Глава 11. Отрезвление (Вин). (1/1)

Вин подхватил обмякшего, запрокинувшего назад голову Ньюира: голова беспомощно мотнулась в сторону и повисла, лицо побелело, губы почти посинели.…Эйфория стремительно уходила, окатив его напоследок ледяной волной отрезвляющего, неведомого ему чувства: густая, свинцовая тоска плеснула на него от этого тела. Он с удивлением понял, что испугался. Он прижал тело к себе и услышал слабый стук измученного сердца.—?Ччерт!.. Кажется, я слегка перестарался…Его игрушка нуждалась в починке, пока он ее окончательно не доломал. Он не верил, что сейчас даже жалеет ее, но реальность утверждала, что это так: он растерянно оглядывал легкое тельце, чувствуя, как из глубины его души рождается боль, как будто часть причиненных страданий передалась и мучителю:—?Как же тогда больно?— ЕМУ?!..Это было невозможно…Это было.Он поднял на руки невесомого Ньюира и понес в дальнюю комнату.Толкнув ногой дверь, он включил свет, положил тело на пол. Огляделся?— и вышел за одеялом и лекарствами, купленными по пути.Вернувшись, он расстелил одеяло на полу, переложил на него Ньюира и стал снимать с него брюки. Сняв, отбросил их прочь. Трусы под брюками были свободные, длинные, до колен. Он перевернул Ньюира на живот, осторожно приподнял ткань трусов и, стараясь не касаться кожи, начал медленно снимать и их.Он решил не снимать трусы полностью, чтобы не оказаться застигнутым врасплох за минутами слабости. Сейчас он испытывал жалость к этому существу, но не мог признаться в этом ему, не мог показать вида, что жалеет своего пленника.Он достал тюбик мази из упаковки, повертел в руках; не забывая посматривать, не очнулся ли Ньюир, прочитал инструкцию: понятно… Он впервые пользовался подобными вещами, и не хотел показаться даже себе неловким или смешным.К тюбику прилагался пластмассовый аппликатор для удобства нанесения лекарства, но он повертел его в руках, прикинул, и отказался от этой идеи: причинять новые физические страдания он не хотел, к тому же от новой порции боли парень мог и очнуться…Он осторожно, не сводя взгляда с лица, прислушиваясь к слабому дыханию, раздвинул ягодицы, логично решив начать с самого больного, потаенного места; под ладонями явственно чувствовались бугры от его ремня.Вообще-то, выглядело все даже хуже, чем казалось: один длинный багровый след тянулся наискосок от зада к пояснице, почти рядом с почкой. Он в каком-то ступоре медленно протянул руку к этому материальному доказательству своего скотства и провел пальцами, ощупывая. Глаза не обманывали его… Два перекрещенных удара пришлись больше на ягодицы и бедра, но этот…—?Твою ж мать!.. —?Сейчас он уже абсолютно не хотел повторения. Его мутило. Он испытывал отвращение к себе, и этот вкус ему категорически не нравился. Он никогда еще не давал волю своей агрессии, всегда строго дозируя ее, чтобы нечаянно не попасть в неприятности.Сегодня же, будучи абсолютно уверенным в том, что жертва не пойдет в полицию, он одурел от собственной безнаказанности и невольно допустил передозировку этого сводящего с ума ощущения безграничной власти, замешанной на безнаказанности и похоти.Подобного опыта у него еще было, но выводы он уже сделал: впредь стоит лучше контролировать свои желания, соизмеряя их с чужими возможностями.Он аккуратно, свободной ладонью, раздвинул его ягодицы, открыл анус и бережно нанес мазь на это припухшее сжатое место средним, самым длинным, пальцем; круговыми движениями, не отнимая пальца от кожи, ввел палец внутрь?— как и было написано, на фалангу; кивнул себе, радуясь, что взял мази побольше: не придется второй раз это проделывать; затем медленно вывел палец наружу.Судорога прошла по телу?— он замер, бросив взгляд на лицо: нет, глаза по прежнему закрыты. Кажется, цвет лица возвращается… Это хорошо.На сомкнутых ягодицах уже явно и четко проступили багровые, вспухшие, приподнятые над поверхностью гладкой кожи широченные толстые рубцы.—?Что ж я за тварь?!.. —?Вин стремительно трезвел. От такого приятного упоения собственной силой давно не осталось и следа, но сейчас выветривались и последние остатки опьянения алкогольного. Внезапная вспышка раскаяния отняла у него последние силы.…Но дело не было закончено. Он взял следующую упаковку… А вот это ему было знакомо, как и всем, собственно: средство для ушибов и ссадин было в каждой аптечке, как и пластыри.Аккуратно, стараясь не нажимать лишний раз, он нанес гель на вспухшие участки. Быстрый взгляд в сторону: глаза закрыты. Это хорошо, пусть спит.Накрывать одеялом лежащего он не стал: гель смажется, впитается в ткань; да и не замерзнешь в такую жару: вентиляция работает, но, вроде, сквозняком по полу не тянет.Снимать наручники… Пожалуй, нет: еще повредит себе что-нибудь в беспамятстве… Пусть полежит так. Кстати, Вин еще не убедился в том, что урок усвоен: вдруг Ньюир вообще мало что вспомнит наутро.…Вообще-то он и сбежать может, как не раз сбегал из клуба… Штаны надо забрать. В трусах особо не разбегаешься. Но на всякий случай стоит запереть дверь. Очень кстати сейчас пригодилась эта каморка. Он никак не мог найти ей применение: окон нет, размер как у гардеробной, но у него уже была гардеробная… Видимо, планировкой предусматривалось две гардеробных на такую большую квартиру.И наручники тоже вовремя попались под руку. Он не помнил, кто тогда притащил их на последнюю вечеринку-пьянку, но было довольно забавно наблюдать, как пьяные друзья на спор, по секундомеру, пытались снять с себя этот холодный кусок металла. Он не повелся на развод, но наручники прихватил. Полезная оказалась вещь……Что-то стучалось в мозг… Сбежать! Он может попытаться сбежать… Нужно связать ноги, пока он в отключке. Если бы Вин мог заглянуть в его глаза, чтобы понять, сбежит он или нет… Но глаза были закрыты. А у него не было другой пары наручников… Ничего, можно и ремнем. Кстати, а вот и он: на брюках, валявшихся рядом, обнаружился вполне удобный для этого аксессуар.…Его мозг боролся с внезапно появившимся чувством жалости, отгораживаясь от нее все новыми и новыми баррикадами из стойкой уверенности в своей правоте, необходимостью преподать урок, равно как и наказать за воровство; покарать предателя, подавить его волю, чтобы подобное не повторилось; он собирал себя по кусочкам, подбрасывая в кучу наваленных вразнобой аргументов все новые и доводы.Помимо всего перечисленного непоколебимая угрюмая стойкость его огрубевшей души, отрицающей такие малополезные и даже опасные вещи, как нежность, сострадание и сочувствие, не позволяла ему даже и в мыслях допустить, что сейчас он проявляет к этому существу нечто подобное. Разумеется, это была просто холодная логика!Он не хотел отпускать его на волю, и не хотел признаться себе в этом.…Пожалуй, пора и поспать немного. Голова уже не соображает, да и продолжить можно в любое время: идти никуда не нужно, времени навалом.Он тяжело поднялся, последний раз бросив взгляд на лежащее на полу тело?— и вышел.