Глава 21. (1/1)

…должно быть, был момент, тогда, в самом начале, когда мы могли сказать – нет. Но мы его как-то упустили…Х/ф ?Розенкранц и Гильденстерн мертвы?Было уже далеко за полночь, а Андрей всё не мог сомкнуть глаз. Он мерил свою спальню широкими шагами, а в душе его всё клокотало от ярости. В его ушах всё ещё звучали льстивые речи придворных, поздравляющих его с этой нежданной радостью. Но вместо искренности за каждым словом крылась насмешка, за каждой улыбкой – притворство. И всегда – это презрительное торжество, которое било больнее любого хлыста!

Ребёнок! Этот ребёнок будет носить его имя, унаследует его имение, а меж тем в его жилах будет неизменно течь кровь Романовых, а не Долгоруких, и он всегда будет живым напоминанием о его, Андрея, позоре. Никогда ещё князь Долгорукий не чувствовал себя таким униженным, растоптанным и беспомощным. Пётр Алексеевич, безусловно, будет рад рождению внука: доселе единственным наследником рода Долгоруких был мальчишка, рождённый от крепостной. Мальчик милый, добрый и смышлёный, но незаконнорожденный и, к тому же, собственность своего отца. Теперь же, когда Наташа беременна…Но всё же Андрей неизменно приходил в бешенство, стоило мысли о том, что он будет растить чужого ребёнка, возникнуть в его голове. Пусть он не был цесаревичем, но гордость у него всё-таки была. И теперь, когда её так жестоко попирали, буквально плюя ему в лицо… Князь сжал кулаки: не стоило забывать так же, что, глядя на это дитя, Натали никогда не сможет забыть о своей связи с цесаревичем. Даже если бы Долгорукий окружил свою жену небывалой любовью и нежностью, она не смогла бы забыть, а сейчас он не чувствовал к своей княгине ничего, кроме презрения, близкого к отвращению.Мимолётное непрошенное воспоминание о Марии ещё больнее обожгло мысли князя. И эта интрижка, которой он хотел причинить боль своей жене, показалась ему бессмысленной и даже смешной. Только теперь Андрей понял, что его надуманный роман с цесаревной был лишь булавочным уколом для Наташи, чьи самолюбие и гордость за столько лет привыкли к ударам куда более ощутимым.А сейчас Натали была ещё более неуязвимой, потому что была счастливой. Она вся светилась этим счастьем: её лицо, её глаза, счастье звучало в её голосе. И в своём полубезумном, почти преступном счастье она совершенно позабыла не только об уязвлённой гордости своего мужа, но и о нём самом.

О, если бы только он мог повернуть время вспять! Он бежал бы от Петербурга, от Зимнего Дворца, никогда бы не принял столь лестного предложения императора, и спрятал бы Наташу от лучащегося любовью взгляда Александра. Ведь вместо почёта, власти или богатства Андрей получил только унижение, насмешки, попранную гордость, разрушенную семью. Конечно, был у него ещё один выход: он мог бы отказаться от Наташи и от её ребёнка. Вот только это не только не спасло бы его от падения в глазах света, но лишь усугубило бы его бедственное положение. И Андрею ничего не оставалось, кроме как, скрепя сердце, продолжать улыбаться в лицо злоязыким придворным и делать вид, будто счастливее его нет мужчины на земле.

***Ноги сами несли Александра к комнатам княгини Долгорукой. Ему было плевать, как на это посмотрят окружающие, и что скажет отец – ему просто нужно было увидеть Наташу, чтобы удостовериться, что вчерашнее счастливое известие – не злая шутка его воображения и не сон, а правда. Отбросив прочь все опасения, наследник летел по коридорам дворца, словно крылья выросли у него за спиной, и, словно Амур – покровитель влюблённых, благоволил ему, так никого и не встретил.Несмотря на ранний час, он нашёл Наташу уже одетой, очень бледной и задумчивой. Словно вечные спутники невесёлых дум, глубокие морщины избороздили чело девушки, в глазах застыла дымка слёз. Бледность девушки испугала Александра, и он стремительно подошёл к Наташе.- Что такое? Что с тобой? – обеспокоенный взгляд цесаревича скользнул по фигуре княгини. – Что-то с ребёнком?Наташа ответила ему ласковой, но печальной улыбкой, и покачала головой.

- Со мной всё хорошо, Ваше Высочество, и с ребёнком, надеюсь, тоже.- Тогда что? – нахмурился великий князь, удивлённый и обеспокоенный таким формальным обращением к нему. – Натали…Он хотел было приподнять её подбородок, чтобы заглянуть в любимые зелёные глаза, но княгиня увернулась от его прикосновения.

- Наташа?..- Я много думала, Саша… Это всё так…неправильно… - девушка опустила глаза, избегая непонимающего взгляда цесаревича. Сколько мыслей посетило её в эту безумно долгую осеннюю ночь! Её бросало с небес счастья в пучину тоскливого стыда, она слышала ласковый шёпот Александра, а следом видела полные грусти и неяркой ненависти глаза Марии. Она была близка к побегу, а в следующий миг – полна решимости остаться и взять от судьбы столько счастья, сколько сможет вырвать из жадных рук. И от этой тихой, безмолвной борьбы с самой собой, с собственным сердцем и разумом Натали устала больше, чем когда-либо за всю свою жизнь. И теперь ей хотелось только одного: оставить все печали и думы позади, пойти по самому лёгкому, пусть и болезненному пути. Пауза затянулась, и Долгорукая искоса взглянула на молодого человека, надеясь, что он поймёт всё сам, не вынуждая её произносить эти слова, убивающие последнюю надежду. Но Александр молчал, напряжённо ожидая продолжения. – Я буду просить Её Величество о позволении покинуть Двор.Вся краска сбежала с лица Александра, едва она успела договорить. Сердце глухо и тяжело бухнуло о рёбра и будто бы замерло. Потрясённый словами княгини, он протянул к ней руки, но прикоснуться не решился и замер в позе почти умоляющей. Наташа отвернулась, чтобы не видеть этой мольбы, смешанной с упрёком, в его голубых глазах, по щекам её струились тихие слёзы.

- Покинуть?! – воскликнул он, наконец, немного придя себя. – Двор? Пускай! Но…меня? Ты сможешь это сделать?

- Смогу, - сдавленным голосом ответила она.- А выдержать? – уже тише, на пределе возможностей своего разума прошептал почти уничтоженный Александр.- Смогу… - услышав тяжкий вздох, Наташа, не выдержав, повернулась к нему. – Ах, Саша! Разве ты не видишь, в каком я положении? Муж меня ненавидит, Мари – презирает, должно быть, придворные насмехаются надо мной. А ты? Сможешь ты вынести, когда насмешки перекинутся на тебя, когда презрение, предназначенное мне одной, коснутся тебя, когда противные шепотки, - Натали поморщилась, - сплетников станут мешать тебе спать по ночам? Сможешь не отвернуться от меня? Продолжишь любить?- Да! – не медля ни секунды, с жаром ответил цесаревич, хватаясь за эти слова Наташи, как за спасительную нить. Он достаточно хорошо знал её: если бы она хотела уйти, уже бы покинула его, не тратила бы время на разговоры и вопросы. Но Натали не хотела уходить, она хотела, чтобы было, ради чего остаться. – Да! Да! Тысячу раз – да! Я люблю тебя, и это не игра, не мимолётное увлечение. Разве ты так ничего и не поняла? – с ласковым укором спросил он.Она нашла его руку, и Александр сжал её ладонь, вкладывая в этот жест всю силу своих к ней чувств.- Оставить меня, когда мы так счастливы? Не думал, что ты и помыслишь об этом…Девушка вздохнула, отстранилась, высвободив свою ладонь.- Счастливы? – задумчиво и грустно переспросила Наташа. – Разве я могу быть по-настоящему счастлива? Разве я настолько ужасна, чтобы быть счастливой, когда моё счастье зиждется на несчастье той, которая мне словно сестра? – взглянув на настороженного Александра, она покачала головой: - моё счастье – горькое. Слишком горькое, чтобы я могла им наслаждаться.Александр молчал. В отличие от Наташи, он умел чувствовать себя счастливым, отбросив прочь любые неприятные мысли. Вот и теперь, поглощённый мыслью о скором рождении ребёнка от любимой женщины, он почти забыл о супруге, носящей под сердцем его законное дитя, его наследника, и в этот момент, наверняка, жестоко страдающей от его измены; забыл о родителях, которым, безусловно, была неприятна подобная безалаберность первенца; забыл о людях, для которых наследник престола должен был быть, прежде всего, примером, а стал лишь одним из многих: прелюбодеем и лжецом. И чёрное пятно наползло на его сердце, вытравливая радость и счастье. Но Александр всё же нашёл в себе силы ободряюще улыбнуться Наташе, потому что знал, что её муки совести были куда страшнее, чем его.

- Я знаю, что не имею права просить тебя об этом, - всякий задор в его голосе потух, оставив лишь глухое безжизненное звучание, - но, пожалуйста, не покидай меня! Мне этого не вынести, Наташа. А это дитя… - его взгляд скользнул по плоскому животу девушки, -…разве ты могла подумать, что я отвергну его? Тебя? Я люблю тебя, люблю его, люблю вас обоих, несмотря ни на что! Прошу, останься… Я что-нибудь придумаю.Растроганная его искренней просьбой, Натали прикоснулась к его щеке, а цесаревич, чуть повернувшись, поцеловал её ладонь. Вдруг девушка почувствовала вину за свою вспышку. Безусловно, Александр не был единственным виновником её несчастий – большая вина лежала на её и только её плечах. Она сама выбрала этот путь, испрещенный насмешками, как ямами, она вела за собой и цесаревича, а теперь обрушила на него столько упрёков. Нет: она одна была виновата, она одна и должна была поплатиться.- Я люблю тебя, что бы ни случилось, - её собственные слова, звучавшие, как прощание, испугали её саму. – Но мне нужно поговорить с Её Величеством… И я покорюсь её воле, Саша, какова бы она ни была.

Цесаревич смотрел на Долгорукую полным тоски взглядом, но не смел возразить. На уставшем, бледном лице Наташи была написана такая уверенность, что Александр понял, что ни одна его мольба, ни одно обещание не поколеблет решимости девушки. И ему оставалось только принять вместе с ней тот приговор, какой вынесет для их любви его мать.

***Наташа сделала глубокий вдох, ожидая камердинера. МольбыАлександра нисколько не поколебали её решимости повиниться перед императрицей. И если сейчас она увидит, как улыбка Её Величества сменяется презрением, как в глазах тухнет участие и зарождается гнев – она будет сполна наказана за свой грех. За обиду и унижение, которое нанесла женщине, которая любила её, словно родную. Но она должна сказать, а после стерпеть всё, что угодно, ведь в противном случае чувства вины и стыда съедят её изнутри.- Вы хотели видеть меня, Наталья Александровна?- Александра Федоровна ласково улыбнулась вошедшей девушке, жестом отсылая своих фрейлин прочь. – Как ваше здоровье?- Хорошо, благодарю вас. Ваше Величество…Императрица с удивлением смотрела, как княгиня Долгорукая опускается перед ней на колени, как глаза Наташи наполняются слезами.- Что с вами, душа моя?

- Я должна сказать вам… - сдавленным от слёз голосом произнесла девушка. – У меня под сердцем ребёнок Его Высочества. Вы всегда были так добры ко мне, Ваше Величество, но если вы сию же минуту отошлёте меня прочь…Лёгким движением руки женщина остановила поток слов, с нежностью глядя на Натали. Мать Наташи, Зинаида Оболенская была в числе её первых фрейлин в России, и когда слабое здоровье женщины потребовало лечения в Италии, императрица с лёгкостью согласилась принять под своё крыло княжну Репнину. Только Бог знал, чего стоило ей сейчас видеть слёзы этой девушки, и не заключить её в свои объятия.

- Натали, хватит плакать. Посмотрите на меня, - голос Шарлотты звучал мягко, но требовательно. – Довольно слёз. Александр Николаевич знает?- Да-да, знает, - закивала Наташа, поспешно вытирая слёзы. – Мне показалось, он обрадовался… - совсем тихо произнесла девушка.- Чего же вы хотите от меня? – Александра подумала о цесаревне: какую боль принесёт ей известие о том, что связь мужа и лучшей подруги зашла так далеко. Сердце её разрывалось, ведь две столь дорогие ей девушки страдали от любви к её первенцу и любимцу, и ни одной из них она не могла помочь как следует, ни одну из них не могла выбрать.- Решите мою судьбу, Ваше Величество. Вы были той, кто подарил мне счастье, - девушка зарделась, вспомнив о молчании Александры Фёдоровны, которое вполне можно было принять за согласие на их роман, - но если вы сейчас скажете, что моему счастью пришёл конец, я повинуюсь.- Натали, вы любите Его Высочество?- Больше жизни… - прошептала девушка. – Однако, если…- Я не осмелюсь причинить вам столь сильную боль, - перебила её женщина, - и не хочу причинять боль Марии. Делайте так, как велит вам ваше сердце, Натали. Хотите – оставайтесь, хотите – уезжайте. Я приму любое ваше решение.

Императрица ободряюще сжала руку Натали, отводя взгляд от на миг озарившегося радостью лица девушки. Стыдясь саму себя, Александра бежала от ответственности за решение, которое, как бы она ни старалась, кому-нибудь да причинило бы боль. Как никто другой она знала, как больно видеть измены мужа, его фавориток и побочных детей, но любовь к Александру и желание ему счастья любой ценой пересилило в ней всё, а искренность любви и раскаяния Наташи совершенно обезоружили. Глядя, как Натали вытирает слёзы и успокаивается, императрица почувствовала, что её глаза наполняются солёной влагой. Но, когда девушка прикоснулась губами к рукам царицы, выражая своё почтение и огромную благодарность, женщина отпрянула.- Натали! Что вы!- Но, Ваше Величество, я так вам благодарна уже за то, что вы не прогнали меня прочь, что…- Пустое, моя дорогая, - взмахнула рукой Шарлотта. – Счастье моего сына – всё для меня, а вы даёте Александру Николаевичу это счастье. Не скажу, - она несколько помрачнела, но тут же взяла себя в руки, и лицо её разгладилось, - что я одобряю вашу связь… - увидев, как испуганно охнула и погрустнела княгиня Долгорукая, Александра в нерешительности смолкла. Она не желала причинять боль этой девушке, чья вина была лишь в том, что она полюбила не того человека, а слова её ранили Наташу. – Впрочем, довольно слов, своё решение я вам уже озвучила. Теперь дело только за вами.Скрепив свои слова ласковой улыбкой, императрица потянулась к брошенному шитью, давая Наташе понять, что аудиенция окончена. Не произнеся больше ни слова, Долгорукая поклонилась царице и тихо выскользнула за дверь.