Убить бога — 2 (1/1)
Они выживают, как могут.Потом начинают ж и т ь.Им тяжело, конечно. Джудасу смириться со своей беспомощностью тяжело, особенно на первых порах; он пытается делать всё сам, он набивает синяки раз за разом, натыкается на предметы, падает, раздражённо отмахивается от помощи, срывается, ругается…Потом смиряется понемногу. Принимает руку, ведущую его во тьме. Принимает поддержку.Принимает л ю б о в ь.Им обоим всё это даётся тяжело. Им обоим снятся кошмары, они оба теряются в сомнениях и страхах; Джизасу человеком быть непривычно, он тянется иногда исцелить, успокоить, благословить — и пальцы отдёргивает, почти радуясь, что Джудас не видел этот жест.Джудас чувствует это, но молчит. Джизас учится успокаивать простыми ласковыми прикосновениями и объятиями, не рассчитывая на целебную силу рук.Постепенно становится легче. Методом проб и ошибок удаётся вычислить, как спокойнее существовать в этом мире, не привлекая к себе лишнего внимания. Джудас обзаводится сначала повязкой на глаза, потом тёмными очками слепого. Джизас перестаёт бросаться на помощь каждому несчастному, забывая, что не сможет его исцелить.Они правда живут. Спокойно и мирно, веря, что про них забыли и больше не тронут. По утрам Джизас целует Джудаса в лоб, напоминая, что он рядом. Джудас обнимает его вечерами и слушает негромкое чтение вслух, опустив подбородок на его плечо.А потом Джизас, рассеянно подобравший с подоконника мёртвую бабочку и с сожалением коснувшийся пальцами её крыла, вздрагивает — насекомое взлетает с его ладони.Нет. Нет. Наверное, она просто была в спячке.Он Джудасу не говорит об этом — молча тем вечером прячется от собственных мыслей и подозрений в его руках. Джудас так же молча гладит его по спине, баюкая тихонько.Джудас, его не видя, слишком хорошо научился ч у в с т в о в а т ь.Джизас на следующий день осознанно касается увядшего цветка в горшке, убеждая себя, что ничего не произойдёт, — но цветок распускается, а Джизасу хочется, заскулив, сжаться в комок на полу.Снова. Всё начинается снова. Всё произойдёт снова.Видимо, срок, отведённый им на человечность, закончился — так быстро и глупо.Срок, отведённый ч е л о в е ч е с т в у, закончился.— Что случилось? — спрашивает Джудас.Джизас смотреть на него не может. Чуткий, верный Джудас — как же он… куда он…Как Джизас без него.Джизас ничего ему не говорит. Джизас не пытается ничего изменить. Джизас ждёт обречённо и терпеливо, когда подойдёт его срок, и надеется только, что Джудасу удастся выжить.Может, он ничего и не поймёт. Может… может, если Джизас просто уйдёт утром рокового дня, Джудас не сможет найти его, не сможет понять, подумает, что Джизас просто… просто его разлюбил?.. И ушёл, покинул, бросил. Просто… по-человечески.Джизасу думать об этом больнее, чем о смерти.Джизас просыпается на рассвете и долго смотрит на спящего Джудаса рядом. У того лицо спокойное, дыхание ровное; Джизас любит его до слёз. Больше всего хочется уткнуться в него, прижаться, в сильных руках спрятаться от всех, от всего…Нет. В прошлый раз он и так расплатился глазами. Джизасу страшно думать, какая цена может быть назначена ему сейчас.Он должен жить.Вместо объятий Джизас невесомо касается губами шрамов на его лице — и они… разглаживаются, исчезают. Джизас смотрит на спокойно опущенные веки и не может сдержать слёз.Значит, таковы твои пути, господи. Значит, плату, которую ты забрал когда-то за жизнь, ты возвращаешь.Значит, отнимешь жизнь.Джизасу так хочется посмотреть в его глаза.Ресницы трепещут, Джудас бормочет что-то и головой дёргает, просыпаясь. Джизас торопливо прижимается губами к его виску; шепчет тихое ?спи?, снова погружая его в беспамятство.Так будет лучше. Так всем будет лучше.Джизас гладит его лицо в последний раз, пытаясь в памяти отпечатать родные черты — будто они и без того не выжжены на внутренней стороне век. Джизас шепчет ?живи? и сам не знает, как находит в себе силы подняться.И уйти.***Джудас просыпается, ещё не понимая, что изменилось, — только чувство, что что-то не так, тянет под рёбрами. Джудас вздыхает, хмурясь, и замирает, понимая, что вторая половина кровати пустая и холодная, а ко лбу не прижались привычно чуть прохладные губы с тихим ?доброе утро, свет мой?.Джудас вздрагивает, садится… и открывает глаза.От света из окна больно.От осознания, что он в и д и т… сначала радостно.Потом приходит понимание.— Джизас! — кричит он, вскакивая. По комнатам мечется.Квартира пуста. Джудас нутром чувствует, что это не та пустота, когда кто-то ушёл за хлебом.Ушёл. Он ушёл. Совсем ушёл. Он понял, что Джудас ему не чета, и…Нет. Он не мог так просто уйти. Его заставили уйти?От ужаса и бессильной ярости сжимается сердце.Джудас подлетает к окну, задирая взгляд к небесам. С непривычки кажется, что облака светятся, глазам больно смотреть — или они светятся по-настоящему?Слишкомзнакомосветятся.Этот свет отнял когда-то его глаза вместо жизни Джизаса. Этот свет, наверное, вот-вот… или уже?..— Джизас, — выдыхает он снова, в отчаянии ударив по подоконнику кулаком. — Божественный ты упрямец…Он не сразу понимает, что из глаз катятся слёзы — слишком отвык плакать; он машинально стирает их ладонью и в небо орёт:— Господь! Если ты… — он задыхается, — если хоть что-то… я же доберусь до тебя! Я этими руками… будь ты проклят! Ты обещал. Ты оставил нас в покое, почему снова, почему он… Будь — ты — проклят!У него срывается голос.— Джизас, — шепчет он, оседая на колени от внезапной слабости. — Джизас, почему ты не разбудил меня, почему ты не… забери меня! — он снова срывается на крик, сам не зная, к кому обращается. — Или я сейчас просто… Господь! — он приподнимается, держась за подоконник, и до боли в глазах глядя в небо. — За что он, почему снова он, это нечестно, подло, это…Вспышка света — последнее, что он видит на земле.Когда он снова может открыть глаза, вокруг такая пустота, что на миг кажется — он ослеп снова; только теперь не тьма застилает зрение, а молочно-белый туман.Потом тихое ?Джудас?..? из-за спины заставляет его обернуться.Джизас в белом балахоне стоит и смотрит с грустью. Джудас к нему кидается; замирает на расстоянии вытянутой руки, дрожа, боясь прикоснуться, боясь, что Джизас исчезнет.Тот сам тянет руку, касаясь его щеки ледяными пальцами. Смотрит в глаза, будто на вечность вперёд насмотреться пытается. Бормочет грустно:— Я так надеялся, что ты будешь жить.Джудас с ужасом смотрит на проступающую сквозь его балахон кровь. Джизас чуть плечами пожимает, заметив его взгляд:— Для искупления… мало просто исчезнуть. Нужно выдержать… Но я ещё жив. Они не успели пока…— Сколько. Я. Спал? — спрашивает Джудас, покачнувшись от внезапного осознания.Джизас вздыхает:— Меньше, чем я рассчитывал.— Сколько?!— Два, — у Джизаса прерывается голос, — всего два дня. Я рассчитывал… я должен был успеть.— Умереть? — Джудас стискивает его плечи. — Чего ради, к чёрту… где мы?Джизас разводит руками и чуть шатается. Джудас только сейчас понимает, насколько он измучен — понимает, что почти опоздал. Вздрагивает, не зная, хочет ли он знать, что пропустил — х о ч е т, голыми руками разорвать всех хочет, кто причастен, — и бережно прижимает его к себе. Бормочет:— Нет. Нет-нет-нет, я тебя не отдам, не сейчас, мы выберемся, я…— Нет.Джудас поворачивается рывком на громовой голос, пряча Джизаса за спину, — и на слишком знакомый столб света, гневно прищурившись, идёт, не дожидаясь, пока он заговорит снова. Ярость распирает грудь изнутри, грозя рёбра переломать в крошево, голос сдавливая и почти превращая в рычание:— Ты обещал.— Нет, — исходящий от света голос звучит спокойно, но своей силой заставляет задрожать. — Я дал вам время. Но люди грешат.— Он ни при чём, — Джудас задыхается. — Наказывай их, его я не отдам, я…— Я не буду спрашивать.Джудас замирает на миг, дрожа — не от ужаса, не от трепета — от гнева, горячо ударяющего в голову, от желания спасти, защитить, остановить всё это.И в свет перед собой впивается руками, чувствуя, как скопившаяся в груди ярость выплёскивается через кончики пальцев, обжигающей волной прокатываясь по телу.Свет жжёт кожу немилосердной болью. Джудас жмурится, чувствуя текущие по лицу слёзы, и кричит, не отнимая рук. Натыкается на что-то пальцами, изо всех сил давит — с д а в л и в а е т, как если бы пытался задушить; Джизас стонет за спиной, как от боли, и ярость в груди ещё сильнее клокочет, разрывая сердце.Джудас не знает, сколько это длится, — просто свет вдруг под пальцами рвётся, расползается бессильными клочьями.Перед глазами темнеет. Джудас думает, что ослеп — снова, снова…Нет. Просто вокруг темно.Ночь. И звёзды. И тишина.Джизас.Он в своём балахоне странном лежит ничком, не реагируя на испуганный оклик. Джудас с колен поднимается, собираясь броситься к нему, — и бессильно оседает на землю.Ослабшие ноги не держат.Он добирается до него почти ползком, не обращая внимания на дикую боль в обожжённых руках. Переворачивает на спину.У Джизаса глаза закрыты и кровь течёт из носа и уголка рта. Джудас замирает испуганно, дрожащими пальцами пытаясь найти пульс.Бесполезно — слишком болят руки, чтобы ощутить хоть что-то. Несколько обжигающих холодом секунд — пока Джудас прижимается ухом к его груди, пока через удары собственного сердца в виски молотом пытается разобрать чужое (р о д н о е) сердцебиение, — Джудасу кажется, что он мёртв.Сердце в худой груди стучит — сбивчиво, неуверенно, но стучит, — и Джудас бессильно упирается в землю ладонями, не обращая внимания на попадающую в раны грязь.Ж и в.— Ты убил… — шепчут окровавленные губы.Джудас вздрагивает, склоняясь над ним и заглядывая в лицо.— …его, — выдыхает Джизас. — И… немного… меня.— Тебя?.. — Джудас вздрагивает. — Ты жив. Ты жив, я не дам…— Я буду, — шепчет тот. — Жить. Но… часть меня… Он, — Джизас с явным трудом поднимает веки, указывая взглядом на небо; по вискам слёзы текут, — он же был… частью меня.Джудас мотает головой.— Мир рухнет?Джизас усмехается слабо:— Нет. Мир… давно уже живёт сам. Немного встряхнётся, думаю, — пара войн или эпидемий… и всё будет хорошо. А я, — он вздыхает, — сейчас чувствую себя так, будто у меня вырвали половину души, но… со мной тоже всё будет хорошо. Ты меня спас.Джудас мотает головой, утыкаясь лбом в его грудь. Шепчет еле слышно:— Я буду твоей душой.Джизас ласково зарывается пальцами в его волосы.С неба над ними падают звёзды.