Человек (1/1)

Мальчишка прибивается к ним как-то незаметно и пытается затеряться в вечно окружающей Джизаса толпе.От мальчишки таким чёрным отчаянием и озлоблением веет, что затеряться у него нет шансов — его сторонятся, не доверяют, опасаются, смотрят искоса. Джизас подходит к нему вечером и натыкается на взгляд исподлобья — недоверчивый, опасливый; мальчишка явно боится, что его прогонят вон, и готов начать защищаться в любой момент.Джизас хлеб ему протягивает, улыбается открыто. Мальчишка смотрит растерянно.Не верит.— Как зовут тебя? — спрашивает Джизас.— Джудас, — неохотно буркает тот. Хлеб, поколебавшись, берёт — быстрым жестом опытного воришки, незаметным почти движением.Внутри замирает что-то.Вот, значит, как.Вот, значит, к т о.Господи, почему именно этот мальчик, за что ему?..У мальчика в глазах что-то такое, что оттолкнуть его Джизас физически не может (не привязывайся, не привязывайся, не привязывайся, не…); у мальчика в глазах — восхищение недоверчивое, готовность к удару, готовность ощериться в любой момент; у мальчика лицо немного светлеет, когда он на Джизаса смотрит упрямыми, синими до черноты глазами.Позвать его к своему костру — самая, наверное, глупая вещь, которую Джизас в своей жизни делал. Мальчишка слушает его с таким лицом, что Джизас вовсе об этой глупости не жалеет.Мальчишка, когда все спать ложатся, исчезает куда-то. Джизас ворочается, пытаясь заснуть, непривычно долго; потом сдаётся и идёт, куда ноги несут — прогуляться, воздухом подышать.Джизас совсем не удивляется, когда натыкается на Джудаса, сидящего от всех в стороне. Тот на его шаги дёргается почти испуганно; оглядывается. Джизас успокаивающе приподнимает ладони:— Я не обижу. Можно?Тот пожимает плечами и кивает, зябко руками себя обхватив. Джизас садится рядом. Молчит. На звёзды высыпавшие смотрит, изредка на человека рядом глаза скашивая.Мальчишка, вскинувший было в защитном жесте острые плечи, постепенно — очень медленно — их опускает, будто понемножку успокаиваясь рядом с ним. У Джизаса от этого в груди теплеет.У мальчишки пальцы длинные, тонкие и нервно в воздухе так и танцуют, будто он хочет что-то сказать и всё не решается. Это, пожалуй, выглядит даже красиво.Когда мальчишка неуверенно тюкается плечом в его плечо, у Джизаса болезненно замирает сердце.Когда он напрямую спрашивает, снова нахохлившись: ?Почему ты меня не выгнал?? — сжимается что-то в груди.Господи, почему именно он?..— Почему я должен тебя гнать? — мягко спрашивает Джизас.— Потому что… меня все гонят. У меня ничего нет. Я никому не нужен. Я никто.И снова пальцами нервно перебирает в воздухе, волнение своё выдавая.— Ты человек.— А ты — нет? — ядовито фыркает Джудас.Джизас усмехается, но вопрос оставляет без ответа.— Я никого не гоню, — говорит вместо этого. — Всем найдётся место, тепло и доброе слово.— И ты со всеми сидишь вот так?— Нет.Джудас хмыкает и чуть увереннее прижимается плечом к плечу. Он сейчас замёрзшего воробья напоминает. Тонкие руки постепенно на колени опускаются, замирают расслабленно.Спокойно.У Джизаса тепла на всех хватит. Почему бы не согреть одного несчастного мальчишку, которому этого тепла так не хватает?..Джудас рядом с ним, действительно, г-р-е-е-т-с-я.Постепенно он смелеет. Постепенно он перестаёт сжиматься испуганно, когда к нему обращаются. Постепенно он перестаёт вечно дрожать и начинает смотреть в глаза.Постепенно он начинает злобно сверлить взглядом всех, кто к Джизасу приближается, и, кажется, едва удерживается от рычания. Это слишком похоже на ревность; Джизас не знает, что с этим делать, а другие апостолы начинают Джудаса сторониться ещё сильнее.А когда в очередном селении Джизаса пытаются побить камнями, Джудас первый кидается наперерез толпе, закрывая его собой.Падает почти сразу с разбитым виском, только вот это даёт необходимые несколько секунд задержки, чтобы апостолы смогли Джизаса прикрыть, отступая.Вечером Джизас сидит, держа голову всё ещё бессознательного мальчишки на коленях, и гладит его по спутанным, слипшимся от крови волосам. Джудас мечется в забытьи, даже в бреду цепляясь за его руки.Джизас касается его виска, забирая боль. По какой-то причине совсем залечить рану никак не удаётся; он может только снова и снова успокаивать его прикосновением.Будто Джудас заранее, ещё до н-е-и-з-б-е-ж-н-о-г-о, проклят.Джизас неосознанно прижимает его к себе. Очень по-человечески хочется спорить и бунтовать.Отец, за что ему?..Он ведь совсем ребёнок, ему бы любить и жить изо всех сил, не вызывая в окружающих безотчётной неприязни потому лишь, что он избран божественным оружием. Ему бы любимым быть, не привыкая выгрызать крупицы тепла.Джудас стонет болезненно и тянется к его рукам. Джизас касается его волос, успокаивая, и целует в висок.На запястье — костлявые пальцы мёртвой хваткой. Джизас опускает ладонь на его нахмуренный лоб, гладит невесомо. Джудас вдруг глаза распахивает, дёргаясь и выгибаясь всем телом; Джизас слегка давит ладонью на его грудь:— Лежи. Всё в порядке.Джудас замирает, жадно на него глядя. Переводит взгляд на свои пальцы на его запястье; расслабляет немного руку, но совсем не отпускает. Джизас гладит его по голове. Джудас снова прикрывает глаза, подаваясь к его руке.— Всё хорошо, — тихо говорит Джизас. — Тебе нужно отдохнуть. Спи.— Они тебя не тронут, — бормочет Джудас. — Я… пусть лучше меня.— Не надо…— Лучше меня, — повторяет тот упрямо. Поворачивает голову, утыкаясь ему в живот. — Я не нужен, а ты… тебя не тронут. Я не позволю.— Ш-ш-ш, — Джизас моргает, радуясь, что синие глаза сейчас закрыты и не смотрят в его — каждое слово отдаётся болью в груди.Он слишком хорошо знает, что произойдёт.Он всё равно привязался — так глупо и так по-человечески.Мальчишка засыпает на его коленях, расслабляясь. Джизас себе и — мысленно — ему клянётся, что у Отца прощение для предателя вымолит.Джизас иначе не может. Не готов.Когда т-а-м, за гранью жизни, Джудас падает перед ним на колени, рыдая отчаянно и прижимаясь к ногам, Джизас выдыхает: удалось.Когда он Джудаса поднимает, прижимая к груди и шепча в растрёпанные, как гнездо воронье, волосы бесконечное ?не виноват, не виноват, ты не виноват?, сердце начинает колотиться заполошно — совсем по-человечески.Когда среди ?не виноват? проскальзывает случайное почти ?я люблю тебя? и Джудас голову вскидывает недоверчиво, всё ещё за него держась, всё ещё плача и дрожа, Джизас впервые признаётся себе, что имел в виду вполне человеческое чувство.Когда Джудас к его губам прижимается судорожно и жадно, по телу разливается слишком человеческий жар, кружа голову и заставляя руки дрожать.Когда Джизас на поцелуй отвечает, они уже не т-а-м.Когда Джизас на шёпот горячечный ?я твой, я люблю тебя, я бы никогда, я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя…? отвечает искренним ?я твой?, крепко сжимая его руки, он совсем уже человек.И жизнь у них — человеческая — на двоих одна; вся впереди, и ничего не предопределено, кроме одного:онидруг другуобещаны.И делиться ни с кем не надо.Очень по-человечески.