Глава 18. (1/1)
Я к тебе прикоснусь – сердцем.Я тебя обниму – болью.Как во мне она дышит – слышишь?Что мне делать с этой любовью?(с)Мария незаметно стёрла ладонью бисеринки пота, выступившего на лбу. За несколько лет пребывания в России она всё ещё не привыкла к изменчивой и неласковой погоде столицы: зимой – ветры и ледяные дожди, летом – удушающая своим теплом влажная пелена. Девушка несколько раз глубоко вдохнула, впуская в лёгкие тяжёлый горячий воздух. Корсет мешал дышать, юбки словно налились свинцом. Пройдя ещё пару шагов, цесаревна покачнулась, но тут же почувствовала на своей талии твёрдую мужскую руку.- Вам дурно? – произнёс у неё над ухом голос Александра.
- Нет-нет, всё хорошо. Просто немного устала, и только.Она нерешительно подняла взгляд на мужа, а он только покачал головой, не сводя с неё недоверчивого взгляда голубых глаз. Мария не смогла сдержать улыбку и отвела глаза.- Всё хорошо, Ваше Высочество. Клянусь вам.Александр крепко сжал в своей руке руку жены и повёл её в прохладу бесконечных дворцовых коридоров. Смотр подшефного Марии Александровне полка порядком утомил её, и, как бы ни храбрилась цесаревна, её бледность и тяжёлое дыхание говорили ему о её состоянии лучше любых слов. Наследник понимал, что был Марии не лучшим мужем, заставляя её нервничать и порой причиняя ей боль, однако здоровье жены и будущего ребёнка волновало его.
Проводив Марию до её покоев, цесаревич усадил её в глубокое кресло и присел рядом на корточки, заглядывая ей в лицо. Отдышавшись, девушка подняла на него вопросительный взгляд.- Что-то не так?- Вы бледны, - нахмурился Александр. – Может, всё-таки позвать доктора?- Всё и правда в порядке, мой друг, - она накрыла своей ладошкой широкую руку мужа. – Так бывает, Ваше Высочество, когда… - девушка не договорила, почувствовав, что отчаянно краснеет. Она жила с Александром не один год, делила с ним супружеское ложе, родила ему детей, но по-прежнему не могла откровенно говорить с ним о многих вещах.
Цесаревич только понимающе кивнул, избавляя её от необходимости дальнейшего объяснения. Сейчас, когда рядом с ней был Александр – такой заботливый и внимательный – она с удивлением и стыдом вспоминала, как восторгалась князем Долгоруким, как он казался ей самым обходительным мужчиной. Его поцелуй всё ещё горел на её губах, и при одном воспоминании об этом щёки Марии вспыхнули ярким румянцем, который не укрылся от цесаревича.- Мария, вам нужен лекарь! – он порывисто поднялся, но девушка удержала его, крепко схватив за рукав.- Не надо, Александр Николаевич, - мягко произнесла она, - со мной и правда всё хорошо. Это всё жара…вы же знаете, как действует на меня петербургское лето.Он с сомнением посмотрел на жену, но всё-таки остановился. Мария не славилась крепким здоровьем, мигрени и простуды были обычным делом для неё в любое время года, и врачи советовали цесаревне выезжать заграницу на воды. Но новая беременность Марии отложила поездку на неопределённый срок, а кроме того великая княгиня и сама не желала покидать столь полюбившуюся ей страну даже ненадолго.
Мария медленно поднялась с кресла, останавливаясь совсем близко к мужу. Пальчики великой княгини соскользнули с суконного рукава на мягкую кожу запястья, продвинулись к пальцам Александра и, наконец, крепко сжали его ладонь. Заглянув ему в глаза, девушка улыбнулась. Казалось, в это мгновение весь остальной мир перестал существовать, оставив их наедине – любящих супругов, венчанных пред Богом и людьми. Все тревоги и горести разом отступили от неё, и великая княгиня почувствовала себя совершенно глупой гусыней. Как она могла сомневаться в любви Александра, когда он вот так заботится о ней? Как она могла думать, что влюбилась в князя Андрея, когда он никогда не смотрел на неё, как цесаревич сейчас? Подсознание то и дело подсовывало ей картинки недавнего бала, где наследник счастливо кружил Натали, совершенно забывшись в танце, а Андрей Долгоруким был добрым и чутким по отношению к ней. Но Мария настойчиво отмахивалась от горьких воспоминаний, не желая портить эти счастливые мгновения единения с супругом. Девушка обняла его за шею, прижалась к широкой груди, вдыхая знакомый до боли аромат.- Вы любите меня? – глухо прошептала она, цепляя губами шершавую материю мундира.
Александр напрягся, сильнее сжав руки на талии жены. Не думал он, что обычная забота о здоровье Марии обернётся вдруг тягостными объяснениями.
- Конечно, люблю…Это невысказанное ?но? больно кольнуло цесаревну отравленным шипом, распространяя по сердцу тянущее болезненное чувство. Она почти физически ощущала, как ласка и нежность в её сердце сменяются ревностью и жгучей обидой.- Но?..- Мария…- Но?!
Что он мог сказать ей? Что уважает её безмерно, что благодарен за терпение и покорность, что она дорога ему, как сестра брату. Но это было совсем не то, чего ждала – и желала – Мария. А ещё он мог рассказать ей, как сильно любит Наташу, и что эта любовь не угасает, а лишь разгорается ровным тёплым пламенем всё сильнее с каждым днём, и это пламя не сжигает его, а согревает. Но, нет, он был не так жесток.- Прошу вас… - глухо произнёс Александр, зная, что не может ни солгать ей, ни сказать правду.Мария всхлипнула и заметалась в руках мужа, но цесаревич объятий не разжал и от себя её не отпустил. Слёзы выступили в уголках её глаз, и глаза её лихорадочно блестели, когда она подняла на него взгляд.- Вы любите её? Натали? – он молчал, лицо его сделалось непроницаемым. – Прошу вас, я ведь всегда была честна с вами, Ваше Высочество! – девушка резким движением стёрла слезу, покатившуюся по щеке, опередив прикосновение Александра. -Почему из всех женщин при Дворе вы выбрали именно её? Почему…Наташа?.. – от волнения она вновь заговорила с акцентом и, смутившись, сильнее расплакалась.- Ох, Мари, Мари… Полноте, вам нельзя волноваться! – цесаревич, не на шутку испугавшись столь нервной реакции жены, почти насильно усадил её обратно в кресло. – Подумайте о нашем ребёнке! Я…Она всхлипнула и прижала ладошку к губам Александра, заставляя того замолчать.- Ни слова, прошу вас, - быстро зашептала она. – Я не хочу ничего знать! Я люблю вас, а вы… Впрочем, - она пожала плечами, глядя куда-то мимо него, - я покорная и любящая жена, а вы вольны делать, что вам угодно.- Мари! – воскликнул он. Александр прекрасно понимал, что она имеет право обижаться и злиться на него, и всё же слова жены задели его за живое. Он никогда не неволил Марию, и не давал ей ложных надежд, не обещал ничего, кроме того, что реально мог дать жене. И это не была любовь или страсть. – Вы несправедливы ко мне… - прошептал цесаревич.Девушка вскинула быстрый взгляд на него и открыла рот, чтобы что-то сказать, но передумала. Повертев кольцо на пальце, она всё же решилась:- Помните, Александр Николаевич, вы однажды сказали, что не упрекнёте меня…как же это, - она нахмурилась и потёрла лоб указательным пальцем, -…в лёгком флирте…- Что это значит? – в свою очередь нахмурился Александр.
Он прекрасно знал, что его дядя, покойный император Александр I дал своей супруге свободу любить и быть любимой, точно так же, как и она ему. Этот весьма странный во всех отношениях брак породил в Европе множество слухов один нелепее другого, бросив тень на весь род Романовых. Независимо от того, что думал по этому поводу Александр, он отлично знал, что его отец никогда не допустит в своей семье даже подобия такого вольнодумства. Жена обязана быть верной своему мужу несмотря ни на что – таковы были негласные законы семейной жизни его родителей, того же ждали и от них с Марией. Впрочем, признаться, не только лишь вопросы чести и морали волновали цесаревича: ему самому претила мысль о том, что его жена заведёт интрижку с каким-нибудь придворным, пусть подобное отношение к ней было не слишком справедливым.
Пока он выдерживал паузу, сверля Марию недоумённым взглядом, чело девушки разгладилось, слёзы высохли, и, кажется, на неё снизошло умиротворение.- Что это значит, Мария Александровна? – ещё раз переспросил он.- Ничего, - безразлично махнула рукой девушка. – Можете считать, что это жара так влияет на меня… А сейчас, если вы не возражаете, я бы хотела немного отдохнуть. Вы не оставите меня?Александру ничего не оставалось, как, поцеловав её руку, тихо удалиться из будуара жены, оставив её наедине с собой.
***Цесаревич лежал на диванчике, положив руки под голову, прикрыв глаза. Неприятная сцена, произошедшая между ним и Марией, оставила на душе Александра горький осадок, и теперь он прятался здесь, в покоях Натали, пытаясь справиться с наплывом дум. Здесь его точно никто не стал бы искать – просто не посмел бы…Теперь, когда его отношения с женщинами никак не могли повлиять на судьбу Российской Империи, его титул стал хорошим барьером между его чувствами, женщиной, которую он любил, и обществом с его ядовитыми языками. И только это утешало Александра в моменты, подобные этому. Он не мог заставить себя полюбить Мари так, как должно – страстно, пылко, всем сердцем. Она была важным человеком в его жизни, он хотел заботиться о ней и оберегать её, он уважал её и восторгался ею, но не возбуждала она в нём тех чувств, той страсти, что вспыхивали жарким пламенем, стоило ему лишь подумать о Натали Долгорукой. Александр всегда считал себя натурой цельной, и теперь, разрываясь между двумя любящими его женщинами, между долгом и чувством, он чувствовал себя прескверно.Он всегда считал своего отца чёрствым человеком, нечутким родителем, солдафоном, но в этот миг Александру отчаянно захотелось стать таким, как он. Николай всегда был больше самодержцем, нежели отцом и мужем, никогда не влюблялся в своих фавориток и всегда был неизменно вежлив и обходителен со своей императрицей. И, теперь Александр отчётливо понял это, Николай Павлович всё-таки любил свою жену той трепетной галантной любовью, которой славились рыцари и кавалеры прошлых веков. Александр же был не способен на такое: его любовь была и страстной, и трепетно-нежной, но всегда цельной, и он не мог разделить её между Марией и Наташей.Стукнула, открываясь, дверь, послышался лёгкий шорох платья. Стоило ему вдохнуть такой знакомый и родной аромат вербены и лимона – и сердце застучало громче и чаще. Цесаревич пошевелился на своём месте, запрокинул голову, стараясь получше разглядеть вошедшую, но ничего не вышло.- Ваше Высочество! – заметив движение на диване, воскликнула Наташа.- Как Её Высочество? – Александр запоздало прикусил язык, вспомнив, что не желал затрагивать эту тему с Долгорукой, не хотел даже произносить имя жены, зная, что Натали это только делает больнее. Но не смог сдержаться: вина грызла его, и тем хуже было то, что он не знал способа избавиться от этого изнуряющего чувства.- Мария? – девушка подошла к цесаревичу и присела на подлокотник дивана. – Она попросила чаю с мятой и легла отдыхать. Знаете, этот смотр сильно утомил её. Не стоило заставлять Марию Александровну посещать его. Или хотя бы повременить, пока не станет прохладнее…
Александр вздохнул.- Это я.- Что – вы? – не поняла она.- Я расстроил её. Знаешь, - он сел на диване и, обняв Натали за талию, потянул на себя так, что девушка соскользнула со своего места, - она снова затеяла этот разговор…от любви…о нас…о нас…Зелёные глаза смотрели на него со спокойной покорной любовью, но всё же на миг в них плеснулась едва заметная боль. Наташа понимающе кивнула.- Хотите, чтобы я уехала? Только скажите, и…- Ни в коем случае, - выдохнул он почти ей в губы, растягивая невозможно сладостное предвкушение близкого поцелуя. – Если ты уедешь, я…меня не станет…- Глупости… - шепнула девушка, уголки её губ еле-еле дёрнулись в стороны.- Нет, правда, - цесаревич почти прикасался к её губам, - может, так было бы правильнее, но я даже под страхом смерти не смогу просить тебя об этом.Натали не выдержала первая: покачнулась вперёд, коснулась его губ, улыбнулась и прикрыла глаза, наслаждаясь поцелуем. Каждое слово Александра ранило её, потому что она понимала: он не сможет отпустить её, она – уйти, а Мария так и будет страдать. Порочный круг, но разорвать его не представлялось возможным. Просто не было сил – последние уходили на то, чтобы держать высоко голову, сносить любовь цесаревны и осознание своей бесконечной вины, не трепетать под полными осуждения взглядами Андрея и кривыми ухмылками проницательного императора. И в руках Александра, под нежными и жаркими прикосновениями его губ Наташа действительно становилась сильнее, словно это были её жизненные соки, словно она питалась одной лишь его любовью.