Урок номер четыре (1/1)
Мантия с атласной, переливающейся зеленой подкладкой развевается за спиной от быстрого бега и зимнего ветра. Первая ступенька, третья, широкий шаг сразу через две, книги и свитки почти что валятся из рук, шарф в серебристую полоску свободно болтается на шее. Волшебная палочка чуть не выпадает из кармана, и Шелленберг тихо ругается, еще больше сбивая дыхание.—?Отто! —?Шелленберг не успевает затормозить и по инерции, с присущей ему грацией, скользит на каблуках ботинок по белому льду, все же роняя пару книг из стопки прямо под ноги растерявшегося Штирлица.—?А, черт,?— Шелленберг пытается отдышаться и наконец-то запахивает мантию. На руке у него блестит цепочка с кулоном, который Штирлиц не успевает рассмотреть. Руки Шелленберг прячет в широкую мантию?— согреться. —?Ты этого не сделаешь,?— Штирлиц крепко перехватывает запястье Шелленберга, сжимает и смотрит в нахальные, горящие злобой и бесовским огнем, глаза.В Париже двадцать седьмой год, в Париже вечер и Париж горит весь в облачном, темном небе.На кладбище воздух морозит кончик носа и очень сильно морозит чувства.Париж должен ликовать, Париж должен быть благодарен?— в Париже творится история и сегодня важнейшая ее часть, и маги должны все свои силы и весь свой восторг.В Париже Гриндевальд.—?Я могу пустить непростительное прямо сейчас,?— предупреждающе шипит Шелленберг.Ох, да, он может.Он столько всего может.Палочка в его пальцах даже не дрожит, Штирлица обдает волной чужой силы, пока что контролируемой. Перчатки драконьей кожи почти скрипят, почти оставляют отпечаток на чужой бледной руке.Слабое невербальное проклятие предупреждением и горячей иглой впивается в сознание Штирлица, его резко встряхивает.—?Если ты используешь непростительное, я тебя арестую,?— в тон Шелленбергу отвечает Штирлиц, чуть расслабляя пальцы на чужом запястье. Голова кружится, его пробивает озноб.—?Я тоже аврор, если ты забыл. Очень самонадеянно.Шелленберг выдергивает свою руку из хватки и все же убирает палочку во внутренний карман длинного черного пальто. С запястья соскальзывает серебряная цепочка, кулон даров смерти обжигает пальцы холодом. Он все еще носит зачарованный металл на руках.Штирлиц вздыхает. Голова успокаивается, это несильная боль, но сердце сейчас успокоится как будто навсегда. Сейчас не время для личных распрей, сейчас бы разобраться с распрями в магическом сообществе и утянуть Шелленберга обратно.—?Я бы сказал тебе уходить, но ты же не пойдешь, я прав? —?Шелленберг вскидывает бровь, жест преисполнен театральной надменности.Он не ставит его перед выбором, с кем идти. Он просто констатирует факт.Даже выбирать не просит.Ох, сколько драмы, а стоило всего лишь оказаться не в том месте и не в то время. И взять не себя не то дело.Штирлиц, разом будто вымученный и уставший, достает сигареты, прикуривает от кончика собственной палочки. Убирает ее за ухо и все молчит, тишина режет, будто хрусталем по коже.Можно ли утонуть в фонтане вечной жизни? —?спрашивает сам себя Штирлиц невпопад.Шелленберг откидывается спиной на чье-то старое надгробие, ставя сапог на выступ креста, выглядит недовольным до нельзя. Напряжение между ними переливается и почти звенит церковным колоколом. Шелленберг сейчас похож на окками, с той лишь разницей, что окками точно набросится.Возможно, у него в роду были вейлы?Вот только Шелленберг не собирается набрасываться даже словесно, просто прожигает его своим льдистым взглядом и забирает сигарету из вмиг ослабевших пальцев.Ему никогда не нравились с медом или с гвоздикой, или с чем-то еще.Хлопок аппарации даже не оглушает.