Глава I (2/2)

Даже взрослым, наверное, было бы страшно находить в таком помещении, покрытым пеленой загадочности, таинства. Я чувствовал, как земля, под которой мы находились, давила на меня, на миг мне показалось, что меня вовсе заперли в гробу, отдали на съедение монстру в этом месте и мой детский разум отказывался взять себя в руки.

Через секунду дед сделал шаг назад, а я зажмурил глаза, прижимаясь спиной к столу. Я ожидал укуса монстра, боли, поэтому мне не хотелось смотреть в глаза своему страху, однако ничего не последовало и я медленно, выдыхая тяжело воздух, открыл один глаз за другим.

Дедушка уже стоял в стороне, касаясь своими длинными пальцами белоснежных грязных масляных волос. Передо мной стояла девочка моего возраста с белоснежной, как первый снег, кожей, настолько гладкой и тонкой, что даже при таком отвратительном свете мне удалось разглядеть яркие цепочки вен на ее ногах и руках. На меня смотрели два больших округлых глаза, ее зрачки были каре-красными, этот цвет напоминал мне цвет венозной крови. Но все остальное у нее было белоснежное – белые ресницы, брови, густые, хоть и ужасно грязные, слипшиеся, волосы.

И, не смотря на то, что она была до невозможности грязной, в какой-то порванной рубашке вместо одежды, ее ноги были покрыты ссадинами и ранками, я узнавал в ней самого себя. Ее глаза, круглые, открытые миру, прямо, как у матери, казались мне красивыми. Ее тон кожи, пусть и желтоватый свет, падающий от свеч, придавал ему мягкости и теплоты, притягивал меня своим небывалым холодом.

Я стоял, просто смотря на девочку, а она смотрела на меня. Мы были с ней так похожи, но тогда ребенок не мог понять, что это – его близнец. Ее душа уже была мне родственной, поэтому ее мрачный облик, ее раны на ногах, грязные волосы и скудное одеяние не могло меня отпугнуть. Я думал увидеть монстра и представлял перед собой самые различные картины, но видел перед собой, как мне казалось, совершенно нормального человека.

Девочка чуть склонила голову в бок. Ее масляные от грязи локоны упали с плеч. Белые волосы небывалой длины, тянулись прямо до пояса. Она с любопытством разглядывала меня, а через несколько секунд протянула руку, словно желала дотронуться до меня. Но я все равно боялся, шарахаясь в сторону и ощупывая позади стоящие столы. Запнувшись о край ковра, я с треском упал, хватаясь руками то за воздух, то за рядом стоящий стол. Но, задев хрупкую мебель, я повалил ее за собой, вместе с тем уронив какие-то книги в старом переплете, старые блюдца, покрытые паутиной и грязью. Весь инвентарь оказался на полу, а я – в неловком положении. Но только дед собирался на меня ругать, как девочка громко захохотала. Ее звонкий смех, такой детский, ничем не отличающийся от всех детских смехов, отдавался в уголках этой просторной комнаты и моей души. Я смотрел на нее выпученными глазами, горько и тяжело сглатывая комок, возникший в горле, а она смеялась и смеялась, словно эта нелепость сильно забавляла ее. Из моего кармана вылетел кубик, но, дед, как обычно, ничего не заметил, однако девочка заметила его сразу же, словно сорока блеснувший на солнце кусок золота.

Она подбежала ко мне, сильно пнув по руке, схватила кубик в свои объятия. Я тут же схватился за свою руку, потому что удар был не по-детски сильным и с такой жестокостью, что мне показалось, будь у нее большое сил, синяком бы это дело не обошлось. Ее смех сразу же стих, она посмотрела на меня взглядом, полным недоверия, а я ничего не мог с собой поделать, мое лицо кривилось в жалости. И что бы понимал ребенок вроде меня в тот момент, но мне было жаль эту девочку. Тогда, естественно, меня не волновал вопрос, с какой целью и почему меня привели в тот день в это место и почему в нашем подвале живет самый настоящий человек. У меня не хватало смекалки и сообразительности ответить на эти вопросы, у меня так же не хватало смелости обвинить своего деда в жестокости к девочке, не хватало ума понять, что все, что я видел- в высшей степени безнравственно и аморально. Но, даже если бы я мог понять, что было бы тогда?- Это Эш, Хайне. – Хрипло представил ее мне дед, наконец-то.

Я, в каком-то оцепенении поднялся с пола, отходя от девочки на несколько шагов и приводя свою одежду в порядок. Мне не удавалось отвести от нее взгляда, я был прикован к глазам, которые так ярко выражали недоверие и злость на меня. И почему-то мне не хотелось разочаровывать ее, не хотелось обижать.

- П-прости… - Тихо выдавил я, призывая свой разум подчиниться.

Машинально я сделал шаг вперед, а девочка даже не дрогнула. Ни одна ее черта лица, ее взгляд ни на секунду не изменился. Я ожидал, что она отпрянет назад, но этого не последовало, она просто застыла, словно неживая статуя.

- Я не хотел ничего воровать, просто, я…

И она снова заулыбалась очень широкой улыбкой. Все дети улыбаются добродушно, не правда ли? Их улыбки полны радости, счастья, дети не умеют наигрывать радость, ведь они чисты в своих побуждениях, однако тогда я не почувствовал ответной радости. Эта улыбка загнала меня в самые глубины своего страха, и я начал отходить назад.

- Эш, не пугай Хайне! – Но все это разорвал голос деда. Он пробирался через опрокинутый мною стол к Эш и клал руки на ее плечи.

Тогда эта улыбка исчезала с ее лица, и мне становилось легче, однако, ненадолго. В тот миг, как старые руки деда коснулись ее плеч, в этих глазах, наполненных кровавой теплотой промелькнула какая-то искра, разгадать которую я не мог сразу.

Я затаил дыхание. Почему? Потому что мне вдруг стало очень плохо, но я отчетливо слышал голос деда:- Она – твоя сестра, Хайне. Она – грех нашей семьи, бремя нашего рода, которое тебе суждено нести.

Разве понятны будут такие сложные слова обычному ребенку? Мое сознание дурманилось, отчего, я не знал, но хотелось лечь и заснуть прямо здесь, слабость подступила к моему телу, ноги становились ватными, но я продолжал слушать.

- Дьявол живет в нашем доме, а это место – Ад, которым он владеет.

Я ничего не помню дальше. Мои ноги подкосились, и я услышал визг Эш. Когда я рухнул на пол, мое сознание полностью покинуло меня и только слова доносились из глубин сознания – Дьявол живет в нашем доме.