Глава 3. (1/1)

-Ты не договариваешь, — проснувшееся было сочувствие сменилось раздражением из-за явного желания что-то утаить. Фрэнк усмехнулся. Это мы еще посмотрим. — С пленными никогда не обращались мягко, мой предок скорее запугивал тебя. Может быть, ты сам ему себя предложил?Резко брошенный на него взгляд шотландца заставил вздрогнуть. Несмотря на свое состояние, тот выглядел угрожающе.-Не смей! Ты ничего не понимаешь!-Не понимаю? Позволь не согласиться. Я много проводил допросов во время мировой войны, может Клэр говорила про нее тебе? Если бы все пленные, у которых были содомитские воспоминания, вели себя так, как ты…-Да что ты понимаешь, англичанин? Ты судишь, а ровным счетом ничего не знаешь, — выплюнул обвинение Фрейзер.-Так расскажи мне, — мягче предложил Фрэнк, — Я готов выслушать, — добавил он, опять садясь на стул и откидываясь на спинку, позволяя шотландцу наконец расслабиться.Тот шумно выдохнул, опуская голову. Его грудь тяжело поднималась в такт дыханию. Слипшиеся пряди прикрывали глаза. Фрэнк даже решил было, что тот опять будет уходить от ответа.-Ладно, слушай, — начала Фрейзер, не поднимая глаз. — Твой предок не просто не был святым — тяжело оставаться чистым во время войны. Блэк Джек Рэндалл был сущим дьяволом во плоти. Он любил истязать, он видел красоту в боли, — он с трудом сглотнул. — Началось все давно. Еще до нашей встречи с Клэр. Отец уехал. А Блэк Джек ворвался в мой дом, угрожал моей сестре. Когда я попробовал проявить сопротивление, он поймал меня и бросил в тюрьму. На утро предложил лечь с ним вместо порки. Я отказался. Тогда он выпорол меня, сдирая кожу и оставляя страшные рубцы. До отключки, до мыслей о скорой смерти. Но самое страшное случилось, когда я пришел в себя. Мне сказали, что сердце моего отца, видевшего произошедшее, просто не выдержало, — монотонный голос Фрейзера ненадолго умолк, словно ему было тяжело вспоминать о смерти отца, неотпускающее чувство вины сдавило его горло. Он тяжело вздохнул и продолжил: — Но Блэк Джек не остановился и выпорол меня еще раз. Чудом сбежав, я еще долгое время просыпался от кошмаров, мучивших меня. В них я видел кровавую порку, смерть отца и звериный оскал своего мучителя. Фрейзер откашлялся. Сплюнув на пол, он с горечью добавил:-Повторно мы столкнулись, когда он преследовал меня и Клэр. Пришлось напасть на Форт-Уильям, когда он схватил ее. Слава Богу, он не успел ничего плохого сделать, и мы ее спасли. Но вот в Вентворте… — голос его надломился.Фрэнк встал, пытаясь скрыть дрожь от впечатляющего рассказа. Образы, которые вставали перед его мысленным взором, ужасали. Во рту горчило, словно он хлебнул полынной настойки. Он подошел к столу, уставившись на пустой кувшин. Пряный эль закончился, в чистоте воды были большие сомнения. Поэтому Фрэнк, не придумав ничего лучше, вернулся и просто достал свою флягу с виски и протянул шотландцу. Тот машинально взял ее, не сразу сообразив, что это такое. По всей видимости, он в мыслях сейчас был далеко отсюда. Но спустя мгновение, почувствовав запах, Фрейзер осторожно наклонился к прикованной кандалами руке и поднес флягу ко рту. Он сделал глоток, прикрыл глаза, и на его лице отразилось облегчение. Виски, словно монастырское вино, дарило ему отпущение, в котором он нуждался. Тряхнув головой, будто сбрасывая наваждение, Фрейзер вернул флягу, и Фрэнк тоже отпил. Знакомый вкус вернул ему самообладание.-В Вентворте меня должны были повесить. Долго рассказывать, из-за чего, но я был готов к смерти. Я понимал, что когда-нибудь меня поймают. Поэтому смирно ждал наказания. Но в последний момент, когда петля уже была на моей шее, на казнь прискакал Рэндалл. У него с собой были какие-то бумаги. Меня отвели к нему на допрос, отложив наказание до следующего утра. И эта ночь — самое страшное, что случалось со мной, — он нервно сглотнул. — Никакие из ужасов Форта Уильяма не сравнить… Воспоминание жжет меня своим огнем даже сейчас.Фрэнк опять встал, зашагав по комнате. Где-то в голове начинала наливаться дерганной болью мигрень. Он подошел к тлеющему камину и добавил несколько небольших поленьев. Красные искры в полутьме притягивали взгляд. Он вздохнул, слушая откровения Фрейзера. Не таким он воспринимал Джонатана Вулвертона Рэндалла, когда затевал поиски в архивах истории своих предков. В горле опять встал ком. Ужасно хотелось курить. Фрэнк принялся искать в карманах сигареты. Преподобный предупреждал против них, ведь в XVIII веке в ходу были только трубки, но сейчас Фрэнк не мог больше сдерживаться, да и при Фрейзере, пожалуй, не было смысла таиться. Чиркнув спичками, он прикурил сигарету, сразу ощущая, как терпкий табачный дым обволакивает язык и небо. Горло постепенно начинало отпускать. Уйдя с головой в воспоминания архивных записей, Фрэнк не заметил, как фильтр почти истлел и начал жечь пальцы. Тихо выругавшись, он бросил окурок в камин, наблюдая, как он быстро сгорает в пламени.-Тебе было больно, когда он брал тебя? Почему ты не сопротивлялся тогда? — спросил он, наконец поворачиваясь к ушедшему в свои мысли шотландцу.Он взглянул на Фрэнка — даже в полутьме было видно, как блестят от злости его глаза.-Он раздробил мою кисть и приковал гвоздем к столешнице. Он хлестал меня, приковывал к стене, словно пса. Думаешь, если бы я мог, я бы не вырвал его сердце? Даже в таком состоянии я бы все отдал, за возможность сделать это! — закричал Фрейзер, поддаваясь вперед. Фрэнку начало казаться, что стул может не выдержать его напора и кандалы станут бессмысленными. — Но Клэр пыталась спасти меня и в итоге оказалась в его руках. Я поклялся не сопротивляться и позволить ему делать с собой все, что он захочет, — глухо добавил он.-Ты обменял себя на Клэр? — вырвалось у Фрэнка раньше, чем он успел подумать. Он вернулся и опять сел напротив шотландца. Чуть наклонившись, чтобы лучше разглядеть Фрейзера, он сейчас мог считывать его эмоции, как в раскрытой книге. А там было на что посмотреть. Шотландец продолжал молчать, не отвечая на вопрос. Какое-то еще не оформившееся чувство возникло на задворках сознания, но Фрэнк пока не мог сформулировать.-Я отдал ему себя, — наконец ответил он и, несмотря на слабое освещение, Фрэнк заметил, как его скулы окрасил румянец. — Сначала просто терпел. А потом… Черт, да! Все еще хочешь знать? Ты ведь уже догадался, англичанин! Рэндалл, дьявол, он ведь хотел это делать со мной! Он любил мое тело, объятое болью! Первый раз он просто грубо взял меня, наслаждаясь криками. А потом стал добиваться отклика на свои действия, — его глаза лихорадочно блестели в полутьме, а голос набирал обороты. — Джэк брал в рот мое естество, он смазывал меня маслом, чтобы врываясь, не приносить такой сильной боли. Он добился того, что я отвечал на его движения во мне. Я стал жадно впитывать наслаждение, которое он мне дарил. И — чудо — боль отступала. Пусть поначалу я думал о Клэр, очень скоро он вытеснил своими ласками ее образ, я полностью понимал, с кем делю удовольствие. Да, моя дырка стала без труда принимать его член, и я кричал от счастья, когда на пике наслаждения чувствовал, как его семя заполняет мой задний проход, — голос его сорвался. Он закрыл глаза, безвольно опуская голову на грудь. — Я понимал, что это дьявольски порочно, понимал, что в аду. Но жить мне осталось несколько часов. И я был, пусть и недолго, рад тому, что происходило между нами. Даже своими руками поставил на себе его клеймо, когда он попросил. Я был готов быть эти несколько часов его собственностью. Принадлежать этому дьяволу, — его дыхание сбилось. На лбу опять выступили капельки пота. Фрэнк только сейчас осознал, что опять склонился к нему. Его ноздрей коснулся уже явный запах возбуждения. Не понимая, что делает, Фрэнк осторожно коснулся выпуклости на штанах и почувствовал толчок в ответ. Возбужденный, Фрейзер не отдавал себе отчета. Он одновременно горел от греховного желания и ненавидел себя и Блэк Джека. Когда Фрэнк осторожно сжал его член через ткань штанов, в ответ тот шумно выдохнул, что-то невнятно пробормотав.-Что ты сказал? — Фрэнк внезапно понял, что хриплый шепот, разрезавший наполненную шумным дыханием тишину, принадлежит ему.-Не надо… Джэк. Не делай этого… — едва слышно повторил Фрейзер.Понимание пронзило Фрэнка. Шотландец думал, что он опять с Блэк Джеком.-Скажи мне, как сильно ты хочешь того, что просишь не делать, — понизив голос, сказал Фрэнк, с ужасом понимая, что несмотря на осознание неправильности происходящего, не может остановиться. Джейми Фрейзер, мужчина, о котором безутешно мечтала его любимая Клэр, дрожал в его руках, откликаясь на поглаживание своего члена. Движения Фрэнка стали еще более настойчивыми. Он не боялся сделать что-то не так. Казалось, его руки сами знали, что нужно делать. Поглаживая одной рукой его возбужденный член, второй Фрэнк касался груди, чувствуя даже через поношенную одежду, как напрягаются под его прикосновениями чувствительные соски. Джейми глухо стонал, не глядя ему в глаза.Притянув за шею к себе, Фрэнк положил его голову на свое плечо, тут же ощутив, как скованные кандалами руки хватаются за его предплечья, но не отталкивая, а наоборот, притягивая. Джейми уперся в него горячим лбом, словно ища опоры. Фрэнк чувствовал сквозь свою одежду жар и влагу, не понимая, слезы это или пот. Он жадно внимал всему, что в этот момент происходило с Фрейзером, впитывал его возбуждение, обжигающие сознание эмоции. Но даже поглощенный происходящим, Фрэнк не мог не понять, что у него тоже уже стоял, что капля предсемени размазалась по белью. Не обращая на это внимания, он нервно прикусил губу. Все это сейчас было неважно. Он хотел продолжить ласкать этого человека, цепляющегося за него, словно за единственное свое спасение. И Фрэнк осознал: где-то в глубине души, там, где прячутся самые тайные и постыдные желания, которые всегда так внезапно дают о себе знать, он отчаянно хотел продолжить сводить Джейми с ума.-Наполни меня, Джэк, наполни, — жаркий шепот молил его, прерываемый только хриплым дыханием. — Ты дал мне так много, но так недостаточно мало! -Джейми, — голос подвел его, и Фрэнк почти беззвучно выдохнул это имя. Как последнюю просьбу и как жадное требование одновременно. — Джейми, не надо.Он вдруг понял, что ненавидит себя за то, какой он есть. Да, он хотел разобраться. И даже хотел как-нибудь отомстить за потерянное счастье. Но то, что он делал сейчас, выходило за рамки той морали, в которой Фрэнк привык жить. Он будто увидел себя со стороны, и презрение, затопившее его, ударило по оголенным нервам. Это чувство было как никогда сильным. Фрэнк не хотел пользоваться слабостью шотландца — а то, что сейчас творилось с ним, невозможно было описать как-то иначе — но не в силах был остановиться.