АПРЕЛЬ (1/1)
Первоапрельская шутка. Около девяти семья сидит и завтракает. Внезапно собака завыла.Тимм кидается в амбар, и тут же кричит: “Лиса! - Быстрей, отец! – Лиса”. Я увидел иноземца, уже убегающего по полю. Она бешеная? И покусала собаку? Мы привязали Фридварда к вишне, никто больше его не тронет. Мы пьём кофе и потом садимся в машину. Председатель кооператива - охотник; он помог советом.В ложбине - лисица. Она бегает с поля на поле. Мы волнуемся. Не заглушая двигатель, Тимм выходит из машины и хватает дубину. Короткая охота. Мы догоняем животное. Тимм бьёт её. Лиса сильно больна; пасть полная слюны.Председатель вызвал ветеринара. Он приехал после обеда. Мы ведём его к пашне. Врач надевает резиновые перчатки и кладет красную шкурку в пакет. Бессонная ночь. Собака визжит. Тимм хотел его заткнуть. Я прошу оставить; риск слишком большой.Вечер понедельника. В почтовом ящике заключение о бешенстве. Сообщение от института ветеринарии, что лиса была бешеной. В письме районного ветеринара: “…примите в течение двадцати четырёх часов решение, убить собаку или на шесть месяцев запереть в клетку”. Как решить? Кого спросить? Мы едем к ветеринару.Его ответ: “Если вы хотите знать моё мнение - убить. Если молодая собака проведёт шесть месяцев в клетке, то больше никого к себе не подпустит”. Тимм спрашивает о других вариантах. Ветеринар: “Нет других вариантов”.- “Мы должны пойти к лесничему; он застрелит его”.- “Не пойдёт”.- “Что тогда?”- “Я не дам застрелить собаку”.- “Знаешь другой выход?”- “Собака понимает только меня; только я могу его убить”.Сумерки. Тимм немного сидит у телевизора и снова перед собакой. Болтает с ним. Возбуждение носит меня из комнаты в комнату. Мучительные вопросы: как мальчик хочет убить животное? - чем? - когда? Уже темно. Я кричу: “Ну давай уже”. Тимм в разочарованном безразличии: “Оставь же ты меня в покое!” Утро вторника. Тимм сидит у кофейного столика и курит одну сигарету за другой. Мне кофе кажется горьким. Моя единственная забота:- “Ты всё сделал?”- “Я должен был посадить его на цепь”.Как собака умирала, я не хочу знать. Мы решаемся ехать на прививку против оспы в Шверин. Врач – худая как щепка женщина с мужским голосом. Она ругает ветеринаров из-за их строгих, неуступчивых требований, а также нас, что мы так рано похоронили собаку. Мне нельзя производить впечатление грубияна: я говорю себе: спокойствие, только спокойствие. Если ветеринары и врачи не сходятся в этом вопросе, это не мои проблемы. Мы можем спокойно ехать домой. Могила собаки под молодым вишнёвым деревом. Тимм принёс большой камень на это место. “От кабанов”. Тимм ставит туда доску, где написано: СОБАКА, ПОРАЖЁННАЯ БЕШЕНСТВОМ – НЕ ТРОГАТЬ.Подробная надпись теперь бросается мне в глаза. Я спрашиваю моего сына, мог ли он сделать покороче. Ответ: осторожно, опасность бешенства. Почему он не написал так, он не отвечает. Письмо, кажется, труднее для него, чем слова. Я вспоминаю, как в один зимний день на садовых воротах прочитал: механизм сломан - пожалуйста, кричите! Почему домовладелец не написал, испорчен ли звонок?Функционер в его речи: “С проведением исполнения плана…” Когда я обращаю его внимание на это, он говорит: “Мы выполнили план”.Утро субботы. Поездка в Любсторф к Вольфгангу Г., служащему в лесной торговле. Он всеми силами души ратует за защиту окружающей среды в нашей области. (Я называю его за глаза: сенатор окружающей среды Любсторфа). Этот друг с большим животом и хитрыми глазами построил к зиме скворечники; я должен получить некоторые из них для моего сада.Утро субботы купается в росе. Уличные деревья - липы и каштаны раньше всех начинают робко зеленеть. Загадка: сколько зелени может быть на них? Большой приезд на дачи начался. Мне навстречу машина за машиной, многие с прицепами. На них стройматериалы, бетономешалки, мебель. Большой приезд в мою империю на сорок восемь часов… Бушующая, обласканная ветром рожь. Грустно я вспоминаю о моём детстве, о пашнях за деревней, в которых сегодня взрываются учебные гранаты советских противотанковых пушек. Вспоминаю прогулки с отцом и матерью по полевым дорогам.Как я хочу ещё раз со стариками пройтись по позолоченной одуванчиками тропинке… Головы холмов как будто причёсаны после тракторов.Мой друг Вольфганг, конечно, не дома. “Где он должен быть”, говорит чуть неуклюжая, любезная жена, “он хотел поговорить с вами о каких-то растениях”.Вокруг Дриспеха должно быть полудюжина улиц носят имя этого мужчины. По его инициативе они были усажены деревьями. Когда в прошлом году весенняя сухость истощала молодые липы и рябины, он взял поливальную машину кооператива и оббегал пол деревни, чтобы найти людей, которые помогут полить деревья.Чашка кофе, любезные пятнадцать минут и двенадцать скворечников - прибыль этого утра. Пять я вешаю в саду, остальные уношу на болото.Сумерки ткут их серую рубашку. Жаворонок напевает. Мои взгляды гуляют после его ясной песни. Я спотыкаюсь. Старый пограничный знак. Пограничный знак - предупреждающий знак: это мои владения! Пограничные знаки - иногда непреодолимые барьеры ненависти, раздора, презрения.Резкая перемена погоды. Ломит кости. Я попросил моего сына убрать последние грядки травянистых многолетников. Теперь я вижу, что он сгрёб немного. “Хватит”. Я указываю на зелёные вершины пыреев, смело торчащие из земли. “Грабли не годятся там, где надо перекапывать”.Сегодня я остановился у ручья и прошептал удивлённо: как он чист!Ветер подтягивает хоры облаков на небе. Робко тихо они пробуют первую строфу их дождевой песни.Солист в хоре: ликующий чёрный дрозд. Ветер дул с северо-востока. Теперь он дует с юга.Откуда он ещё может дуть - прекрасная берёза должна перед ним склоняться.Соображение: что бы было, если бы я больше не смог двигаться? Отнял ли бы один из моих детей у себя время для меня? Наверное, нелепая вещь, когда родители от подрастающего поколения ожидают благодарности.Новая мусорная яма. Мы вырыли её между кустами бузины на западе дома. При этом лопата наткнулась на пистолет последней войны. Куда только не ступал сапог немецкого солдата?Кто мог бросить его сюда? Дезертир, убегающий от Красной армии, как я сделал когда-то, бросив оружие в озеро около Цербста? Мой сын рассматривает револьвер с простым любопытством.Позже: Тимм отчистил ржавчину с пистолета и покрыл его лаком. “Для нашего музея на стене дома”. Здесь уже висят: подковы, лемеха, борона, цепи, тяговые крюки.- “Опять запустили космический корабль”.- “Если я не в нём, то мне это не интересно”.Позже:- “А когда запустили первый?”- “В октябре пятьдесят седьмого”.- “А Гагарина?”- “В апреле шестьдесят первого; я был как раз в Москве”.- “Невозможно поверить, что это так легко”.ВОСПОМИНАНИЕ.После балета в Большом театре я шёл со знакомым в “ЛЕНИНГРАД”. Распив бутылку вина, мы около полуночи уже забирали наши пальто из гардероба, когда два москвича встали рядом с нами. Один спросил: “Немцы? ГДР?” Мы закивали.Мужчины пригласили нас ехать с ними на квартиру. В такси мы узнали, что Алёша был чемпионом союза по боксу и что Николай работал инженером на машиностроительном заводе.Наша цель - старый дом на юге Москвы - водитель такси закричал внезапно: ”Слушайте, товарищи, слушайте!” Он только что включил радио. Мы остались сидеть. Напряжённо слушали на полуночной улице сообщение о старте “Восток 1” с Гагариным на борту. На выходе я опустился на колени и услышал рядом со мной радостный крик. Алёша похлопал меня по плечу.До пяти утра мы не сидели с водкой хлебом и всем остальным. Нас угощала любезная бабушка Алёши.И каждый раз, когда я потирал больное плечо, общество смеялось, и хозяин квакал: “Не так уж это плохо, когда ты был внизу, Гагарин был уже наверху”.***Тимм ставит большой горшок с альпийской фиалкой и коробку шоколадных конфет на стол.- “Хочешь на день рождения?”- “Нет”.Мальчик улыбается и кивает укоризненно.- “Завтра приезжает мать”.- “Ага”.- “Завтра у неё…” Я почти забыл про день рождения G., также, как и про восьмое марта. Позже: Тимм с письмом. “Я забыл кое-что”. Я читаю. Мальчик стоит рядом.- “Ну, что скажешь теперь?”- “Радуйся!” отвечаю я и облегчёно отдаю ему письмо, в котором написано, что у девчонки не будет ребёнка.Площадь в центре деревни. Молочная. Перед ней дюжина молодых людей. Они противники одинаковости, при этом все выглядят одинаково. Все как один в джинсах. Все как один на мопедах. Все как один в растоптанных коричневых “трамперах” на ногах.Как будто это было выжжено во мне: “Адольф Гитлер родился двадцатого апреля 1898 в Браунау на Инне…” Об этом предложении ежегодно напоминает мне лист календаря. В третий раз иду к председателю кооператива с просьбой очистить сточные канавы. Сколько покорного попрошайничества. Сколько затрат времени для маленького, но важного дела в жизни.После долгих дней серого неба, наконец, снова солнце. Если бы трава переваривалась, сегодня я ел бы её.Тимм открывает рюкзак, ставит выточенный деревянный подсвечник на стол.- “Я сделал его в обеденный перерыв”.- “А чем ты вообще занимаешься?”- “Строю, каждый день строю то, что сказало руководство; скучно до тошноты”.Монотонность работы - вместе с тем, миллионы должны трудится ежедневно на конвейерах, в цехах, универмагах, вычислительных центрах.Возникает вопрос, в какой мере школа к этому подготавливает? Не слишком ли хорошим мы представляем мир нашим детям? Как искусно и неловко консультируют учителя? В какой мере они могут учитывать способности и желания? Как часто ошибаются претенденты с их способностями? Какие интересы у экономики? Какую роль играет желание родителей? Не используют ли родители свою позицию, когда отдают ребёнка учиться туда, куда он не проходит по средней оценке? В каждом ли случае персональная оценка ставится по средней оценке. Они - удобная учительская палка для обсуждения учеников. Они способствуют развитию карьеризма. Они только полуправда. Когда в аттестате стоит цифра, в каком-то углу ухмыляется ложь. Не может быть, чтобы один ученик был хорош во всех предметах. Никогда.- “Куда ты?”- “Строить из камня”.- “Ты и строить из камня? - У кого?”- “А там один тип достраивает дом”.- “А сколько он заплатит?”- “Двенадцать марок час; запахло деньгами”.Не продиктовано ли твёрдое мнение сына о работе в цехе его нежеланием и ленью?- “Я не для того живу при социализме, чтоб надрываться, как при капитализме”.- “Надрывайся и через двенадцать лет накопишь на машину”.- “Копи, и в конце жизни у тебя будет маленькая денежка”.Всегда ли у молодых людей такое несознательное отношение к труду? Поздним вечером, немного подвыпивший Тимм приходит со стройплощадки.- “Мужик, прикинь, у него есть всё: цемент, известь, клинкер, самый лучший кафель. И окна – я таких ещё не видел”.- “И откуда он всё это взял?”- “У него есть западная денежка”.Позже: “Всё сделали отлично. Когда хорошо работаешь – не скучно. Там не похалтуришь”.***ВОСПОМИНАНИЕ.Осень сорок первого, время обучения в крестьянской усадьбе. Распахивают поле. Я получил заказ идти за большой сеялкой с маленькой. Большая сеялка шириной пять метров, моя тоже. Я иду точно по колее.Вечером приходит крестьянин, видит прочерченные полосы, шипит на меня и требует делать всё заново в воскресенье.ВОСПОМИНАНИЕ.Разгар лета. Гроза в небе. После ужина крестьянин просит всех людей во дворе быстро спасти последние повозки сена. Несколько минут назад упряжки выехали со двора. Вилы наносят удар. Работают грабли. Сенные горы шумят из-за ветра благодаря воздуху и скоро будут уложены слоями на телегу. Пот течёт. Руки становятся слабыми. С первой каплей дождя последняя упряжка едет на гумно. А сено принадлежало не кооперативу, это было не людское добро.ВОСПОМИНАНИЕ.Осень сорок четвёртого. Дворянское поместье графа Б. в S. становится народным. Сельскохозяйственному рабочему поручают прибить вывеску к воротам: НАРОДНОЕ ДОБРО. Мужчина берёт у столяра доски, гвозди. Вечером висит вывеска. Остаток досок и остальные гвозди тащит он тайком домой.***Первый крик у скворечников: лазорёвка против воробья. Письменный стол прощай! Теперь меня тянет в сад, надо копать, сеять.Тимм въезжает на двор. Прежде чем спустится, он спрашивает: “Давай быстрей поедем в город в ремесленную палату”. Я прыгаю от радости. Так быстро я ещё никогда не запрыгивал в машину. Мы едем в Шверин. Мальчик мечтает о цехе, и о том, что он хотел бы сделать: мебель, игрушки.- “Быстрое решение, кто тебе это сказал?”- “Никто”.- “А мастер”.- “А ты разве мне в этом не помог?”После беседы с ворчливой секретаршей – она как раз хотела закрыть дверь - но мы хитрее: пять лет работы у инструктора, на курсах, в школе. Тимм: “Я начну, как отслужу”.Оптимистичная липа. Вдоль всего ствола побеги, даже там, где её собственная тень падает. Деревья растут, не спрашивая зачем. Несколько дней Тимм собирает камни с пашен, на которые, вероятно, у цеха нет времени. Он переносит это занятие спокойно; сегодня даже радостней: два камня - глоток из бутылки.Похвала председателя: “Ваш сын - это усердный парень, иногда, правда, упрямый, как баран, которого переводят в другой сарай”.На мой вопрос, почему столяр должен собирать камни, руководитель отвечает, пожимая плечами. “Нам все должны помогать в сельском хозяйстве, он не исключение”. Разумно ли?Грубыми каплями дождь чистит шкуру луга. Лютики поблёскивают, как золотые кнопки.