3 (1/1)

1983—?Лена…Павел спешно подзывает к себе сестру, и Ёлка решается оставить отца одного в комнате. Ослабленного и поникшего. Кто-то вздумал позвонить им сегодня, когда семья лишилась матери…—?Рива Менделевна… —?Павел протягивает сестре трубку, сталкиваясь с её непонимающим взглядом. В глазах Елена застывает немой вопрос. —?Мать Рафаловича…Немало удивлённая Лена прижимает трубку телефона к уху, с трудом догадываясь, зачем к ним в квартиру, в момент печали и скорби, звонит человек, которого трясло от одной мысли, что в её семью войдёт ?эта русская?. Именно она?— Елена Дмитриевна Чернова…Лёнечка мог пользовать кого угодно, где угодно, но жениться имел право… Только на еврейской девушке из хорошей зажиточной семьи, без порочащей связи с обкомовскими Черновыми. Ёлка знала, что не только её мать была против их свадьбы с Рафом…Рива Менделевна…Ёлка и рада бы забыть это имя и отчество, оставленное за чертой туманного семьдесят седьмого года, но только уставший от жизни, женский голос в трубке, просит её о прощении. Прощении для себя и для сына, который когда-то был для Черновой целым миром. Небом, морем, воздухом…Постаревшая еврейка, таившая неведомую для Елены, обиду на старших Черновых, отпускает все грехи матери Ёлки и Павла?— о мертвых либо хорошо, либо молча. Она сочувствует горю семьи, и только поэтому впервые за много лет решается заговорить с несостоявшейся невесткой.А Лидия Тарасовна не выдержала нового удара судьбы: супруга отправили на почетную пенсию, о чем оповестили в самом Кремле, предварительно неожиданно отозвав с посольской службы. Весь путь из Москвы до Ленинграда Чернова-старшая неизменно смолила, и ни слова не сказала Дмитрию Дормидонтовичу. Могущество?— псу под хвост. Почему это случилось с ними? С ней?..Всевластная Лидия Тарасовна добивалась своего любой ценой! Огромная квартира в элитном доме, партийные должности и привилегии, почет и уважение?— все это достигнуто не только благодаря усердной работе Дмитрия Дормидонтовича, но и связями бывшего следователя органов внутренних дел Лидии Тарасовны Чибиряк. А падать с вершины больно. Жена бывшего секретаря Ленинградского обкома КПСС не может быть обычной пенсионеркой…Отняли даже обкомовскую дачу, составлявшую предмет гордости четы Черновых. Когда-то там шумно гуляли свадьбу Ванечки Ларина с Татьяной Приблудовой. Тогда никто не знал, что эта общая встреча друзей-мушкетеров и Ёлки?— последняя. Как и то, что ранний и поспешный брак молодых Лариных рухнет, оправдывая самые худшие прогнозы…Они были счастливы… В ночь, когда Лёня пел под гитару ?Лирическую?, а Ёлка представляла, что не за горами и их свадьба… Такая же добротная, веселая и хороводная, как и свадьба старого друга Вано…—?Сволочи, паражники недоделанные!?— услышат Ёлка и Павел, прежде чем отец начнет успокаивать мать, но взамен услышит только звон дорогого трюмо и грохот в супружеской спальне.Когда неистовые крики Лидии Тарасовны затихли, перейдя в болезненные стоны, и в комнатах воцарилась пугающая, звенящая тишина, Дмитрию Дормидонтовичу ничего не оставалось, как выломать дубовую белую дверь, и обнаружить, что жена едва дышит. Хватил удар…Елена зря искала успокоительные лекарства?— маме они больше не помогут. Она лежит омертвелой куклой на руках Павла, и в воспалённом сознании Лены единственная проскальзывающая мысль:—?В скорую!Тяжёлый инсульт. Лидия Тарасовна изредка приходила в сознание, но Ёлка предчувствовала беду. Пусть и знала… Что вид матери в больничной палате, напичканной лекарствами и обмотанной проводами, не вызывает в ней жалости. Любви, которой должна пылать дочерняя душа…Мама? Как же так…Однако все просто, как дважды два. И Елена легко обосновывает свою непокорность матери, и свои напряжённые с нею отношения. Потому что однажды Лидия Тарасовна отработанным ударом своего кулака выбила из единственной дочери теплые чувства, объясняющие святую любовь дочери к матери…Мама стала бессильной, мама не может побороть своего состояния. Но Лидия не может не узнать дочь, пришедшую её навестить. Пусть бледно-голубые глаза туманы, находясь под воздействием сильнейших лекарств. Ёлка ничем не может помочь своей ослабшей матери…—?Видишь?! Тебя напичкали лекарствами, ты не чувствуешь боли, так легче! Я знаю… Знаю, что такое бесчувственность! Тебе не больно, когда тебя обижают, и ты не бьешься головой о стену, когда тебя предают! Ты ешь, ходишь на работу… Даже замуж выходишь и разводишься?— как мертвый!Елена прекрасно чувствует, что мать не ответит ей ни чем, кроме страшного… Именно страшного взгляда, который и отличал бывшего майора НКВД. Бывшего? Нет, мама никогда не теряла своей боевой хватки, обретенной в застенках Лубянки и Литейного.—?Мама, а знаешь, кто меня убил? Не знаешь?! А ведь это была ты! Тогда, пять лет назад, когда отняла у меня Лёню. Теперь ты тоже стала такой же… Но мы поборемся, слышишь, мама? Мы поборемся…В этот раз борьба со смертью обречена на провал. И Елена понимала и принимала этот факт лучше других…Матери не стало к утру, и Лена могла бы почувствовать себя виноватой. В том, что окончательно добила свою сиятельную и амбициозную мать. Которая иной раз казалась ей чудовищем, не воспринимавшим дочь всерьёз, и желающей только помыкать своей неудавшейся копией. И вместо дочернего горя, застилающего всё вокруг беспомощным отчаяньем, Ёлка думает только о том, что свободна… Свободна от своих же оков, приобретенных вместе со страхом быть снова обманутой. Чернова-Воронова не желает лгать сама себе. В её затхлую комнату понемногу впускают воздух…Но на другом конце провода всё ещё раздается голос Ривы Менделевны.Прошло больше пяти лет, и Ёлка должна бы перестать держать обиду внутри, показывая, что в тот морозный день семьдесят седьмого года, Раф убил в ней человеческие чувства, взамен оставив одну?— пустую и в кромешной темноте. Умолял о прощении, стоя бледной тенью в больничной палате, но видел глухую стену…Елега сама заставила забыть Леонида все, что связывало так много лет, что грело, и что… Он так стремительно разбил, окружив Ёлку изгородью изо лжи и наветов. Кто только не смеялся над девушкой Леонида Рафаловича, сбежавшей из дома и топчущуюся рядом с казармами? Замерзая, стоя на морозе без шапки, грея озябшие ладони в рукавах драпового пальто…Зря… Иначе бы старая мама Рафаловича не каялась перед забракованной недоневесткой. Зря…—?Прости нас… Меня и Лёню… Прости…Рива Менделевна, прощаясь, и передавая искренние соболезнования сломленному горю Дмитрию Дормидонтовичу, не находит сил говорить с ним. Вскоре в трубке слышатся короткие гудки, а Лена наконец-то готова вынырнуть из своих воспоминаний. Оборачиваясь на мужа, который слышал короткий разговор Ёлки по телефону, но не придал ему существенного значения. Дежурные обыкновения, ему ли не знать…Витенька, если бы ты только знал, о чем я думала последние две минуты…—?Едем… —?немного помедлив, Лена вспоминает, что им действительно пора. Пора проводить маму в последний путь. Пора обрушить ещё одну связь с прошлым, которую забирает с собой мать Елены и Павла,?— пора…—?Давай-давай, собирайся,?— Воронов подгоняет жену, метаясь по коридору, будто ему, такому огромному и неприкаянному, нечем себя занять.—?Да и без тебя знаю…Сердце снова разжали, но не отпустили. Прошлое снова в шаге от неё. Но Ёлка все ещё Чернова-Воронова, и есть ли смысл что-то менять?..