IX (2/2)

- Мне не узнать этого. Я слишком давно видела Париж, чтобы не идеализировать его, и слишком давно безвыездно живу в этом городе, чтобы замечать в нём какую-либо красоту. – Холодно отозвалась мадемуазель Гоффен.- Это неправильно, во всём есть своя красота. Вы меня немного разочаровали, я ожидал, что Вы более тонкая натура.

- Вы видимо тоже слишком давно не видели женщины, потому и идеализируете.

- Вовсе нет.

На долгую минуту в воздухе повисла тишина.

- Я хочу предложить Вам уехать в Берлин, пока война не закончится. Там будет более безопасно, чем здесь.

- Это невозможно. – Ответ последовал незамедлительно.

- В первую очередь это будет безопаснее для Алёны?. Мы сделали бы Вам разрешение, там Вы смогли бы пожить у моей mutter.

Элизе в нерешительности молчала. Для дочери это действительно могло быть лучшим решением, и если была возможность, отказаться от неё – значит лишить хотя бы частичной безопасности.

- Я не смогу так быстро дать Вам ответ, мне нужно все обдумать.

- Да, конечно. – Немец запустил пятерню в свои светлые растрепавшиеся от ветра волосы, приглаживая их. – Я понимаю. Но дело всё в том, что эта осада грозит быть не такой спокойной, каковой была в прошлый раз. Вам с девочкой может угрожать опасность. Примите это, пожалуйста, к сведенью. – После некоторой паузы полковник добавил. – Возвращаться домой Вам сейчас нельзя, там как раз линия огня. – Развернувшись, он направился куда-то в сторону соседнего огонька света и вскоре скрылся во тьме.

Утром, когда обстановка немного разрядилась, француженка решила наведаться домой. Знакомый двор с прошлого утра изменился не сильно. Стены многих домов покрылись частыми ссадинами от пуль, на улице стало тише, но это был всё тот же двор. Их с дочерью дом тоже задело пулеметным огнем, одно из стекол в комнате было разбито, на противоположной стене от удара пули пятном осыпалась штукатурка. Стена была выщерблена как раз над изголовьем кровати. Это совершенно ничего не значащее совпадение обострило чувство опасности в мозгу матери. Предложение уехать в другую страну показалось ей теперь не таким беспричинным, но все ещё слишком безумным.Алёна была в штабе у штандартенфюрера и беспечно разглядывала топографические карты. Её мать осталась до вечера дома, чтобы подумать.Деро полдня самозабвенно провозился с девочкой. Он объяснял ей обозначения на монохромных потёртых картах, разговаривал с ней ни о чём, выслушивал её прелестные детские наивности. Общение с ребенком приносило ему успокоение и отдых от трудного вчера. К тому же она была достаточно умна, чтобы на её вопросы было интересно отвечать взрослому человеку. Её иной взгляд на мир было интересно изучать.- Алё?на, ты помнишь свою бабушку? – Немец сидел рядом с девочкой на широкой деревянной лавке.

- Нет, я никогда её не видела. Мама говорит, что она живёт где-то во Франции. – Беззаботно улыбаясь, девчонка разглядывая наградные знаки на груди у немца.

- Даже не знаешь, как её зовут?- Не-а. – Девочка все так же беззаботно покачала головой.- А ты бы хотела её увидеть?

- Я не знаю… - Алёна растеряно потупила взгляд. – Я совсем не знаю, какая она, мама не рассказывала мне о ней много.

Какое-то время немец молчал, потирая большим пальцем подбородок.

- А моя бабушка долгое время жила в России. Мой второй дед был русским, она уехала с ним, после того как они поженились. В детстве мама часто отправляла меня летом к бабушке. Многие мои детские воспоминания связаны с ней.

- А, так поэтому ты так хорошо знаешь русский! – Ликовала девочка от такого очевидного объяснения.

- Да. – На строгом лице немца появилась легкая улыбка.

- А сейчас что с ней?- Она несколько лет назад умерла.

- Ты скучаешь по ней? – Немного помолчав, Алёна спросила.- Уже давно нет. Повседневность очерствляет людей. Когда-то очень скучал, но потом каждый новый день всё больше вытеснял чувства. То, что было раньше таким важным, под прессом будничных проблем и дел становилось всего лишь ещё одной выцветшей фотографией прошлого.

- Но ведь ты хотел бы её снова увидеть?- Конечно, хотел бы. Она очень многое сделала для меня.

* * *?Ведь когда-нибудь я вспомню об этом времени и об этих людях, интересно, что же мне тогда о них подумается??Уже так много времени прошло с того момента, когда закончилась эта ужасная война. Когда я пишу ?ужасная?, я ни на крупинку не преувеличиваю, именно такой казалась она мне тогда. Именно такой кажется и теперь. Я уже давно не маленькая девочка, но воспоминания об этом всё ещё пугают меня. Когда о чём-либо слышишь из новостных сводок, это кажется не таким реальным, чем когда это же разворачивается у тебя под боком.Мама давно умерла, но война здесь не причём. Она умерла в спокойной старости. Деро развлекает себя перечитыванием огромной стопки книг. Спустя столько лет о далёком детстве мне напомнила попавшаяся в руки старая кукла, которую мне подарила морщинистая женщина, встреченная нами с мамой в Берлине. Я решила вспомнить об этом, снова прокрутить события в своей голове, будучи уже совсем другим человеком.Моё отношение не изменилось.Когда-то в самом начале, когда Адольф Гитлер проводил дележ территорий в Европе, эта война казалась нам слишком далёкой, мы думали, что так надёжно защищены от неё высокой стеной обещаний, даже в мыслях не представлялось ощутить её так близко. Грохотали снаряды и убивали людей, будто на другой планете; казалось нереальным, что линия фронта пройдет такое расстояние так быстро. Когда немцы напали на Брест, война была для насстоль же далёкой; всё ещё не верилось, что когда-нибудь мы станем частью её. Когда над городом зажужжали самолёты и глухие раскаты взрывов стали слышны, война стала для нас даже более реальной, чем мы могли ожидать.Я была маленькой и тогда ещё плохо понимала, что значит, когда убивают людей и ранят, пустой гром и гул слабо пугал меня, но Элизе стала напуганной и суетливой. Когда немецкой бомбой на соседней улице убили знакомого мальчишку, мне стало действительно страшно. Лишь спустя несколько дней пришло осознание, что я больше не увижу этого крохотного человека, не смогу с ним поговорить или поиграть. Я подумала совершенно случайно, что тоже самое может случиться и с мамой. ?А что случается с людьми после того как они умирают?? - задала сама себе я этот вопрос. И поняла, что могу, возможно, очень скоро, узнать это на собственном опыте. Тогда мне захотелось бежать. Захотелось бежать долго-долго-долго, сбивая в кровь ноги, бежать без оглядки, что хватает сил, только бы эта война стала казаться снова такой далёкой как раньше. Но бежать было некуда, казалось, что даже если убежишь за тысячу километров, за сотни городов, война скоро придет и туда. День за днём под отзвуки снарядов мы привыкали жить в постоянном страхе. Спустя неделю мы привыкли. Но каждый раз, когда по радио передавали очередные неутешительные сводки новостей с фронта, неделя начинала свой отсчет с нуля. Опасность становилась снова более реальной и ужасающей. Вскоре многие уже почти спокойно относились к тому, что на другом конце города бомба разрушила несколько домов. Но когда бомба падала на соседнюю улицу, страх возвращался. Дети поменьше ещё не понимали, что происходит, чуть постарше начинали плакать, слыша в небе очередной самолёт, взрослые хватались за голову.

Мне тогда казалось это таким странным. Я не могла понять, зачем люди это делают, зачем убивают таких же людей. Тогда некому было объяснить мне это, но, я думаю, и сейчас ни один политолог, психолог, историк или философ не объяснил бы мне этого. Война тогда была для меня слишком неестественной. Как и сейчас. Я не задавала этих вопросов ни Элизе, ни Деро, потому что заранее знала – они не дадут мне ответ на этот вопрос. У меня внутри не было ни любопытства, ни сожаления, лишь непонимание.