Мелодия жизни (1/1)

—?Слава Богу! —?Бельгия с облегчением выдохнула. Брат жив, и до окончательной победы всего пять шагов… Остальные страны, разумеется, тоже были довольны таким исходом. С каждой минутой напряжение в них нарастало, но с каждым выстрелом приближалось ощущение скорого конца этого кошмара. Нидерланды убрал руку с пистолетом от головы и посмотрел на ближайшего соседа слева?— Австрию. Родериха, похоже, единственного не волновало, сколько выстрелов осталось до завершения игры, но это и понятно: он был следующим. Он всё пытался не сорваться на причитания, успокоиться, собраться с мыслями. Но это у австрийца выходило плохо, то и дело он думал о том, как много в этой жизни так и не сделал, сколько не успел… Он не хочет умирать, ему ещё рано, рано!.. Паника завладевала им, и Австрия держался из последних сил, чтобы не устроить совершенно никому сейчас не нужную истерику. Но дрожь во всём теле он скрыть не мог, и заметнее всего тряслась аристократично торчащая прядочка. Внезапно на плечо австрийца грубо легла рука Пруссии: —?Держу пари, думаешь совершенно не о том, о чём надо! Ке-се-се. —?Родерих вздрогнул. —?И о чём, по-твоему, надо думать? —?выдавил из себя он. —?Обо Мне Великом, само собой! Можно подумать, в мире есть ещё что-нибудь столь же важное, как Я! —?пруссак ухмыльнулся, а паника в душе Родериха поразительно быстро сменилась на раздражение. Австрия уже собирался поставить его на место, как вдруг Гилберт добавил чуть спокойнее:?— Впрочем, можешь подумать о какой-нибудь своей музыкальной ерунде… но только не слишком долго! Эй, Голландия, или как там тебя! Кидай сюда пушку! Нидерланды, хладнокровно пропустив мимо ушей нелестное обращение, отправил оружие по столешнице, но не к Пруссии, а к Австрии. Револьвер остановился аккурат перед Родерихом. Тот молча, с каким-то тихим ужасом смотрел на него, не смея притронуться. —?Да что ты тормозишь?! —?не выдержал Гилберт. —?Он… он в крови… —?с отвращением проговорил Австрия. Пруссак взглянул на дуло?— на нём действительно были размазанные коричневатые пятна?— и с негодованием сорвал белоснежный платок с шеи Родериха. Тот не успел опомниться, как Гилберт уже яростно тёр револьвер тряпочкой. И через секунду она была небрежно отброшена на стол, а оружие?— с нетерпением протянуто австрийцу. —?На, доволен?! Чёртов аристократ!.. —?проворчал Пруссия. Австрия взял револьвер и окинул взглядом испорченное жабо. —?Омерзительно… —?Бесишь! Хватит уже! Родерих пронзительно взглянул Гилберту в глаза, и тот почему-то сразу же отвернулся. Пруссак словно был ещё более нервный, чем обычно. Словно торопил не просто потому, что Австрия его ?бесил?… ?Всё-таки беспокоится за исход?..??— родилась в голове Родериха неожиданная догадка. В это ему верилось слабо, но размышлять времени не было. Он и вправду задерживал остальных. Барабан завертелся от плавного движения гибкой ладони, созданной для изящного танца по клавишам фортепиано. Руки вспотели, но нельзя, нельзя выдать своего страха… Только не оплошность в виде выскользнувшего револьвера… Тонкие ухоженные пальцы сжали рукоять, указательный?— лёг на спусковой крючок. Австрия закрыл глаза и вспомнил маленькую оговорку Гилберта. ?Подумай о музыкальной ерунде?… Естественно, для Пруссии, которому медведь на ухо наступил, любая классика покажется чепухой. Но всё же совет не так уж плох… И в голове Родериха зазвучала музыка. Нет, не Моцарт, не Бах, не Бетховен… В ушах австрийца играла музыка собственного сочинения, и он писал её на ходу, абстрагировавшись от того, что пугало, что нервировало и раздражало. Мелодия была гениальна, лилась нота за нотой?— и будто бы очищала его изнутри. На это способен лишь прирождённый музыкант, только творцы прекрасного умеют так самовозрождаться… Замечательные, чистые звуки рояля, никогда прежде Родерих не слышал ничего подобного… Мелодия была сначала насыщенно-синей, и даже становилось тревожно от этих низких нот. Потом в ней появились мазки изумрудного, постепенно всё начало светлеть, светлеть, пока не стало невесомо-пушистым, как облако. Казалось, это?— совершенство. Но вдруг… Мелодия заискрилась золотом. Идеально белый свет и едва различимые золотые нотки, как неуловимые отблески солнечных лучей на поверхности ручейка. Настолько нежно, настолько хрупко и неповторимо… Как сама жизнь. И если ей суждено сейчас закончиться, то только на этой высшей ноте… Палец сжимает спусковой крючок, мелодия замирает, и Австрия слышит свой резкий и глубокий вдох… Щёлк! И музыка спиралью устремляется вниз, к своему создателю, и обвивает, обволакивает его, словно благодарное за своё спасение существо. И тает, тает… Но не умирает, в памяти Родериха теперь она точно останется жить навсегда.