Часть 7 (1/1)

Джим становится старше, Джим становится Барнсом, и Стив теряется, не находя между ними различий, не понимая, почему не подмечал очевидного раньше и как мог так долго игнорировать этот факт. Разум услужливо напоминает ему, что он познакомился с Баки в тридцатом году и не знал его первые двенадцать лет своей жизни - это уже потом в его жизни появился Джеймс, и все улетело в тартарары, хотя не сказать, чтобы он в итоге оказался недоволен - поэтому у Стива просто нет воспоминаний, связанных с Барнсом до его двенадцатилетия, а значит и опыта восприятия Баки, который мог бы повлиять на его решение оставить младенца. Если бы он мог предугадать, что все получится так, ни за что бы не взялся, и это было бы вернее. О том, как сильно Роджерс прогадал, как облажался с идеей воспитывать клона как своего ребенка, он узнает в день их первой же, черт возьми, тренировки. Джиму необходимо научиться защищаться, этим он руководствуется, настаивая на необходимости заниматься и еще не зная, во что это выльется. А после лежит, уткнувшись затылком в ровно подстриженный газон на заднем дворе их дома, и вместо неба над головой видит лицо Барнса.- Попался! - победно восклицает Джим, прижимая к земле его руки. Мальчишеские запястья, едва ли способные удержать его по-настоящему - веточки по сравнению руками самого Роджерса, но он все равно застывает, не в силах пошевелиться. - Я победил, теперь ты обязан сделать все, что я захочу, - и сам же осекается, а после отводит взгляд, оставляя Стиву рассматривать алые пятна на скулах и сжатые челюсти.*- Попался. - Барнс наваливается сверху, опрокидывая его на пол, а после сжимает его бедра своими, седлая сверху, хотя Роджерс все равно не вырывается, даже когда Джеймс склоняется над ним, заводя руки за голову и умудрясь удерживать тонкие стивовы запястья одной рукой. Джеймс целуется напористо, горячо, жадно. - Теперь я могу делать с тобой все, что захочу.Это звучит как обещание, и Стиву почти не стыдно, когда Барнс довольно ухмыляется, почувствовав реакцию его тела на свои слова, а после наклоняется ближе к его лицу, поедая глазами вспыхнувшие щеки, лихорадочно блестящие глаза и пересохшие губы.- А что ты хочешь? - но Джеймс не отвечает, в очередной раз предпочтя слову дело.*Вывернуться и оказаться сверху не составляет труда, но Джим, впечатанный в землю, доволен этим положением, потому что ему удается скрыть за этой возней то, как он себя на самом деле чувствует.- Я выиграл, - сообщает Роджерс, садясь на пятки, и улыбается довольно и широко, и только взгляд у него пытливый и очень грустный. Джим цепляется за эту грусть, выбрасывая из головы странное ощущение, преследовавшее его минутой ранее, и весело произносит:- Ладно, чего ты хочешь?- Моешь посуду, - самодовольно ухмыляется Грант, протягивая ему ладонь и помогая подняться. Разница в росте уже не такая колоссальная, как Джиму всегда казалось, и подметить этот факт оказывается отчего-то приятным. - Однажды я стану сильнее, чем ты, - клятвенно обещает он, впитывая улыбку отца: Грант наверняка почувствовал гордость за сына, - и посмотрим тогда, как тебе понравится все время оказываться снизу.Это звучит неправильно, чертовски неправильно, но Джим не замечает, что сказал что-то не то, а Стив не спешит его просвещать. Он отправляет сына в дом, а сам еще долго сидит на заднем крыльце, пытаясь избавиться от ненужных воспоминаний и напоминая себе, что перед ним не Джеймс, перед ним Джозеф, его сын. Человек, которого он выпестовал с пеленок. Не друг, не замена Барнсу - отдельная личность, воспитанная с осознанием, что Роджерс его отец, и никак иначе.*- Гляди-ка, я теперь сильнее, чем ты, - и это правда, в новом Роджерсе столько силы, что у Барнса от благоговения перед ней волоски на теле становятся дыбом, а в паху тяжелеет при одном только взгляде на это крепкое тело с широкими плечами, поджарым животом и узкими бедрами, - посмотрим, как тебе понравится теперь все время быть снизу.Но Джеймсу нравится.