворе загородного дома Чарльза, то не могла попасть: либо пятерка, либо, если повезёт, семёрка,?— и только собравшись с мыслями, вспомнив слова тётушки, её наставления и процесс обучения, у меня получилось попасть в середину.—?Не смотри на меня так, будто я переехал кого-то из твоих близких, мин лилия. Но да, я действительно наблюдал за тобой,?— соглашается, даже не отрицая. —?И даю руку на отсечение, ты стала бы первой, кто с лёгкостью посадил бы мою мать в лужу. Этим же ты с лёгкостью заслужила бы её уважение,?— я поднимаю голову, прикусив щёку, пока колючие голубые глаза смотрели прямо на меня. —?Боюсь, я не удивлю тебя, если скажу, что ты очень похожа на свою мать.Что-то внутри меня сделало кульбит, выбив весь воздух из лёгких. Подняв голову, заглядываю в небесно-голубые глаза, ставшие для меня одними из самых красивых и дорогих. Мысль о том, что я похожа на Элизабет подняла торнадо в моём сердце.В детстве единственной мечтой, к которой я, можно сказать, стремилась, была: ?стать такой же, как моя мать?. Конечно, приходилось равняться и на тётушку Аннет, однако её методы, порой, казались мне не слишком уместными. В её голосе всегда звучало ледяное равнодушие, даже когда ей приходилось общаться со своим ребёнком и племянниками?— в какой-то момент она перестала разделять дом и работу. Как говорил дедушка: ?бизнес и семья?— одно и то же?. Кажется, Аннет придерживалась того же мнения. Сила, сталь и холод?— вот что было присуще только ей.Элизабет была совсем другой. Не похожей ни на своего брата, ни на свою сестру. Единственная черта, присущая им обеим?— хитрость. В то время как тётушка решала всё жестко, не оставляя шанса конкурентам, мама могла вынести с них свою пользу. Да и вообще, со всего, что могло быть выгодно нашей семье. Как бы я ни ворчала, бьюсь об заклад, что позволить Деверо крестить меня было такой же хитроумной идеей. Уж не знаю, какую пользу Элизабет вынесла с этого, но прок явно был…А Джоэл. От мысли о моём отце на лице поневоле расцветает улыбка. Такой любящий и заботливый. Помню рассказы дядюшки о том, что, с момента встречи моих родителей, мама буквально расцвела, изменившись в лучшую сторону (хотя для меня она всегда была идеалом, в прочем, как и большинство матерей для своих детей).Во всяком случае, именно такими я их и помню. В нашей семье слишком много секретов и лжи, как оказалось. Так что, быть может, своих родителей я не знала такими, какими они являлись на самом деле. Кто знает, так ведь? Но думать об этом мне хотелось меньше всего.В конце концов, какими бы ни были, все члены нашей семьи оказываются несчастны. Несмотря на то, скольких и каких высот добился. Это не главное?— увы, не каждый сумел понять это вовремя.—?В чем дело, мин кэра?Прерывисто вздохнув, фокусирую свой взгляд на Нильсене, что, обняв одной рукой, несильно сжал моё плечо, привлекая внимание. Должно быть, его напрягло моё молчание?— интересно, сколько мы бродим вот так, в тишине? В прочем, шведа это, кажется, и вовсе не напрягало. Казалось, ему так же, как и мне, требовалось немного спокойствия, чтобы взвесить и обдумать нечто тревожащее его. Что-то, что, как показалось мне еще перед появлением Лайи и Влада, он хотел сказать мне, но не решался.Недвусмысленно поморщившись, я вздыхаю.—?Просто задумалась.—?Слишком печальный вид для просто задумавшейся,?— цыкнув, Александр останавливается и останавливает меня. К себе лицом разворачивает, легко проведя рукой по белой прядке волос, убирает за ухо. А затем, мазнув своим кончиком носа по моему, вызывает у меня улыбку, приковывает к себе мой взгляд. Его холодные голубые глаза, устремились на моё лицо, тревожно дожидаясь моего слова.После того, как он отклоняется немного, взглядом пробежавшись по чертам моего лица, я отхожу на пару шагов, обняв себя руками.Поверить сложно, что ещё совсем недавно мы общество друг друга не переносили. А сейчас прогуливаемся, не желая прощаться на какие-то жалкие пару дней. Мы были готовы убить друг друга. А самом прямом смысле, как бы жуто то ни звучало?— ну, Нильсен уж точно?— намеренно или нет. А сейчас он преподнёс мне то, что было мне так нужно: последняя вещь, напоминающая о тётушке, картина Фредерика Уайта.Как много я готова сделать для него?Что-то удивительное согревало меня изнутри, когда я смотрела на Алекса, думала о нем. Особенно сегодня, не знаю отчего, получив эту подозрительную сильную проявленную нежность и заботу. Всё что происходит между нами странно. А возможно, это должно было случиться? Мы оба странные?— это факт.—?Я думаю, наша фамилия проклята,?— с горечью проговариваю я, потупив взгляд вниз. —?Быть ?мисс Харрис??— значит, притягивать неудачи одно за другим. Мы тянем других за собой других и в конце концов остаёмся несчастны, даже если не показываем этого.—?Ты права,?— соглашается швед, стоя где-то за моей спиной. Я фыркаю со смеха, не удивившись этим словам. —?А что думаешь насчёт ?миссис Нильсен??—?Что? —?тихо переспрашиваю, потерявшая главную суть слов. Однако, стоило развернуться, и ошеломлённый выдох срывается с моих губ сам собой.Вытянув руку, швед держит бархатную коробочку, задумчиво крутит её пальцами, казалось бы, совсем не замечая мои расширившиеся от удивления глаза. Наконец, открыв её, достаёт тонкий золотой ободок без начала и конца. И что-то подсказывало, нет, кричало внутри меня: это не было просто символом или украшением?— цацкой, которую можно было надеть на благотворительный вечер, чтобы утереть нос очередной аристократке?— это было сердце, крошечный его кусочек, запечатанный в холодном, красиво мерцающем на солнце камне.Сердце трепетно защемило в груди от этой картины, а горло сжалось, явно не способное на слова. Пытаясь унять дрожь в руках, быстро моргаю, лишенная дара речи. Я сглатываю тягучий комок в горле, не отнимая от мужчины потрясённый взгляд. Мягко говоря, это было неожиданно. И только ледяные глаза задержались на мне, отразив всю нежность, заботу и волнение, что крылись за ними,?— в моей голове не осталось сомнений. Слова сами собой завертелись на языке, желая вырваться. Стало чётко и ясно, как день:—?Думаю, что ?Миссис Нильсен? звучит прекрасно.Александр улыбнулся, озаряя весь мир своим раздирающим грудь счастьем. Пальцы мелко тряслись, когда он мягко взял мою руку за запястье и надел кольцо на положенное место. Лёгкий и свежий воздух лесной лужайки перестал быть таковым, просто потому что кислород не мог добраться до стиснутых от напряжения лёгких.Потянув меня на себя, Нильсен впивается в мои губы поцелуем. Жадным, страстным. И всё же несмотря на это, не лишенным нежности и трепета. Чувствую его улыбку и теряюсь с силами сдержать свою собственную. Возможно, предложение было сделано им и принято мной слишком спонтанно; не так, как это делается обычно, с кучей лишних слов. Но так было правильно?— что-то говорило мне об этом.Сердце ли?Но стоит ли прислушиваться к нему?