Глава III (2/2)

- В шесть лет она покалечила тебя, оставив огромный шрам на твоей спине. В припадке она попыталась разрезать тебя, но ты, видимо, не помнишь этих событий, из-за глубокого шока ты не помнишь то, что представляет собой твоя сестра.

- Эш? – Я пригнулся и вжал голов в плечи, тихо задав вопрос.

- Эш. Она демон в обличии ребенка. Дед сам лично запер ее в том месте, где она находится сейчас.

- Почему? – Я зажмурил глаза, не желая слышать ответы.

- Она опасна, она одержима дьяволом.

- Дьявол – это ты! – Закричал, что было я и, открыв дверь, быстро выскользнул в коридор, сталкивая на пути всех, кто мне попадался.

При тусклом свете свечи, ее кожа казалась немного мягче, чем было на самом деле. Я сидел в самом углу той злополучной комнаты, поджав ноги, и наблюдал за тем, как Эш неумело плескала воду и пыталась мыть себе голову. Она, словно маленький ребенок, была рада куску душистого мыла, который я бессовестно украл из маминого туалетного стола, каплям шампуня и просто темной воде. Она все чаще казалась мне несчастной, и уже несколько недель я не мог выбросить из головы это создание, которое так нуждалось хоть в чьем-то ласковом внимании.

Когда я пришел к ней во второй раз, она встретила меня холодным взглядом, и я не знал, что мне с ней делать. Прислуга, которая проводила меня к ней, быстро удалилась и даже не сунулась по ту сторону комнаты. Как всегда, было темно и прохладно, однако Эш все же была рада не мне, а свету, который я принес с собой. Через какое-то время я привык к этому месту и к ней. Сначала она совсем не разговаривала со мной, просто наблюдала, смотрела, пыталась сближаться со мной, даже, порой, пыталась брать меня за руку, но когда я это замечал или поворачивал в ее сторону голову, она отдергивала свою руку и чуть слышно шипела, как змея.

С тех пор, как отец рассказал мне ту историю про мою родословную, прошло около трех недель. Я больше не виделся с ним, он не вызывал меня, не попадался мне на глаза, а после вовсе уехал из дома по каким-то своим делам. Я остался только с мамой, и от этого мне стало чуть легче дышать, ведь даже если она и встречала меня в наших полупустых холодных коридорах бесконечного дома, пусть и не улыбалась мне, но едва заметно поглаживала по голове, словно что-то одобряла во мне, а после спешила удалиться. На самом деле, я привык к такому отношению, поэтому без отца частенько я стал ощущать себя одиноким в этом месте. Не было человека, которого я боялся встретить в коридорах, не было человека, которого я ощущал рядом, пусть он и был в другом конце поместья. Я ощущал его присутствие, боялся и опасался встречи с ним, однако во мне не возникало ощущения, что я одинок. Но, когда он уехал и я стал свободно бродить по комнатам и меня отпустило чувство страха, я почувствовал эту пустоту. Наш дом красиво обставлен, каждый угол в нем забит, много прислуг, которые занимаются своими делами, однако я все равно чувствовал холод и пустоту в том месте. И, одним вечером, взяв в руки книгу из библиотеки, я отправился в подвал.

Я все еще ощущал страх, проходя по подвалу вниз, поэтому старался бежать, как можно быстрее до двери, судорожно, торопясь, вставлять ключик в дверь и отпирать замок и там, в той комнате, страх отступал, он оставался за дверью, и я легко вздыхал. Меня не пугала внешность Эш, ведь я видел в ней себя, постоянно напоминая себе о том, что я не так уродлив, как обо мне говорят, что у меня есть такой же несчастный человек, выросший в подвале, словно зверь. Я часто читал ей, она слушала мой голос и казалась такой довольной и счастливой. После, она стала обсуждать со мной то, что услышала и задавать вопросы, ее все чаще волновали судьбы книжных героев, она жила тем, что слышала, и я задавался вопросом – откуда она черпает силу для фантазии, не видя ничего, кроме этих стен? Однажды у меня возникло желание показать ей мир, приобщить к нему, сделать ее полноценным человеком и я вовсе забыл о собственном благе, о собственных чувствах, которыми жил до тех пор.

- Хочу увидеть море! – Заявила она мне, выжимая свои волосы прямо на пол.

Хорошее желание, у нее стали возникать совершенно здравые желания, она расширяла свой кругозор, хотя и скудно. Я сам многого не знал, но у меня было нормальное образование – я прекрасно читал, писал, занимался с домашними учителями, немного знал иностранный язык, в общем, я мог чему-то научить Эш, а она впитывала, словно губка. Все чаще я стал ощущать ее опекуном, ответственность, которая меня совершенно не страшила, а только радовала, взвалилась на мои плечи, а я, подняв голову, нес ее. Однако знали ли я, насколько тяжкой она будет становиться?

Конечно, мама была против моих визитов к Эш, она закатывала мне истерики, но я становился все тверже и бесчувственней к ее слезам, возможно, я твердел изнутри, покрывался той необходимой стеной, в которой нуждался все эти годы, живя в унижении и насилии. Я задумался над этими вещам, сидя тогда с Эш, а она видела мою задумчивость и улыбалась. Ни разу не было, чтобы она как-то не нормально вела себя, все в ней было более чем человечно, она казалась мне намного добрее и драгоценнее всех тех людей, которые жили в достатке и благах. Демон, живущий в его персональном аду, стал для меня родным и превратился в моем понимании в ангела.

- Хайне! – Отозвала она звонко меня.

Я видел в ее глазах веселье и задор, видимо, теплая вода благотворно влияла на нее. Наконец-то этот затхлый запах, исходивший от нее, отступал назад, и она стала пахнуть лавандовым мылом.

-Ты не слушаешь меня! – И все же она была еще совсем ребенком, точно таким же, как и я.

Надувала щечки, когда ей что-то не нравилось, демонстративно отворачивалась, научилась даже деловито складывать руки на груди. Кто ее этому научил, а? Да, она многого не знала о том, что такое мир наверху, она стремилась к познаниям, она зачарованно смотрела на картинки из пестрых энциклопедий и научилась мечтать. По-настоящему, как настоящий человек. Она грезила о совершенно нормальных, обычных вещах, о больших и мелочных, но никогда я не услышал от нее ни слова жалости. Она не знала, что мне жаль ее, она не знала, за что ее заперли. На самом деле, я тоже мало чего знал, но, слава богу, Эш не задавала вопросов. Ее не волновал факт того, что она живет здесь, и она не плакала мне в жилетку, потому что привыкла к такой жизни, она грезит о море, она грезит о том, чего видела только на картинках, о таких материальных вещах… а о чем грезил я? Я грезил о том, что у меня никогда не было, о том, чего я не ощущал, от этого мне становилось ранее горько, но смотря на свою сестру, я спрашивал себя: ?почему она не жалуется на свою жизнь?? и ответ мне приходил быстро, я отвечал себе, что ничего другого она и не видела. Значит, я сам себя разрушаю, мой разум сам наносит удары душе, но должен ли я был смириться?

Когда подобные вопросы встают перед ребенком, он начинает расти морально. Мышление его расширяется, он вырабатывает собственную жизненную позицию, начинает закладывать фундамент, рыть для него яму и пусть ничего еще не построено, пусть все еще несколько раз изменится, но я делал первые шаги. Очень важные, не смотря на все общепринятые мнения.

- Море далеко, Эш, я сам ни разу не видел его. – Ответил я с улыбкой и протянул полотенце, чтобы она хорошенько вытерла свое тело и волосы, как она еще не заболела в таком-то месте.

-Мы можем когда-нибудь отправиться к нему вместе? – Она прилезла ко мне на диван и стала жаться.

Ледяная, ее чуть трясло от холода, кожа покрылась мурашками, и я крепко прижал девочку к себе. Она никогда не была так близко ко мне, однако я чувствовал это родство, к груди припало родное существо, без сомнения и эти чувства были мне в новинку, я наслаждался этими секундами, они западали мне в душу, и я начинал понимать, что постепенно привяжусь к своей сестре, она станет частью не только моих мыслей, но и жизни.

Но, что будет тогда? Что мне придется делать дальше?- Наверное, сможем. – И, будто согреваясь, она перестала дрожать.

- Хайне… - У нее был тихий голос, будто вот-вот заснет. – А у меня есть кто-то…?

Я не понял этого вопроса, поэтому нахмурился.

- В смысле?- У тебя есть кто-то, кроме меня. Ты живешь наверху и общаешься с другими людьми, у тебя есть отец и мать, а у меня они есть?

И почему-то я заулыбался. Отчего у нее стали возникать эти вопросы? Неизбежно она бы пришла к этому, но стала бы тогда задавать вопросы мне, а не решать все сама? От того, что она стала делиться со мной своими переживаниями, которые становились все серьезнее, мне было тепло на душе, и я понимал, что могу помочь ей, что мне нельзя просто взять ее и бросить. Я хочу приносить свет в ее тьму, я хочу приводить ее в порядок, я хочу разговаривать с ней и делиться мечтами, я единственный, кто видел в ней человека.

Потому что наши души связаны тем, что не порвать.

- Почему ты решила, что у меня кто-то есть?

Эш молчала, но я видел ответ в ее глазах и длинных белых ресницах, которые часто хлопали, она обратила свой взгляд на меня.

Что мне говорили ее красные глаза? Она, молча, отвечала мне – я живу среди людей, и пусть она не могла этого сказать, не могла сформулировать мысль, я все-таки понимал ее.- Так бывает, что живешь в толпе, вокруг тебя полно людей, а все равно одиночка. Нет ни единой живой души, ты не ощущаешь окружающих, как настоящих. Как будто живые куклы – закрытые, замкнутые, не разговорчивые. А те, в которых плещет жизнь – жестокие и злые. Никому нет дела друг до друга. У меня тоже нет матери и отца, люди, которые должны нести этот крест, отказались от него.

- Но у тебя есть я… - Наивность звучала в ее голосе, но я был уверен в том, что она правильно поняла мои слова и ответ ее удовлетворил.

Я еще крепче обнял сестру, прикрыв свои глаза. Этот момент был для меня ценнее, чем вся жизнь, которую я прожил. Понимаете, наступают такие моменты, когда ты ощущаешь, что ты по-настоящему жив, что все, что ты делал до этого – были попытки жить, бесцельное существование.

Наступила тишина и я почувствовал, каким ровным становится ее дыхание. Я не мог заснуть, что-то мешало мне, но Эш уже проваливалась в сон, крепко обнимая меня. Разве мог я променять эти объятия, которые заставляют меня улыбаться приодном воспоминании о них? Это живое тепло рядом… это мирное дыхание… хрупкое тело, мне хотелось все это защищать от того, что ее может задеть в том мире наверху, и ничего не было мне важно в тот момент. Меня не заботил холод, укутывающий мои ноги, меня не волновала темнота, опускающаяся с потолка. Да, я ощущал холод и видел темноту, наблюдал, как догорающая свеча гаснет на дальнем столе, но мое сердце не билось учащенно, мне не хотелось сбежать. Напротив – мне не хотелось возвращаться в мир, где меня преследуют более ощутимые, более отравляющие разум страхи.

- Мы обязательно посмотрим на море. – Я выдохнул, накрыв замерзающую сестру теплым, мягким пледом, который я пожертвовал со своей кровати.

Обещание, данное в такие моменты самое надежное, самое дорогое сердцу и совести, не находите? Ничто никогда не заставит нарушить его.