Часть 2 (1/1)
Вновь визги и танцы,И бьют барабаны,И просят иллюзий,Пустые стаканы.А голос железных трамваевДыхание утра.Вы думали, это так просто,Так просто как будто. Девушка на стойке регистрации внимательно смотрит в паспорт Гущина, затем на его лицо. В паспорт. На лицо. Леша был гладко выбрит, в аккуратной повседневной одежде, с одним рюкзаком ручной клади. -Вы раньше работали в авиации? – осторожно спрашивает девушка. Леша озадаченно чешет подбородок. -Я? Да вы что! Я таксистом подрабатываю. Девушка снова посмотрела на фамилию пассажира. -А два месяца назад, когда была авиа… - девушка вдруг запинается. -Что? Вы хотели сказать ?авиакатастрофа?? – Гущин округляет испуганно глаза. – А я ничего не слышал! Охо-хо, может не лететь… уж лучше семь суток поездом… -Ну что вы, ничего страшного не случилось. Просто ваша фамилия показалась мне знакомой. Пожалуйста, ваш посадочный талон, - девушка ослепительно улыбается. Леша забирает документы и проходит дальше, и уже не слышит, как девушка набирает внутренний номер на телефоне и прикрывает микрофон рукой, чтобы ожидающие за чертой остальные пассажиры не расслышали ее слов. -Ирочка, это Катя с регистрации! Послушай, два месяца назад, на ?Пегасе? катастрофа была, в Канву… как фамилии пилотов были? Зинченко? Нет, не то… Как, как говоришь? Гущин? Не Алексей Игоревич? Молодой парень, да? Так слушай, он сейчас… Зинченко выключает утюг – он гладил свой китель – и отвечает на звонок мобильного телефона. -Петр Сергеевич, слушаю, - как всегда по-деловому отзывается Леонид Саввич на звонок своего босса. -Леня, что у твоего стажера на уме? Зинченко тревожно хмурится. -Вы про Гущина? -Про него, родимого. На кой ляд он в Петропавловск-Камчатский летит? -Куда?! – ахает Зинченко. -Он в Шереметьево, прошел регистрацию. Мне только что доложили. Леня, ты давно общался с Гущиным? -Неделю назад, - Зинченко с болью в сердце вспоминает бесконечно-длинный рассвет и два поцелуя. -И как он? Он в порядке? Зинченко молчит. -Леня, твою мать!! – даже через телефон слышно, как Шестаков хлопнул ладонью по столу. – Твой стажер был в порядке?! -Нет, - выдавливает из себя Зинченко. -Что бы этот парень не задумал, это на нашей совести будет, Леня.Зинченко торопливо облизывает губы. -Петя, ты сможешь найти мне место в этом самолете? -Уже нашел. Вылет тоже сможем немного задержать. Поторопись. Леша смотрит в иллюминатор и с щемящей тоской наблюдает, как соседний борт готовят к вылету перронщики. Здесь чужой аэропорт, незнакомый персонал… только вот девушка на регистрации, похоже, узнала его, но – плевать. Скоро взлет – набор высоты – и восемь часов в небе. И аэропорт Елизово, куда он два месяца назад посадил борт из Канву. Теперь-то ему за штурвалом не бывать… да и в небе оказаться – только вот так, в салоне. Впрочем, есть и более короткий путь наверх. Но об этом Леша подумает в Петропавловске. Он усмехается, но выходит неловкий всхлип. Сидящая рядом женщина осторожно треплет Лешу по плечу. -Молодой человек, вам плохо? Может, стюардессу позвать? -Я в порядке, - Леша улыбается через силу. – Летать… боюсь. -А вы не бойтесь. Самолет – самый безопасный вид транспорта! – наставнически рассказывает женщина. Леша снова ломает губы в улыбке. -Говорят, даже можно в воздухе между двумя самолетами по тросу перелезть. Женщина фыркает. -Ну, это уже на грани фантастики! -Да… - Леша задумчиво кивает и переводит взгляд на перрон. -Пора бы уж взлетать, - жалуется соседка. Леша пожимает плечами. -Значит, метеоусловия плохие. Или свободной полосы нет. Скоро полетим. -Только бы не задержали надолго. Меня в Петропавловске муж должен встречать, волноваться будет… там недавно какая-то авария в аэропорту случилась. Ой, что же это я… не к добру перед вылетом… -А говорите, самый безопасный вид транспорта. -Ну так все выжили, вроде бы! – обижается женщина. Леша стискивает подлокотники до боли в ногтях. -?Все?… - эхом повторят он. Перед глазами мелькают картинки. Кровавое месиво из тел в разрушенном аэропорту Канву. Горящие заживо люди. Взлет сквозь огонь, а за спиной не десант с парашютами, а души, которые домой хотят… Падающие из клетки люди… Офицер, чье имя Леша так и не запомнил, сорвавшийся с троса… Леша откидывает голову назад и глубоко дышит через нос, зажмурив глаза. -Прошу прощения, разрешите мне пересадить вас двоих на другие места? – бархатный голос стюардессы рядом. Леша открывает глаза. Напрасно – девушка обращается не к нему, а к его соседке и к пассажиру на месте у прохода в его ряду. -А почему? Что-то случилось? – пугается женщина. -Остались два места в бизнес-классе. Я подумала, вам там будет удобнее. Давайте я помогу вам перенести вашу ручную кладь, - с белозубой улыбкой отвечает стюардесса. Женщина, прежде чем встать, оборачивается к Леше. -Счастливого полета, и не бойся ничего. -Спасибо, - вымученно улыбается Леша. Женщина уходит, но через несколько секунд в соседнее кресло садится человек. -Ух!.. Успел. Леша поворачивает голову – и едва может сдержать вскрик. -Леонид Саввич! -Без меня вздумал, по местам боевой славы? Вот еще! Пристегнись, стажер. -Я… я не полечу… не надо… - Леша порывается встать, но Зинченко удерживает его на месте и тревожно оглядывается. -Не глупи, стажер… сам знаешь, захочешь сойти с самолета – высадят всех, будут проверять багаж… зачем тебе лишнее внимание? -Извините, - бормочет Леша. – Но зачем вы здесь? Как вы вообще узнали?.. -Шестаков позвонил. -Шестаков?! – у Леши вытягивается лицо. – Откуда он… -Птички на хвосте принесли. Пристегни ремень, Гущин, руление начинается. -Уже… Так что, это из-за вас рейс задержали? -Понятия не имею о чем ты, - Зинченко закатывает притворно глаза. Во время взлета все в салоне молчат – такая тревожная, ожидающая тишина. Гудят турбины двигателей, выводя боинг на точку отрыва. И – полет. Перепад давления немного давит в уши. Зинченко исподтишка наблюдает за Лешей. Тот смотрит в окно распахнутыми от восторга глазами. Губы жадно хватают воздух, он едва ли не дрожит от волнения. Пальцы конвульсивно сжимаются на воображаемом штурвале. Наконец, нужный эшелон занят. Гаснет значок ?пристегнуть ремни?. Леша откидывается на спинку, закрывает глаза. -Я дома, - шепчет он. Зинченко смотрит на Лешин профиль. -Зачем ты летишь в Петропавловск, Гущин? Леша молчит долго, прежде чем ответить. -Я должен увидеть, что жизнь не остановилась. Самолеты взлетают и садятся, люди летят с одной конца нашей Родины на другой. Все хорошо. Я должен это увидеть. -Но зачем? -Потому что я, кажется, все-таки умер. Зинченко не находит слов, чтобы ответить стажеру. Тот прислоняется лбом к стеклу и погружается в свои мысли. Салон оживает, наполняется звуками – кто-то включил медиа на экранах впередистоящих кресел, кто-то занят разговорами, кто-то спешит в туалет. Самолет на ближайшие восемь часов занят своей жизнью. Зинченко неуютно здесь. Он не любит летать в самолете пассажиром. Не любит молчать, когда так многое нужное сказать. Не любит. Точно не любит?.. Через час Леша начинает бороться со сном. Голова опускается, веки тяжелеют – но он тут все вздрагивает, выпрямляется в своем кресле. Выходит раз в туалет – возвращается с мокрой головой. -Продует, - ворчит Зинченко. Леша удивленно смотрит на него. -Вам-то какое дело?.. Зинченко глотает остроту. Улыбается мягко, по-отечески. -Поспи немного, Леш. Лететь еще семь часов. Выспишься. -Я не хочу. Зинченко внимательно смотрит на уставшие, опухшие глаза стажера. -У тебя снова проблемы со сном? -?Снова?? – Леша нервно хихикает. – Тот факт, что я неделю назад проспал пять часов подряд в вашей машине, еще не делает меня нормальным человеком. -Почему же ты не звонил? -У вас же свои дела. Я вам никто. Зинченко больно от каждого слова. -Поспи, пожалуйста, Леш. Я разбужу тебя, если тебе снова будут сниться кошмары. Леша борется с соблазном. -А если я стану кричать?.. Я распугаю всех пассажиров. -Я разбужу тебя прежде, обещаю. Хочешь, можешь взять меня за руку. Помнится, это тебя успокоило… Зинченко убирает подлокотник между ними и кладет свою левую руку Леше на колени раскрытой ладонью вверх. Из-за нарочитой небрежности жеста ладонь ложится близко к паху, и Зинченко вдруг чувствует Лешину эрекцию. Быстро вскидывает на него глаза. Леша вдруг краснеет, облизывает быстро пересохшие губы. -Леонид Саввич, - скороговоркой начинает он, но поздно – Зинченко убирает руку. Леша тушуется, опускает взгляд. – Простите меня. -Ничего, - натянуто произносит Зинченко и на Лешу больше не смотрит. Когда он снова решает украдкой взглянуть на своего стажера, тот по-прежнему борется со сном. -Хватит, Леша, -устало просит Зинченко. – Поспи, пожалуйста. -Леонид Саввич, обещайте, что разбудите меня… если я… -Нет, черт побери, я буду наслаждаться твоими криками! – восклицает досадливо Зинченко. Сидящие через проход пассажиры с удивлением оборачиваются. Еще через полчаса даже молодой и здоровый организм бывшего летчика сдается. Леша забывается сном, и Зинченко как верный цепной пес свирепым взглядом отваживает от них стюардесс с разносом еды, чтобы никто случайно не разбудил мирно уснувшего Гущина. Примерно через час Леша начинает постанывать во сне. Между его бровей залегла складка, губы нервно сжались. -Тише, мой мальчик, тише… все хорошо. Я рядом, - шепчет Зинченко на ухо своему стажеру, осторожно взяв его правую руку в свои ладони. Саша смотрит на меня полными слез глазами. -Спасибо тебе, - шепчет она. Мне плевать на ее благодарность. -Что с Зинченко? Она молчит, только глаза набухают слезами. Я включаю автопилот и выпутываюсь из ремней безопасности, ставших вдруг такими неудобными. В салоне мертвенная тишина, только стонут несколько раненых. Зинченко сидит, привалившись к выкорчеванному со своего места креслу, над ним склонилась врач. Кровь заливает ему обожженное холодом лицо. Тряпки, намотанные на руки, все в крови. -Леонид Саввич, - шепчу еле слышно. Падаю перед ним на колени, сгребаю в объятия, прижимаюсь к его пропахшей пеплом и потом грязной рубашке. Душат слезы. Жив, жив, удалось… Жив… -Тише, мой мальчик, тише… все хорошо. Я рядом. Теперь все хорошо, теперь все обязательно будет хорошо… Складка между бровей разглаживается. Леша начинает дышать спокойнее, сжимает во сне руку Зинченко. Тот снова наклоняется к нему, почти касаясь губами уха. -Ты пилот от Бога, Лешенька. Лучший пилот из тех, кого я знал. Леша зажмуривается во сне, тихо стонет. Зинченко коротко касается губами мочки его уха. Видна затянувшаяся дырочка от сережки. Надо же… забавно. Гущин, оказывается, когда-то носил серьгу. -Я от всех кошмаров тебя укрою, мальчик мой. Прости меня. Я никогда больше тебя не брошу в беде. Леша вдруг начинает плакать во сне. Зинченко осторожно дует ему на мокрые ресницы. -Перестань, перестань, маленький… Все хорошо. Я тобой. Тебе больше не нужно справляться в одиночку. Я с тобой… Леша стихает, успокаивается. Следующие три часа он спит спокойно, да и Зинченко успевает подремать рядом. Их будит одновременно небольшой грозовой фронт – самолет затрясло, замигало требование пристегнуть ремни, свет в салоне погас. Леша открывает глаза и кричит. -Леша, Леша! – зовет испуганно Зинченко, пытаясь одновременно пристегнуться, пристегнуть стажера и успокоить его. Леша сидит, уткнувшись лбом в колени, обхватив голову руками, и громко воет сквозь стиснутые зубы. Пассажиры начинают волноваться, кто-то крикнул ?Мы падаем!?. Леша воет громче, его трясет. -Леша!! – у Зинченко сердце колотится где-то в горле. Бортпроводники успокаивают пассажиров. Где-то навзрыд заплакал ребенок, почти сразу же – еще один. Стюардесса уже около Зинченко, смотрит на Лешу, держась за спинки кресел. -Я принесу воды и успокоительного. Попробуйте его немного успокоить, - просит стюардесса. Зинченко бессильно смотрит на Лешу, но через мгновение ему приходит идея. -Стажер Гущин! Принять управление!! – рявкает Зинченко прямо в ухо Леше. Тот резко выпрямляется, отнимает руки от лица и тревожно оглядывается. У Леши в крови губы и подбородок – открылось носовое кровотечение. Он этого не замечает – оглядывается, и видит наконец в полумраке неосвещенного салона лицо Зинченко. -Леонид Саввич, - шепчет он непонимающе. -Все в порядке. Иди сюда, - Зинченко притягивает к себе стажера, и тот доверчиво утыкается ему лицом в грудь. – Все в порядке. Мы всего лишь пассажиры. Это всего лишь гроза. -Мы не падаем? – мычит Гущин ему в свитер. -Нет. Мы в безопасности, мальчик мой. -Мне страшно, - скорее чувствует, чем слышит его всхлип Зинченко. -Я знаю, Лешенька. Но твои кошмары закончились. Все дурное позади. -Откуда вы знаете? – Гущин поднимает на Зинченко затравленный взгляд. -Я командир, забыл? Ты веришь мне? Леша молчит. Он по-прежнему тяжело дышит, его бьет озноб. -Стажер Гущин, я не слышу ответа. -Я верю тебе, - одними губами шепчет Леша. У Зинченко вдруг мороз продирает по коже. Сказать Леше хоть слово в ответ он не успевает – самолет перестает трясти. Все пассажиры замирают в ожидании. Включается свет, гаснет требование пристегнуть ремни. Пилот по громкой связи бодрым тоном докладывает об обстановке за бортом. К Леше и Зинченко уже спешат двое бортпроводников. У Леши в крови лицо, заляпана футболка и даже джинсы в районе коленей. Свитер Зинченко тоже пострадал во время объятий. Леша щурится от яркого света и вдруг видит кровь на груди Зинченко. -Леонид Саввич, что с вами?! Вы поранились?! Не шевелитесь, дайте я посмотрю!! -Тише, тише, успокойся, - недовольно осаживает стажера Зинченко. – Я в порядке, это твоя кровь. -Моя?.. – Леша, кажется, только сейчас опускает глаза и видит кровь на своей футболке. Касается верхней губы и удивленно растирает между пальцами темно-бордовую каплю крови. -Надо же… как же это так… -Вы ранены? Куда? Вот успокоительное. Сейчас принесем бинты и… -Не надо, - обрывает Зинченко. – Кровь носом пошла, ничего страшного. Я просто отведу товарища в туалет. -Извините, - бормочет Гущин непрестанно, пробираясь между рядов и ловя на себе полные ужаса взгляды других пассажиров. А еще пилот, называется!.. Бывший пилот. Зинченко идет за ним. Стоя в дверях туалета, он наблюдает, как Леша дрожащими руками пытается умыть лицо. Кровь, немного подсохшая, смывается тяжело, капли красноватой воды брызжут во все стороны. -Леонид Саввич, - сдавленно бормочет Леша, поднимая взгляд на маячившего в дверях командира через зеркало. – Простите. -Хватит извиняться. Леша снова склоняется над раковиной, зажимает по очереди каждую ноздрю и звучно высмаркивается. Кровь все еще идет. -Я не думал… я испугался… я просто спал, мне снилось… -Знаю я что тебе снилось. Зато поспал хорошо, - ухмыляется Зинченко. -Я кричал, да?.. -Тебе нужно аниматором работать. Толпу заводить. Леша тушуется, не уловив добродушную иронию в голосе командира. -Да уж, за штурвал мне теперь точно не вернуться… -Посмотрим. -Не рассказывайте никому, Леонид Саввич? -А то бы я сам не догадался. Леша наконец видит улыбку командира и виновато улыбается ему в ответ. -Я вам свитер испортил… -Еще раз извинишься – получишь в нос. Все равно кровь хлещет. -Леонид Саввич… -Да какой я тебе ?Саввич?… - вздыхает вдруг Зинченко. – Ну, закончил мыться? Леша вытирает бумажными полотенцами руки и лицо, оборачивается к командиру в дверях туалета. У Зинченко темный, потяжелевший взгляд, извечная складка между бровей. -Леонид Са… -Пошло все нахер, - шепчет он. -Что?.. Ответа Леша не получает. Коротко оглянувшись по сторонам, Зинченко делает шаг вперед, входя в кабинку, и захлопывает за собой дверь. Леша отступает к унитазу, чтобы дать место командиру, но ему дополнительное пространство не нужно. Глаза в глаза. Зинченко прижимает Лешу к стенке, впивается жесткими пальцами ему в спину, тянет его за бедра на себя. Леша не может не чувствовать бедром его эрекцию. Пусть чувствует. Пусть знает… Леша открывает рот. Хочет позвать командира по имени, но за еще одного ?Саввича? Зинченко готов растерзать. Вместо этого он впивается в его губы, неловко и жадно вталкивает ему в рот язык. Целоваться не очень удобно, Леша выше Зинченко, и последнему приходится приставать на носочки, чтобы сравняться в росте. Леша поцелую не сопротивляется, напротив, он как-то весь обмяк, расслабился. Пытается, не разрывая навязанный поцелуй, погладить Зинченко по щеке, но тот отталкивает его руку. У Леши снова стоит, теперь командир тоже это чувствует. Зинченко опускает одну руку в пах Гущину и оглаживает его там через ткань джинсов. Леша стонет ему в рот. Снова потекла кровь из носа стажера, она стекает к губам и растворяется на языках, придавая поцелую кисловатый вкус железа. В дверь стучат. -Откройте, пожалуйста! Зинченко отстраняется. Включает воду, выдергивает несколько бумажных полотенец из диспенсера. -Одну минуту! – отзывается он. Смотрит на Лешу – смятенного, с глянцевыми от слюны и крови губами, с диким горящим взглядом… - Я с тобой еще не закончил, - тихо, с удивительно-манящей угрозой шепчет он стажеру на ухо. И открывает дверь туалета, пока бортпроводник не сделал это самостоятельно. -Извините. У товарища снова пошла носом кровь, - чеканит каждое слово Зинченко ожидающей под дверью стюардессе. Она смотрит на пассажира с невозмутимым видом, но в глазах у нее пляшут чертики. Через плечо Зинченко она видит Гущина, склонившегося над раковиной. -Я вернусь в салон, - обещает Зинченко, но девушка заступает ему дорогу и указывает на вторую кабинку. -Извините, вам лучше привести себя в порядок здесь. Зинченко с достоинством выдерживает паузу, а потом молча удаляется в соседний туалет. Только взглянув в зеркало, он не сможет сделать сначала смешка, а потом истерического хохота. Кровь Гущина недвусмысленно перепачкала ему щеки и подбородок. Стюардесса не в силах сдержать улыбку, слыша смех за стенкой, и все же осторожно касается плеча Гущина. -Вам нужна помощь? -Нет, спасибо, - мычит он. Кровь он уже смыл и новая почти перестала течь. Осталось вытереть лицо и руки. В салон под бдительным конвоем бортпроводницы он возвращается первым, Зинченко приходит на минуту позже. Оставшуюся часть пути до Петропавловска-Камчатского они молчат, даже глядят в разные стороны – Гущин смотрит в свой иллюминатор, Зинченко – пустым взглядом в салон. Когда объявляют посадку, оба краем глаза проверяют, чтобы ремни соседа были пристегнуты. Когда боинг снижается и заходит на полосу, Леша суетливо находит рядом руку командира и стискивает его пальцы. -Все хорошо, мой мальчик, - шепчет Зинченко и, повинуясь порыву, подносит руку Гущина, зажатую в своей, к губам и кратко целует его пальцы. Леша вспыхивает. Самолет приземляется мягко, как по учебнику. Русские пассажиры по неизменной традиции аплодируют, Гущин и Зинченко воздерживаются от ненужных оваций и понимающе переглядываются с улыбками. Ремни они, также одни из немногих, не отстегивают до полной остановки двигателей, а потому в очереди на выход оказываются почти последними. Стюардесса, заставшая их в туалете, прощается с пассажирами, кокетливо постреливая на обоих глазками. Сплетнями экипаж обеспечен. Хорошо хоть они не знают, что эта странная парочка – еще и пилоты. В аэропорту оба не задерживаются – они летели без багажа, только с ручной кладью. У Леши рюкзак, у Зинченко – компактный саквояж, который он обычно берет в рейсы. На Камчатке утро, они обогнали время и словно вернулись в прошлое. -Куда поедем? – спрашивает Гущин, стоя у входа в терминал и вдыхая свежий морской воздух. -В гостиницу. Нужно переодеться, мы оба в крови, людей распугаем. А потом надо где-нибудь поесть. -Точно. Я ужасно голоден. Они спускаются к парковке такси, когда Леша вдруг останавливается и удивленно оглядывается по сторонам. -Неужели это и правда было здесь?.. Зинченко, как ангел-хранитель, кладет ладони Леше на плечи. -Это было. И это закончилось. Гущин неуверенно улыбается. -Да. Поехали, Леня. Зинченко стоит у Леши за спиной, а потому стажер не видит, как его командир улыбается.